Глава 4 Отбор продолжается

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 4

Отбор продолжается

1

По мнению Королева, все должно служить одной, главной идее. Это создает наполненность жизни. Уплотненность времени в делах была доведена у него до невероятных пределов. Он работал без передышки, без отдыха, без напрасных трат времени. Контакты с сотнями людей ежедневно, разбор сотен служебных документов, напряженные телефонные разговоры в течение всего рабочего времени, оперативные совещания… — и так каждый день. Нередко он прихватывал и выходные. А еще Главному конструктору приходилось разбирать конфликтные ситуации в его огромном хозяйстве. И Королев их разбирал, и не считал это время потерянным.

Кстати, знанием предмета Сергей Павлович буквально ошарашивал собеседников, оппонентов, жалобщиков. Он обладал к тому же феноменальной памятью, и подчиненные всегда удивлялись, как он мог держать в голове самую подробную информацию обо всем, что так или иначе было связано с ракетой. Именно эту черту, глубокое знание порученного дела, отметил в Королеве и председатель Совнаркома СССР Сталин с первой же встречи с «главным ракетчиком» страны в апреле сорок седьмого…

Закончив разговор с Севериным, Главный конструктор вслед за Воскресенским направился было в приемную. Но дверь перед ними открылась, в кабинет вошла секретарь, Антонина Алексеевна, привычно спокойно доложила:

— Сергей Павлович, приехал полковник Карпов с группой офицеров. Он говорит, что вы назначили им встречу на сегодня?

— Все правильно, Антонина Алексеевна. Назначил. Приглашайте. — И Главный конструктор сопроводил свои слова широким приглашающим жестом.

Тут же, в раздумье, он медленно вернулся к своему рабочему столу, остановился перед ним, потом повернулся к двери, прикидывая про себя, что же скажет этим молодым храбрецам во вторую встречу «профессор Сергеев».

И вот вся группа из двадцати человек перед ним. Пригласив их подходить поближе, он, на ходу пожав руку полковнику Карпову, обратился к будущим космонавтам, продолжателям его дела.

— Здравствуйте, товарищи! Рад принимать вас наконец на своей базе, — Королев поздоровался с каждым, попросив назвать себя. Вот какие они, первопроходцы — Попович, Карташов, Гагарин, Титов, Варламов, Николаев, Шонин…

Главный конструктор представился и сам:

— Очень рад знакомству… Королев.

Так состоялось их более близкое знакомство, в отличие от майского, при его неожиданном появлении на занятиях. И они легко узнали того «высокого начальника», которого полковник Карпов прилюдно назвал «профессором Сергеевым». А вечером, по секрету, сказал Комарову, что это был Сергей Павлович Королев.

Хозяин кабинета усадил гостей за длинный стол перед окнами, уважительно обратился к ним с вопросом:

— Прежде всего, рад приветствовать вас, главных испытателей нашей пилотируемой продукции. Возражений не будет, если я некоторое время посвящу предмету нашего общего дела?

— Нет, конечно, Сергей Павлович, — за всех ответил Карпов.

— В двадцать девятом году, примерно в вашем возрасте, — сказал Королев, влюбленно глядя на космонавтов, — мне довелось встретиться с Константином Эдуардовичем Циолковским. Эта встреча окончательно определила мою дальнейшую жизнь. Я всецело посвятил себя разработке ракетно-космической техники. Было много неудач, но и успехи наши в этом деле теперь налицо. И вот наконец мы подошли к тому рубежу, когда стал возможен полет человека в космическое пространство. Это уже не мечта, не фантазия, а реальность завтрашнего дня. Кто-то из вас будет первым, совершит полет на трехсоткилометровую орбиту. Готовьтесь. Машина есть.

Сказав так, Главный конструктор пристально посмотрел на своих слушателей. Хотел сразу узнать их реакцию.

Карташов осторожно толкнул сидящего рядом Гагарина:

— Вот, видишь, Юрий, ставка делается на нашу группу.

Гагарин впился глазами в Сергея Павловича, который только что сказал такую захватывающую фразу: «Готовьтесь. Машина есть». Карташову он ответил:

— Слушай, Анатолий. Возможно, этим первым станешь ты.

После выжидательной паузы Королев продолжал:

— Полеты в околоземное пространство предъявят людям очень строгие требования. Помимо общей подготовки и универсальных физических данных, космонавтов должно отличать умение управлять сложнейшей техникой. Им необходима определенная летная практика, мгновенная реакция для принятия решений в экстремальных условиях. Вот почему при отборе кандидатов в первый отряд предпочтение было отдано вам, летчикам реактивной истребительной авиации, настоящим воздушным универсалам. Совершая полеты в стратосфере, вы соединили в одном лице и пилота, и штурмана, и бортинженера, и связиста. Ваш летный опыт существенно сократил время подготовки первого космического полета. По всей видимости, он ограничится только одним витком вокруг Земли. Кто-то из вас доставит нам уникальную информацию о работе систем жизнеобеспечения корабля, о поведении человеческого организма в условиях невесомости. Этим полетом завершится начальный этап «теоретического космоплавания» и начнется следующий — этап практической космонавтики.

Ничего подобного летчики еще не слышали от тех, кто встречался с ними до этого дня на теоретических занятиях. Глуховатый, но уверенный голос Главного конструктора покорял, завораживал их «космическое воображение».

Ракетно-космический «оракул» продолжал вдохновлять:

— У нас имеется впечатляющая программа. Возникла идея выхода человека в открытый космос, а также предусматривается идея Циолковского о создании на орбите Земли постоянно действующей научной станции со сменяющимся экипажем. Сегодня на нашем производстве вы познакомитесь не только с реальным космическим кораблем, который для кого-то из вас станет временным орбитальным домом, но и увидите спускаемый аппарат. Его менее совершенный предшественник доставил на Землю целехонькой собачку Лайку. Я посчитаю себя удовлетворенным, если, примитивно изложив наши ближайшие и немножко завтрашние планы, помог вам определиться в чрезвычайно интересном деле. Теперь я готов выслушать и ответить на интересующие вас вопросы.

