23 Бразилия: скелеты в шкафу

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

23

Бразилия: скелеты в шкафу

В январе 2005 года, когда я прибыл на проходящий в Бразилии Всемирный социальный форум (ВСФ), весь латиноамериканский континент был охвачен поистине революционным движением против корпоратократии. Когорту национальных выступающих против ее господства латиноамериканских лидеров, куда входили Чавес, Лула и Гутьеррес, пополнили Нестор Кирхнер, избранный президентом Аргентины, и Табаре Рамон Васкес, победивший на выборах в Уругвае.

Все они пришли к власти на волне популистских кампаний, открыто заявляя о решимости положить конец вмешательству США и засилью иностранных корпораций. Их избрание стало посланием ко всему миру, которое недвусмысленно показывало, что в Латинской Америке наступают новые времена. Североамериканская пресса могла сколько угодно обзывать новых лидеров «леваками», «друзьями Кастро» и даже «коммунистами», но в Африке, Азии и Европе, равно как и в Центральной и Южной Америке; — везде прекрасно понимали, что это не соответствует действительности. Каждый из новых лидеров был предан делу защиты национальных интересов и желал, чтобы ресурсы его страны помогали его народу выбраться из нищеты и бедности.

В Чили тоже творилось что-то необычное. Преданные гласности сведения и рассекреченные правительственные документы США подтверждали давно циркулирующие слухи и подозрения, что свержение в 1973 году демократически избранного президента Чили Сальвадора Альенде не обошлось без участия администрации Никсона и ЦРУ.

Как выяснилось, они осуществляли координацию действий американских компаний и чилийских военных по подготовке путча. А между тем все «преступление» Альенде заключалось лишь в том, что он, как и обещал, начал передавать природные богатства страны ее народу. После выборов он объявил о национализации принадлежавших иностранному капиталу медной, угольной и сталелитейной промышленности и 60 частных банков. США отреагировали в том же духе, что и в Иране, Ираке, Гватемале, Индонезии и многих других странах, — заменили неугодного Альенде человеком, который вполне оправдывал прозвище кровавого деспота, — генералом Аугусто Пиночетом. Теперь, спустя 20 лет, новости, поступающие из США и Чили, всколыхнули Всемирный социальный форум.

Как сообщалось, в ходе расследования, проводившегося конгрессом США и чилийским правосудием, было установлено, что на тайных банковских счетах генерала Пиночета в вашингтонском Riggs Bank и ряде других зарубежных банков хранилось не менее 16 млн долл. Говорилось и о том, что Пиночет будет предан суду за уничтожение по крайней мере двух тысяч граждан Чили, замученных в застенках хунты.

Ходили также слухи, что на президентских выборах 2005 года в Чили может одержать победу дочь противника Пиночета, генерала военно-воздушных сил Чили, погибшего в тюрьме от пыток. Мишель Бачелет, так звали эту женщину, уже зарекомендовала себя компетентным специалистом на постах министра здравоохранения и министра обороны и доказала готовность вопреки корпоратократии отстаивать национальные интересы своей родины.

Ее победа на выборах означала бы, что более 80 % населения Южной Америки отдали голоса за лидеров, настроенных против корпоратократии, иными словами, что 300 млн чел. (что примерно равно населению США) поддерживают тех, кто бросает вызов имперскому господству своего северного соседа.

Всемирный социальный форум символизирует перемены, распространяющиеся по планете. Он был создан в начале нового тысячелетия как ответ Всемирному экономическому форуму, где правительства и представители большого бизнеса сговариваются о сотрудничестве, заключают сделки, вырабатывают торговую политику и координируют прочие стратегии корпоратократии.

На заседание ВСФ в бразильский город Порту-Алегри в январе 2005 года собралось 150 тысяч участников из более чем 130 стран мира, чтобы обсудить насущные экономические, социальные, политические и экологические проблемы и определить альтернативы существующим системам, которые явно дают сбои. Среди влиятельных политиков, принявших участие в работе форума, были президент Венесуэлы Уго Чавес и президент Бразилии Лула.

