Работа над имиджем
Работа над имиджем
Пропагандистская машина ФСБ
Российские спецслужбы уделяют большое внимание представлению своей деятельности в выгодном свете. У КГБ никогда не возникало необходимости объяснять свои действия общественности, в однопартийном государстве никакого гражданского общества попросту не существовало. Однако в 2000-е спецслужбы больше не могут не учитывать мнение общества.
Из всех возможных средств улучшения своего имиджа ФСБ решила сделать упор на кино и телевидение. На российских телеканалах появились пропагандистские фильмы, в которых сотрудники спецслужб предстают суперагентами, ежедневно совершающими подвиги.
В 2001 году на экраны вышел телесериал «Спецотдел», в котором петербургские агенты ФСБ предотвращают вывоз из России произведений искусства. Главный герой, выходец из питерской интеллигентной семьи, воевавший спецназовцем в Афганистане, вернулся в Санкт-Петербург и пошел служить в ФСБ, чтобы защищать коллекцию Эрмитажа от разграбления.
Еще один сериал, «Тайная стража», посвященный сотрудникам оперативно-поискового управления (наружное наблюдение), был впервые показан осенью 2005 года. Фильм выпущен при поддержке ФСБ. В 2007 году канал РТР показал 16-серийный фильм «Спецгруппа», о том, как ФСБ раскрывает террористические заговоры и расследует финансовые махинации. И снова в производстве фильма участвовала ФСБ.
В декабре 2004-го состоялась премьера самого значительного блокбастера ФСБ — фильма «Личный номер», бюджет которого составил 7 миллионов долларов.[146] Здесь впервые ФСБ сработала в точности, как ее предшественник. В свое время КГБ заказал фильм «ТАСС уполномочен заявить» как художественную версию реального шпионского дела, которая должна была отразить точку зрения Комитета госбезопасности на событие, важное для репутации ведомства. Задача, поставленная перед создателями «Личного номера» была схожей: показать правильную версию сразу двух ключевых для ФСБ событий — взрывов домов 1999 года, в организации которых обвинялись спецслужбы, и штурма театра на Дубровке в 2002 году.
Взрывы домов даны как есть, а в изображении событий на Дубровке вместо театра фигурирует цирк. Главный герой — офицер ФСБ, попавший в свое время в чеченский плен, где его вынудили «сознаться» в участии в терактах. (Аллюзия на реальную и противоречивую историю офицера ГРУ Алексея Галтина, захваченного в плен чеченцами и сделавшего схожее заявление перед видеокамерой. Галтину удалось бежать из плена, после чего он дезавуировал свои признания, сказав, что дал их под пытками.)[147]
В фильме живущий на Западе беглый олигарх по фамилии Покровский из личной ненависти к президенту России вступает в сговор с арабскими и чеченскими террористами. Совместно они разрабатывают план захвата московского цирка. Образ Покровского очень напоминает российского магната Бориса Березовского, сбежавшего в Лондон в 2001 году. Однако захват заложников — лишь первый этап куда более масштабной террористической атаки: террористы планируют устроить взрыв на саммите «Большой восьмерки» в Риме. Спасает положение главный герой: он освобождает заложников и расстраивает планы террористов.