Первый вопрос Главному конструктору задал Титов:

— Скажите, Сергей Павлович, почему регион для отбора в наш отряд ограничился только европейской частью страны?

— Потому, — ответил Королев, — что нас уже поджимало время. Эту работу надо было провести за три-четыре месяца. А требования к летному составу везде одинаковы, что в Прибалтике, что в Приморье. Кстати, тебя, Герман, и Павла Поповича медики легко обнаружили недалеко от Москвы.

Вопрос Варламова был того же плана:

— А почему, Сергей Павлович, были названы такие строгие критерии для кандидатов: рост — не более ста семидесяти сантиметров, возраст — до тридцати лет?

Главный конструктор ответил и на него:

— Еще год назад космический корабль существовал лишь на листах ватмана, и мы исходили из его конкретных размеров. А возраст?.. Известно, что организм молодых людей менее подвержен разным заболеваниям. В моем возрасте не перенести больших физических нагрузок и не так просто решиться на такой полет.

— Сергей Павлович, как изменятся впредь наши тренировочные занятия? — задал вопрос Карташов.

— Они будут расширяться и углубляться, дорогие товарищи. Основное внимание оставшегося до полета времени будет уделено изучению отдельных систем жизнеобеспечения космического корабля, — четко ответил Королев.

— Вы здорово выручили нас, Сергей Павлович, на первом этапе подготовки, — вступил в разговор Гагарин. — А то ведь Евгений Анатольевич устроил нам поначалу «настоящий медпросвет».

— Что ты имеешь в виду, Юрий? — поставил встречный вопрос полковник Карпов.

— Как что? — повторил Гагарин и ответил: — Звали летать на новой технике, а на занятиях — сплошная теория. То авиационная или космическая медицина, то перегрузки, то невесомость и как с нею бороться… Мы шли испытывать новейшую технику.

— А ежедневная физподготовка? Ты, что же, Юрий, эти занятия никак не учитываешь? — снова возразил Карпов.

— Учитываю, да еще как, Евгений Анатольевич, — с долей иронии согласился Гагарин. — Разве можно забыть ежедневные пятикилометровые кроссы.

Нелюбова больше других волновал вопрос о первом полете. Он напрямую обратился к Главному конструктору:

— Сергей Павлович, вы сказали сегодня, что первым в космос полетит кто-то из нас. Но какими качествами должен, по-вашему, обладать этот заглавный космонавт?

Королев испытующе посмотрел на Нелюбова:

— Думаю, Григорий, что все эти качества в разной степени присущи большинству из вас. Я бы отнес сюда трудолюбие, смелость, любознательность, оптимизм, веру в успех полета, патриотизм.

Попович достал записную книжку, отыскал нужную страничку, обратился к Королеву:

— Сергей Павлович, на днях я прочитал интересную книгу о летчиках. В ней есть такие строки: «Без романтики мы не сможем жить. Мир остановится. Хочется верить, что двигают вперед мечтатели и фантазеры. Это просто другое название революционеров, изобретателей и поэтов».

Главный конструктор с воодушевлением воспринял «демарш» Поповича, поддержал его:

— Очень правильные слова, Павел. Я тоже люблю мечтать. Без мечты я не представляю своей работы. Я мечтал летать на самолетах собственной конструкции, но после встречи с Циолковским решил строить ракеты. Я ушел от Константина Эдуардовича с одной мыслью — строить ракеты и летать на них. Всем смыслом моей жизни стало осуществить мечту и пробиться к звездам.

— Скажите, Сергей Павлович, а программа нашего обучения предусматривает специальные тренировки на космодроме? — задал неожиданный вопрос Варламов.

— Несомненно, Валентин, — ответил Королев. — Только произойдет это, по-видимому, уже в следующем году, после серии экспериментальных запусков кораблей-спутников, оснащенных соответствующей аппаратурой…

Когда вопросы будущих космонавтов наконец иссякли, Главный конструктор предложил им отправиться в сборочный цех. Возле первого в ряду космического аппарата находились его помощники Воскресенский и Ивановский.

Воскресенский тут же обратился к Королеву:

— Кто будет начинать упражнение, Сергей Павлович?

— Ты готовил программу, ты и начинай, — твердо сказал Королев и тут же обратился к своим гостям: — Товарищи космонавты! Я представляю вам своего заместителя по летным испытаниям Леонида Александровича Воскресенского, одного из разработчиков сложных испытательных комплексов здесь и на Байконуре. А Олега Генриховича Ивановского, ведущего конструктора одноместного космического корабля, по-моему, представлять не надо. Он много раз приезжал к вам, в Звездный, проводил занятия по ракетной технике и отдельным системам корабля. Цель сегодняшнего упражнения — знакомство с его системами жизнеобеспечения и спускаемым аппаратом. С последним объектом вы еще не знакомы. Так что сегодня мы сделаем новый шажок вперед, раздвинем свои космические горизонты. Вступление я сделал. Теперь передаю слово Леониду Александровичу.

— Товарищи будущие космонавты! — сказал Воскресенский и жестом пригласил гостей ближе к кораблю. — Сегодня у вас только первое знакомство с серийным изделием. Конструктивно он состоит из двух частей: приборного отсека с тормозной двигательной установкой и спускаемого аппарата. Форма его шарообразная. Она опробована на первом искусственном спутнике Земли. В центре спускаемого аппарата находится кресло пилота. Над иллюминатором, на противоположной от входного люка стороне, помещена приборная доска. Посмотрев на нее, космонавт сразу узнает о давлении воздуха, температуре, содержании кислорода и углекислого газа в кабине. Вмонтированный в приборную доску вращающийся глобус будет в каждый данный момент показывать пилоту ту точку Земли, над которой он пролетает. Управление кораблем автоматическое. Пилот, заняв место в кабине, проверив скафандр и связь с Землей, не должен впредь вмешиваться в работу бортовых систем. От него не требуется проверка аппаратуры, умение управлять кораблем.

