Историография летописная

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Историография летописная

Если излагать события со всем возможным лаконизмом, выглядят они следующим образом.

Умер Владимир I, готовя поход против мятежного сына Ярослава, княжившего тогда в Новгороде и отказавшегося платить отцу обычную дань – две трети от ежегодно собираемых там в качестве податей трех тысяч гривен[48]. И, как всегда бывает, если право наследования еще по-настоящему не оформилось, правосознание ни во властителях, ни в их подданных не укоренилось, а покойный государь отличался повышенной плодовитостью, встал вопрос: кому занять опустевший киевский стол.

Учитывая, что двое старших сыновей Владимира – Вышеслав и Изяслав – к тому времени уже скончались, основных претендентов оказалось двое: Святополк, князь туровский, женатый на дочери польского великого князя Болеслава I Храброго[49], и Ярослав Хромой, князь новгородский, женатый на Ингигерде, дочери шведского короля Олафа I Скотконунга[50]. Остальные на великое княжение, похоже, не притязали, хотя роль их в дальнейших событиях велика, особенно двоих младших – Бориса, князя ростовского, и Глеба, князя муромского.

Конное войско.

Миниатюра из Сильвестровского списка «Сказания о Борисе и Глебе» (XIV в.)

В последние годы Владимир заметно выделял этих последних, считая, по-видимому, наиболее законными по рождению, поскольку лишь с их матерью, византийской принцессой Анной, был связан узами церковного брака; к тому же в их жилах текла кровь константинопольских базилевсов. Судя по всему, Владимир держал Бориса при себе, намереваясь именно ему передать великое княжение. Однако в момент смерти родителя тот возглавлял поход на печенегов, а Глеб спокойно сидел в своем Муроме.

Тут-то и разворачиваются события. В надежде, что Борис успеет возвратиться, его сторонники трое суток скрывали факт кончины великого князя. Но в конце концов правда все-таки всплыла, и Святополк, на чьей стороне было несомненное право первородства, не встретив никакого сопротивления, занял отчий (не по дядюшке-братоубийце, а по настоящему родителю, Ярополку) трон. Однако, согласно летописному сказанию, на том не успокоился, решив на всякий случай избавиться ото всех потенциальных конкурентов. Подосланные им убийцы умертвили Бориса в лагере на берегах реки Альты, близ Переяславля, а направлявшегося в стольный град на отцовы похороны Глеба – на Днепре, близ Смоленска. Та же участь постигла и третьего брата, Святослава II Древлянского, который, почуя опасность, вознамерился бежать не то в Чехию, землю своей матери, не то в Венгрию, откуда по некоторым сведениям была родом его жена, но был настигнут в дороге и убит где-то в Карпатах. «Двое первых, – писал историк Николай Иванович Костомаров[51], – впоследствии причислены к лику святых и долго считались покровителями княжеского рода и охранителями русской земли, так что многие победы русских над иноплеменниками приписывались непосредственному вмешательству святых сыновей Владимира. Святослав такой чести не удостоился – оттого, вероятно, что первых возвысило в глазах церкви рождение от матери, принесшей на Русь христианство».

Ярослав Мудрый.

Фреска церкви Спаса на Нередице в Новгороде (ок. 1246 г.).

Тем временем Ярослав собрал в Новгороде силы, достигавшие – по летописи – 40 000 местного ополчения и 1000 варяжских наемников под началом ярла[52] Эймунда (пожалуйста, запомните это имя!), сына норвежского конунга Ринга и побратима конунга Олафа II Святого[53]. С этим войском он и двинулся на Киев. В 1016 году в битве при Любече он одержал победу над киевской дружиной Святополка и союзными ему печенегами. После этого поражения Святополк бежал в Польшу – к тестю, Болеславу I Храброму; Ярослав же занял киевский стол. Впрочем, ненадолго: полтора года спустя приведенные Болеславом на подмогу зятю поляки наголову разгромили его воинство – Ярослав бежал в Новгород в окружении лишь четверых телохранителей (умудрившись, правда, умыкнуть с собой Святополкову жену, Болеславну).

Ярослав Мудрый.

Рисунок Ивана Билибина (1876–1942), датированный 1926 г.

Ярослав Мудрый.

Медаль, отчеканенная в 1880 г. к девятисотлетию со дня рождения князя

Ярослав Мудрый. Рисунок XIX в.

Ярослав Мудрый.

Реконструкция доктора исторических наук Михаила Михайловича Герасимова (1907–1970) – антрополога, археолога и скульптора

Ярослав Мудрый.

Книжная миниатюра XIX в.

Ярослав Мудрый.

«Титулярник» 1672 г., акварель

Овладев Киевом, Болеслав I не возвратил власть Святополку, а засел там и приказал расквартировать по городам свое войско – ситуация, равно нетерпимая как для великого князя, так и для киевлян. Неудивительно, что вскоре русичи подняли восстание, – разрозненные польские отряды вынуждены были с большими потерями убраться восвояси. Болеслав оставил Киев, прихватив, правда, в качестве гонорара за родственную помощь весьма солидные трофеи.

Тем временем Ярослав с помощью новгородского посадника Константина Добрынича[54] вновь собрал ополчение, вторично двинулся на Киев и «стал на берегу Альты, на том месте, где был убит брат его Борис». Здесь в 1019 году произошла кровавая сеча. Лишенный польской поддержки, имея в союзниках лишь немногочисленный отряд печенегов, Святополк был разбит и бежал. Где именно окончил он свой путь, «Повесть временных лет» умалчивает, ограничиваясь туманным указанием на «пустыню между чехов и ляхов»[55]. «Могила его в этом месте и до сего дня, – говорит летописец, – и из нее исходит смрад».

А на Киевском престоле окончательно укрепился Ярослав – отныне уже не Хромой, но Мудрый.

Такова – в общих чертах, без подробностей – историческая канва. Но чем пристальнее в нее вглядываешься, тем больше озадачивают разнообразные несостыковки и недоумения, во множестве просвечивающие сквозь ее разреженную ткань.