Маленький, да удаленький

Маленький, да удаленький

Андрей Альбертович Волов родился 13 ноября 1962 года и, наверное, достаточно долго не помышлял о карьере авторитета. В 80-х годах он еще был комсомольским работником в Кировском районе. В частности, когда только началось кооперативное движение, он занимался от райкома физкультурными оздоровительными комплексами, которые были очень популярны в то время. В конце 80-х Волов комсомольскую работу оставил и примкнул к Малышеву. У Малышева в ближайшем окружении было несколько Андреев, а Волов отличался небольшим ростом, за что и получил прозвище Маленький. Когда Малышева арестовали и его империя развалилась, Маленький сумел консолидировать вокруг себя часть его людей, наладив в своем коллективе чрезвычайно жесткую дисциплину. Правой рукой Маленького долгое время считался Джон Солдат, бывший морской пехотинец, прекрасно подготовленный физически. Вотчиной Маленького всегда считался Ломоносовский район. В свое время хорошо усвоив комсомольский принцип: «Никогда не делай того, что может сделать твой подчиненный», Маленький старался избегать непосредственного участия в совершении физических акций, а уровень конспиративности в его организации был настолько высоким, что к 1998 году он оставался одним из самых малоизученных правоохранительными органами лидеров бандитского Петербурга.

После убийства в 1996 году Кирпича к Маленькому примкнули Юра Криминал и Наум, после посадки Акулы с Маленьким начали работать Жук и Витя Мурманский (не путать с «тамбовским» бригадиром Вовой Мурманским). О Маленьком в Питере ходило много страшных слухов – в частности, говорили, что в его коллективе за неисполнение приказа рубят пальцы и убивают за малейшие подозрения в измене. Коммерсанты, работавшие под Маленьким, боялись уходить под другую крышу, опасаясь физического уничтожения.

На «стрелки» с другими коллективами люди Маленького часто приезжали не на шикарных иномарках, а на ржавых «Москвичах» или вовсе на метро, для того чтобы их нельзя было вычислить по номерам машин. Несмотря на всю жесткость коллектива Маленького, ходили легенды о его хороших возможностях в ФСБ, ГУВД и РУОПе – именно эти оперативные возможности якобы и являлись залогом неуязвимости Маленького. Несмотря на то, что Андрей Маленький стал во второй половине 90-х годов, несомненно, состоятельным человеком (по некоторым данным, у него, например, даже есть дом в Венеции), он не остепенился, а, наоборот, сделался еще жестче и беспредельнее. К 1998 году он, конечно, считался очень влиятельной фигурой в бандитском Петербурге, однако многие лидеры, услышав его имя, качали головами и говорили, что «авторитет, сделанный на крови, должен постоянно кровью и подпитываться, а потому этот авторитет не может быть долгим». Некоторые информированные лоточники, оценивая ситуацию в Питере на конец лета 1998 года, считали, что Маленький – это второй после Кумарина лидер бандитского Петербурга…

Имущественное расслоение, которое происходит по всей России, не могло не затронуть и среду организованной преступности – в том числе и в Петербурге. По оценкам информированных источников, в современном бандитском Петербурге лишь 5-10 процентов бандитов можно назвать людьми богатыми или состоятельными. Процентов 30 составляет так называемый средний класс. А 60-65 процентов братвы – это откровенные бедняки, можно сказать «пролетарии» бандитского мира, которые патологически невежественны и живут одним днем – в Петербурге их называют «голодными». (Серость и необразованность бандитов даже среднего звена давно уже стали притчей во языцех, а истории, случившиеся в реальной жизни, напоминают иногда анекдоты из серии про новых русских. Так, например, в 1997 году один серьезный и довольно известный в Питере авторитет, проживший в городе на Неве всю свою сознательную жизнь, не мог понять, куда надо ехать, когда ему назначили встречу у сфинксов на набережной Невы, напротив Академии художеств. Солидный, взрослый человек, разъезжающий по городу в шестисотом «мерседесе», раздраженно спрашивал у своего окружения: «Что такое сфинксы?» Самый грамотный из этого окружения все-таки сумел ответить: «Сфинксы – это такие памятники». Другой случай произошел уже в 1998 году. Один коммерсант пытался объяснить представителям своей «крыши», почему затормозилось развитие очень выгодного бизнес-проекта: «Придется подождать, там все вопросы в КУГИ уперлись». Два стриженых братана понимающе переглянулись, а один веско ответил бизнесмену: «А может, ему в башню выписать, раз он такой неотзывчивый?» Бизнесмен не понял и переспросил: «Э-э-э-э, кому в башню?» – «Ну, КУГИ этому…» Коммерсант «выпал в осадок», когда понял, что братаны решили, что КУГИ – это не Комитет по управлению городским имуществом, а фамилия конкретного человека. Такая же, как Буре, например, или Кони.)

Именно этих голодных и опасаются серьезные бандитские лидеры. В частности, те же «тамбовские генералы» вынуждены считаться с Андреем Маленьким, за которым стоит голодная бандитская молодежь. Ведь голодным, как известно, нечего терять, кроме не очень толстых цепочек из фальшивого золота (да и эта цепочка часто приходится одна на четверых).