У Гагарина невольно вырвался вопрос:

— Так что же, Леонид Александрович, наше пребывание в кабине сводится к роли обыкновенного стороннего наблюдателя?

Главный конструктор подошел к своему заму:

— Вот, Леонид Александрович, ты и получил первый вопрос по существу… Как ты ответишь на него Юрию?

— Отвечу, Сергей Павлович, — уверенно сказал Воскресенский. — Полет корабля в автоматическом режиме не предусматривает какого-либо вмешательства пилота.

— Если полет протекает штатно, — добавил Королев. — Но в аварийной ситуации космонавт обязан отключить автоматику и перейти на ручное управление.

— Смотря какая аварийная ситуация, Сергей Павлович, — не согласился Воскресенский.

Но Королев продолжил свою мысль:

— Особенно важно это при спуске. А тут мы придумали для пилота небольшой технико-психологический секрет. О работе «логического замка» расскажет Олег Генрихович.

По крутой стремянке Ивановский поднялся к входному люку спускаемого аппарата, открыл дверцу, пояснил:

— В аварийной ситуации при спуске пилоту необходимо правильно выбрать место будущей посадки, чтобы в расчетное время включить тормозную систему, ведь тормозной путь корабля займет свыше одиннадцати тысяч километров. Включение тормозной двигательной установки обеспечивается кнопкой, окрашенной в красный цвет. Выше ее располагается два ряда кнопок с цифрами. Нажав три из них в определенном порядке, космонавт получает возможность перехода на ручное управление тормозной системой корабля. Эти «секретные цифры» хранятся в специальном бортовом пакете и являются кодом для срабатывания «логического замка». Чтобы в экстремальных условиях осуществить такой переход, космонавт должен иметь «холодную голову», не терять выдержки и самообладания. В противном случае корабль продолжит полет в автоматическом режиме.

Тут Королев остановил своего заместителя:

— Хорошо, Олег Генрихович. На этом мы, пожалуй, и завершим первое ознакомительное упражнение. А теперь, кто из будущих космонавтов желает опробовать кресло пилота нашего первого космического объекта?

— Разрешите мне, Сергей Павлович? — претендент, а это произнес Гагарин, нашелся быстро.

Главный конструктор разрешил. И Юрий, словно перед ним была привычная кабина истребителя, поднялся к входному люку корабля, уверенно взялся за подлокотники… Но тут же спустился вниз, расшнуровал и снял ботинки на брезенте, в носках вошел в спускаемый аппарат, сел в кресло, по-хозяйски внимательно осмотрел кабину. По выходе он объявил коллегам:

— Нормальная кабина. Лететь можно.

Главный конструктор отвел Ивановского в сторону, заключил:

— Вот, Олег Генрихович, это и есть тот летчик, который первым полетит на орбиту… Юрий Гагарин… Под него и следует готовить все космическое одеяние…

В тот день Королев приехал домой чуть раньше обычного. Нина Ивановна сразу заметила его бодрое расположение духа. Как всегда, взглянув на мужа, спросила:

— У тебя, Сережа, произошло что-то важное?

— Произошло, Нинок, — весело ответил Главный конструктор и, не снимая пиджака, прошел к жене на кухню. — Да еще какое важное. Сегодня я пригласил к себе в ОКБ будущих космонавтов. Ты не можешь себе представить, какие замечательные ребята готовятся у Карпова в Звездном к полету.

— Так что же, скоро действительно кто-то из них полетит на орбиту Земли на твоем «Востоке»?

Название космического корабля «Восток» Сергей Павлович придумал еще в середине мая, на Байконуре, но никому о нем не говорил до сих пор. Он решил, что обнародует его только при запуске корабля-спутника с человеком. Тогда Нине Ивановне была известна маленькая тайна мужа. Когда он, ополоснув лицо в ванной, снова пришел к ней на кухню, где жена готовила ужин, Нина Ивановна повторила свой вопрос:

— Значит, скоро ты снова отправишься в Казахстан, чтобы запустить кого-то из них на околоземную орбиту?

Сергей Павлович обнял жену за плечи, повернул лицом к себе, но ответил ей не совсем уверенно:

— Понимаешь, Нинок, нам еще предстоит сделать кое-что важное по «Востоку», чтобы первый космонавт обязательно возвратился живым на Землю. Это — важнейшее и непременное условие. А запустить корабль без такой исключительной гарантии мы действительно могли бы даже в июле.

— Но ведь вы уже возвращали на Землю, Сережа, Лайку и мышей?.. — удивилась Нина Ивановна. — Никаких проблем не возникло.

— Понимаешь, моя дорогая женушка, требуется вернуть с орбиты разумное существо, которое, помимо записей датчиков, внятно расскажет моим товарищам и мне о личных ощущениях в ходе самого полета.

Королев медленно опустился на стул и продолжил прежнюю мысль:

— Кошка, падая с высоты, всегда опускается на ноги и таким образом гасит скорость. А у нас на парашютных прыжках самый опытный летчик Беляев оступился и сломал ногу. Теперь находится в госпитале. Яздовский предложил отчислить его из отряда, но я запретил. Отчисление для Павла Ивановича, прошедшего многотысячный отбор, стало бы огромной душевной травмой на всю оставшуюся жизнь.

После ужина Нина Ивановна снова вернулась к разговору. Она вошла в кабинет и, присев на диван в простенке между окнами, спросила как бы между прочим:

— Так какие запуски, Сереженька, ты сейчас готовишь?

