Что такое любовь?
Что такое любовь?
Списки мудрецов, разгадывавших этот феномен, огромны и не поддаются никакому цитированию, отчего ни вам, ни мне не легче: никто не знает исчерпывающего ответа на вопрос. Почему два человека неожиданным для себя образом, столкнувшись в аэропорту, на вечеринке у друзей, оказываются неспособными дальше жить друг без друга? Или два человека, которые знали друг друга всю жизнь и вдруг – бац! – как снег на голову, как ураган, как вулкан, море, вышедшее из берегов!
Что с ними случилось?
И вот они вопреки воле родителей, подчас лишаясь расположения окружающих, выгодных перспектив, друзей, родных, возможности видеться с собственными детьми, соединяют свои судьбы. Списки условных Монтекки и Капулетти не уступают спискам мудрецов, разгадывавших тайны природы любви.
Или, наоборот, без всякого «вопреки», а на радость маме. Как говорится, «за что боролись, на то и напоролись». Хотели – и получите.
Не поддается вычислению, прогнозу, управлению.
Зачем, почему? Люди меняют страну, часовой пояс, климат – ради таких же, с биологической тоски зрения, женщин или мужчин, каких буквально пруд пруди вокруг. Таких же?
Чем новая жена или новый муж лучше старых?
Нет ответа.
То есть этот ответ, конечно, придумывается: умнее, надежнее, красивее, моложе, социально перспективнее, но, как мы знаем, этот ответ совершенно здесь ни при чем. Любят не за что-то, принято считать у нас, любят просто так или даже вопреки.
У нас верят в иррациональность любви.
У нас считают, что любовь корыстная по сути своей аморальна.
Я не говорю сейчас о столичных элитах, бесконечно, многократно переосмысливающих прагматику любви: в СССР лучшим спутником считался иностранец или иностранка, поскольку они открывали запертые наглухо границы и облегчали доступ к благам европейской цивилизации. Затем лучшим спутником считался богатый, затем престарелый олигарх. Но это же все не о любви, мы понимаем.
Ученые что-то говорят нам о том, что мы узнаем друг друга по запаху. Считываем при помощи обоняния какие-то коды генной совместимости. И эта совместимость позволяет нам начать созидание новых отношений. Но какова цель этих отношений? Разве только продолжение рода? Совершенно очевидно, что соединение людей в пары было необходимо для выживания, и только частью этого выживания было воспроизводство. Те, кто хорошо адаптирован к выживанию сами по себе, не сложили в рамках своего вида парных сценариев, а оперировали другими множествами.
Но любовь здесь опять оказывается ни при чем. Любовь-то, как мы знаем, «зла – полюбишь и козла»! А какое с «козлом» возможно выживание? Многие народы, для которых выживание актуально по сию пору, не признают в своей культуре браков по любви. Как можно выживать, опираясь на любовь, если она непредсказуема и проходит со временем?
Любовь, зачем она?
Что с ее помощью нужно делать?
Закалять себя, усмирять, мудреть, взрослеть, созидать, разрушать, действовать, бездействовать?
Нет ответа.
Для многих верующих любовь – посланное им искушение.
Для фрейдистов – воскресшее воспоминание, тихой сапой управляющее чувствами человека и его поступками, эдакая выброшенная на берег дохлая рыба: образ матери, отца, сдобренный детской фантазией и переживаниями.
Для материалистов – осознанная необходимость обретения пары, превращающаяся в эмоциональную директиву к действию.
Мой приятель, грузин, давно живущий в Москве, по распоряжению отца спешно вернулся на родину и женился. Ему пришло время жениться, так сказал его отец. Он сел в автомобиль и, понаблюдав за девушками, выходящими из лучших тбилисских вузов, выбрал себе невесту. Женился. Родил детей. Любит ли он свою жену? Безусловно, а как же?
Дочь моих друзей нашла себе жениха по интернету на другом конце света. Они переписывались около года, встретились и оформили брак. Любят ли они друг друга? Еще как!
Но каким образом они сумели полюбить друг друга? Самым обычным: полюбили, и все.
