ЖИЗНЕОПИСАНИЕ АЛЕКСАНДРА СОЛЖЕНИЦЫНА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ АЛЕКСАНДРА СОЛЖЕНИЦЫНА

11.12.2007

Сегодня ажно слезу умиления смахнул, прочитав новость:

Сараскина: В 2001 году я начала составлять летопись жизни и творчества Александра Исаевича, обнаруживая по ходу дела, как много лжи и небылиц накручено вокруг его личности и биографии, как много белых пятен, несмотря на усилия мемуаристов и краеведов, очевидцев и свидетелей. Мне было хорошо известно, что к идее своей прижизненной биографии Александр Исаевич относится отрицательно. Поэтому я собирала материалы впрок. В течение нескольких лет я периодически приезжала в Троице-Лыково в дом Солженицыных с магнитофоном и конкретными вопросами, и Александр Исаевич терпеливо, с большими подробностями мне отвечал. Так, по военным картам полувековой давности мы восстановили весь его фронтовой путь, много говорили о детских и юношеских годах в Ростове, о родне, о товарищах по ГУЛАГу. Расшифровывая пленки, я всякий раз обнаруживала текст первоклассного качества. А в 2005-м в «Молодой гвардии» возник проект «Биография продолжается»: та же серия ЖЗЛ, но о живущих ныне выдающихся современниках. И тут уже все сошлось.

Неудивительно, что Александр Исаевич к такой затее относится отрицательно.

Так получилось, что свой жизненный путь он уже богато описал несколько ранее. И про жуткую жизнь на фронте, куда к нему на месячишко-другой приезжала посидеть под бомбами молодая жена. И про письма антисоветского содержания, которые он через цензуру рассылал друзьям и знакомым, — чтобы сесть самому и посадить других. И про невыносимые условия содержания в лагерях — в тепле, на придурочных должностях и в камере на троих. Ну и главное, конечно, про добровольную работу в лагере тайным осведомителем, читай — стукачом, о чем никто из поклонников Творца почему-то не знает.

Плюс мне всегда были интересны мощные параллели, проводимые Солженицыным между тем, как сидел Достоевский, и как сидел лично он, Солженицын. При этом, понятно, приговоренный к расстрелу Достоевский отбывал срок в санатории, а Солженицын — в самом настоящем аду. О чем подробно в своих произведениях и сообщает — не соображая, что городит. Зоркому глазу, конечно, видно — кто на самом деле как сидел, да только граждане с тюремным опытом книжки Солженицына почему-то не читают. А прокомментировать не мешает.

Я считаю, это прекрасно — работать с первоисточниками. Ведь кто может рассказать о себе больше, чем сам автор? Тем более такой умный.

РГ: Если не секрет, что сказал Александр Исаевич, прочитав свою биографию?

Сараскина: Этим секретом мне поделиться радостно. Он читал книгу по частям. В ней восемь частей — пролог, сорок одна глава и заключительный раздел «Вместо эпилога». По мере того как они писались, делал редкие замечания на полях, всегда только по конкретным фактам. Таков был наш уговор, и герой книги ни разу его не нарушил. Прочитав все до конца, он сказал мне замечательно добрые, благодарные слова. Записал их на пленку, которую передал мне. Я буду ее хранить как талисман.

rg.ru

И это правильно. Ибо все остальное, что не соответствует светлому образу Гениального Творца, надо просто сжечь.

Из общения в «Комментариях»:

— Как ты относишься к жизнеописанию другого сидельца — Георгия Жженова?

— Нормально. А что? Он, кстати, сидел в камере, где у меня кабинет был.

— А почему его творчество сейчас так пошло в массы?..

— А где оно пошло в массы, не расскажешь? Где он продается адскими тиражами? Где массы его читают?

— Если там черным по белому написаны факты, его не украшающие, и если многое — ложь?

— Я правильно понимаю: в массы идет только то, где факты и правда?

— Под «пошло в массы» понимаю всеобщее признание Солженицына, хотя есть немало других писателей, которые могли бы поиметь такую известность.