По просьбе шведской общественной организации Dag Hammarskjold Foundation я должен был обратиться к участникам форума с программной речью на тему «Исповедь экономического убийцы — что ждет наш мир дальше?». Специально для моего выступления разбили огромный шатер. Права на мою книгу уже были проданы во множество стран, хотя в большинстве из них она еще не выходила, но все равно ее знали — на форуме продавалась английская версия.

Об известности «Исповеди» говорил тот факт, что на мое выступление собралось множество народа. Сотни слушателей расселись на расставленных в шатре стульях, а те, кому места не досталось, толпились возле входа. После выступления десятки людей выстроились в очередь, чтобы задать мне вопросы или высказать свое мнение.

Более всего меня тронули слова молодого бразильца, который, выйдя к микрофону, обрушился с критикой на правительство своей страны. Он обвинял Лулу в капитуляции перед экономическими убийцами и в отходе от предвыборных обещаний. Его гневная речь живо напомнила мне критику эквадорцев в адрес Гутьерреса.

Мое выступление имело большой резонанс. Будто приоткрылась дверь в запретную комнату, и теперь ко мне обращалось множество людей из Африки, Азии и Латинской Америки: от имени разных организаций или своего собственного они желали поделиться со мной фактами и наблюдениями, связанными с темой моего выступления, и жаждали услышать от меня больше подробностей.

Среди прочих подошел мужчина, выделяющийся на общем фоне особенной элегантностью, и протянул мне глянцевую визитную карточку. Из нее следовало, что передо мной один из высших советников Лулы, президента Бразилии. Он попросил о конфиденциальной встрече в небольшом парке возле моего отеля. «Прошу только, чтобы это осталось сугубо между нами», — настаивал он.

В назначенное время я направился в парк, испытывая смутное беспокойство. Я гадал, о чем хочет поговорить со мной высокопоставленный государственный чиновник. Может быть, я чем-то вызвал неудовольствие бразильского президента? Вряд ли, думал я, но тогда для чего он просил о встрече, да еще окружив ее такой тайной? Все это было весьма интригующе.

У входа в парк я ненадолго задержался, чтобы слегка успокоить нервы. С улицы раздался резкий звук автомобильного клаксона, а следом на голову обрушилась пронзительная дробь и хриплые завывания — это музыка вырывалась из салона проезжавшей мимо машины. Я склонился к пышному кустарнику, но вместо тонкого аромата цветов в нос ударил резкий запах выхлопных газов только что проехавшей машины. Я невольно задумался о городе, в котором находился. Порту-Алегри — крупный промышленный центр с почти полуторамиллионным населением, а дома, в Штатах, как я имел случай убедиться, о нем мало кто слышал. Преодолев смятение, я направился в глубь парка, на встречу.

«Жозе», так он мне представился, уже ждал меня на скамейке под деревом. Отглаженную рубашку и брюки с аккуратными стрелками заменили спортивная рубашка навыпуск и джинсы. Видимо, из соображений конспирации он нацепил огромные темные очки, делавшие его похожим на стрекозу, и надвинул на глаза бейсболку.

Потом вскочил мне навстречу, нервно оглядываясь по сторонам, и протянул руку. «Спасибо, что пришли», — сказал он. И продолжая стоять, на безупречном английском затараторил, что, если ему учинят допрос по поводу нашей встречи, он скажет, что хотел лишь побольше узнать обо мне и о моей книге, которая вскоре должна выйти в Бразилии. «Надеюсь, однако, что до этого не дойдет, — добавил он, снова внимательно оглядывая парк. — Хотя кто знает, что может случиться в наши дни…» Он оборвал себя на полуслове и жестом пригласил меня сеть рядом.

Он действительно начал с того, что засыпал меня вопросами о книге. Среди всех людей и событий, описанных в «Исповеди», больше всего его интересовали мои встречи с двумя иранцами, Ямином и Доком, которые в 1977 году, рискуя жизнью, раскрыли мне глаза на истинные настроения иранских мусульман, их глубокое недовольство шахом и его политикой. Они предупреждали, что скоро местные религиозные группы во главе с муллами сбросят шаха (через два года так и случилось).