— До конца года мы запустим на околоземную орбиту два или три корабля-спутника с собачками. И только потом, с разрешения правительства, поставим вопрос о полете человека.

— Вот это очень правильно, с разрешения правительства, — поддержала Нина Ивановна и сделала вывод: — Зачем тебе, Сережа, брать всю ответственность только на себя?

— В любом случае, Нинок, главная ответственность остается на мне, — твердо заявил Главный конструктор. — Правительство примет решение только после моего доклада об окончательной готовности к полету.

— Подумать только, как вся ракетная тематика завязана теперь на твоих работах, — сказала Нина Ивановна. — За полет человека в космос отвечаешь ты. Перевооружение регулярных частей армии боевыми ракетами маршал Малиновский тоже не снял с тебя полностью. А скоро Курчатов предложит тебе разработать специальную ракету для доставки в Америку своих ядерных изделий.

Сергей Павлович с интересом посмотрел на жену:

— Ты, Нинок, на глазах становишься моим важным советником в ракетных делах. Представь себе, я о заботах Игоря Васильевича до сих пор не имел времени подумать и, кстати, у нас с тобой никогда не было о них разговора.

2

После возвращения с парашютной подготовки из Энгельса все будущие космонавты занимались очень много. Гагарин не являлся исключением. Помимо напряженных теоретических занятий и тренировок в Звездном, Юрий основательно штудировал по вечерам «открытые конспекты» по астрофизике, геофизике, космической связи и астрономии. Появились на его рабочем столе томик Циолковского, книга писателя-фантаста Ефремова «Туманность Андромеды». Он хотел как можно больше узнать, что ожидает его в полете, о роли человека на борту космического корабля. Гагарин увлеченно читал книги и искренне удивлялся — как можно было полстолетия назад описать то, чем их отряд основательно занимался сейчас, в шестидесятом? В Печенге он считал себя приличным знатоком идей Циолковского, но на занятиях в Звездном воочию убедился в скудости своих знаний.

Вечером 18 июня Юрий вернулся домой каким-то особенным, окрыленным. Громко чмокнув, поцеловал жену и дочку. Раньше Леночку на руки, листать с нею книжку, а сам вскоре начинает «клевать носом» и засыпает. А тут никакой усталости, глаза светятся радостью, с губ улыбка не сходит. Но продолжает загадочно молчать.

Валюша сразу заметила это необычное состояние мужа и, не проявляя излишнего любопытства, ровненько так спросила:

— У вас что-то интересное произошло сегодня на занятиях, Юра, или все было обычно?

Юрий, пристально посмотрев в глаза Валюше и все еще колеблясь, сказать — не сказать, ответил вначале уклончиво:

— Ну, я каждый день встречаюсь с чем-то новым и необычным…

— Но сегодня было все же что-то особенное? — проявила настойчивость Валюша.

Внутренняя борьба закончилась. Юрий решил поделиться с женой своим важным секретом:

— Понимаешь, Валюша, сегодня нас впервые пригласил к себе Главный конструктор, Сергей Павлович Королев, рассказал нам о своем корабле, а потом показал его.

— Какой, какой корабль? — переспросила Валентина.

— Какой?.. Космический! Тот самый, на котором скоро полетит кто-то из нашего отряда.

Валентина не сразу поверила своим ушам:

— Когда полетит кто-то из вашего отряда?

Лицо Гагарина сразу стало серьезным:

— Я точно не знаю. Сергей Павлович не сказал нам о сроках. Но, видимо, скоро.

— Первым полетишь, наверное, ты? — выдавила из себя Валентина.

— Не знаю, кто именно, — в задумчивости повторил он. — Но ты послушай. Сергей Павлович с каждым поздоровался за руку, сразу расположил нас к себе. Он назвал нас «главными испытателями своей продукции», обращался с нами, как с равными, как со своими ближайшими помощниками. Главный конструктор сказал, что в первый полет отправится только один человек на трехсоткилометровую орбиту, с первой космической скоростью, и первым может стать любой из нас… Но почему-то задержал взгляд на мне.

Разговор происходил за ужином, и у Валюши выпала из рук ложка. Она взволнованно попросила:

— Не скрывай, Юра. Ты напросился быть первым?

— Нет, сегодня ведь еще не решалось, кто полетит первым, — спокойно возразил Гагарин и продолжил свой рассказ: — Ответив на все вопросы, Сергей Павлович пригласил нас в цех, где на специальных подставках стоит несколько одинаковых шаров-кораблей. Об их устройстве нам рассказали заместители Главного конструктора. После этого Королев предложил нам опробовать кресло пилота в кабине. Тут я действительно оказался первым. Понимаешь, просто так получилось.

И в конце июня еще никто из руководителей Центра подготовки не говорил в отряде о сроках полета человека в космос. Учебные нагрузки между тем постепенно нарастали. В зените лета начались суровые испытания на вибростенде и в термокамере, снова на центрифуге и в сурдокамере. Их дополняли интенсивные тренировки на бегущей дорожке, качелях «Хилова», в кресле «Барани». Очень интересными стали занятия на материальной части. Больше всех вопросов по ходу их инженеры и конструкторы получали от капитана Комарова и старшего лейтенанта Гагарина. Вроде им хотелось больше других знать, как работают важнейшие системы жизнеобеспечения космического корабля.

Очень сложными выдались тренировки на центрифуге. Каждому испытанию предшествовал тщательный медицинский осмотр летчика: температура, пульс, дыхание, кардиограмма. В случае допуска лаборанты устанавливали датчики и помещали пациента в кабину. Давался старт. Центрифуга быстро набирала обороты до контрольных отметок со строгой временной задержкой.