— Мне, камрад, не совсем понятно: всеобщее признание — это что? Ты вот, к примеру, сколько его книг прочитал? Подозреваю, что ни одной. Сколько прочитали твои друзья? Тоже, подозреваю, ни одной. Я вот прочитал минимум три, но среди моих знакомых никто не смог дочитать даже «Архипелаг». Ты не про «всеобщее признание» говоришь, а про раскрутку на Западе ровно одного произведения.

— С какого хрена Солженицын получил такую мегараскрутку на Западе и ее эхо в нашей стране?

— Много ли ты читал статей и книг Политковской? С какого хрена она так раскручена на Западе и в нашей стране?

— Кстати, не могли вы дать краткое пояснение на эту тему?

— Могу.

— Кто тут замешан, как вы думаете?

— Всемирный жыдо-масонский заговор.

— Помню, Владимир Владимирович лично к Солженицыну на квартиру приезжал, поздравлял (с днем рождения, кажись) — чем не признание?

— А у нас возле универа памятник Сахарову поставили — чем не признание?

— Признание. Сахаров не последний ученый был. Памятник возле универа поставлен вполне обоснованно.

— А Солженицын — охуенный писатель. Тоже обоснованно.

— Если вспомнить, что сей гражданин кроме всего прочего пережил рак 4-й стадии…

— А ну как грыжу?

— Дима, ты как считаешь: чтобы иметь мнение о писателе, обязательно его произведения читать? Или это не связанные вещи? Где-то у тебя похожая мысль звучала, не помню, где именно.

— Вообще, конечно, следует решительно отделять автора от произведения. Но если автор — пидор (в плохом смысле), то это практически невозможно.

— Сразу ма-а-ленький вопрос: как ты относишься к шестидесятникам, конкретно к Визбору? Или его творчество тебя не интересовало никогда?

— К шестидерастам? Никак. С Визбором знаком мало, слышал пару песен.

— Дмитрий Юрьевич, а вы в гражданско-правовых процессах принимали участие?

— Нет, я только в пытках и расстрелах.

— Если да — то в каком качестве?

— Дежурным палачом.

— А что тогда скажете про «Двести лет вместе»?

— Я себя обычно позиционирую как эксперта с мировым именем — разумным людям сразу понятно, что в ироническом смысле. А в Солженицыне никакой иронии нет — он на полном серьезе считает себя таковым. Данный опус — очередное тому подтверждение.

— Насколько правдоподобно там он писал?

— Это его точка зрения. Лично мне не интересная.

— Спасибо за ответ, принял к сведению. Читать, видимо, не буду.

— С точки зрения энтомологической — прикольно.

— Шаламов, на ваш взгляд, как человек и писатель?

— Я с ним не был знаком, потому что за человек — абсолютно без понятия. Произведения — атомные, написано отменно. Однако это не документалистика, если ты про это.

— Раз Солженицын сотрудничал с администрацией, значит, хороший зэк был, полезный.

— Отличный. Мы таких любим.

— Дмитрий Юрьич, можно вопрос: а что видно зоркому глазу по поводу сидения Достоевского?

— Тяжко ему сиделось, без дураков. Дворянину среди крестьян — это полный пэ, не говоря уже об остальном.

— И как ты к нему относишься?

— Нормально. Больной, конечно, был, но без этого творец не творец.

— Дмитрий Юрьевич, а как ты относишься к вопросам типа «как ты относишься»?.. Не достали ли тебя они?

— Куда деваться?

— Надеюсь, что тебе воздастся за терпение, ибо нас (молодежь) просвещать — дело хлопотное.

— Я терпеливый, как санитар из дурдома!!!

— Из комментариев в «Тупичке» и твоих ответов стало ясно про «шестерство».

— Я такого не говорил, камрад.

— Но вопрос — как и откуда черпать знания?

— Они как в армии, камрад, — от сержанта, то есть от взрослых и знающих камрадов. Каковые вызывают у тебя безусловное уважение, чья точка зрения тебя интересует, к чьему мнению ты прислушиваешься.

— Как правильно строить мнение о произведениях?

— Надо много читать, дабы можно было сравнивать. Только так.

— Вот тут рассказик надыбал В. Алмазова. Называется «Сука ты позорная». О том, как однажды, году в 79-м, автор обсуждал с бывшими колымскими зэками «Архипелаг ГУЛАГ». Что скажешь?