Жозе явно испытал облегчение, услышав мои заверения, что настоящие имена этих людей не будут преданы гласности. Затем он перешел к истинной цели нашей встречи. Он хотел через меня довести до сведения американского общества некие факты, но требовал гарантий, что я сохраню конфиденциальность источника. Если я пообещаю это, продолжал Жозе, он не против, чтобы я по ходу нашей беседы делал пометки.

В разговоре он упомянул, что в 1968 году, когда я только окончил колледж, ему было уже 26. Прочитав мою книгу, говорил Жозе, он решил, что я поступил правильно, пролив свет на все эти факты. «Однако вы показали лишь самую верхушку айсберга и, уверен, сами это прекрасно понимаете. И все же я чувствую себя обязанным заявить, что даже ваша книга не передает истинных масштабов того, что происходит в действительности».

Он рассказал, что на его шефа, президента Бразилии Лулу, оказывают беспрецедентное давление. «В ход идут не только взятки, угрозы государственного переворота и физического уничтожения, не только хитроумные сделки и масштабная фальсификация экономических прогнозов, не только попытки завлечь страну в долговую яму, казалось бы, щедрыми кредитами, которых мы никогда не сможем выплатить. Те, о ком вы написали в “Исповеди”, действуют гораздо масштабнее. Их влияние так глубоко, что вам и не снилось».

Далее он пояснил, что в Бразилии, как и во многих других странах, корпоратократия в сущности контролирует все политические партии. «Даже коммунисты-радикалы, которые изо всех сил критикуют США, и те на крючке у Вашингтона».

Когда я поинтересовался, откуда он может все это знать, Жозе рассмеялся в ответ: «Я очень давно варюсь в этом котле. Я всегда был в политике, еще со времен Джонсона и до Буша, вернее, обоих Бушей. Я наблюдал все это изнутри и смею заверить, ваши разведывательные службы, как и ваши экономические убийцы, действуют куда эффективнее, чем вы можете вообразить».

Жозе рассказывал, что они начинают развращать молодежь еще на студенческой скамье, пользуясь ее наивностью и уязвимостью. Он сам в молодости подвергался подобной обработке — в ход шли любые средства: соблазнительные красотки, выпивка, наркотики. «Таким образом, даже когда в какой-нибудь стране к власти приходит ярый противник США и объявляет, что не пожалеет сил на борьбу с влиянием Вашингтона, у ЦРУ уже имеются под рукой средства давления на него — то, что вы называете компроматом».

«Шантаж», — подсказал я.

Жозе хихикнул: «Можно называть это так, а можно — методом “современной дипломатии”. Но вы же понимаете, что этим занимаются не только США. Думаю, до вас доходили слухи, почему генерала Норьегу убрали из Панамы и бросили гнить в американскую тюрьму».

«А как же, поговаривали, что он напичкал скрытыми камерами остров Контадора».

Контадора — это недоброй славы курортное местечко в составе Жемчужных островов, этакое тихое прибежище, в злачных заведениях которого американские бизнесмены вдали от посторонних глаз могли вовсю ублажать политиков, потчуя их любыми порочными развлечениями. В свою бытность экономическим убийцей я несколько раз бывал на этом острове, естественно, пользуясь его возможностями.

«И вы можете назвать кого-то из тех, чьи грешки запечатлели тамошние камеры?»

«Ходили слухи, что есть снимки, на которых Буш-младший употребляет кокаин и занимается извращенным сексом. И это в те времена, когда его отец занимал президентский пост».

В Латинской Америке кое-кто предполагал, что Норьега при помощи компрометирующих фотографий Буша-младшего и его дружков пытался заставить Буша-старшего принять сторону панамского руководства по ряду ключевых вопросов. Но просчитался — последовало военное вторжение в Панаму, и Норьегу поспешили упрятать за решетку в Майами.

Военные, кстати, позаботились разбомбить здание, где Норьега хранил обширный компромат. Никого не смутило, что в качестве «побочного эффекта» в тот декабрьский день 1989 года в Панаме, столице страны, две тысячи ни в чем не повинных мирных граждан буквально сгорели заживо. Многие до сих пор утверждают, что это единственное логическое объяснение той жестокости, которая сопровождала вторжение вооруженных до зубов американских военных на территорию страны, где даже не было вооруженных сил, — какая уж там угроза Соединенным Штатам!

