Глава 4. Первые дни и первые впечатления

Глава 4. Первые дни и первые впечатления

Шаг в неизвестность, или вооружен любовью

Думаю, будет правильно в этом месте книги вернуться к хронологии и рассказать о наших самых первых впечатлениях от американской школы. Нужно ли говорить, что в глубине души каждый из нас побаивался первого дня в школе. Шутка ли, шагнуть в класс к американским ученикам! Поэтому мы как могли пытались подготовить себя к этому событию. Наш дистрикт тоже готовил нас к работе: мы посетили около шести различных семинаров на темы, которые администрация дистрикта посчитала нужным объяснить рекрутированным из-за границы учителям. К сожалению, мы услышали на этих семинарах лишь общие слова об американской педагогике и немного информации о самом дистрикте. Не прозвучало ни одного слова о том, что конкретно делать в учебном классе. Если же кто-то, задавая вопрос, пытался свернуть на практические рельсы, то, как правило, получал совершенно непонятный расплывчатый ответ.

В дополнение к семинарам нам раздали для изучения книги по педагогике — что-то вроде учебного пособия о том, каким должен быть настоящий американский учитель. Мысль о том, что надо неустанно дарить любовь ученикам, проходила красной нитью через каждую страницу издания. Возможно, кто-то из читателей уже слышал, что в американской школе учеников нельзя ругать, стыдить и тем более наказывать. Учитель должен воздействовать на ученика только позитивно, поощряя за успехи. Кроме того, мы знали, что правила поведения в американской школе очень демократичны. Дети могут разговаривать в классе, ходить во время урока, сидеть в свободной позе и т. д.

Правда, меня интересовал вопрос, насколько относительна эта свобода, что по их меркам приемлемо, а что нет, где граница между либерализмом и явным нарушением дисциплины? Как конкретно нужно поступать, если ученик откровенно плохо себя ведет? Как и в каких случаях нужно делать замечания, и главное, какие слова для этого использовать? Какие действия следует предпринять, если слова не действуют? Одним словом, меня интересовали конкретные практические вопросы, ответ на которые мне никак не удавалось найти. Я задавал эти вопросы администрации школы, коллегам-американцам, инструкторам на семинарах, но безответно. Создавалось впечатление, что такой проблемы просто не существует. Официальные лица твердили исключительно про любовь к детям и про совершенствование педагога, чтобы он мог дать еще большую любовь. Вооруженные этими знаниями, мы и шагнули в класс…

Состояние, которое все мы испытали в первые дни работы в школе, нельзя охарактеризовать иначе, как шок и стресс. Возможно, в этом месте кто-то из читателей злорадно улыбнется и скажет: "А что же вы ожидали?" И будет прав. Конечно, мы, пускаясь в эту авантюру, были готовы ко всему, в том числе к языковым проблемам, различию менталитетов и правил поведения. Но никто из нас не был готов к тому, с чем мы реально столкнулись.

Хорошо помню свое состояние в первый день начала занятий. В тот день я прибыл в школу за час до начала урока. Стою в классе у доски и пишу на ней мелом число, тему урока… и в этот самый миг вдруг очень остро ощущаю какое-то состояние угнетенности. Я понимаю, что совершил большую ошибку, пустившись в эту авантюру, что вот он настал, момент истины! Шутки кончились, закончились приятные вводные семинарчики, еще несколько минут, и наступит суровая реальность… К счастью, это состояние продолжалось недолго, я быстро взял себя в руки и сконцентрировался на предстоящем моменте.

Итак, звенит звонок, и в класс начинают заходить американские ученики… Боже, какое поразительное разнообразие цвета кожи, разреза глаз, строения тела, одежды! Пирсинг на всех открытых взору частях тела, причем у представителей обоих полов. Прически… я видел некоторые из них в кино, но не думал, что они существуют в действительности.

Я максимально собран, но чувствую, что где-то глубоко во мне уже начинает зарождаться паника. Несколько учеников подходят и что-то спрашивают, а я с ужасом осознаю, что не понимаю ничего из того, что они мне говорят. В ответ либо что-то бубню себе под нос, либо делаю вид, что ничего не слышал. Ученики отходят, удивленные неадекватным поведением учителя. Звенит звонок, возвещающий о начале урока, и, обрадованный тем, что не нужно больше слушать их вопросов, наконец, начинаю говорить я. Поскольку готовился к первому уроку и практически заучил свои первые предложения наизусть, то говорю складно, не сбиваясь. Уже начинаю гордиться собой, как замечаю странное выражение глаз моих учеников. Минуту через три с ужасом осознаю, что и мои ученики не понимают практически ничего из того, что говорю им я…

Но это не самое страшное, так как это самый первый  день. Ученики еще только присматриваются к преподавателю, как бы оценивая его, и пока не позволяют себе лишнего. Ягодки начнутся несколькими днями позже…

Ощущения, пережитые мною в последующие дни, были поистине незабываемы. Сейчас я уже не помню конкретных эпизодов из первых недель и месяцев моего учительствования в Америке. В памяти осталась лишь общая картина: в классе полнейший бардак. Удержать дисциплину на должном уровне не удается никакими усилиями. Каждую минуту кажется, что ситуация вот-вот выйдет из-под контроля. Никакие мои слова не действуют, известные мне меры наказания и иного воздействия тоже.

Такое ощущение, что этим ученикам нет никакого смысла пытаться хоть что-то объяснять… Ясно, что эти молодые люди приходят в школу для чего угодно, но только не учиться. Кажется, что они вообще не знают, что такое учеба в нашем понимании этого слова. За редким исключением они не способны даже просто усидеть за партами. Наивысшим проявлением мыслительного процесса и кооперации с учителем, в их понимании, является выкрикивание с места ответов на вопрос учителя. Молодец тот, кто случайно угадал ответ.

Частенько я как бы смотрю на себя со стороны и задаю себе вопрос — а что я здесь, собственно, делаю? Помню, что по силе эмоционального и психологического стресса эти дни были настолько тяжелы, что сейчас я ставлю их на один уровень с самыми трудными и неприятными периодами моей жизни.