Создатели фильма не скрывали, что консультировал картину Владимир Анисимов — тогдашний замдиректора ФСБ, а также, что проект в целом был осуществлен при поддержке спецслужбы.[148] Юрий Гладильщиков, один из ведущих российских кинокритиков, высказался следующим образом: «Появился частный коммерческий антитеррористический боевик «Личный номер», который производит впечатление сделанного не без одобрения силовых структур… Силу кинематографа осознало и государство — впервые с доперестроечных времен».[149]
В ФЕВРАЛЕ 2006 года ФСБ возобновила проводившийся еще при Андропове конкурс на лучшие произведения литературы и искусства о деятельности органов службы госбезопасности.[150] Начальник Центра общественных связей ФСБ Олег Матвеев прямо заявил тогда, что его ведомство возвращается к традициям КГБ. В интервью газете «Коммерсант» он сказал: «Это возвращение к опыту прошлых лет. С 1978 по 1988 год существовала премия КГБ СССР в области искусства. Ее также вручали тем, кто создавал положительный образ сотрудника КГБ… Сейчас, когда в кино, в сериалах, в детективах чаще появляется негативный образ сотрудников спецслужб, мы решили возродить этот конкурс и награждать тех, кто не дискредитирует сотрудников спецслужб, а создает положительный образ защитников».[151]
Первым фильмом — лауреатом этой премии стал «Личный номер».
Следующий кинохит, созданный под патронажем ФСБ — «Код Апокалипсиса». Главная героиня — очаровательная женщина, полковник ФСБ — спасает сразу семь мировых мегаполисов. Фильм получил премию ФСБ в 2007 году, а картина «Ликвидация», посвященная борьбе спецслужб с одесскими бандами в послевоенные годы, — в 2008-м.[152]
Вдохновившись успехом «Личного номера», ФСБ обратилась к псевдодокументалистике. В качестве оптимального пропагандистского формата выбрали фильм-расследование: он дешевле, на его производство уходит меньше времени, и его можно выдать за работу независимых журналистов, освободив ФСБ от ответственности за содержание. А главное, документальный фильм гарантирует возможность прямого обращения к миллионам телезрителей.
В январе 2006 года на телеэкраны вышел документальный фильм «Шпионы» о деятельности британской разведки и России. Режиссер, журналист Аркадий Мамонтов, включил в фильм видеозапись, сделанную группой наружного наблюдения ФСБ, где сотрудник британского посольства идет по некой московской улице, название которой не раскрывается, и проверяет тайник, закамуфлированный под камень. В фильме сотрудники ФСБ утверждают, что британский дипломат, идентифицированный как Марк Доу, пытался снять данные со шпионского передатчика.[153]
На рентгенограмме камня, показанной в фильме, видны компактно упакованные четыре большие батарейки и радиопередатчик. Именно этот рентгеновский снимок рассматривается как доказательство шпионской деятельности Доу. Затем Мамонтов посвящает зрителей в ход расследования связей Доу с российскими неправительственными организациями (НПО): в показанном на экране списке организаций, финансируемых британским правительством, фигурируют названия самых уважаемых НПО, а Доу предстает как посредник между ними и британской разведкой.
Фильм, запущенный в эфир через две недели после того, как Путин подписал закон, ужесточающий правила функционирования неправительственных организаций, должен был показать, что самые крупные из этих организаций сотрудничают с британскими спецслужбами.[154]
Лишь после показа фильма по телевидению Центр общественных связей ФСБ провел пресс-конференцию и предъявил «шпионский камень» журналистам. Демонстрируя камень, пресс-секретарь ФСБ Сергей Игнатченко сообщил: «По оценке наших экспертов, это изделие стоит несколько десятков миллионов фунтов стерлингов. Только в лабораторных условиях можно создать вот эту чудо-технику;».[155]
Однако скандал сразу же вызвал много вопросов. По заявлению) ФСБ, в шпионаже в пользу Англии был заподозрен некий гражданин России, но позднее выяснилось, что никаких шпионов не арестовывали. Более того, сотрудники ФСБ даже не забрали камень в качестве вещдока. (Как признал Игнатчелко, камень, показанный на пресс-конференции, был найден позднее и совсем в другом районе Москвы.)[156] В конечном итоге четырех сотрудников посольства Великобритании обвинили в том, что они причастны к незаконной деятельности, их имена назвали по российскому телевидению, но ни один из них не был выслан из России, что абсолютно нетипично для такого рода шпионских историй.[157]
Фильм «Шпионы» был воспринят многими как откровенная пропаганда, но выполнил свою задачу — запугал неправительственные организации, которые стали опасаться обвинений в содействии иностранным разведкам.
