Национальные зачистки начали не русские

Национальные зачистки начали не русские

Правда, Советский Союз Бог до поры до времени миловал. Длительное время мы жили под лозунгом: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — и дожили до того, что провозгласили о стирании граней между населяющими нашу страну народами и создании «исторической общности — Советский народ». Меньше других высказывали недовольство по поводу этой «общности» русские, чего не скажешь о «братских» народах, чья озабоченность от потери своей национальной идентичности была тем выше, чем меньший процент населения они составляли. И все могло бы получиться так, как планировали классики марксизма-ленинизма (правда, не так быстро и не так прямолинейно), если бы не три недоумка, по ошибке оказавшиеся у власти, объявившие миру, что вся предшествующая история России по собиранию земель и народов есть ошибка и что только они, в отличие от предыдущих пятидесяти (!) поколений русских правителей, знают истину в последней инстанции — жить нужно порознь, в своих национальных квартирах.

Так на бывшие советские просторы «из-за семи печатей» был выпущен смертельный вирус межнационального недоверия и вражды, так, вопреки воле 76 процентов населения, проголосовавшего на референдуме за сохранение Союза ССР, великая тысячелетняя держава развалилась на пятнадцать удельных ограниченно дееспособных княжеств.

Начался парад суверенитетов. Особо продвинутые, в том числе и немалая толика «уважаемых россиян», пребывали в твердой уверенности, что вот теперь-то они заживут припеваючи кто без великодержавного диктата Москвы, а кто и без «демократического централизма татаро-монгольского большинства». Однако вышло далеко не так, как грезилось. Экономика большинства национальных республик, ранее державшаяся на российском демпинге, сразу же показала свою несостоятельность и рухнула в пропасть, а местные титульные нации оказались под угрозой исчезновения. Вопрос стоял ни много ни мало, а о жизни и смерти. Новоиспеченные Их Высокопревосходительства господа президенты и все их окружение, уповавшие на рынок, «который все поправит», ничего для своего народа сделать не смогли, потому что не умели, не хотели, да и некогда им, занятым проблемами дележа свалившегося на них богатства, было заниматься такими пустяками. Брошенный же на произвол судьбы народ вынужден был думать о своем спасении самостоятельно. Вариантов же у него было два: умирать на родине или уезжать. Уезжать куда глаза глядят. Но на Запад можно было и не смотреть, так как там их никто не ждал, как и на Востоке, в связи с чем оставался лишь один путь — на Север.

Так в России появилась проблема «лиц кавказской и азиатской национальности». Для объективности и полноты картины происходящего следует напомнить еще об одном весьма важном обстоятельстве, предшествовавшем этому массовому исходу. Заключалось оно в том, что, прежде чем бывшие братья, а теперь иностранцы устремились на освоение российских просторов, они, забыв все то хорошее, что для них сделали русские, с молчаливого согласия местных властей (а может быть, и по их наущению) показали всю глубину своих чувств к «оккупантам». И что бы они теперь ни говорили в свое оправдание, как бы ни заманивали русских в свои самостийные республики (с отъездом русских там деградировали и здравоохранение, и наука, и образование, и промышленное производство), но беспристрастные факты той вакханалии призывают нас… хотя бы к памяти. Мы быстро «отходим». Вот что зафиксировал Госкомстат России: за три года эйфории самоопределения (1992–1994 гг.) из Средней Азии и Закавказья в Россию въехало более двух миллионов русских и русскоязычных, четверть из них (523 894 чел.) по прибытии получила статус беженцев или вынужденных переселенцев. Но мы знаем, что просто так этот статус не дается, так как, присвоив его, принимающая страна берет на себя обязательство по материальному обеспечению беженца, а это весьма накладно. В этой связи «соискатель соответствующего звания», прежде чем получить его и причитающуюся ему материальную помощь, должен доказать, что по прежнему месту жительства ему были созданы невыносимые условия. И они, эти полмиллиона неприхотливых и нетребовательных русских, сделали это. Они привели неопровержимые доказательства национальных зачисток в государственном аппарате, в научных учреждениях и учебных заведениях, в руководящих органах «хозяйствующих субъектов». Экономному для своих соотечественников Российскому правительству были продемонстрированы факты злонамеренного нагнетания национальной нетерпимости и бытового национализма, не говоря уже об умышленном занижении стоимости недвижимого имущества, оставляемого русскими переселенцами, что больше походило на грабеж, чем на сделку купли-продажи. Дабы не множить обиды, не нагнетать обстановку, не буду приводить конкретные примеры издевательств над русским населением в этих республиках, не буду тревожить память убитых, напоминать обесчещенным об их позоре и страданиях, а ограбленным об утраченном имуществе. Запомним лишь для памяти, что национальные зачистки начали не русские…

