Глава 9. Группа упрямцев
Глава 9. Группа упрямцев
Молодые хирурги убивают своих пациентов, старые позволяют им умереть.
Джеймс Грегори (1753–1821)
— Джозеф, я поговорил со своими сотрудниками, — обратился Вайнстоун к Манцуру, усевшемуся за его собственный массивный стол, в то время как сам он стоял с боку, — они не соглашаются принимать брата Сорки в хирургическую резидентуру, однако не возражают против зачисления его в подготовительную программу. Их трудно переубедить.
Манцур поправил очки и заглянул в записную книжку. Завтра уже пятница, операционное время зияет пробелами и их надо заполнять. По пятницам он обычно оперирует до полуночи, а затем отправляется на другой конец острова на уикэнд.
Подняв глаза, он усмехнулся.
— Напрасно они так, играют с огнем, Сорки будет в ярости.
— Ему придется смириться. Мой стиль работы — привлекать всех сотрудников к отбору кандидатов в резидентуру, я не могу противопоставлять свое мнение их решению.
Вайнстоун редко выходил из своего обычного уравновешенного состояния, но сейчас он был напряжен и нервничал.
— Что ж, Ларри, — сказал Манцур. — Мы довели до всех просьбу Сорки. Он, конечно, выйдет из себя, уверен в этом.
— Джозеф, можешь сейчас зайти в библиотеку, все наши там, почему бы тебе самому не поговорить с ними? Посмотрим, как они отреагируют.
Манцур вздохнул и отложил записную книжку. Ему надо найти на завтра большую операцию. Сухо улыбнувшись Вайнстоуну, он согласился:
— Хорошо, пойду поговорю с ними. Яссера надо принимать…
Последнее время Манцура стало беспокоить постоянное уменьшение практики. Два-три года назад он чувствовал себя королем хирургии, график работы был расписан с раннего утра до ночи. Операции на сонных артериях, аорте, легких, пищеводе, кишечнике, молочной железе… Он оперировал все, что попадало в поле его зрения. И как он оперировал! Великолепно. Не слишком быстро, не слишком медленно — тщательно и аккуратно. Младшие резиденты восхищались им, старшие обожали его за школу хирургического мастерства.
Манцур никогда понапрасну не вмешивался в ход операции, он даже иной раз позволял ученику совершить критическую ошибку, например, перерезать артерию, и только когда кровь ударяла струей в потолок, брал дело в свои руки. У него был лозунг: «Хирург слышит только зов крови!»
Подчеркивая особый статус Манцура как местного маэстро, Ховард оборудовал для него персональную операционную. Но если он не будет работать в том же ритме, эта операционная перестанет быть его собственностью. Что происходит? Почему уменьшается поток больных к нему на операции? Манцур винил новых врачей поликлиник, отправлявших больных к другим хирургам. Его старые коллеги вышли на пенсию, кто-то умер, а новые сотрудники больше не добивались милости или покровительства, стараясь направить к нему больных.
С прежними председателями хирургии было легко поладить, они всегда были за него. Сейчас все обстоит по-иному, Вайнстоун — руководитель другого масштаба, хотя, если подумать, он зло наименьшее. Больше всего его беспокоит Зохар, распространяющий слухи и сплетни об ошибках на его операциях, об осложнениях у больных.
К тому же Сорки и Сусман перестали быть ручными, как раньше. Он вывел их из грязи, поставил на ключевые позиции в госпитале, помог добиться статуса, означающего финансовый успех, а теперь они осмеливаются огрызаться…
Раск и Бахус вскочили с мест, когда Манцур вошел в библиотеку. Раск предложил ему стул. Остался сидеть только я.
Манцуру претил вышколенный Раск, строивший из себя англосакса. Ему импонировал бывший ученик Бахус, тот уж точно не нанесет ему удар в спину. Бахус был почти членом семьи.
— Принести вам кофе, доктор Манцур? — спросил Раск.
— Спасибо, Малкольм, я только что пил свой любимый чай на травах.
Он взглянул на меня.
— Добрый день, доктор Зохар. Я смотрю, вы пишете еще одну статью?
— Здравствуйте, доктор Манцур. — Как же он любезен! — Да, вы же знаете, мы всегда что-нибудь пишем.
Манцур побарабанил по столу кончиками пальцев. Два перстня с бриллиантами невольно притягивали взгляд к его руке. Он откашлялся.
