Портрет королевы. Тоска по любви

Портрет королевы.

Тоска по любви

Анна Австрийская – аллегорический портрет в виде Минервы кисти «первого живописца короля» Симона Вуэ (1590–1649)

Предоставим слово одному из первых биографов Ришелье, аббату де Пюру: «Анна Австрийская находилась тогда в расцвете красоты. Отливавшие изумрудом глаза были полны нежности и в то же время величия. Маленький ярко-алый рот не портила даже нижняя губа, чуть выпяченная, как у всех отпрысков австрийского королевского дома Габсбургов, – она была прелестна, когда улыбалась, но умела выразить и глубокое пренебрежение. Кожа ее славилась нежной бархатистой мягкостью, руки и плечи поражали красотой очертаний, и все поэты эпохи воспевали их в своих стихах. Наконец, волосы ее, белокурые в юности и принявшие постепенно каштановый оттенок, завитые и слегка припудренные, очаровательно обрамляли ее лицо, которому самый строгий критик мог бы пожелать разве только чуть менее яркой окраски, а самый требовательный скульптор – побольше тонкости в линии носа. У нее была походка богини».

При дворе уже давно поговаривали о неладах в королевском семействе. Поначалу юный супруг (напомню, в 1615 году, когда был заключен брак, обоим венценосцам было по четырнадцать лет) боготворил молодую жену. Однако юношеский пыл быстро иссяк, и король вскоре отдалился от Анны, предпочитая общество лошадей, охотничьих собак и ловчих птиц. Он целыми днями пропадал на охоте или забавлялся стрельбой по птицам в аллеях Тюильри, причем как-то раз даже умудрился угодить свинцом в пышную прическу прогуливавшейся в парке Анны, за чем последовали очередная ссора и выяснение отношений. Впрочем, давала пищу для сплетен и сама королева, относившаяся к Людовику XIII с явным пренебрежением. У нее были свое общество и свои забавы. Не было только одного – любви.

Фрейлины и статс-дамы, по опыту зная, чем излечивается дамская меланхолия, нашептывали: вокруг столько кавалеров, которые готовы охотиться не только на кабанов и оленей! И первый из них – кардинал Ришелье (трудно сказать, инспирировал ли господин главный государственный министр эти шепотки, или же, как это часто случается, со стороны виделось ему самому еще неясное). Воспитанная при испанском дворе, куда менее куртуазном и более ханжеском, нежели французский, Анна, разумеется, и помыслить не могла, чтобы снизойти к кому-либо из придворных. Однако Ришелье – хоть и не помазанник Божий, но в каком-то смысле даже больше, чем король: она прекрасно понимала, что подлинные величие и власть обитают не в Лувре, а в Пале-Кардинале[398]. И, как вспоминала ее доверенная фрейлина-испанка Эстефания, однажды Анна кокетливо заметила: «Какая там любовь! Кардинал сух, желчен и, вероятно, вообще не умеет веселиться. Ей-богу, если эта живая мумия станцует сарабанду, я буду готова на многое…»

И что же? Едва повеяло надеждой, Ришелье сбросил сутану и сплясал. Да как! Двор ахнул. Разумеется, на страницах «Трех мушкетеров» этому эпизоду места не нашлось, между тем он свидетельствует, сколь глубокой была охватившая кардинала страсть, ибо сей факт совершенно выпадает из его предыдущего и последующего поведения. Согласитесь, непохоже такое на человека, писавшего: «Надо признать, что, коль скоро мир погубила именно женщина, ничто не может нанести государствам большего вреда, чем женский пол, который, прочно утвердившись при тех, кто ими правит, чаще всего заставляет государственных мужей поступать так, как этому полу заблагорассудится, а это значит – поступать плохо». Рискуя карьерой, всегда сверхосторожный и предусмотрительный Ришелье даже написал королеве, в самых пылких и неосторожных выражениях излив на бумаге свои чувства. И та, истосковавшаяся по любви, по сути любви еще не знавшая, не устояла.

Увы, дело ограничилось лишь несколькими тайными свиданиями. И всякий раз по их окончании преданная Эстефания заставала повелительницу в слезах, теряясь в догадках о вызвавшей их причине. На расспросы Анна отвечала: «Не знаю… Стоит ему приблизиться – и я уже плачу. Он умеет говорить и уговаривать. Он вовсе не сухарь, но… Не знаю, я просто не могу. Не могу!» В конце концов кардинал устал и охладел, вместо пылкой красавицы обнаружив в королеве беспричинную плаксу. Погасла, так по-настоящему и не загоревшись, королева.

А вскоре, 11 мая 1625 года, в Нотр-Дам де Пари состоялось заочное венчание сестры Людовика XIII, принцессы Генриетты Французской, с английским королем Карлом I Стюартом. Чтобы сопроводить юную королеву на новую родину в Париж прибыл специальный представитель британского монарха – блистательный герцог Бэкингем. И началась иная история, подробности которой вы можете без труда почерпнуть хоть в исторических хрониках, хоть в тех же «Трех мушкетерах».