Моя подруга прожила уже полжизни со своим мужем: надежным, умным, порядочным, успешным человеком. Он ее любит, а она его нет. Никак не может полюбить. Уже двадцать лет. Мы всегда спрашивали ее: может быть, ты на самом деле любишь кого-то другого? Все эти годы рыдаешь в подушку, не можешь забыть первой юношеской любви? Нет, признается она, просто не могу его полюбить и все. Терплю ради детей, пускай им будет хорошо, я себя в расчет не беру.
О чем эти три истории? О любви? О людях? О жизни? О судьбе?
Мы все, в массе своей, в совокупности так сказать, по-прежнему обожаем рязановскую «Иронию судьбы», пересматривая ее каждый год 31 декабря. Почему, за что? За то, что этот фильм в точности о том, что мы, многие из нас, считают в жизни главным: любовь – это судьба, это волшебство, это чудесная сила, испытывающая людей на «слабо», проверяющая их на вшивость. Кто может поставить эту абсурдность любви и случая выше здравого смысла – тот наш герой, а кто не умеет – тот, с нашей точки зрения, жалок и обязательно останется с носом.
«Ирония судьбы» – это наша кинематографическая библия любви. В ней все наши стереотипы и все наши заповеди. И главнейшую из них, Любовь, как и Россию – умом не понять.
Любовь и судьба – вещи не связанные, говорят нам одни мудрецы.
Любовь – это своего рода болезнь мозга. Так считал Конфуций и был по-своему прав. Что-то происходит и – вспышка, затмение, бред… Любовь и начинается как болезнь, и проходит иной раз так же внезапно, как началась. Но главное: любовь, как и любая болезнь, не подчиняется воле человека, нельзя заставить себя полюбить, как почти невозможно и заставить себя разлюбить. Это наблюдение легло в основу древней традиции, разделяющей брак и любовь. В каких-то культурах, как мы уже отмечали, женятся по любви, а в каких-то и по сей день – по разумному выбору.
Другие мудрецы учат нас, что в жизни нет ничего важнее любви. Что это высшее состояние, позволяющее нам прозревать. Именно поэтому в обычной жизни мы слепы, а, наполняясь любовью, становимся всевидящими.
Как раз наполняясь любовью, мы и слепнем, парирует первая группа мудрецов, любовь, лишая человека разума, делает его беззащитной игрушкой в руках обстоятельств.
Чушь, парируют приверженцы любви, любовь – это как раз то, что осталось нам от Атлантиды, некогда ушедшей под воду. Третий глаз у нас зарос, а вот способность любить, как рудимент, осталась. Мы не можем объяснить ничего из того, что осталось нам от великой цивилизации – ни происхождения колеса, ни любовного чувства.
Про Атлантиду мне верится. Но считать так или иначе оснований нет никаких. Любовь, как и Бог, по-прежнему остается территорией действия или не действия веры.
Верить или не верить в любовь – извечная тема дискуссий. Давно известны все аргументы «за» и все аргументы «против», но спор не иссякает. Почему?
Потому, очевидно, что аргументы эти касаются лишь каких-то проекций любви, а не ее самой. Кто-то был счастлив в любви – ну и что? Кто-то погиб из-за своей веры в любовь – ну и что? Всё это доказывает, что любовь проскальзывает сквозь сети таких аргументов и с легкостью выходит на свободу, простор, так и не тронутая никаким логическим препятствием.
Разгадать суть феномена любви, конечно, мне не удастся.
Но цель этих записок совершенно другая.
Мне хотелось бы разгадать не саму любовь, а, как я уже говорила, культурные коды и алгоритмы, которые с ней связаны, у тех, кто относит себя к русскому цивилизационному типу.
Слово «культура» здесь наиважнейшее. Ведь культура – это ничто иное, как образ действий, чего бы эти действия ни касались. Культура – это то, как мы едим, как живем, продолжаем род, строим жилища, воюем, уходим в мир иной, дарим, празднуем, лжем, приветствуем.
Любовь окутана культурой.
Моногамность и полигамия, отказ от любви вообще, низвержение любви, вознесение ее на невиданные высоты – все это культурные рефлексы, набор способов, ею разработанных.
Почему такие, а не иные?
Потому же, почему возникли и другие различия – в кухне, костюме, религии, истории, в интерпретации ключевых мировоззренческих понятий? Таких как совесть, судьба, добро, зло, успех? А потому, что каждая культура индивидуальна, как индивидуален национальный характер, влияния, оказанные на территорию в результате разного рода экспансий, география – все те обстоятельства, среди которых нужно было выживать.