Жозе кивком подтвердил свое согласие с моими словами: «Должность, которую я занимал, позволяла мне предполагать, что эти слухи вполне правдоподобны. Я знал такие вещи, которые подтверждали, что эта версия вовсе не бред воспаленного воображения, — Жозе вскинул голову. — Собственно, вы тоже это понимаете. — Он замолчал, уже в который раз оглядываясь по сторонам: — И все это ужасает меня».

Я спросил, правда ли, что президент Лула поддался коррупции, и сколько времени все это продолжается. Этот вопрос, как я заметил, сильно смутил моего собеседника. После довольно длительной паузы он наконец осторожно заметил, что Лула был частью системы. «А как еще он мог подняться до таких высот?» При этом Жозе постарался уверить меня, что он восхищен президентом Лулой. «Он реалист и прекрасно понимает, что это единственный способ помочь своему народу…» Тут Жозе тряхнул головой, будто отгоняя тягостные мысли: «Боюсь, Вашингтон попытается убрать его, если он рискнет зайти слишком далеко».

«Как по вашему, что они могут предпринять?» — спросил я.

«Вы сами говорили, что у каждого найдутся свои скелеты в шкафу. Едва ли не каждый из нынешних политиков в свое время делал нечто такое, что, поданное в соответствующем виде, может бросить тень на его репутацию. Взять хотя бы скандал с Клинтоном. Понятно ведь, что дело было совсем не в том, что президент завел шашни с Моникой Левински.

Корни проблемы куда глубже. Клинтон зашел слишком далеко, пытаясь изменить расстановку сил на мировой валютной арене, а кроме того, он был слишком молод, динамичен и обладал огромной харизмой — республиканцы явно воспринимали его как угрозу своим перспективам в будущих боях за место в Белом доме. Вот и вытащили на свет эту историю с Моникой. Неужели вы думаете, что у того же Буша в прошлом было меньше подобных связей? Но кто сейчас решится в этом копаться?

Вот так же и Лула — и у него есть свой скелет в шкафу. Если он начнет проявлять неповиновение тем, кто управляет вашей империей, они тут же вытащат на свет божий какие-нибудь компрометирующие его неприглядные факты. И вообще, есть множество способов свалить главу государства, который угрожает гегемонии США».

Жозе с особенным выражением посмотрел на меня. Этот взгляд еще вспомнится мне через несколько месяцев, когда вокруг бразильского президента разразится крупный коррупционный скандал, грозящий положить конец его политической карьере. Речь шла о подкупе голосов законодателей. Четверо высокопоставленных бразильских чиновников под грузом обвинений признали, что ими были разработаны многомиллионные хитроумные схемы, с помощью которых правящая партия вознаграждала членов конгресса в обмен на поддержку определенных законопроектов.

Я спросил Жозе, видит ли он какие-нибудь возможности обуздать империю. «Как раз поэтому я и попросил вас о встрече, — сказал Жозе, — только вы в Соединенных Штатах можете изменить положение вещей. Эту проблему создало ваше правительство, и на вашем народе лежит ответственность за ее решение. Вы должны заставить Вашингтон следовать принципам демократии, даже если демократически избранные лидеры других стран национализируют имущество ваших корпораций, этих рассадников коррупции. Вы должны жестче контролировать ваши корпорации и ваше правительство. В руках у граждан Соединенных Штатов большая политическая власть. И вам следует использовать ее. Помните, что только ваш народ в силах сделать это, потому что здесь, в Бразилии, мы связаны по рукам и ногам. Так же, как и в Венесуэле. И в Нигерии. Дело за вами».

Да, эйфория, которую я испытал, держа в руках свежеотпечатанный экземпляр своей книги, и которая вдохновляла меня во время выступления перед ВСФ, под влиянием слов Жозе вдруг начала испаряться. Позже, когда я бродил по улицам Порту-Алегри, я ощущал все возрастающую подавленность. Подозреваю, что именно это сыграло не последнюю роль в том, что я поддался чарам одной прекрасной бразильянки, которая выдавала себя за журналистку.