После первой же тренировки на центрифуге с восьмикратной перегрузкой врачи обнаружили на спине Карташова покраснения. Сначала их приняли за случайность, но две следующие тренировки подтвердили предварительный диагноз: это — потехи, точечные кровоизлияния. Приговор медиков был неумолим. Карташова немедленно отчислили из отряда. Место Анатолия в «ударной шестерке» занял Нелюбов. Заменить Карташова мог достойнейший кандидат, капитан Комаров. Но и его организм слишком избирательно реагировал на требования той же центрифуги. А тут еще врачи обнаружили у Владимира в июле экстрасистолу — нарушение сердечного ритма. И предпочтение было отдано человеку с безупречным здоровьем.

Труднейшее испытание поджидало будущих космонавтов при «многосуточной отсидке» в сурдокамере. Дольше всех, пятнадцать суток, отпахал в полном безмолвии первый доброволец Быковский. Потом он всячески подбадривал коллег: «Ничего особенного. Я не сломался, выдержите и вы». Жить в ограниченном пространстве и абсолютной тишине неуютно, но к этому надо привыкнуть, потому что это повторится в космическом полете. В отсутствие общения важно загрузить себя работой. Это — единственный выход, все время ведь спать не удастся.

Эксперимент проводился под круглосуточным наблюдением врачей. Вслед за Быковским испытание прошли Николаев, Попович, Волынов. У Рафикова на третьи сутки во время сна отказал датчик дыхания. Дежурный врач посмотрел в иллюминатор и обмер — лежит человек и не дышит. Он написал записку, положил в передаточный люк, включил микрофон: «Марс Закирович! Ознакомьтесь с почтой передаточного люка». Рафиков подхватился. Теперь настала его очередь испугаться. Ему показалось, что начались слуховые галлюцинации… Отказавший датчик быстро заменили и продолжили эксперимент.

В середине июля Леночку Гагарину определили в детские ясли. Валюша устроилась работать по специальности. Юрий все больше времени стал проводить на тренажном комплексе космического корабля, который только что вступил в строй действующих и позволял отрабатывать на Земле все элементы полета и посадки корабля. К тому же приближались зачеты и экзамены по теории и материальной части. Посещение театров и кино пришлось на время отложить.

Продолжались напряженные тренировки. Но 24 июля начальник Центра подготовки выделил пару часов и предложил всему отряду съездить на Медвежьи озера, поплавать и позагорать. Варламов решился прыгнуть в воду прямо с берега. Пока он раздевался, в воду бросились Быковский и Шонин. Валерий пропахал лбом песок и предупредил о малой глубине. Георгий тоже ткнулся в дно руками. Валентин прыгнул вслед за ним и ударился в песок головой. Он вышел на берег хмурый, чувствуя сильную боль в шее. Варламов на городском автобусе вернулся в Звездный и обратился в госпиталь. Врачи поставили диагноз: «Смещение шейного позвонка» и на полтора месяца уложили его на больничную койку. В «ударной шестерке» Валентина заменил старший лейтенант Быковский.

В самом конце июля подошла очередь Гагарина на эксперимент в сурдокамере. Почти две недели находился он в абсолютной изоляции. Для Валюши это была его очередная «служебная командировка». Юрий составил для себя четкий распорядок, в котором главным была работа. Он читал Ефремова, рисовал звездное небо, записывал свои размышления о характере предстоящего полета. Порой, правда, становилось невмоготу от беспомощности и одиночества. Но волевым усилием Гагарин побеждал минутные слабости и в сотый раз отстукивал на ключе ставшее привычным радиосообщение: «Настроение бодрое. Ничего особенного не происходит. Живу отлично. Продолжаю трудиться».

Врачи придавали эксперименту в сурдокамере особое значение. В специальном журнале по каждому испытанию делалась итоговая запись. Юрий удостоился похвальных эпитетов: «В опыте по длительному пребыванию в замкнутом пространстве Гагарин показал высокий уровень функциональных возможностей нервно-психологической сферы, высокую устойчивость к воздействию экстрараздражителей — умение владеть собой, способность расслабляться даже в короткие паузы, быстро засыпать и самостоятельно пробуждаться в заданный срок. Одиночество он перенес легко. Отклонений от нормы не обнаружил».

Почти каждый раз, когда летчики появлялись на опытной базе ОКБ, Сергей Павлович непременно выкраивал полчаса или час, чтобы встретиться с подопечными, поговорить с ними по душам. В середине августа, предваряя занятия инженера Севастьянова по системе регенерации, Главный конструктор сказал космонавтам: «У нас все готово к полету, но надо еще раз все как следует проверить, опробовать, убедиться в надежности, безопасности для жизни. Если кто-то из вас скажет мне, что ради полета в космос он готов пожертвовать жизнью, то я перестану уважать этого человека. Жизнь — это самое дорогое благо и за нее надо бороться, идти на все, кроме предательства и подлости».

За испытанием в сурдокамере последовала нелегкая «парилка». Сутки в скафандре при температуре свыше пятидесяти градусов и влажности сорок процентов первым провел Шонин. Его сменил Волынов. И здесь отличился Рафиков. Через восемь часов после облачения в космический костюм его одолел сон. Почти сразу пошли сновидения с видами на море, горными водопадами, фонтанами. Пот сочился из всех пор испытуемого, а тут — бесподобная идиллия… Так Марс и проспал почти до конца эксперимента.

Барокамеру и невесомость все космонавты прошли без особых замечаний. Лишь Николаев, неожиданно для самого себя, очень трудно перенес «подъем» всего на шесть тысяч метров. Тогда как невесомость, в сравнении с другими упражнениями, здорово повеселила их. Попович так и сказал после полета с летчиком-испытателем Хаповым: «Я поначалу попробовал петь в сурдокамере. Не получилось. А тут пожалуйста, чем сильнее орешь, тем четче слова выговариваются».

Успешный запуск Белки и Стрелки 19 августа оживленно обсуждался в отряде. Особенно горячился Нелюбов.