Культура мощно ритуализирует все то, что не находится во власти человека. Гениальность, талант, интуицию, смерть, власть, вероятность, любовь.
Вокруг любви, мифа о любви в рамках каждой культуры существует множество традиций. Где-то поют серенады, а где-то крадут невест. Эти традиции и есть культура, но есть, конечно, и личностный компонент. У нас в России некоторые девушки из хороших семей до сих пор не дают поцелуя без любви и не вступают в сексуальные отношения до брака. А другие девушки из таких же хороших семей, протестуя против канонов и норм своей среды, предаются разврату и идут во все тяжкие. Некоторые провинциальные девушки, приехав в большие города, пытаются «честно» прокладывать свой путь в наших каменных джунглях, превращаясь в хороших сотрудниц и верных жен, а другие, из их же числа, приобщаются к искусству любви, вступают в многочисленные связи с мужчинами и становятся в результате тоже отнюдь не плохими женами. Есть культура – матрица, заданный алгоритм, а есть – индивидуальная судьба. Одно накладывается на другое, давая множества различных вариантов, которые мы и называем жизнью.
Но при всей индивидуальности ситуаций в России очевидным образом сложились некоторые новые традиции. Свобода, равенство и братство в полной мере могут считаться основой обновленного понимания любви, разделяемого большинством молодых людей. Эта свобода – в необязательности брака, молодые люди сплошь и рядом живут вместе без всяких печатей в паспорте. Эта свобода – в сексуальной свободе: заниматься сексом, много, хвалиться этим – престижно и социально одобряемо. Эта свобода – в приятии однополой любви и придании ей статуса нормы. Эта свобода, наконец, в необязательности верности, что пропагандируется многими современными молодыми людьми.
Равенство – это, конечно же, равенство полов. Какая современная девушка считает себя «низшей», «неполноценной» в отношении предмета своего увлечения? И жизнь, и роль, и амбиции молодых женщин ничуть не уступают достижениям и намерениям молодых людей. Во всяком случае, в больших городах.
А от равенства к братству – меньше, чем один шаг: принятая у нас норма общения молодых людей и девушек все больше подчеркивает не различие между ними, а сходство. Юноши, одетые в яркие свитеры, звучно расцеловываются с девушками при встрече и прощании, они живут одной, неразличимой социальной жизнью, одно пьют, одно едят, одно носят, одно читают, одно смотрят, об одном мечтают. Их объединяет одна субкультура, они – братья и сестры. Совсем не так, как это было еще каких-то сто, двести лет тому назад.
Что означает этот внедренный в нашу жизнь девиз Великой Французской революции? Европеизацию, вместившую в себя античные идеи красоты и восхищенности этой красотой? Марксизм, оставшийся одним из ярких европейских увлечений? Идеалы студенческой революции 1968 года с ее лозунгом «Запрещено запрещать!»? Новая телесность хлынула на нас рекой через разного рода экраны и глянец, все это пришло в наши умы через яркие упаковки и новую потребительскую культуру и дало наш неповторимый колорит, добавившись к классике любви, которая предписывает ей быть инициативной и страдающей, а ему, как минимум, неординарным.
И этот новый флер враз куда-то девается, когда между людьми возникает та самая, не разгаданная пока что, любовь. Новизна пришла в болтовню и формы досуга, во внешние проявления городской молодежной культуры, но она не проникла к первоосновам. Классика видна не в новых традициях и поведенческих рефлексах, а в старой архаике признаний, извинений, страданий, болезненных или счастливых поворотах судьбы.
Как ведут себя по-настоящему влюбленные?
Как и сто лет назад. Мучаются, ухаживают, подбирают слова. Может быть, инструменты, средства другие, но суть та же.
Вот мальчик влюбился в девочку. Для начала влюбился, а потом и полюбил. Что он будет делать?
Проявлять интерес и оказывать знаки внимания.
Каким образом?
Предложит зафрендить себя на Фейсбуке, будет писать смски, фотографировать на телефон встречи и вечеринки, выкладывать фотографии в интернет. Он станет ее куда-то приглашать. Станет интересоваться ее жизнью. Он будет спрашивать ее про любимые фильмы, песни, книги. Говоря об этом, обсуждая Земфиру или «Синие носы», они на самом деле уже начнут говорить о большем: о себе самих, о своих вкусах, ценностях, склонностях.
