3. БЕЛЫЙ ДОМ
3. БЕЛЫЙ ДОМ
Двухэтажный белый особняк на Пенсильвания авеню, за железной оградой которого на ровно подстриженной лужайке разбит цветник с небольшим фонтаном посредине, напоминает богатую помещичью усадьбу, каких немало еще сохранилось в Вирджинии и других южных штатах. Но это мимолетное впечатление пропадает, как только вы видите, что особняк находится в окружении массивных зданий, занятых правительственными учреждениями, и что все входы в него находятся под наблюдением хорошо вооруженной охраны.
Это «особняк исполнительной власти», в просторечии именуемый Белым Домом. Он является бессменным местопребыванием президентов США с 1800 года, когда в нем поселился его первый жилец – Джон Адаме. Но Белый Дом – не только жилая резиденция, он является и местом повседневной работы президента. Его канцелярия и рабочие помещения его ближайших сотрудников расположены тут же, в пристройке, прилегающей к западному крылу Белого Дома. Белый Дом является средоточием исполнительной власти страны, поскольку в США президент – не только глава государства, но одновременно глава правительства и верховный главнокомандующий вооруженными силами.
Внешность Белого Дома весьма заурядна. Здание не импонирует ни своей архитектурой, ни своими размерами, которые в этой стране гигантомании выглядят весьма скромными. Только с южной стороны Белый Дом производит известное впечатление. Приподнятый над землей южный портик служил при Франклине Рузвельте местом принесения присяги президентом и вице-президентом. Обычно эта церемония совершается в Конгрессе, но ввиду состояния здоровья Рузвельта ее пришлось перенести в Белый Дом.
Мне удалось наблюдать церемонию принесения присяги, состоявшуюся 20 января 1945 года, спустя два с лишним месяца после избрания Рузвельта.
Несмотря на яростную клеветническую кампанию подавляющего большинства органов прессы, радио и всех других видов пропаганды, несмотря на запугивание избирателей жупелом «тоталитарной диктатуры» и всякими иными ужасами, Рузвельт четвертый раз подряд был избран президентом. Большинство американского народа искренне стремилось к разгрому гитлеровской Германии в боевом содружестве с Советским Союзом. Рузвельт в значительной мере потому и был избран, что отражал эти стремления народа, что имел репутацию государственного деятеля, способного проводить политику укрепления англо-советско-американской коалиции. Американский народ знал, что и во внутренних делах позиция Рузвельта, отличавшаяся от позиции его предшественников, до некоторой степени сдерживала происки реакции; он помнил, что в январе 1944 года в своем послании Конгрессу Рузвельт предупреждал о возможности роста американского фашизма после войны, если не будут приняты меры для его обуздания:
«Если бы история повторилась, – говорил президент, – и мы вернулись бы к так называемым «нормальным условиям» двадцатых годов, тогда, хотя мы и разбили бы врага на полях сражений за океаном, мы подчинились бы духу фашизма внутри страны».
Избрание Рузвельта было поражением республиканского кандидата Томаса Дьюи, ставленника злейшей реакции, прямого наемника Уолл-стрита. Не скрывая своего бешенства, реакционная пресса продолжала и после выборов метать громы и молнии против Рузвельта. Она не гнушалась никакими выдумками, никакими мелкими личными выпадами, вплоть до упреков в богохульстве, которые в устах американских фарисеев звучали как самые страшные обвинения. Реакционный журнал «Тайм», например, сразу же после выборов поместил на эту тему сенсационное сообщение, подхваченное всеми газетами. Во время голосования на своем избирательном участке, вблизи его имения Гайд-парк, Рузвельт будто бы «употребил всуе имя господа бога». Когда испортился рычаг механического приспособления, используемого при голосовании, президент якобы сказал: «Эта проклятая богом машина не действует». Несмотря на то, что лица, сопровождавшие тогда президента, опровергали это сообщение, клеветническая стряпня, раздутая реакционерами, почти две недели не сходила со страниц газет. Была даже организована кампания протестов против «богохульства» президента.
В такой политической атмосфере и проходила церемония принесения присяги. Пасмурным зимним утром, задолго до начала церемонии, в обширном саду Белого Дома, перед южным портиком, собралось большое число зрителей, разделенных на несколько групп. Возле самого портика стояли члены дипломатического корпуса, сенаторы, конгрессмены. Несколько подальше находились не столь знатные гости. Среди них стоял и я вместе с Эриком Купером. Все пространство за оградой сада заполнили люди, не получившие приглашений, но не желавшие пропустить такое интересное зрелище.
Было довольно холодно. Стараясь поднять настроение, стоявшие по соседству журналисты рассказывали анекдоты и обменивались последними сплетнями. Я разговаривал с Эриком Купером об общей обстановке, складывающейся в стране после выборов. Комментарии Купера отличались некоторым пессимизмом.
