ХАННА ХЕЕР Поиск Симона
ХАННА ХЕЕР Поиск Симона
Как говорится в известной пословице, до тех пор, пока мы помним об умершем, человек продолжает жить среди нас. Симона Визенталя, названного на поминальной службе 27 сентября 2005 года в Нью-Йорке одним из самых выдающихся евреев XX столетия, без сомнения, будут помнить очень долго. Мне кажется, еще важнее, чтобы те из нас, кто лично знал его и разделял с ним страстное стремление к справедливости, продолжали честно свидетельствовать о деле всей его жизни и помогли развеять некоторые легенды, возникшие вокруг имени Симона.
Мы с моим мужем, Вернером Шмиделем, стали режиссерами и продюсерами полнометражного документального фильма о Симоне Визентале под названием «Искусство помнить», снятого в период с 1986 по 1995 год. В середине 1980-х у нас вызвало озабоченность возрождение антисемитских взглядов и лозунгов по обе стороны Атлантики. От нас потребовалось немало сил для того, чтобы убедить Симона Визенталя принять участие в создании нашего фильма, и еще больше времени и настойчивости для того, чтобы раздобыть финансирование. Когда же Симон осознал, насколько решительно мы были настроены на то, чтобы довести создание фильма до конца, он стал всем, чем мог, помогать нам.
Я помню, как мы сидим в скромном рабочем кабинете Симона на Зальцторгштрассе в центре Вены, как было при любом нашем посещении, в тех же самых покрытых темно-красным бархатом стульях, потрепанных гостями офиса за несколько десятилетий. Мы с Вернером подготовили простенький договор, в основе которого были более ранние обсуждения с Симоном Визенталем и подписанные всеми тремя наброски соглашения. Будучи режиссерами фильма, мы хотели, чтобы он согласился найти время на некоторое количество съемочных дней, чтобы мы смогли завершить съемки интервью с Симоном и снять часть его работы. Для официального протокола должна отметить, что у Визенталя не было функции редактора при создании фильма, и об этом он никогда не просил.
Как только мы с Вернером начали работу над созданием фильма, нам постоянно пришлось сталкиваться с назойливыми «историями», целью которых было исказить>,преуменьшить или оклеветать революционные достижения Симона Визенталя. Самой значительной темой, которая приходит на ум, была роль Симона Визенталя в определении местонахождения Адольфа Эйхмана, гестаповца, несшего большую часть вины за определение страшной участи евреев во время национал-социалистического режима. Короткая встреча, произошедшая на кинофестивале 1992 года в Иерусалиме, куда нас пригласили с нашим предыдущим фильмом «Недоверчивость» (The Other Eye), прекрасно подытоживает эту тему. Когда мы в разговоре упомянули фильм, над которым тогда работали, израильский куратор кинематографа резко вставил: «Эйхмана поймал не Визенталь, его поймали мы». Конец разговора. Вообще-то, Визенталь никогда не претендовал на то, что он «поймал» Эйхмана.
Я выросла в Вене, и мои родители глубоко верили в важность той работы, которой занимался Симон Визенталь. В 1960-е гг. мой отец, историк Фридрих Хеер, тесно сотрудничал с Симоном Визен-талем, пытаясь основать Институт исследования Холокоста и антисемитизма, а тогдашние власти Австрии не желали поддержать такого рода учреждение.
Хотя мы с Вернером оба доверяли тому, что рассказывал Симон Визенталь о событиях своего прошлого, мы все же считали, что фильм должен основываться на основательном изучении материалов. А потому всякий раз, когда наше внимание привлекало любое выражение недоверия в отношении любых поступков Визенталя, мы расширяли рамки нашей исследовательской работы с тем, чтобы проверить и перепроверить соответствующие факты.
Мы потратили много часов и дней, работая в Еврейском центре исторической документации в Вене и в офисе Центрального управления регионального департамента правосудия по расследованию нацистских преступлений{1} в Людвигсбурге в Германии, где взяли
[1] Zentralstelle der Landesjustizverwaltungen zur Aufklaerung von NS-Verbrechen.