— Коллеги, догадываетесь* почему я к вам пришел? Доктор Вайнстоун отправил меня к вам, а сам решил не присутствовать, дабы вы могли поразмыслить еще раз.
Манцур слегка замешкался, подыскивая слова.
— Нашему отделению нужны мир и спокойствие. Мы должны помогать друг другу и, если нужно, искать компромиссы. Доктор Вайнстоун сказал, что вы почему-то противитесь принятию в резидентуру Яссера Сорки. Я этого не понимаю. Махмуд Сорки — президент Медицинского правления, уважаемый сотрудник нашего отделения. Он начал работать здесь задолго до вашего прихода. Почему бы нам не помочь его родственнику, все мы здесь как одна большая семья, вы согласны со мной?.. Будьте благоразумными, и это со временем пойдет только на пользу каждому из вас.
Я поднял голову. До чего он красноречив!
— Доктор Манцур, лично мне понравился Яссер. Мы поработали вместе некоторое время над обзором литературы, он неплохой специалист. Но это вовсе не значит, что ему прямая дорога от стойки иммиграционного контроля в государственную резидентуру по хирургии.
Манцур приложил руку к уху:
— Что вы сказали?
— Мы не можем принять новичка только потому, что его брат доктор Сорки. Парень для начала должен хотя бы выучить английский язык.
Раск поддержал меня:
— Доктор Манцур, я согласен с Марком. Брат доктора Сорки должен знать разговорный английский. Будет правильно взять его пока на подготовительный курс. Если он проявит себя, а я не сомневаюсь в этом, на следующий год место в резидентуре ему гарантировано.
Манцур бросил взгляд на Бахуса, уверенный в его полной поддержке. Бахус поерзал в кресле.
— Они правы, приняв родственника Сорки, мы серьезно подорвем нашу репутацию. Мы отбираем трех лучших кандидатов из нескольких сотен подавших заявления. Мы не можем так просто взять и принять кого-то, не соблюдая стандартной процедуры. Давайте возьмем его на подготовительный курс.
Манцур был раздосадован, вот какие доводы приводят! Вайнстоун ищет компромисса, а Зохар уже настроил этих двоих. Он посочувствовал Вайнстоуну, с Зохаром не сладить: непутевый сын перестал слушаться. Следует преподнести урок непослушному отпрыску. Идея Сусмана вовсе не так плоха, если подумать…
— Сорки вряд ли понравится ваше решение. Даже я не смогу остановить его, если он взбесится. Просчитайте для себя, что вы получите и потеряете в итоге. Мы переглянулись и молча уставились на Манцура. Ответ был достаточно выразителен — никоим образом! Манцур удалился.
— Идиоты, глупые упрямцы. Они отказывают Сорки, непростительная ошибка.
— Я предупреждал тебя, Джозеф.
Вайнстоун в раздумьях стоял у окна, любуясь видом Манхэттена. Тяжелые облака в вышине предвещали снегопад.
— В любом случае, нам не стоит волноваться по мелочам. Ты вице-председатель, мы с тобой руководим этим отделением, мы ведем их за собой. Нам нужно видеть перспективу. Пусть молодые по упираются из-за пустяков. — Он пожал плечами. — Кстати, Джозеф, у меня на завтра во второй половине дня запланирована операция, Беверли напутала, а мне надо выступать с докладом в госпитале имени Джефферсона в шесть вечера. Надо как-то выкручиваться из этой ситуации, ты согласишься помочь?
Манцур был непроницаем.
— Мне надо посмотреть график, может быть, удастся втиснуть твою операцию. Я дам тебе знать, Ларри.
— Спасибо. — Вайнстоун сжал локоть Манцура в своей обычной манере. — Я был уверен, ты поможешь.
— Что за пациент?
— Мужчина сорока пяти лет, рак яичка. Надо удалять лимфоузлы, а у него уже была операция на животе, доктор Вилкинсон опасается проблем с кишечником.
— Вилкинсон, новый уролог из Чикаго?
— Да. Я еще не успел его представить тебе, он пришел на прошлой неделе. Вежливый молодой человек, тебе он понравится.
— Хорошо, Ларри. Не знаю, как утихомирить Сорки, он неуправляем.
— Что ж, Зохару и прочим будет полезно почувствовать последствия своего упрямства.
В ответ Манцур поднял руки вверх, будто сдаваясь.
— Молодежь идет напролом, пусть учатся на собственных ошибках.
Он был доволен, его глаза улыбались, когда он пожимал на прощание руку Вайнстоуна.