И еще один штрих: пресса об этих русофобских действиях воинствующих националистов дружно молчала, полагая, наверное, что так оно и должно быть. Хочу предупредить. Мы поступимся истиной, если у читателя после прочтения настоящей публикации возникнет представление, что русские стали первой жертвой межнациональной вражды и национальных чисток. Это не так. Бытовой национализм как в России, так и в Закавказье и Средней Азии, несмотря на все усилия Советской власти, существовал всегда. Как бы нам ни хотелось казаться той «общностью», что именовалась «советский народ», или вообще причислить себя к «общечеловекам», мы все равно разнились, разнимся и будем разниться еще очень-очень долго по своему генотипу, историческому опыту, национальным обычаям, темпераменту, стереотипам поведения.

Как бывший милиционер могу свидетельствовать: когда нам нужно было искать оптового сбытчика наркотиков, то в первую очередь мы обращали внимание на азербайджанцев. Если в городе начиналась серия квалифицированных квартирных краж, я ориентировал своих сотрудников на поиск «гастролеров» из Грузии. Ну а если нас начинали донимать карманные кражи, то выходцы из некоторых украинских городов для нас представляли повышенный интерес. Если совершалось корыстное преступление на фоне половой аномалии, то подозреваемый армянин проверялся более тщательно, чем чеченец. Бизнес на природном золоте всегда был прерогативой ингушей, конокрадство — цыган, мошенничество при гадании — цыганок.

Даже мы, казалось бы единый народ — русские, украинцы и белорусы, — разные, как разными были и крестьяне великорусских губерний, чей образ жизни и быт формировались в зависимости от характера сельхозработ и отхожих промыслов. Одна губерния традиционно поставляла в города половых в трактиры, другая — нянек и экономок в купеческие и мещанские семьи, третья — плотников, четвертая — каменщиков на стройки, пятая — швей и кружевниц. И у каждой профессии были свои пристрастия, привычки, свой стереотип поведения. В этой несхожести кроется причина обидных кличек: «скобари», «соленые уши», «кулешики», «кривопузые» и пр., пр. И это между своими, а что говорить о людях, разделенных цветом кожи, вероисповеданием.

Бытовой национализм то затихал, то поднимал голову, но буйным цветом он расцвел тогда, когда во исполнение директивы Мирового правительства «пятая колонна» приступила к демонтажу Социалистического Отечества и стравливанию, как нам тогда казалось, братских народов.

Мы помним события в Сумгаите, Нагорном Карабахе, Оше, Фергане, Узени, где жертвами кровавых межнациональных столкновений стали армяне, азербайджанцы, турки-месхетинцы, узбеки, таджики, киргизы. Русские в этих конфликтах выступали в роли миротворцев, закрывая собой потенциальные жертвы от озверевшей толпы. Но, что удивительно, эта миротворческая деятельность досужими умами подавалась не как благо, а как проявление русской имперской политики. Что, впрочем, не помешало пострадавшим армянам, азербайджанцам и туркам-месхетинцам направить свои стопы не на историческую родину, а в Россию.