Имущественно-финансовое расслоение в бандитском крыле организованной преступности Санкт-Петербурга, безусловно, тесно связано с еще одной тенденцией, заметно проявившейся во второй половине 90-х годов: многие бандитские авторитеты, чьи имена гремели еще совсем недавно, те, кто раньше были «знаменами» отечественного гангстеризма, фактически сошли на нет и утратили былое влияние. К таким фигурам относятся Малышев, Феоктистов, Ефимов, Седюк-старший и некоторые другие. Нельзя сказать, что эти персонажи бандитского Петербурга вовсе сошли с арены, однако по сравнению с прошлыми годами их влияние совсем невелико. Конечно, все упомянутые выше не голодают, но и ключевых позиций не занимают. Утрата былого величия, безусловно, связана с тем, что всем им пришлось достаточное количество времени провести за решеткой, а оттуда (даже при том, что «все схвачено и взлохмачено») очень трудно нормально контролировать и развивать свое дело. (Александр Малышев, например, после того, как вышел из тюрьмы, очень редко появлялся в Питере. Долгое время он лечился в Германии, женился там на немке, сменил фамилию. В 1997-1998 годах он подолгу жил в Италии, Испании, видели его и на Кипре. Александр Иванович построил себе консервный заводик, занялся оптовыми поставками продовольствия. В какие-то «стремные темы» старался не залезать, и, как следствие, его имя все реже и реже слышалось в Петербурге. (К 1998 году из тех, кто когда-то составлял «гвардию» Малышева, в живых почти никого не осталось – погибли и Слон, и Марадонна, и Стас, и многие другие.) Когда-то огромная «малышевская империя» развалилась, многие позиции перешли к Андрею Маленькому, а об имевшей когда-то место реальной конкуренции между «малышевскими» и «тамбовскими» во второй половине 90-х годов даже говорить-то стало несолидно – настолько далеко вперед ушли «тамбовцы» и настолько снизилось влияние Малышева.

«Дедушка русского рэкета» Феоктистов сильно постарел. Имея какие-то доли с каких-то не очень серьезных коммерсантов, Фека мог себе позволить достаточно часто появляться в ресторанах, где, как правило, вел себя шумно и развязно, что достаточно плохо гармонировало с его уже почтенным возрастом. Он остался все таким же любителем девочек, впрочем, эти девочки уже не платили ему взаимностью. Однажды у Феоктистова даже возникли проблемы в известном заведении «тамбовцев» «Голливудские ночи» – там девицы пожаловались, что Феоктистов все время норовит попользоваться ими за бесплатно, да притом еще обижает – тискает и бьет. Лидер «тамбовских» был вынужден даже сделать Феоктистову внушение и пригрозил, что Феку просто не будут пускать в «Голливудские ночи», поскольку это заведение является частным клубом.

Группировка Ефима после ареста лидера фактически распалась, финансовые дела Ефимова пошли под гору. Говорили, правда, что в «Крестах» к его мнению прислушиваются, однако «Кресты» – это всего лишь очень маленький кусочек Петербурга. Что же касается Седюка-старшего, то после его ареста в начале 1997 года о нем в бандитском Петербурге никто ничего не слышал. В июле 1998 года он звонил автору этих строк в Агентство журналистских расследований, не дозвонился, обещал перезвонить, но так больше и не проявился.)

С другой стороны, многие лидеры братвы, те, которые еще в первой половине 90-х годов «решали вопросы чисто конкретно и реально» (вплоть до участия в разборках), стали зачастую не то чтобы совсем уходить от прямого криминала, но все же держаться поближе к закону. То есть в этом направлении явно начала просматриваться тенденция приближения к легальному бизнесу – на деле это выливалось в интересный симбиоз бизнеса легального и нелегального. Многие видные бандитские авторитеты во второй половине 90-х годов стали, не стесняясь, представляться коммерсантами и бизнесменами, что, конечно, не очень согласовывалось с чисто уголовными традициями. К таким лидерам относятся и Владимир Кумарин, и Валерий Ледовских, и Константин Яковлев (Могила), и братья Гавриленковы (собственно говоря, после гибели 30 июня 1995 года Степаныча-старшего остался только младший брат, Виктор Гавриленков, который предпочитает не появляться в Питере, опасаясь, что и его добьют) и Александр Ефимов (Фима-банщик), и многие-многие другие.

Интересно, что когда в телевизионной передаче ТСБ (Телевизионная служба безопасности) сотрудница пресс-службы РУОПа назвала Кумарина бандитом, он настолько остро среагировал на это, что пообещал подать на РУОП в суд. Чтобы снивелировать конфликт, в ресторан «Антверпен», в котором часто собираются «тамбовские» лидеры для обсуждения своих вопросов, приехали несколько офицеров во главе с заместителем начальника РУОПа. Эти офицеры принесли свои извинения Кумарину, а он согласился не доводить дело до суда.

В тенденции переквалифицирования бандитов в бизнесменов интересен психологический аспект. На самом деле «братаны-бизнесмены» прекрасно отдают себе отчет в том, что первоначально нажитый ими капитал – это капитал криминального происхождения, однако сейчас они считают, что заслужили право на легализацию и на более спокойную жизнь тем, как они «воевали за свои доли». Многие из них пережили неоднократные покушения, многие были ранены, а потому «ежели по совести, то деньги достались не даром, а большим риском и тяжелым трудом». Правда, это мнение не разделяет голодная бандитская молодежь, которая полагает, что можно быть либо барыгами, либо братанами. И если человек стал барыгой, то он, несмотря ни на какие прошлые заслуги, должен платить братанам. Однако у большинства авторитетов, приблизившихся вплотную к легальному бизнесу, достаточно сил, чтобы оборонять свое с такими муками выстроившееся дело. Костя Могила, например, еще в 1996 году говорил: «Мои люди ни в какие блудни не лезут, мы просто защищаем свое, а чужого нам не надо».