«Шпионы» задали тон новым псевдорасследованиям. Один из таких фильмов, названный «План Кавказ», был показан в апреле 2008 года и должен был доказать, что за Первой чеченской войной стояло ЦРУ.[158]
В 2000 году авторы этой книги работали в газете «Известия». Летом Солдатову позвонила Ольга Костина, специалист в области общественных связей, когда-то работавшая в «Менатепе» — банке Михаила Ходорковского. Она объяснила, что при ФСБ создана неофициальная пресс-служба, с которой журналисты могли бы общаться более свободно, чем с Центром общественной связи (ЦОС), а ее пригласили наладить работу этой пресс-службы, носившей название комиссии по работе со СМИ Консультативного Совета при ФСБ (КС комплектовался по принципу 50/50: половина действующих сотрудников, половина бывших).[159]
Костина предложила устроить Солдатову интервью с Виктором Захаровым, только что возглавившим УФСБ по Москве и Московской области. (Тогда ходили упорные слухи о планах Путина по реорганизации ФСБ, и интервью с высокопоставленным чиновником давало шанс получить хоть какую-то реальную информацию.) Приехав на интервью в здание УФСБ на Малой Лубянке, Солдатов оказался в просторном конференц-зале с гигантским столом посередине. Вокруг стола сидели человек десять консультантов, преграждая Солдатову путь к Захарову. В дальнем конце стола восседал одетый в форму генерал ФСБ с непроницаемым выражением лица.
В руках у него было несколько листов, где были написаны ответы на вопросы, заранее присланные Солдатовым. Захаров принялся вслух зачитывать свои реплики, когда же разочарованный Солдатов попытался прервать его монолог вопросами не из списка, последовало лишь формальное изложение биографии генерала: «Ничего звездного в моей судьбе нет. Родился в семье рабочих, закончил в 1973 году Московский институт инженеров железнодорожного транспорта…» В КГБ Захаров пришел в 1975 году. В конце встречи Захаров, просветлев лицом, подарил Солдатову кассету с песнями о ФСБ. Автором всех текстов был Василий Ставицкий, в тот момент начальник Центра общественных связей ФСБ, штатный поэт органов госбезопасности.
Генерал дал интервью, но в его словах не содержалось никакой информации.
Одна из песен, записанных на кассете, стала полуофициальным гимном ФСБ. В песне были такие, например, слова:
Всегда как на фронте,
Всегда на посту.
Россию не троньте —
Чека начеку.[160]
Через неделю Костина предложила Солдатову вступить в журналистский пул, получающий информационные сводки от ФСБ. Солдатов узнал, что в пул входят пять журналистов из разных газет и все они регулярно посещают брифинги на Лубянке. Там они все получают одну и ту же информацию одновременно, после чего публикуют статьи. Так и не поняв, чем может журналиста привлечь такое сотрудничество, а также памятуя об опыте интервью с Захаровым, Солдатов отказался.
Вскоре после этого Солдатов и Бороган ушли из газеты «Известия», занимавшей все более и более проправительственную позицию. Журналистский пул ФСБ активно функционировал еще не один год и служил послушным орудием по вбрасыванию в общественное поле информации, удобной ФСБ.
29 и 30 января 2001 года две крупнейшие российские ежедневные газеты, «Известия» и «Комсомольская правда», опубликовали на первых полосах историю бывшего прапорщика Российской армии 40-летнего Василия Калинкина.[161] В обеих статьях рассказывалось, что в 1992 году он дезертировал из Российской армии, и, перебежав к чеченским боевикам, был переброшен в Афганистан или Пакистан, где прошел боевую подготовку у инструктора по имени «Билл» (плохо завуалированный намек на ЦРУ), включая тренировки по стрельбе на живых людях. Там Калинкин подписал некую бумагу — обязательство сотрудничать со спецслужбой США, а в 1994-м вернулся в Россию — уже в роли тайного агента и под чужой фамилией с заданием внедриться в одну из воинских частей в Волгоградской области. Если верить газетной информации, своего первого задания Калинкин ждал шесть лет. В статьях утверждалось, что в июле 2000 года к Калинкину приехали представители полевого командира Арби Бараева и приказали взорвать Волжскую ГЭС — самую крупную в Европе (725 м. в длину, 44 м. в высоту) бетонную плотину, перегораживающую Волгу.
