МИФ ВТОРОЙ: ЕСЛИ Я НЕ БУДУ ЯРКИМ, ТО Я ПОДСТАВКА ДЛЯ МИКРОФОНА, И Я НИКОГДА НЕ СТАНУ ЗНАМЕНИТЫМ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

МИФ ВТОРОЙ: ЕСЛИ Я НЕ БУДУ ЯРКИМ, ТО Я ПОДСТАВКА ДЛЯ МИКРОФОНА, И Я НИКОГДА НЕ СТАНУ ЗНАМЕНИТЫМ

Однажды, во времена «холодной войны», когда в космос полетел первый американский «Шаттл», Советский Союз решил создать что-то подобное. Особой необходимости в этом не было, потому что космическая программа СССР развивалась совсем по другому пути. В стране были хорошие ракеты, на которых космонавты летали в космос и возвращались.

Но любая диктатура тем и восхитительна, что способна положить любое количество жизней и денег ради пустой затеи.

Увидев «Шаттл», в СССР решили, что негоже пропускать Америку вперед, и дали указание сделать свой челнок.

Я не знаю, сколько денег и усилий потратили на его разработку, но приказ был выполнен. Русский корабль назвали «Буран».

Челнок без экипажа под управлением команд с Земли взлетел и успешно приземлился.

Газеты и телевидение захлебнулись восторгом, но на этом все закончилось.

Совершенно не имеет значения, почему «Буран» больше не взлетел.

Но абсолютно ясно, что он не взлетал, потому что пропаганда и реальная жизнь – это две разные вещи.

Потом судьба «Бурана» переросла в фарс. Вначале он стоял на космодроме, потом в развлекательном парке, где дети заходили внутрь поглазеть на чудо техники. Потом прошло время, и он из объекта поклонения превратился в груду ненужного железа. А недавно я читал, что его перепродали за границу, в какой-то другой парк развлечений.

В этом и абсурд авторитарных режимов: то, что есть – засекречивается, а когда его уже нет, то это показывают, чтобы убедить, что оно существует.

Какой бесславный конец великой идеи и гигантских усилий.

Вы спросите, а причем тут интервью?

Вначале поговорим о двух примерах.

В России и в Украине есть популярный артист Андрей Данилко, который использует на сцене комичный образ женщины-проводницы в железнодорожном вагоне. Это очень талантливое «One Men Show», которое неизменно пользуется успехом. Артист сам пишет тексты, поет песни, и все это смотрится весьма гармонично.

Но он решил развить свой образ и на одном телевизионном канале сделал программу, в которой были установлены декорации купе поезда, а напротив него сидели разные гости. То есть он брал интервью, но от имени своего персоЗа окном купе крутились компьютерные пейзажи. Ведущий, размахивая гигантскими искусственными грудями, беседовал с гостями. Гости беспомощно озирались. Они не знали, как отвечать. Они не могли говорить так же смешно, как артист, и все время чувствовали себя в проигрыше.

Еще один подобный пример – это программа MTV «Ali G шоу», где Саша Барон Коэн в образе репера Ali G тоже брал интервью. Как все помнят, он приглашал настоящих специалистов и ученых, и в образе тупого репера разговаривал с ними о любых проблемах, в том числе и научных.

Все это было комично, но эти передачи в конце концов умерли.

Я не знаю, сколько платили гостям у Коэна, но я бы ни в одну из таких передач не пошел за любые деньги. И не потому, что я боюсь участвовать в каком-то шоу.

Проблема в том, что я там просто не нужен. Конечно, существует такая форма гостевой проституции, когда ты ходишь по интервью без разбора, но я ею не страдаю.

Эти ведущие использовали гостей исключительно для успешного существования своего персонажа. Им было все равно, что я думаю, как отношусь к заданным вопросам, и что я хочу на них ответить. Главными в их шоу были именно они и их придуманный герой. И все, кто приходил, были только трамплином для их шуток.

Выглядело это приблизительно так.

ШОУМЕН В РЕПЕРСКОЙ ШАПОЧКЕ. Ну, это, а вот Земля. Она же, кажется, неподвижно висит, да? Или стоит. По-моему, она на слонах стоит или на китах. А Солнце, типа, вертится вокруг. Да?

В зале хохот.

ГОСТЬ ПРОФЕССОРСКОГО ВИДА. Нет, Солнце неподвижно, и вокруг него вращаются все планеты. А что касается Земли, то китов и слонов нет.