Мальчик попробует как-то начать объединение контуров их жизней: общие впечатления, общие знакомые, потом общие планы. Или девочка начнет. Кто уверенней в себе, тот и будет действовать. Но главное – по одному и тому же сценарию.
Подарит ли он ей цветы? Конечно. И виртуальные, и живые.
Переспят ли они? Наверное, да, сейчас это принято. Теория стакана воды, получившая распространение в первые годы советской власти, – заняться сексом просто, как выпить стакан воды, сегодня взяла верх в больших городах. Но важно ли это? Не думаю. Секс стал формой досуга, гимнастики, аутотренинга, уподобившись беговой дорожке, модной сумке. Но разве эта практика имеет отношение к любви? На мой взгляд, никакого.
Если он полюбит ее, то обязательно постарается добиться от нее любви в ответ. Теми способами, которые записаны в культуре и разгадыванию которых будут посвящены последующие страницы.
Потерпит ли он ее измены, сексуальные упражнения с другими мальчиками? Нет. Он будет страдать, как страдал его отец, дед и прапрадед в том самом XIX веке, откуда и выросло наше любовное признание.
Он, возможно, захочет показать ей, что он – парень обеспеченный или станет таковым. Но больше всего на свете, если он и вправду из богатой семьи, он будет бояться, что она находится рядом с ним из-за его денег. Он будет хотеть любви, а не любви за деньги.
Он будет говорить ей о своей надежности.
О своей беспомощности без нее.
О своем желании совместного будущего и семьи.
Он, очень вероятно, напишет ей любовное письмо. На бумаге, экране компьютера, окошечке мобильного телефона.
Захочет куда-нибудь уехать, в муках ожидая ее ответа, решения.
Он будет говорить с ней, если и вправду любит ее, о детях и старости – неважно где, в блоге ЖЖ, на Фейсбуке, в Твиттере или видеоролике, который снимет для нее мобильником.
Он будет стараться восхитить ее и одновременно почти наверняка вызвать в ней жалость и умиление.
А то, что они давно уже спят вместе или даже живут – это просто примета времени и не имеет никакого отношения к тому, о чем они говорят, грезят и чего добиваются друг от друга.
Если она не полюбит его, он будет несчастен.
Он будет плакать настоящими слезами.
Он, возможно, даже заречется любить.
Все будет, как было с его отцом, дедом, прадедом.
Он, отчаявшись добиться любви той самой девочки, которая напрочь засела у него в голове, возможно, даже и набедокурит, оставит на свободе свой пронзительный дневник, точно такой же, как писали сто – двести лет назад. Может быть, электронный дневник, а может быть, кто знает, и на тетрадных листах.
А если он окажется убедителен, о, какое же это будет для него счастье!
Они поедут путешествовать по Европе, точно так же, как это было принято в России до революции.
Он подарит ей колечко, купив его – да бог с ним! – через какой-нибудь интернет-магазин.
А потом, когда контуры их жизни сольются окончательно, он обязательно захочет, чтобы его слово было последним, чтобы он был главным, чтобы у каждого в семье была своя ответственность.
Прямо как у Грековой в «Хозяйке гостиницы» или как-то еще:
«Я хочу, чтобы люди говорили: «Как хорошо у Ларичевых!» Вот чего я хочу. Это мое право. Поняла?
– Поняла, – сказала Верочка, вдруг развеселившись. – Я только одного не поняла. Ты говоришь: у каждого из нас свои обязанности и свои права. Мои обязанности ты перечислил. А где же мои права?
– У тебя одно право: быть любимой. Или тебе этого мало?
Чуть-чуть, на волосок, поднялась соболиная бровь. Верочка поспешила ответить:
– Нет, не мало.
Что тут началось: вихрь, смерч. Одним словом: любовь».
С чего бы это, – станет протестовать сегодняшняя Верочка, – мы ведь оба работаем, оба занимаемся одним и тем же, почему это ты должен быть главным?
Это архаика, хочется ответить ей, но об этом в следующей сказке.
А сейчас речь пойдет о совершенно другой культуре и другой архаике – архаике любовного объяснения, без которого не обходится ни одна любовная история. Так уж повелось, что люди общаются при помощи слов…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.