— Поверь мне на слово, Алексей, — безапелляционно заверял он Леонова, — что это предпоследний, если вообще не последний пробный запуск корабля-спутника.

— Но Сергей Павлович говорил недавно другое, что еще много будет контрольных пусков, — возразил Леонов.

— Тогда запуска с собачками еще не было, — продолжал настаивать Григорий. — А они улетели как раз на таком корабле, на котором должен полететь и кто-то из нас. Это ведь просто здорово, космонавт Леонов!

Гагарин не слышал этого жаркого диалога. Леонов пересказал его содержание Юрию в автобусе, когда вечером семейные возвращались из Звездного домой. Теперь за ужином в квартире Гагариных на Ленинском проспекте, в присутствии жен Валентины и Светланы, тема о полете собачек получила дальнейшее развитие. Неожиданно для Леонова Юрий поддержал мнение Нелюбова:

— Леша, согласись, Белка и Стрелка слетали неплохо. Теперь очередь лететь кому-то из нас.

Возможно, в тот момент он представил себя пилотом уже знакомого космонавтам «серебристого шара».

Вернувшись с Байконура, Королев на следующий день появился в Звездном. Тут он выступал в роли «главного приемщика» всего того, что создавалось в Центре подготовки людей особенной профессии. Придирчиво, не в первый раз осмотрев тренажный комплекс, оценив весь ход занятий в отряде, Сергей Павлович не упустил случая поздравить Леонова с пополнением в семействе, а потом подвел некий промежуточный итог.

— На первых порах все идет неплохо, — сказал он будущим космонавтам. — Только что мне сообщили об успешном возвращении на Землю Белки и Стрелки. Но надо уже сейчас думать, что делать дальше. Без прочного задела нужного хода вперед не получится. Нам с вами предстоит большая работа, дорогие товарищи. И чем дальше мы продвинемся в своем особенном деле, тем ее будет все прибывать.

Покидая объект, Главный конструктор договорился с генералом Каманиным, взявшим с лета подготовку космонавтов под свое непосредственное командование, о составлении профессиональных характеристик на всех членов отряда. Разумеется, Николай Петрович поручил подготовить такие бумаги их непосредственному начальнику, полковнику Карпову.

Характеризуя Юрия, Евгений Анатольевич написал: «Любит зрелище с активным действием, когда превалирует героика, воля к победе, дух совершенствования. На собраниях вносит дельные предложения, зная жизнь лучше, чем некоторые его товарищи. Постоянно уверен в себе, в своих силах. Уверенность всегда устойчива. Его очень трудно, по существу невозможно вывести из состояния равновесия. Настроение обычно немного приподнятое. Вместе с тем трезво рассудителен. Наделен беспредельным самообладанием. Тренировки переносит легко. Работает результативно. Развит весьма гармонично. Чистосердечен. Вежлив, тактичен, аккуратен до пунктуальности. Скромен.

Интеллектуальное развитие Гагарина высокое. Прекрасная память. Выделяется среди коллег широким объемом активного внимания, сообразительностью, быстрой реакцией. Усидчив. Тщательно готовится к занятиям и тренировкам. Уверенно манипулирует формулами небесной механики и высшей математики. Не стесняется отстаивать точку зрения, которую считает правильной. В спортивных играх занимает место инициатора, вожака, капитана команды. Как правило, здесь играет роль его воля к победе, выносливость, целеустремленность, ощущение коллектива. Любимое слово — „работать“. Он заботливый семьянин. Отношения с женой нежные, товарищеские».

Внимательно прочитав все «профессиональные характеристики», Королев отметил для памяти четверых — Титова, Нелюбова, Гагарина и Комарова. Сделал короткую запись об этом в своей записной книжке. Когда в следующий раз он приехал в Звездный и после осмотра строящихся объектов появился в учебном корпусе, то встретил там первым как раз их автора, Карпова. Шутливо обратился к нему с вопросом:

— Как чувствует себя главный столоначальник специального ордена первых инопланетян?

Начальник Центра подготовки ответил Королеву:

— Как человек военный, Сергей Павлович, я вынужден в ближайшее время пожаловаться на вас в начальствующие инстанции.

Главный конструктор удивился:

— Что так, Евгений Анатольевич?.. По какому поводу ты намерен предпринять столь ответственный шаг?

— Неужели не догадываетесь? Вспомните, пожалуйста, сколькими прозвищами вы уже наделили меня за время нашего знакомства? — пояснил начальник Центра подготовки.

— О, это возможно, — улыбнулся Королев. — Но я, по причине острой нехватки времени для писчих забав, не фиксирую свои литературные упражнения, Евгений Анатольевич. Так что искренне прошу тебя напомнить хотя бы некоторые из них.

— Ну, самое едкое, конечно, это «взводный полковник». Затем были «Президент звездного Центра подготовки» и «Ракетчик от медицины»… Какова избранная подборочка!

— Но меня тоже на производстве величают «ЭСПЭ», Евгений Анатольевич. Так что же, по-твоему, и мне пора настрочить докладную записку Хрущеву?

— Хорошо, Сергей Павлович, я жаловаться раздумал, — сказал, улыбаясь, Карпов и пригласил Главного конструктора в учебный класс: — У наших подопечных появились к вам вопросы.

— На вопросы надо обязательно отвечать, — согласился Сергей Павлович.

Вопросов набралось немало. Будущие космонавты уже чувствовали себя в отношениях с Главным конструктором естественно и спрашивали его обо всем, что их волновало. Комаров начал с вопроса о космодроме: «Программа обучения в Центре подготовки предусматривает тренировки на космодроме?» Титов спросил: «Почему космодром построен так далеко от Москвы?» Николаев уточнил: «Правда ли, что существовал и „Марийский вариант“ его размещения в Поволжье?» Выявились неясности и на материальной части, но Королев ответил только на вопрос Гагарина: «Какие именно усовершенствования внесены конструкторским бюро Северина в космическое кресло пилота?» Вопросы Шонина, Аникеева и Рафикова Сергей Павлович записал, но ответить на них пообещал в другой раз, если специалисты его ОКБ не смогут заменить Главного конструктора на ближайших занятиях.