Почему-то раздаются аплодисменты. Наверное, это благодарность ученому за то, что он знает, что вокруг чего вращается.

ШОУМЕН. Теперь я понимаю. Вот у меня была одна девочка, она тоже у меня кое на чем крутилась. Ну, точно как Земля.

Профессор краснеет. Зал хохочет. Аплодисменты!..

Кстати, когда я обсуждал эту программу с семьей, то мнения разделились.

Теща сказала, что эта программа – позор нации. Во время ее молодости, при Рузвельте, такое с трудом можно себе было представить. А сейчас все дорожает, телевидение деградирует, и мир катится в пропасть.

Жена подошла к проблеме с другой стороны. Она сказала, что возражает против такой модели программы, потому что, как ей кажется, этот гость-профессор готов выскочить из своей шкуры от злости. Его, конечно, жалко. Но что делать, если за это платят большие деньги, и в программе столько рекламы. Жена напомнила мне, на какой машине ездит Саша Барон Коэн, и в каком доме он живет. Если мне предложат вместо Коэна вести подобную программу, заявила жена, я должен немедленно согласиться. А всякую эстетическую чепуху нужно выкинуть из головы.

Что касается дочери, то она сказала, что это «классный прикол», и ее мотоциклист обещал ей достать билеты на запись этого шоу.

С трудом сдерживаясь, я спросил, чем именно нравится дочери это шоу.

Дочь ответила, что больше всего она ценит в нем познавательность.

Например, из прошлого выпуска она узнала, что Земля крутится вокруг Солнца. Кажется, так? А из другого выпуска она узнала, что вода испаряется. И потом когда идет дождь, он состоит из той же воды.

Это удивительно, заключила дочь. Когда она рассказала об этом факте своему мотоциклисту, он был удивлен не меньше ее.

Но оставим мою дочь, которая вместе со своим дружком движется в обратном направлении эволюции, и вернемся к главной теме.

Я не зря рассказывал вам о русском космическом корабле и двух шоуменах.

Космический корабль, не летающий в космос, таковым не является.

Интервью, которое в себе не содержит его сути, таковым можно считать только по названию.

И русское железо, и перечисленные телевизионные придумки одинаково обречены на провал по одной общей причине: они придуманы для оригинальности, не содержат сути жанра, на который претендуют, и смотрятся как прелестная шутка, не более.

Тысячи молодых ведущих считают, что гостя нужно встречать в морском скафандре, вести интервью, надев тыкву, оставшуюся от Хеллоуина. А на финальной фразе высыпать на жертву два мешка мелкого конфетти.

Все это моя дочь называет «прикол». И, как ни странно, я бы хотел зацепиться за это ее определение.

Оно довольно точно отражает суть проблемы.

Когда молодой журналист думает о том, как брать интервью, он смотрит те программы, которые уже существуют. Их множество, и молодого человека удручает, что в них нет разнообразия.

Действительно, два человека сидят и разговаривают.

Но, спрашивает себя молодой журналист, не чуждый ощущению времени и ярких форм, почему я должен делать что-то похожее?

Размышление тут такое: я молод, и только начинаю карьер. Все интервью, которые я вижу, грешат главным недостатком: ведущий в них – пустое место. Он подставка для микрофона. Он красиво одет, причесан и задает вопросы. Но аудитория не запомнит вопросы, а запомнит ответы.

Представим себе мое будущее, говорит себе журналист. Вот я веду получасовое, регулярное интервью. Я успеваю задать, в крайнем случае, десять вопросов. Но я задаю их только лишь для того, чтобы гость на них долго и подробно отвечал.

А как же я? Ведь я образован не меньше, чем гости. И часто я могу ответить даже интересней, чем они. Неужели в таком эфирном забвении, мне и предстоит провести молодые годы, плавно переходя к пенсии?

– Нет, этого не будет. Я отхвачу свое! – решает ведущий.

И далее с молодым журналистом происходят чудовищные вещи.

Например, я знаю программу, где очень образованный журналист не дает рта раскрыть своим гостям. Он берет интервью, но перебивает их каждую секунду. Его невозможно в этом упрекнуть, потому что он делает правильные добавления, по сути, но слушать его программу невозможно, потому что он говорит столько же, сколько они. Но, если гости всегда новые, то мысли ведущего повторяются, и его уже можно ненавидеть за излишние знания.