В ноябре Калинкин, к тому времени служивший в 20-й мотострелковой дивизии, добровольно явился в отдел военной контрразведки и сдался.
В истории Калинкина было много странного. Зачем надо было целых шесть лет держать агента Калинкина на месте? Почему приказ о совершении теракта поступил лишь в 2000 году? Как именно намеревался Калинкин взорвать ГЭС?
Через несколько дней Калинкин повторил свой рассказ на пресс-конференции. В интервью журналистам он утверждал, что подписанный им документ о сотрудничестве выглядел следующим образом: «В левом углу была изображена статуя Свободы, а в правом было написано — «Диверсионная школа Осамы бен Ладена»».[162]
Несмотря на все нестыковки, две крупнейшие российские газеты не смутились и опубликовали эту странную историю, невзирая на отсутствие доказательств.
В деле Калинкина использовалась тактика «активных мероприятий», изобретенная еще советским КГБ и изначально применявшаяся в операциях за рубежом, с целью повлиять на ход событий в какой-либо конкретной стране (иначе говоря, дезинформация и черная пропаганда). Соответствующая тактика именовалась «операциями содействия» и была направлена на изменение политики или позиции иностранного правительства в том направлении, которое «содействует» советской позиции.
Бывший сотрудник Службы внешней разведки России в Нью-Йорке полковник Сергей Третьяков, в 2000 году попросивший убежища США, утверждал, что между «активными мероприятиями» и «операциями содействия» нет никакой разницы. Вот, что он рассказал Солдатову: «В Первом главном управлении КГБ был Отдел «А», который проводил такие операции. Когда ПГУ переименовали в Службу внешней разведки, Отдел «А» тоже получил новое название «Отдел операций содействия». В начале 90-х ЦРУ попросила СВР перестать проводить активные мероприятия, которые подрывали национальную безопасность США. В результате отдел переименовали, но методы, структура и сотрудники остались теми же».[163]
Активные мероприятия на 95 % были основаны на объективной информации — просто к ней добавлялись данные, превращавшие ее в дезинформацию. В 1999 году о подобных методах заговорили вполне открыто: Александр Зданович, тогдашний начальник Центра общественных связей ФСБ, получил новую должность и был представлен журналистам как глава нового подразделения — Управления программ содействия. Это смущало многих сотрудников ФСБ: по их мнению, Зданович не должен был обнародовать этот термин, предназначенный для внутреннего употребления, ведь он фактически позиционировал себя как начальника управления дезинформации.[164]
9 сентября 1999 года сразу после полуночи произошел взрыв в жилом доме на улице Гурьянова на юго-востоке Москвы. Мощность взрывного устройства составила от 300 до 400 кг в тротиловом эквиваленте. Девятиэтажный дом был разрушен, погибло 94 человека, 249 были ранены. 13 сентября взорвалась мощная бомба в подвале жилого дома на Каширском шоссе, примерно в шести километрах от первого взрыва — 118 погибших, 200 раненых.
Взрывы ужаснули жителей Москвы: на протяжении нескольких недель люди боялись ночевать дома. Путин сразу возложил вину на чеченских террористов и начал подготовку к немедленному вводу войск в республику. Взрывы оказались переломным моментом восхождения Путина к вершинам власти: решительная реакция на события, военная кампания и брутальное обещание «замочить» террористов в сортире — все это подняло его популярность на небывалую высоту. Вопрос о том, кто на самом деле несет ответственность за теракты — чеченцы или кто-то еще, стал предметом споров, не прекратившихся до сих пор. Постепенно эти дебаты переросли в кризис доверия к ФСБ.