– Нынешняя церемония, – говорил Купер, – имеет, помимо внешнего формального значения, еще и скрытый символический смысл. На пост вице-президента приходит Гарри Трумэн. Это второстепенный политический деятель, выдвинутый на вашингтонскую авансцену «машиной» миссурийского «босса» демократической партии Тома Пендергаста. Его внешнеполитическое кредо пока еще не очень ясно, но мы все помним, что он сказал на другой день после нападения Гитлера на СССР. Вы, конечно, слышали об этом?
Да, разумеется, я слышал, вернее, читал. Купер имел в виду следующие слова Трумэна, сказанные в 1941 году, когда тот еще был сенатором: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше».
– Печальная символика этой церемонии, – продолжает Купер, – заключается в начавшемся контрнаступлении реакции. Она побита в открытом бою, во время избирательной кампании, но хочет выиграть при помощи обходного маневра. Я уверяю вас, что она попытается сделать политический зигзаг и поставить ставку на нового вице-президента. Ей. нужно во что бы то ни стало установить свой контроль над Белым Домом, а через него и над всей страной.
Для пессимистических прогнозов Эрика Купера уже и тогда имелись некоторые основания. Однако более отчетливо они выявились несколько позднее.
Наконец под тентом южного портика показался Рузвельт в сопровождении вновь избранного вице-президента Гарри Трумэна, капелланов и верховного судьи. У президента был чрезвычайно болезненный вид, но он сохранял полное присутствие духа на протяжении всей церемонии.
После вступительной молитвы капеллана первым принес присягу Гарри Трумэн. Затем верховный судья принял присягу от Рузвельта, напрягавшего голос, чтобы говорить громко. Произнося присягу, он стоял, поддерживаемый двумя сопровождавшими его лицами. После этого он сел перед столом, уставленным микрофонами радиовещательных станций, и слегка дрожащим голосом, в котором слышалось только что пережитое и непосильное для больного человека напряжение, произнес традиционную речь.
Во время пребывания в Белом Доме мне пришлось услышать немало вновь изобретенных анекдотов по поводу церемонии. Некоторые из них касались нового вице-президента. Наиболее анекдотичным, однако, оказался подлинный телефонный разговор Гарри Трумэна с Мартой Трумэн, его престарелой матерью, сразу же после принесения присяги. В ответ на сообщение сына Марта Трумэн сказала: «Гарри, я хочу, чтобы теперь ты вел себя хорошо». Трумэн охотно пообещал выполнить наставление матери: «Ты же знаешь, мама, что я получил у тебя приличное воспитание, – заявил он. – Я всегда буду хорошо вести себя. Этот разговор, появившийся затем на страницах газет, передавался из уст в уста с весьма двусмысленной улыбочкой, относившейся к репутации нового вице-президента.
Двенадцатого апреля 1945 года в небольшом курортном местечке Уорм-Спрингс в штате Джорджия кончилась жизнь президента Рузвельта. В тот же день, не теряя ни минуты, Гарри Трумэн принес присягу в качестве нового президента. Для Белого Дома и для всей страны это означало большие перемены.
Смерть Рузвельта открывала реакции новые перспективы. Правда, принося присягу, Трумэн торжественно обещал проводить политику своего предшественника и заявил, что он намерен сохранить кабинет в прежнем составе. Но это не ввело в заблуждение прожженных политиканов Уолл-стрита. Всем памятно, как усердно новый президент принялся менять министров, назначенных Рузвельтом. Все сторонники политики покойного президента один за другим были изгнаны из кабинета. И уже к началу 1947 года «реконструкция» кабинета была проведена Трумэном столь основательно, что это позволило ему сделать резкий поворот вправо как во внутренней, так и во внешней политике. «Доктрина Трумэна» и «план Маршалла» характеризовали новую фазу американской политики на международной арене. Безудержная экспансия, имевшая целью осуществление планов мирового господства, проводилась путем комбинации «долларовой» и «атомной» дипломатии. Поход на силы прогресса, наступление на права профсоюзов, гонения на компартию ознаменовали новый курс правящих кругов внутри страны. Внесенный при Рузвельте законопроект «о полном обеспечении работой» был выкинут Конгрессом за борт, так как, по его мнению, государство не обязано брать на себя функции биржи труда. В 1946 и 1947 годах были приняты законопроекты Кэйза, Хоббса и Тафта — Хартли, направленные против стачек и профсоюзов. Новый президент одобрял эти законопроекты, иногда выдвигая для виду возражения. В то же время он сам издал приказ «о проверке лояльности», затронувший несколько миллионов государственных служащих. В этом своем приказе президент зашел так далеко, что вызвал возражения даже со стороны лиц, которых трудно заподозрить в прогрессивном образе мыслей. По заявлению члена палаты представителей Кифовера, «такая испанская инквизиция помешает нам пользоваться услугами разумных людей… Вместо этого у нас будет толпа бессмысленных роботов, которые будут знать, что за выражение оригинальных мыслей их могут призвать к ответу в управление по проверке лояльности и выгнать с работы».