— Лагеря все были трудовыми. То есть народ там работал. А это значит, существовали нормы выработки, за которые сталинские упыри спрашивали по всей строгости. Вот представь, ты директор завода, но по прихоти вчера расстрелял сто рабочих. Кто план выполнять будет? И что будешь делать ты, когда за невыполнение плана придут расстреливать тебя?

— Дворянином-то Достоевский был, но он не был рожден дворянином. Папа его был доктор для бедных и произведен во дворянство. Так что Достоевский — классический разночинец по классовому происхождению.

— Я правильно понимаю — это все в корне меняет? Я правильно понимаю, что на основании написанного тобой крестьяне относились к нему совершенно иначе? А если нет, поделись: к чему ты эту херню тут написал?

— Дмитрий, а вы к творчеству Василия Шукшина, писателя, как относитесь?

— Строго положительно. Мегаталант.

— Гоблин, а кого еще, по-твоему, можно поставить в один ряд с такими великими людьми современности — Солженицыным и Сахаровым?

— Ставить их надо на дно выгребной ямы.

— Хм, признаться, что дал согласие сотрудничать с органами — это довольно смело, тем более для человека, позиционирующего себя как «борца с режимом». Не находишь?

— Это ты меня как коллегу спрашиваешь, я правильно понимаю? Или это ты задаешь вопрос как лох чилийский, не имеющий представления о предмете?

— И потом, если он действительно реально не сотрудничал, а только поддался на давление?

— Это как?

— Какое тогда имеет значение какая-то бумажка?

— Это о чем?

— Да и многие ли из тех, кто сейчас подтявкивает тут, на форуме, нашли бы в себе смелость устоять?

— Да никто, конечно. Все до единого кругом — предатели, стукачи да твари вербованные.

— Я сильно сомневаюсь. В том числе и за себя…

— А я за тебя не сомневаюсь. С двух предложений видно — аморальная гнида, способная на все.

— Конечно, если следовать уголовной философии, то да, типа запомоился. Но разве имеет значение для нормального человека мнение уголовников?

— Долбоеб ты.

— Ничего не поделаешь, да, я дебил. Представьте себе.

— Сначала не мог представить, а теперь — смог.

— За что парень, с которым ты говорил выше, удостоился такой чести?

— Угадай с трех раз.

— По моему мнению (предвижу ответ: малолетнего долбоеба), это были нормальные вопросы нормального человека, не замороченного милицейскими и уголовными тонкостями.

— Сынок, вот у тебя под ником написано — «подросток». Это значит, что ты в массе постов обозначил себя как малолетнего дурачка. Если тебе в твои 15 лет что-то непонятно — ты, сынок, поди, спроси у папы, если он у тебя есть. Оно, конечно, сомнительно, что он тебе что- то сможет объяснить — раз уж таким дурачком тебя вырастил. Но вдруг? А пока не объяснил, ты дурость свою окружающим старайся не демонстрировать — выглядит отвратительно.

— Понимаешь, даже стоя на дне выгребной ямы, Солженицын и Сахаров будут на голову выше подавляющего большинства тут присутствующих. Как это ни обидно.

— В выгребную яму нормальные люди, понимаешь, обычно испражняются. Она для говна то есть, в нее срут. И яма никогда не бывает «выше».

— Неплохо, кстати, зэки работали. Лет пять назад, будучи по делам в Норильске, зашел в местный краеведческий музей. Там много документов интересных про то, как зэки под чутким руководством НКВД осваивали технологии строительства городов, шахт и заводов в условиях вечной мерзлоты. И неплохо так освоили, вроде бы первыми в мире. И только потом, когда с технологиями стало понятно, а инфраструктура налажена, стали туда всяких комсомольцев зазывать.

— Не самая светлая страница в истории родной страны.

— Насколько правдоподобны пассажи гражданина Солженицына в духе «Я только подписал бумагу»?

— Если бы он этого не делал, он бы никогда этого писать не стал.

— Можно ли было его склонить к реальному сотрудничеству, шантажируя письменным согласием?

— Ты хорошо понимаешь, что такое оперуполномоченный в лагере, чем он там занимается и что он там может?