Начало сентября выдалось радостным для семейных космонавтов — они получили в Звездном новые квартиры. Теперь отменялись часовые поездки на занятия и обратно. Все сразу оказалось рядом — учеба и работа. Валентина написала письмо в Оренбург и пригласила мать на новоселье. Такое же приглашение получили и родители Юрия, но в этот раз ни Анна Тимофеевна, ни Алексей Иванович приехать не смогли — вовсю шла уборка урожая, а в такое время каждый час дорог, как говорят в народе.

И все же новоселье Гагарины отметили достойно. Они пригласили к себе на вечер Леоновых, «земляка» Николаева, который до вступления в отряд служил в Смоленске, и «северянина» Шонина. В окружении молодежи и мать Валюши, Варвара Семеновна, почувствовала себя лучше, после недавней потери мужа. А дочке-то какая выпала радость: и с мамой поговорить, и квартире порадоваться и… пообещать бабушке весной внука.

3

Дивизионная комиссия подполковника Гурнова еще находилась в полку Корнеева, когда из Шауляя поступил наконец приказ о командировании дивизиона Алексеева в Капустин Яр для проведения контрольных стрельб. Поездка заняла полтора месяца и была нелегкой. И в дороге, и на полигоне от личного состава потребовалась повышенная отмобилизованность, соблюдение высокой воинской дисциплины. Тут ведь не отправишь солдата-нарушителя на гауптвахту даже за серьезный проступок, так как он являлся номером боевого расчета и нес в нем определенные обязанности.

Полигонная обслуга работала строго по графику. Неделя была отпущена личному составу дивизиона Алексеева на обустройство, две недели — на подготовку к сдаче зачетов и допуск к учебному пуску ракеты. Делалось это по-батарейно.

Успешно, с первого захода, прошли контрольные операции боевые расчеты заглавных батарей обоих дивизионов. Подразделения Стурова и Бессонова отработали грамотно и четко, как были обучены на боевом комплексе. А вот боевые расчеты батареи Сильницкого не смогли добиться положительного результата с первого раза. Им пришлось выезжать на позицию дважды и все операции повторять заново. В первом случае не все получилось при выполнении операций по заправке изделия горючим и окислителем. Трудно было всем, но особенно заправщикам. Они выполняли учебные операции в положенной для этого форме, одетые в средства защиты, в противогазах.

Кроме того, контрольные стрельбы подразделения проводили в сложных погодных условиях. Почти ежедневно шли дожди, было ветрено. Капитан Алексеев, офицеры его штаба, командиры батарей и боевых расчетов проявили себя с самой лучшей стороны. Не зря они не знали покоя ни днем, ни ночью. Результат получился отменный. Впервые в истории Капустина Яра две батареи Стурова и Бессонова провели учебно-боевые пуски ракет Р-5М с оценкой «отлично», а батарея Сильницкого — «хорошо». Усиленный дивизион капитана Алексеева «со щитом» торопился вернуться на место постоянной дислокации к ноябрьскому празднику. С трудом, но успели.

За время их отсутствия на боевом комплексе в Жагари произошли разительные перемены. Строители возвели три щитовых казармы, одна из которых, по решению полковника Корнеева, сразу перепланировалась внутри под учебные классы для каждого отделения стартовой батареи по специальностям: стартовики, двигателисты, компрессорщики, электроогневики, дизелисты, заправщики окислителем, горючим, перекисью водорода. Классы уже оснащались войсковой мебелью.

На боевом комплексе 2-го дивизиона, вблизи Можейкяя, в щитовой пристройке к солдатской казарме, разместилась мастерская для изготовления действующих макетов и индивидуальных тренажеров. В дело пошли узлы и детали от списанных самолетов и ракет первых поколений. Часть тренажных средств поступила с ремонтных заводов ракетных войск. В начале ноября в полк поступил экземпляр электронного пульта, сконструированный инструктором армейской инженерной службы майором Шукаевым. Он позволял производить программированное обучение и проверку знаний по ракетной технике и технологии подготовки ракет к боевому пуску.

Командир полка предложил капитану Алексееву выступить на полковом офицерском совещании с сообщением о полигонной учебе подразделения, а свои рекомендации о подготовке к ней других подразделений части обязательно представить в письменном виде. На этом же совещании, по предложению капитана Алексеева, выступили и другие офицеры, принимавшие участие в контрольных стрельбах.

Ввиду происшедших на боевом комплексе перемен, ни полковник Корнеев, ни капитан Алексеев не вспоминали о судьбе рапорта последнего в адрес командующего армией. Для командира 1-го дивизиона так и осталось секретом, были ли вообще приняты по нему какие-либо меры, и был ли ознакомлен с рапортом сам полковник Колосов.

На торжественном собрании полка, посвященном 43-й годовщине Великого Октября, капитаны Алексеев и Тимохов были награждены медалями «За безупречную службу». Командирам стартовых и транспортной батарей — Стурову, Сильницкому и Фомину — полковник Корнеев объявил благодарности. Командиры боевых расчетов и отличившиеся на учениях солдаты были отмечены в приказах командиров дивизионов.

В этот же предпраздничный вечер решился очень злободневный вопрос для капитана Алексеева. Командир полка пообещал ему сразу после праздника подписать приказ и отпустить его в очередной отпуск. Андрей Степанович мог наконец поехать на родину и вернуться в часть с семьей, впервые увидеть сына-первенца. Жена Вера писала, что сынишка очень хорош и внешне похож на отца. Но ему, конечно, хотелось увидеть своими собственными глазами.