интервью у нескольких прокуроров, в то время все еще активно исполняющих свои обязанности. По мере ознакомления с небольшими частями обширной переписки из архивов Симона Визенталя, нам пришлось вновь и вновь убеждаться в том, что чрезвычайно мало людей были привержены делу привлечения нацистских преступников к ответственности после окончания Второй мировой войны и совершению над ними правосудия. Похоже, что большинство и евреев и неевреев желали закрыть эту самую бесславную страницу истории, не извлекая из нее никаких уроков и не возлагая на себя вытекающей из нее ответственности. И будто было мало того, что безмолвное большинство не готово было и пальцем пошевелить ради борьбы за справедливость ни в плане денежных пожертвований, ни в плане конкретных действий, оно еще и часто обвиняло Симона Визенталя в том, что он «маловато добился», что он не выследил Мен-геле, не смог отправить за решетку того или иного преступника. Мы знакомили с фактами тех людей, которые упорно отказывались признать горькую правду о том, что Симон Визенталь по большей части работал в одиночестве, встречая сопротивление (в смысле термина Фрейда) на всех уровнях, и не только со стороны правительственных чиновников и разных организаций, но и большинства частных лиц, и их упорство вызывало у нас досаду и отнимало массу времени.
Возможно, стоит коснуться той роли, которую играли СМИ в создании публичного образа Симона Визенталя. В течение нескольких десятилетий во многих статьях и газетных заголовках, чтобы не сказать «в большинстве», Симона Визенталя изображали как «охотника на нацистов», что вызывает определенные ассоциации с главным героем фильма о Джеймсе Бонде. Именно этот вводящий в заблуждение образ культовой фигуры попкультуры помешал большинству людей осознать, что Симон был очень далек от него. Вымышленная легенда о Симоне как о всесильном «сыщике», возможно, послужила тому, что редакторы всевозможных СМИ смогли посвятить множество статей рассказам о его работе и тем самым сделали его модной знаменитостью. Вследствие этого те люди из разных уголков планеты, которые хотели засадить нацистских преступников за решетку, жаждали поговорить с Визенталем и Доверительно поведать ему о местонахождении подозреваемых ими людей.
Возможно, представление о Симоне Визентале как о еврейском Джеймсе Бонде даже помогло внушить страх нацистским преступникам с поддельными документами, которые не хотели, чтобы их позорное прошлое было раскрыто, дабы не оказаться на скамье подсудимых и, в последствии, в тюрьме. Таким образом, в ложном представлении о Симоне Визентале как о могущественном агенте спецслужб, который летал вокруг света, был некий позитивный смысл. Однако вышеупомянутый имидж супергероя помешал как серьезной оценке достижений Симона Визенталя, так и пониманию методов его работы. Симон Визенталь занимался постоянным, кропотливым, требующим внимания к деталям, поиском нацистских преступников, после чего он обращался в соответствующие судебные инстанции с требованием правосудия. Не менее важной была его неутомимая работа по выявлению жертв нацистского режима и убеждению их в том, что их долг — выступить в суде в качестве свидетелей.
Сегодня мы можем сказать, что Симон Визенталь был правозащитником «из народа», стратегом и детективом, который достигал цели за счет своих интеллектуальных и интуитивных способностей. Историк Рауль Хилберг в своем интервью для нашего документального фильма назвал Визенталя важным собирателем информации и архивистом. Кроме того, Симон Визенталь был активным правозащитником, защищая права различных групп, таких, как цыгане, коренные американцы и боснийцы.
Мы все, отдаем себе в этом отчет или нет, заключены в рамки определенных систем ценностей. При личном контакте с Симоном Визенталем, или при чтении отрывков из его обширной корреспонденции в архиве ощущаешь себя в присутствии очень осведомленного и внимательного мыслителя, хранителя обширных систем информации, чьи суждения и жизнь были продиктованы десятью заповедями в том виде, в котором их ежегодно зачитывают вслух из Торы соблюдающие традицию иудеи в праздник Шавуот. Однажды он сказал нам, что его бабушка была очень религиозной женщиной, и когда он был маленьким ребенком, она часто брала его с собой к «чудесному раввину» в Чортков в Галиции. Тогда я спросил его, считает ли он себя верующим иудеем, на что он ответил четко и определенно: «Да». Именно в этих этических и религиозных рамках Симон верил в личную ответственность, он презирал понятие «коллективной вины», его целью было оздоровление мира, на иврите «тиккум олям».