* * *
Я работал над статьей, когда Вайнстоун вошел ко мне в кабинет. Он встал за спиной, массируя мои плечи, и пристально разглядывая бумаги на столе. От его взгляда не укрылся ни один клочок бумаги: письма, отвергнутые редакциями статьи, принятые публикации и все остальное. Пора бы начать разговор.
— Как дела, Марк. Есть новости?
— В общем-то, нет. Выдалась тяжелая ночка, меня вызвали в полночь, больной с перитонитом. В два часа мы только положили его на стол, закончили в три. Обычная перфоративная язва, пришлось ушивать. А в четыре утра, представьте себе, попал в пробку на Стэйтен-Айленде — снегом занесло дорогу. Мое счастье, что Хейди дала мне свой внедорожник.
Вайнстоун не проявлял интереса к моему рассказу.
— Какие новости со стороны Сорки?
— Откуда я могу знать? Я думал, у вас налажены информационные каналы через вице-председателя.
Мои намеки на него не действовали.
— Пожалуй, мы были правы. Нельзя компрометировать программу резидентуры. Сорки, понятно, будет зол, но ничего, переживет, Манцур присмотрит за ним.
«Вот оно что, оказывается, это „мы“ были правы. Да, умению Вайнстоуна переходить из состояния героизма к покорному подчинению можно только удивляться».
В этот момент в дверях появилась Барбара. Она была резидентом четвертого года обучения, выпускницей Пенсильванского университета и к тому же дочерью хирурга. Барбара оказалась идеальным резидентом — трудолюбивая, ответственная, с хорошим багажом знаний. Она прекрасно выглядела сейчас — высокая блондинка в светло-зеленом операционном костюме, с выбившейся из-под шапочки прядью волос. Вылитая героиня телевизионного сериала «Скорая помощь».
— Доброе утро, доктор Вайнстоун, — смутилась Барбара. — Извините, я не вовремя. Доктор Зохар, я зайду попозже, мне надо обсудить с вами некоторые вопросы.
— Входите, Барбара. — Вайнстоун взял ее за локоть и усадил в кресло. — Расскажите нам, как прошла утренняя операция.
— Мы с доктором Сорки делали пластику желудка по поводу ожирения. Это уже пятая операция за неделю. Как всегда, он не дал мне реально что-то сделать — отрежь здесь, теперь разрежь это — он все решает и делает сам.
Вайнстоун почувствовал себя ущемленным. Ему доставалась от силы одна гастропластика в месяц, большинство больных направлялось к Сорки.
— Барбара, — заметил я, — вы зря плачетесь. Сам Сорки обожает вас и требует на свои операции. Как он сегодня? Настроение отличное?
— Когда мы уже зашивали живот, он вдруг вспомнил, что вы, господа, отказали его родственнику. Много наговорил, и все в его духе, мол, я президент Медицинского правления, главный хирург, хирург от Бога. Кстати, он грозился надрать кое-кому задницу.
Мы с Вайнстоуном переваривали информацию. Сорки в последнее время не стеснялся в полный голос на каждом углу склонять наши имена, уже не первый резидент обращал наше внимание на этот факт.
— Сорки злится на нас? — спросил Вайнстоун.
— Он грозился вас уничтожить.
Барбара не знала, насколько серьезно заявление Сорки, это была угроза политика. В любом госпитале время от времени разгораются подобные конфликты, и девушка принимала это как должное.
— Я зайду позже, доктор Зохар. Всего хорошего.
Вайнстоун поправил галстук. Сегодня у него был «зеленый» день: темно-зеленая шерстяная баварская спортивная куртка, брюки из фланели, шелковая рубашка, носки и туфли на тонкой подошве, — все отливало зеленью.
Пытаясь несколько развеять хмурое замешательство, вызванное рассказом Барбары, я пошутил: — Вам не хватает только зеленой шляпы с пером — тогда вы станете настоящим Леприконом.
Мое предложение заставило его улыбнуться.
— Я купил эту куртку в Мюнхене прошлой осенью. Нравится?
— Выглядит очень дорого.
— Она обошлась мне в семьсот пятьдесят марок, да и то на распродаже. — Вайнстоун откинулся в кресле, закинув ногу на ногу. — Сорки откровенно зарвался, но мы отлично знаем, что он собой представляет в действительности. Он успокоится, Манцур ему поможет, я думаю. Теперь расскажи мне о статье в «Британском журнале». Получил ответ из редакции?