— В самом деле, Дмитрий Юрьевич, объясните, насколько серьезна подписанная бумага?

— Серьезнее не бывает. Это окончательная бумага, там других нет. Будучи завербованным, далее он трудился на оперчасть весь оставшийся срок.

— И могли ли действительно отправить Солженицына на шарашку и больше не использовать в качестве доносителя?

— В шарашку его направили потому, что использовать его среди уголовников смысла не было. Поэтому сам он поехал в шарашку, а дело агентурное — в оперчасть шарашки. Так что работал и там.

— В предмете совершенно не разбираюсь, потому и задаю глупые вопросы.

— Завербованный агент используется оперчастью, то есть подслушивает, подсматривает и доносит в оперчасть. Существуют количественные нормы доносов, например один в неделю. Существуют нормы оформления личных дел, где все доносы должны быть подшиты — по датам, четыре в месяц. За это исключительно строго спрашивают, и если завербовали — значит, все по распорядку.

— Был бы благодарен, если б вы посоветовали, что можно почитать на тему оперативной работы в лагерях.

— Это секретная спецлитература, ее не продают в лавках.

— И как любить милицию родную после всего этого?

— Камрад, я тебя призываю ее любить?

— Говорят, самое сильное — это психологический аспект. То есть подписей о сотрудничестве на документе могут и не просить, юридической силы вроде как не имеет, но сам человек чувствует, что все — он перешел черту, обязался. В «Бизнес-разведке» Доронин пишет, что важен любой документ, как-то закрепляющий в сознании факт вербовки, — расписка в получении денег, первое собственноручно написанное донесение и т. п. Так ли это? Насколько соотносятся юридическая и психологическая части таких бумаг?

— Там написано, что он выбрал себе псевдоним. Это значит, было заведено агентурное дело и дана расписка в том, что он ознакомлен с тем, чем он согласен заниматься, и поставил свою подпись. Вы эта, камрады, там не детский сад, и эльфов там нет.

— Дмитрий Юрьевич, а как коренные обитатели зоны относились к политзаключенным?

— Никому нет дела до того, кто ты такой, — если не насильник малолетних и пр. Как себя покажешь — так и будут относиться. Кроме того, если политзаключенные составляли основную массу — стало быть, их опасно трогать, их много. Если написано, что их гоняли, — значит, их было очень мало и люди они были неважные.

— На каком они там были положении в основной своей массе?

— На обычном. Воры считают за людей только себя, с обычными зэками контактируют мало.

— Дмитрий Юрьевич, надеюсь, вас не затруднить ответить на еще один вопрос о Сталине.

— Камрад, хорошо ли тебе понятно, что Сталин рулил страной без моей гениальной помощи?

— В школе меня учили: людей, которые докладывали о войне 22-го числа, Сталин расстреливал.

— Это неправда. Понятно, что расстреливали, но к войне готовились и войны ждали.

— Когда фашистские войска перешли границу — в 4 часа утра, по-моему, — Сталин молчал и не верил в это.

— Это неправда. Сохранились журналы, в которых Поскребышев записывал, кого Сталин принимал и когда.

— Он считал это провокаций и лишь потом выступил с докладом о войне.

— Это неправда. Выступил он тогда, когда счел нужным выступить. О начале войны объявил Молотов, а Сталин обращался к народу.

— Солдаты разбегались, потому что после репрессий 37 года…

— Это неправда. Поспрашивай знакомых, много ли среди солдат было репрессий.

— Руководящего состава почти не осталось, и он был заново набран из людей, которые к этому не имели отношения.

— Это неправда. Большинство так называемых репрессированных просто уволили из армии, на их место пришли другие. Не умели воевать — ни одна армия не умеет, пока не начнет воевать.

— Техника была стянута на границе, и 80 процентов ее досталось немцам в первые дни войны.

— А куда ее надо было стягивать? На Дальний Восток, чтобы немцам не досталась?

— Сталин не верил в войну, и в день нападения фашистов у многих солдат оружие было на чистке.

— Как же не верил, если страна, выбиваясь из сил, готовилась к войне несколько лет? Оружие на чистке — это где? На заводе, что ли?