Крутой поворот в политике Белого Дома нетрудно понять, если учесть, что в свой кабинет и на руководящие посты в основных министерствах Трумэн назначил представителей монополий или их доверенных лиц. Нельзя сказать, чтобы и кабинет Рузвельта был свободен от них, но теперь имеет место настоящее подчинение государственного аппарата капиталистическим монополиям. Монополии поставили себе на службу весь государственный аппарат США. В подтверждение этого достаточно привести сведения о составе правительства к началу 1948 года. Портфель министра финансов находился в руках Снайдера – крупного банкира из Сен-Луи; своим заместителем он взял крупнейшего банкира Уиггинса, бывшего одно время президентом «Ассоциации американских банкиров»; министерством торговли заправлял Гарриман, мультимиллионер, председатель компании «Браун бразерс знд Гарриман», назначенный позднее специальным советником президента. Заместителем министра торговли был Вильям Фостер, крупнейший нью-йоркский промышленник; помощником министра – Дэвид Брюс, тесно связанный с монополией Дюпонов; министр обороны Форрестол представлял в кабинете одну из крупнейших банковских фирм «Диллон, Рид энд компани», связанную с германским монополистическим капиталом и осуществляющую нефтяную экспансию на Ближнем Востоке; заместителем государственного секретаря являлся Ловетт, компаньон фирмы «Браун бразерс энд Гарриман», помощником государственного секретаря – Солцман, бывший вице-президент нью-йоркской Фондовой биржи. Да и весь состав правительства Трумэна, как видно из приведенных данных, во многом повторял список наиболее видных членов Фондовой биржи.
С тех пор в правительстве США произошли некоторые перетасовки. Государственный департамент, например, ныне вместо генерала Маршалла возглавляет Дин Ачесон, бывший адвокат Моргана. Есть и другие перемены. Но основная и наиболее характерная особенность кабинета Трумэна – то что его члены являются одновременно и руководящими деятелями монополий, – не изменилась за это время ни на йоту.
Вскоре после смерти Рузвельта в Белом Доме появился бывший президент Герберт Гувер, одна из самых реакционных фигур в Соединенных Штатах. Трумэн нашел общий язык с ним, так же как и с другими заправилами республиканской партии. Сенатор Ванденберг и Джон Фостер Даллес, представитель виднейшей адвокатской фирмы Уолл-стрита «Салливэн энд Кромвэль», постоянно назначались Трумэном в состав делегаций на Парижскую мирную конференцию, на сессии Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций. В последнее время Даллес был назначен специальным советником государственного секретаря Ачесона. Таким образом, Трумэн проводил внешнюю политику, именовавшуюся «двухпартийной», в самом тесном контакте с наиболее реакционной группой республиканцев и фактически по ее указке. Поэтому республиканская партия полностью одобряла внешнеполитическую программу Белого Дома. Пресловутую «доктрину Трумэна» сенатор Ванденберг охарактеризовал как «национальную политику величайшей важности».
Помимо официального кабинета министров, в Белом Даме существует узкий «личный кабинет», имеющий большое влияние на деятельность президента и правительства в целом. Главную роль в этом «личном кабинете» Трумэна в указанный период играл упомянутый выше миссурийский банкир Снайдер, давний приятель Трумэна; далее шли: ближайший советник президента финансовый делец Джорж Аллен, бывший директор германо-американского треста Гуго Стиннеса; адъютант Трумэна генерал-майор Гарри Воган; бывший компаньон Трумэна по галантерейной торговле в Сен-Луи бизнесмен Марагон и, наконец, Кларк Клиффорд, адвокат из Сен-Луи, специальный советник, основным занятием которого являлась подготовка текста речей президента. «Личный кабинет» Трумэна называли «миссурийской кликой», так как он состоял по преимуществу из миссурийских дельцов, использовавших старые связи с Трумэном для того, чтобы устроиться на теплых местечках.
Насколько эти местечки оказались теплыми, выяснилось при расследовании Конгрессом в конце 1949 года нашумевшего дела взяточников, использовавших свои связи с правительственными кругами для предоставления промышленникам за взятки крупных государственных заказов. В числе этих лиц наряду с генералами из военного министерства оказались и приближенные президента Трумэна из состава его «личного кабинета» – генерал-майор Воган и Марагрн. В связи с этими скандальными разоблачениями вашингтонская газета «Таймс геральд» писала:
«Пусть не говорят, что Гарри Трумэн не знал о существовании группы посредников, мошенников и взяточников которая оперировала из находящейся в Белом Доме штаб-квартиры. Пусть не говорят, что он не знал, что они использовали не только его имя, но также его канцелярские принадлежности, его машинисток и его телефон для выполнения своих замыслов. Он знал об этом, потому что был знаком с этими людьми с давних времен. Воган является одним из его лучших и старых приятелей. Они работали и картежничали вместе в течение половины жизни. Марагон… также является старым другом Трумэна».