Уродливым придумкам нет конца. На одном из телеканалов вдумались в обычную фразу «политическая кухня». И решили, что она может быть в виде кухни на самом деле. И появилась передача, где один политик берет политическое интервью у другого, но параллельно они готовят, к примеру, суп из шампиньонов.

Выглядит это умопомрачительно.

ПОЛИТИК-ВЕДУЩИЙ (помешивая воду). А что вы думаете, коллега, по поводу вздорожания цен на основные продукты питания, и то, что старики окончательно перешли на хлеб и воду?

ПОЛИТИК-ГОСТЬ (засыпая в воду шампиньоны, крупные куски мяса и травы из швейцарского высокогорья, которые он лично там сорвал). Мне жалко стариков, но они сами виноваты, что мало работали и не скопили на старость. Но я думаю, что после летнего отпуска и отгулов, мы вернемся к этой теме в парламенте.

Кстати, коллега, а вы приготовили к моему супу белое вино?..

Если эта передача и запомнится аудитории, то только чувством народной ненависти, которое рождается при просмотре этих кадров.

Имеет ли эта программа отношение к жанру интервью?

По форме да, по сути нет. Однажды я видел, как один журналист брал интервью у гостя во время прогулки на пони. Ведущий был маленький, ему было удобно, а ноги гостя волочились по земле. Видимо, гость не был предупрежден, что его ждет такое счастье, поэтому он пришел на съемку в хорошем двубортном шерстяном костюме и теперь, обливаясь потом, пытался удержаться на пони, вцепившись в его мохнатый загривок.

– Лошади – это моя любовь с детства. Я их обожаю! – радостно говорил ведущий, гарцуя на своей лошадке. – Если бы не телевидение, я бы был конюхом. Кстати, сейчас мы проедем круг и пересядем на арабских скакунов, предоставленных нашим спонсором!..

У гостя волосы стали торчком, как загривок у пони.

Думаю, что мысль моя вполне понятна, и не зря моя дочь называет подобное «приколом». Ведущие «закалывают» своего гостя, не объяснив за что.

Я полагаю, что этому ведущему лучше быть конюхом, потому что он не понимает, что у гостя, сидящем на арабском скакуне, если он не жокей, интервью взять невозможно.

Можно лишь записать его прощальный крик, когда он свалится в канаву.

Итак, всем тем, кто издевается над гостями, во имя своей оригинальности, я хочу сказать, что они могут делать что хотят. Могут ловить рыбу, одеваться трансвеститом или косить траву сенокосилкой, представленной спонсором.

Сути это не поменяет, и результат будет один.

Когда-то в будущем, моя дочь встретится со своим мотоциклистом, который будет сидеть в Синг-Синге, готовясь к казни.

– А ты помнишь того парня, который брал интервью, прыгая с гостем в высоту с шестом? – спросит мотоциклист, звеня кандалами. – Он ведь, как и я, печально закончил. Его насадило на его же шест. Теперь он, как шашлык, лежит в больнице. Как же его звали?

– Ты знаешь, не помню. Помню, что прыгал, но как его зовут, не помню, – ответит дочь. – Кстати, мой папа передавал тебе привет. Как он сказал, прощальный.

Итак, почему все помнят имена хороших интервьюеров, хотя они не ездили на лошадях, не входили с гостем в мартеновскую печь и не готовили барбекю.

Все просто. Потому что они брали интервью не по форме, не по названию, а по сути.

В комнате, за обычным столом, они задавали вопросы о том, что волнует общество.

Они предлагали гостям высказаться о самых важных проблемах и делали это изо дня в день.

Постепенно аудитория стала привыкать, что регулярно, в одно и то же время, они узнают, что думают о жизни самые интересные люди.

Гости, со своей стороны, увидели в ведущем неподдельный интерес к их персоне.

Постепенно ходить к этим ведущим стало хорошим тоном, а потом и модой.

Итак, подведем итог состоятельности этого второго мифа.

Это, действительно, только миф. Миф чрезвычайно вредоносный и разрушающий журналиста изнутри.

Для меня вывод однозначен: ведущий, понимающий, что интервью – это момент истины для всего общества, никогда не будет подставкой для микрофона.

Наоборот, это целый институт гражданского доверия.

И именно поэтому он знаменит.

Общество уважает именно тех, кто задает нужные вопросы.