— Правда ли это?

— Нет, конечно.

— Кстати, именно так в школе рассказывают про начало войны. Практически слово в слово.

— Охуели, твари.

— Дядя Дима, а вообще насколько уместно употреблять слова вроде «верил/не верил» в подобном контексте?

— Надо быть на всю башку ебнутым, чтобы в подобных аспектах «верить/не верить». Руководителю государства идет огромный поток информации из самых разнообразных источников. Советскую интеллигенцию разрывает пополам: с одной стороны, Сталин у них — коварнейший демон, при котором нельзя было даже шепотом разговаривать, ему обо всем мгновенно доносили. А с другой стороны, Сталин у них — полный дебил, который ни хера не знал и плюс ни хера не понимал Это можно понять, когда речь идет про советского интеллигента, который знает Мандельштама наизусть, но не умеет чисто вытирать жопу и мыть посуду. Однако не следует примерять собственную дурость на мегадиктатора, самого серьезного руководителя сверхдержавы.

— Разрешите вопрос: где Солженицын говорит про свое стукачество? Что за произведение или интервью? Спасибо за ответ заранее.

— Нигде, это я придумал.

— Дим Юрьич, не хотел бы обозначиться срывателем покровов, но «ГУЛАГ» — он в обязательной программе по литературе за 11-й класс. Ну, или, по крайней мере, так было, когда я учился в школе (впрочем, не так давно). И все, что там написано, на уроках преподносится как правда о кровавом режиме. Учителя рассказывают «как все было страшно», а мы, малолетние дурачки, этому верим. Я в том числе. Это попозже я узнал, что к чему (во многом благодаря «Тупичку»), но на встрече выпускников доперло, что я такой в классе один. Вот.

— [Окончательно теряя остатки воли и впадая в бешенство.] Я, б..дь, специально сделаю видеоурок — доступный пониманию детей.

— Еще бы видеоурок по литературе про «тупорылых ебанько», и было бы самое то!

— За это меня убьют родители!!!

— Нельзя быть стукачом «только по бумажке», как нельзя быть «чуть-чуть беременным». Ты либо стучишь, либо нет. А уж ежели ты начал барабанить, то опер с тебя не слезет. Здесь заднего хода нет. Особенно интересно выглядит то, что г. Солженицын имел должность, а не был рядовым зэком. Это очень большая привилегия, которую в местах не столь отдаленных за здорово живешь не дают. Ее можно получить только двумя путями — либо ты очень авторитетный человек, либо ты «красный», то есть сотрудничаешь с администрацией. Посему вывод однозначный — дедушка был «красный», как пожарная машина, и барабанил так, что все были довольны.

— Слушай, вот когда начинают рассказывать, что «половина страны сидела», — все верят безоговорочно, ибо сидела ведь половина (другая охраняла). А когда речь заходит о конкретике, типа стучал или нет — никто ни хера не понимает и не знает. Как так наши матерые сидельцы ухитряются — не понимаю.

— Поясняю — как правило, блатные очень много времени проводят в штрафном изоляторе. Сидеть там очень неприятно. Представьте себе комнату 2 на 2 метра с бетонной шубой на стенах, в которой из обстановки только двое пристегнутых к стене нар, туалет, столик и умывальник. И все. Курить нельзя, чай пить нельзя, кормят хреново, письма писать нельзя. Вообще ничего нельзя. И вот в такой обстановке некоторые люди проводят по 2–3 месяца. Хочется угробить здоровье? Во-во, никому не хочется, всем хочется выйти на свободу, сохранив физическое и душевное здоровье. Поэтому и стучат.

— Не следует забывать, что для большинства граждан не требуется никаких пыток и даже угроз. Большинство граждан просто тупо стремятся к собственной выгоде, ради которой продадут родную мать не задумываясь. Солженицын — наглядный пример.

— А может человек, на которого завели агентурное дело, просто регулярно отписывать о том, что никаких разговоров, кроме как о погоде, не было?

— Может, конечно.

— Или в таком случае опера его проверять начнут другим агентом?

— В таком случае его просто в жопу выебут или покалечат. А он про это, не поверишь, очень хорошо знает и изо всех сил будет стараться до этого не доводить — писать сообщения по делу.