Впоследствии были вскрыты и многие другие факты злоупотреблений, совершавшихся ближайшими сотрудниками и друзьями президента Трумэна.
Нынешний жилец Белого Дома чрезвычайно любит «паблисити», то-есть всякого рода афиширование. Он произносит множество речей. Чуть ли не каждодневно он позирует перед фотографами и кинооператорами, безразлично, в какой обстановке: сегодня опубликованные снимки изображают его во время игры на пианино в вашингтонском пресс-клубе, в то время как кинозвезда Лорин Ьакалл восседает над его головой, взгромоздившись на крышку пианино на следующий день он заснят в момент, когда греческий архиепископ Атенагорас целует его жиденькую шевелюру после вручения ему «Великого священного креста рыцарей святейшего гроба господня» – верноподданнического знака внимания греческих квислингов. Он позирует при вручении орденов и медалей военнослужащим американской армии, во время ораторских упражнении, на прогулке и т.д. и т.п.
Трумэн регулярно устраивает пресс-конференции, несмотря на очевидное неумение противостоять инквизиторской пытливости газетных пройдох, готовых из каждого опрометчивого слова президента раздуть сенсацию. Его частые промахи на пресс-конференциях причиняют немало хлопот членам его кабинета и секретарям, которым приходится потом давать «разъяснения» и «уточнения», сглаживающие какую-нибудь неловкость президента. Когда президент скажет что-нибудь уж слишком невпопад, дело доходит и до опровержений. Доброжелатели, опасающиеся за авторитет правительства, предлагали отменить пресс-конференция президента или по крайней мере ввести практику предварительной подачи письменных вопросов, ответы на которые могли бы быть подготовлены советниками президента или надлежащими ведомствами. Но самолюбивый Трумэн не пошел на это. Реакционный журналист Уолтер Липпман с нескрываемым раздражением писал в связи с этим: «Мистер Трумэн не может сделать этого (то-есть отвечать только на письменные вопросы. – Н.В.), не признаваясь в том, что он не способен вести дела с прессой так, как президент Рузвельт. Но то, что он неспособен, – это факт, и для него было бы меньше неприятностей, если бы он признал его, вместо того чтобы пытаться отрицать». Несмотря на все это, пресс-конференции у президента продолжаются по-старому.
Хотя Трумэн не за страх, а за совесть старался потрафить интересам Уолл-стрита, все же последнему нужен был в Белом Доме такой человек, который отстаивал бы эти интересы с еще большей решительностью. Поэтому во время избирательной кампании 1948 года Уолл-стрит бросил все силы на поддержку кандидата республиканской партии, губернатора штата Нью-Йорк – Дьюи. Ему открыто помогали представители финансовой группы Рокфеллера и «Национальной ассоциации промышленников». Дьюи намерен был взять реванш за поражение, которое нанес ему Рузвельт в 1944 году. Уверенность Дьюи и поддерживающих его кругов основывалась на том, что по сравнению с Рузвельтом Трумэн пользуется незначительной популярностью в народных массах. Заранее торжествуя победу, злейшая реакция во главе с Дьюи откровенно рисовала перспективы своей политики борьбы за мировое господство. Она была готова, если понадобится, вступить на путь прямой агрессии. В своих выступлениях Дьюи не останавливался перед открытыми угрозами развязывания войны.
Это отпугнуло от него большинство американского народа. Чтобы не пустить в Белый Дом оголтелого поджигателя войны, американские избиратели решили голосовать за Трумэна, повсеместно утверждавшего во время предвыборной кампании, что он будет проводить политику Рузвельта. Демократическая партия, опасаясь успеха прогрессивной партии, фактически совершала политический плагиат и выдала ее программу за свою собственную. «Происходившие 2 ноября выборы в Соединенных Штатах Америки дали победу демократической партии и президенту Трумэну. Провал республиканской партии и Дьюи, выступавших на выборах с откровенно реакционной и наиболее агрессивной программой, показывает, что большинство американского народа отвергает эту программу» (В. Молотов).
Но последовавший за выборами период показал, что демократическая партия, как это обычно бывает в США, вовсе не намерена проводить в жизнь свои предвыборные обещания. В Белом Доме ничто не изменилось: «двухпартийная политика» проводится в жизнь с прежней последовательностью и настойчивостью.