После торжественного собрания Алексеев сразу ушел домой, чтобы перед отпуском как следует отоспаться за всю бессонницу последних двух месяцев. Не получилось. В полночь ему позвонил полковник Корнеев, с наигранной веселостью сказал:

— Поторопился я, Андрей Степанович, пообещать тебе отпуск.

— Значит, приказ об отпуске не будете подписывать, Владимир Егорович?.. Почему?

— Не буду. Полчаса назад мне позвонил Мезенцев и сообщил, что поступила телефонограмма из штаба дивизии, чтобы ты 9 ноября утром прибыл в Шауляй. Расшифровки, по какому именно поводу вызов, в телефонограмме нет.

— К кому конкретно я должен явиться, товарищ полковник?

— К кому явиться, тоже не указано, но подписал вызов полковник Колосов. Значит, к нему и обращайся.

Полковник Колосов принял командира дивизиона Алексеева доброжелательно. Поздравив личный состав его подразделения с успешным «зачетным марафоном» в Капустином Яру, командир дивизии предложил строптивому подчиненному возглавить инструкторскую группу соединения по ракетному комплексу с ракетой Р-12, которую ему довелось изучить летом в артиллерийской академии имени Дзержинского. Кроме того, находясь на полигоне, Алексеев, по собственной инициативе принял активное участие в учебно-боевом пуске нового изделия. Но сдать зачеты и получить допуск к самостоятельной работе инструктора он не успел в связи с убытием с полигона.

Командир дивизии был уверен, что капитан Алексеев наверняка примет его предложение и переберется в Шауляй. Но командир передового дивизиона… отказался от новой должности. Мотивировал он свой отказ тем, что ему нравится командная работа и он еще хочет поработать со своим личным составом, в том числе и при переходе полка Корнеева на ракету Р-12.

И все же командир дивизии предложил Алексееву задержаться на пару часов в штабе соединения. В его отсутствие полковник Колосов связался со штабом армии, со Смоленском, а при встрече после обеда предложил ему должность заместителя начальника армейского учебного Центра в Острове, который требовалось еще развернуть и оснастить тренажной аппаратурой. Снова последовала осечка. Алексеев и на сей раз отказался.

Полковник Корнеев по достоинству оценил преданность капитана Алексеева своей части и по возвращении его из Шауляя подписал рапорт командира 1-го дивизиона на отпуск. Но полноценного отпуска, как и в предыдущий год, при окончании ракетного курса в Монинской академии, у Алексеева не получилось. В полк начали поступать ракеты Р-12, и полковник Корнеев, спустя всего две недели после его отъезда на родину, вынужден был отозвать Алексеева на службу срочной телеграммой.

Давно известно, что командирское счастье переменчиво. В середине последней декады ноября на железнодорожную станцию поступило сразу четыре новых изделия. Командир полка распорядился оттранспортировать по две ракеты на боевые комплексы стартовых дивизионов — в Жагари и к Межейкяю. Выполнить такую операцию ночью, по раскисшей от дождей в низких местах дороге, было очень нелегко.

Первые два изделия транспортировались с особой предосторожностью. Впереди одной колонны двигалась машина командира 1-го дивизиона. Вместе с ним в кабине находился главный инженер полка Андреев. Замыкал колонну командир транспортного дивизиона Бухтояров. Вторую колонну возглавлял командир дивизиона Рунов. Вместе с ним в кабине находился начальник штаба полка Мезенцев. Замыкал эту колонну командир батареи Фомин. Рядом с ним в машине находился заместитель командира полка Тренев. Полковник Корнеев находился в штабе части и, поддерживая постоянную радиосвязь с Треневым и Андреевым, по времени строго контролировал весь ход транспортной операции.

В полночь начался нудный осенний дождь, который еще более осложнил условия транспортировки. На последнем повороте с большака на комплекс в Жагари автопоезд не вписался в поворот и заднее колесо тележки соскользнуло в глубокий придорожный кювет. И случилось непредвиденное… Транспортная тележка вместе с ракетой перевернулась в кювет, но не отцепилась от тягача.

Колонна замерла в оцепенении. Ничего подобного за все время существования полка еще не случалось. Правда, у автопоезда с Р-5М параметры были намного скромнее, далеко не тридцать метров, как у Р-12. Тогда транспортная тележка свободно вписывалась в крутые повороты по всей трассе движения на боевой комплекс. Пять или семь минут Андреев, Алексеев, Бухтояров, Стуров, солдаты дивизиона стояли у перевернутой ракеты молча, как на похоронах. Но тут, никому ничего не говоря, проявил расторопность капитан Бухтояров. Он подогнал к месту аварии автокран, следовавший в колонне, и медленно, соблюдая повышенную предосторожность, поднял ракету вместе с тележкой на дорогу.

Близилось утро. Долгое молчание главного инженера насторожило полковника Корнеева. Он дважды вызывал на связь своего заместителя, но Андрееву было не до переговоров. Поднятую ракету не раз обошли вокруг, освещая карманными фонариками. Повреждений не обнаружили. Все, вроде, было в порядке. Ко всему крепежные металлические дуги уцелели, не деформировались. Майор Андреев забрался в кабину легковушки и доложил командиру полка о том, что «важный груз» уронили. Полковник Корнеев тут же выехал к месту аварии, но ракету уже доставили в хранилище. Только здесь, при нормальном освещении, были обнаружены порыв чехла справа и повреждение четвертого стабилизатора. При падении он ударился в кювете о большой булыжник… Так случилось в части звонкое чрезвычайное происшествие.

Утром о случае с ракетой полковник Корнеев доложил командиру дивизии. И услышал немало крепких упреков о «безответственности и недисциплинированности подчиненных». Дальше, в вышестоящие инстанции, доклад пошел по команде: из штаба дивизии — в штаб армии, из Смоленска — в Главный штаб ракетных войск, в Москву.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.