— Если «существуют количественные нормы доносов, например один в неделю», тогда в личном деле Солженицына должны быть кучи его доносов, не так ли?

— Так, конечно. И они там есть.

— Тогда вопрос — почему эти доносы не были опубликованы, когда еще был СССР?

— А у нас не принято сдавать агентов. Даже конченых подонков.

— Морально уничтожить Нобелевского лауреата — что может быть изящнее?

— Да кому он на хер нужен?

— Или прав все-таки Солженицын, когда говорил, что ничего такого он не доносил?

— Оно понятно, что ты дурак патентованный, но ты хоть книги Светоча почитай, дебил.

— Д. Ю., мне интересно, каким образом можно подтвердить этот документ?

— Никаким. Разве что почерковедческой экспертизой.

— Товарищи, сидевшие в советское время в «Матросской тишине», говорят, что там была офигенная библиотека, которую никто никогда не перетряхивал на предмет изъятия неправильных изданий. Сидельцы еще с 20-х годов по сложившейся традиции оставляли личные книги. И к 70-м годам библиотека вполне могла составить конкуренцию библиотеке академии наук.

— Я заведовал библиотекой в тюрьме. Говно там, а не книги — унылые помои, каковые пользуются наибольшим спросом Поскольку большинство граждан — откровенные идиоты, то и читают они книги для идиотов и оставляют они после себя книги для идиотов. Слухи про «академию наук» сильно преувеличены.

— Что же касается «чего натворить такого умудрились», отвечу: работали, имели крепкие хозяйства и достаток, в отличие от голытьбы, что тогда, что сегодня, ни хрена делать не желавшей и не умевшей. И нередко как раз такая вот голытьба, всякие шариковы и швондеры, с радостным писком и раскулачивали. Да, были и настоящие мироеды, но в основном под эту косу пошли прежде всего крепкие середняки, основа крестьянского хозяйства.

— Всем экспертам по голодранцам — рекомендую к прочтению: Милов Л. В. «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса». Дабы впредь не тянуло.

— Дмитрий Юрьевич, спасибо за ссылку. Мне не совсем понятно: а как это так получается, что все кругом голодранцы?

— Надо понимать, все русские крестьяне, как подобает русским свиньям, круглый год пили и ничего не делали? Поэтому они все были голодранцами?

— В 1995-м мне такое в школе говорили, про голытьбу и про то, как она кулаков раскулачивала.

— Как так получилось, что все были нищими, а один — богатым? Откуда такой разрыв?

— Дмитрий Юрьевич, с вами спорить не буду, образования не хватит. Книгу рекомендованную скачал, буду изучать. Спасибо.

— Да я не про споры, камрад. Люди не имеют ни малейшего представления, что это такое — русский крестьянин и почему он жил вот так. Не имеют ни малейшего понимания о том, что такое колхозы и что эти колхозы крестьянам принесли. Но, понятно, мнение имеют — особенно из числа тех, у кого родственников «голытьба раскулачила ни за что».

— Понял, виноват. Книжка очень полезная — там как раз про то, почему богато никогда не было.

— И быть не могло. Откуда нетрудно понять, как получалось богато у единиц. И почему их так любили горячо — все.

— А от личного трудолюбия и целеустремленности ничего не зависит?

— А от земли не зависит? Если в России сажаешь один мешок, а собираешь три, после чего один съедаешь, один продаешь, один снова сажаешь, а в Италии один сажаешь, а собираешь тридцать? Это как-то что-то определяет в благосостоянии страны?

— Или все, кто сейчас неплохо живет, — подлецы и подонки?

— О чем ты? Ходорковский вон ни за что сидит, а остальные дрожат по ночам — ну как за ними тоже придут, за честными людьми?

— Моего прадеда по отцу, кстати, раскулачивали трижды.

— Давно заметил, в Интернете сплошь дети раскулаченных. Поделись, а где потомки голодранцев?

— Дмитрий Юрьевич, есть, кстати, любопытная статистика по дальневосточной деревне. Здесь процент зажиточных, кулацких хозяйств был вдвое выше, чем по России, — 10–11 % против 3–4 % по стране. Это накануне коллективизации данные взяты.