Возвращаясь к делу Эйхмана, Симон Визенталь писал в своих мемуарах, что он уже в 1954 г. — за шесть лет до того как Эйхман был арестован, — знал, что Эйхман живет в Аргентине под именем Клемент. Он проинформировал о местонахождении Эйхмана как Натана Гольдмана, который в то время был президентом Всемирного еврейского конгресса, так и израильского консула в Вене, но, казалось, никто не собирается предпринимать никаких конкретных действий в связи с этим. Когда мы с Вернером работали над нашим документальным фильмом, то обнаружили письмо Визенталя на четырех страницах, отправленное им во Всемирный еврейский конгресс вместе с ответом на него, и включили в наш фильм снимки обоих писем в качестве доказательства открытия Визенталя и его действий. Но даже после этого израильский журналист Том Сегев был потрясен, когда он, наконец, сам увидел эти письма в процессе изучения наследия Визенталя в его бывшем кабинете примерно двенадцатью годами позже, весной 2006 г. Вероятно, людям трудно представить, что человек может быть столь настойчив и предан своему делу. Не будь Симон Визенталь столь последователен в своем поиске Эйхмана, тот был бы официально «объявлен мертвым» за несколько лет до своего бегства в Аргентину. Жена Эйхмана, Вероника Либль, пыталась получить свидетельство о смерти мужа в австрийском суде в Бад Иши в 1947 г. Симону Визенталю удалось привлечь внимание к тому факту, что семья не может предоставить какое-либо доказательства смерти Эйхмана. Будь Адольф Эйхман объявлен мертвым, как ряд других высокопоставленных офицеров, никто не стал бы продолжать его поиски, и тот, возможно, счастливо жил бы после этого в Аргентине или где-либо еще.
Съемки нашего с Вернером фильма «Искусство помнить» велись в восьми странах. Путешествие в Украину, где Симон родился и прожил много лет до Второй Мировой войны, мы отложили на конец нашего съемочного периода. Мы предложили Визенталю присоединиться к нам, но, как мы и предполагали заранее, он отклонил наше приглашение. Он никогда не возвращался в места своей юности в Восточной Европе. После тщательных приготовлений к нашей поездке, теплым венским вечером мы с Вернером сели на поезд до Лемберга (австрийское название Львова). Дело было в июле 1994 г. Мы упаковали еду и воду в контейнер, как если бы собирались в продолжительную экспедицию. Для нас это была первая поездка в Украину, и мы были наслышаныо страшных историях о грабежах и разбойных нападениях, особенно в поездах и самолетах. Поезд мирно покачивался вверх и вниз по зеленым холмам Словакии; большие окна открывали мирные трогательные виды, на которых семьи в своих садиках жарили шашлык. Проведя в поезде ночь, около полудня мы прибыли во Львов. Наш переводчик и шофер ждали нас на станции. Целью нашего путешествия было увидеть и отснять места, где Симон Визенталь провел свои детство и юность, и, возможно, обнаружить одно или два здания, построенные Симоном Визенталем в его бытность молодым архитектором.
В первый же час нашего пребывания во Львове, по дороге в гостиницу, мы сразу заметили, поразительное сходство архитектуры старого Львова с архитектурой старой Вены. Но люди во Львове ходили по-другому — казалось, они движутся в ритме замедленной съемки, пристально глядя куда-то в пустоту. Наш переводчик объяснил нам, что большинство людей все еще пребывают в состоянии гипноза после долгих лет коммунизма и диктатуры.
Симон Визенталь дал нам несколько приблизительных адресов, и на одном листе бумаги он даже набросал пару линий, обозначающих улицу, где он родился и жил ребенком. Однако за последнее столетие названия улиц сменились несколько раз. С помощью нашего переводчика мы нашли во Львове улицу под названием Шумлянская, на которой Симон жил в молодости в маленькой комнате со своей женой Цилей и матерью до того, как его депортировали в гетто. Мы подошли к дому №5 и вошли во внутренний двор, где увидели женщину, развешивающую белые подвенечные платья на толстых веревках, которые соединяли один угол дворика с другим. Женщина оказалась портнихой. Эпизод с ней мог бы украсить наш фильм, но, к сожалению, она никогда не слыхала о Симоне Визентале, поскольку переехала а этот дом значительно позже. После того как мы расспросили всех, кого смогли найти в доме, кто-то посоветовал нам сходить в дом через дорогу, так как он был населен людьми, жившими здесь в течение значительно большего времени. К сожалению, никто не открыл нам дверь.
Вернувшись на следующий день, мы наконец-то на втором этаже нашли человека, который помнил Симона Визенталя. Его звали Романом, и ему было 8 лет, когда Визенталь жил в их доме. Он сказал, что Симон Визенталь всегда был «добр к детям». Роман привел нас в маленькую комнатку размером примерно в пять на одиннадцать квадратных метров, в которой когда-то жил Симон. Ко времени нашего посещения комнату превратили в кухню. В качестве доказательства Роман достал несколько принадлежавших Симону журналов по архитектуре, таких, как Die Baukunst от 1930 г., Роман хранил их для Симона все эти годы. Он попросил нас передать эти журналы Симону в качестве приветствия. Мы с радостью выполнили это поручение и по возвращении в Вену вручили эти журналы Симону Визенталю. Но перед этим в тот жаркий летний день во Львове мы с Вернером почувствовали, что наше путешествие с Галицию было отмечено поистине сказочным эпизодом.
Памяти Симона Визенталя