— Вы, наверно, статистику по Кубани не видели.

— Нет, со статистикой по Кубани не сталкивался. А что там?

— Ну, там земля и сельское хозяйство сильно отличаются от Новгородской области.

— Самый интересный вопрос формулируется по-другому: почему, когда в России были «справные работящие хозяева», голод был чуть ли не каждый год, а вот с того момента, как «работящего мужика» повывели злые комиссары и в деревне осталось одно «не умеющее работать быдло», голода уже не было?

— [Не в силах сдержаться, кричит.] Какая-то хуйня получается!!!

— Дмитрий Юрьевич, вот почему я люблю с вами общаться — от вас всегда узнаешь что-нибудь новенькое, как однажды сказал пожарный Сема Кац артистам Большого театра.

— Что ни день, то открытие, камрад.

— А на Дальнем Востоке — совершенно другим, вот ведь какие дела! Ведь климат и почвы абсолютно не влияют на объемы урожая! И на среднерусские суглинки не надо тонны дрища коровьего вываливать, чтобы плодородила земля, — надо только все организовать, как у фермеров на Западе, и будет у нас изобилие. И холода зимой не преграда, вон, в Италии оливки растут и зимой не вымерзают, а у нас не растут, видно, из-за косорукости русской и тупорылости. Ведь повывели жидокомиссары породу мужиков работящих, которые сам-тышшу собирали — все 150 миллионов в Сибири сгноили!!!

— Вот, камрады, учитесь, как надо смотреть в корень явлений и пронзать сущность интеллектом!!!

— Дим Юрич, давно интересуюсь таким вопросом: а каков же в действительности был великий и ужасный Голод на заре советской власти и в 30-е сталинские годы?

— Он был страшен.

— Можете, если не трудно, поделиться своим мнением относительно предпосылок, причин, цифр и последствий голода 20-х и 30-х годов. Особенно интересно, что там на самом деле было с набившим оскомину «Голодомором» на Украине?

— Умом и сообразительностью смогли блеснуть все. Руководство, которое дало команду изымать все подряд. Изыматели, которые изымали вообще все. Граждане, которые срочным порядком зарезали скотину, чтобы не доставалась никому. Ну а когда наступила весна и надо было сеять — оказалось, что и сеять нечего (зерна нет), и пахать не на ком (всю скотину вырезали). После чего начался голод.

— Я не пытался оспаривать очевидные вещи. Я скорее о том, что некоторые (некоторые) голодранцы являлись таковыми в силу неумения/нежелания работать.

— Еще разок. Россия всегда была нищей страной — всегда. Население России всегда было нищим. Беспросветная нищета русских закончилась только с появлением СССР. Как думаешь, почему?

— Скажу так. Пусть я родился в городе, но батя у меня деревенский.

— Странно. Обычно у всех знатоков жизни в СССР предки — строго из дворян.

— Как он выбрался из деревни в город: не шел работать в колхоз, сразу после школы поступил в вуз, потом армия, город. Понятно, мой батя никому не известен…

— А как это его из деревни отпустили в вуз? Крестьяне ведь сидели без паспортов, из колхозов запрещено было уезжать. Как так — крепостной и в вуз? А потом еще и в армию? А в итоге — в городе?

— Возьми личность поизвестней, например Резуна. Как он выбрался из деревни? Взял и уехал? Просто так уехать было нельзя.

— А, понял. Это чисто случайно удалось только твоему папе.

— На этом тему выезда из деревни я, со своей стороны, закрываю.

— Лучше бы и не начинал.

— Мне вот интересно, каким образом учить детей правильным вещам в укор зомбоящику и прочему.

— Делать то же, но с другой стороны.

— «Правда о 9-й роте» (фильм) — это, так сказать, пилотный проект?

— Да.

— Можно в дальнейшем ожидать иные социальные проекты?

— Это очень дорого. Один заезд в г. Новокузнецк с личным составом, оборудованием, проживанием и едой — это примерно 100 тысяч рублей.

— Дима, не значит ли твой ответ отказ от участия в кинотворчестве как таковом?

— Нет.

— А какие-то субсидии от государства под это дело получить нереально?

— Не знаю.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.