Ужас, вызванный взрывами, был столь велик, что власти ответили мерами безопасности невиданных масштабов. На охрану жилых домов в Москве направили солдат внутренних войск, и срочники дежурили у каждого подъезда. (Солдат в спешке даже не снабдили продовольственными пайками, и во многих домах москвичи их подкармливали.)
Паника усугубилась 22 сентября, когда средства массовой информации сообщили о том, что в Рязани предотвращен i тракт: сообщалось, что в подвале жилого дома по улице 11овоселова были найдены взрыватель и взрывчатое вещество, похожее на гексаген, использованный при взрывах домов в Москве. Рязанское УФСБ немедленно открыло уголовное дело.
В тот же день в Москве пресс-секретарь ФСБ Александр Зданович выступал в программе «Герой дня» на телеканале НТВ. На вопрос о рязанском расследовании он ответил: «По предварительному заключению, гексагена в мешках, найденных в Рязани, не было. Взрывателя тоже не было: обнаружены некоторые элементы взрывателя».
24 сентября директор ФСБ Николай Патрушев в телевизионном интервью сделал сенсационное заявление: рязанский эпизод был не попыткой взрыва, а учениями ФСБ. «Это не был взрыв, во-первых. Во-вторых, не предотвращен, и думаю, что не совсем четко сработали. Это было учение, гам был сахар. Взрывчатого вещества не было. И это учение проводилось не только в Рязани. Надо, к чести рязанских правоохранительных органов и населения, сказать, что они отреагировали. Я считаю, что учения должны быть приближенными к тому, что происходит в жизни».
Позднее Зданович заявил в телевизионном выступлении: «Действительно, в рамках операций Вихрь-Антитеррор Федеральная служба безопасности провела ряд учений в ряде городов России, в том числе и в Рязани. Я хотел сказать о том, что в тех городах, о которых я пока не хотел бы говорить, предпринимаемые меры не сработали. Не сработали и сотрудники Федеральной службы безопасности местных аппаратов, и органов внутренних дел, и местные власти, и никаких сигналов мы не получили от граждан. Очередным этапом в проведении этих мероприятий была Рязань. Поэтому я бы хотел прежде всего выразить благодарность гражданам, жителям Рязани и этого дома конкретно, за ту организованность, которую они проявили и бдительность, которую они проявили после обнаружения псевдовзрывчатых веществ. Одновременно хотел бы извиниться перед ними, принести извинения за причиненные им…».[165]
Всеми этими заявлениями руководство ФСБ окончательно запутало российских граждан. На вопрос о роли ФСБ в этой истории с учениями или готовившимся взрывом до сих пор нет однозначного ответа. Авторы этой книги полагают, что в Рязани на самом деле проводились учения. Подобные акции регулярно проводит «Вымпел» — спецподразделение ФСБ, в задачи которого входит проверка эффективности антитеррористических мер на спецобъектах. Но ФСБ своей неадекватной реакцией на события без всякой необходимости спровоцировала кризис, поскольку нежелание открыть факты полностью и показать общественности сотрудников, планировавших и проводивших операцию, вызвало недоверие общества, а противоречивые объяснения генералов еще больше запутали дело.
В результате конспирологическая теория о том, что ФСБ организовала взрывы, чтобы помочь Путину прийти к власти, очень быстро овладела умами. ФСБ оказалась перед проблемой — как опровергнуть спекуляции. Нельзя сказать, что спецслужба сумела решить эту задачу.
Только в 2002 году кое-какие детали, связанные с рязанскими учениями, были переданы в ежемесячную газету «Совершенно секретно», известную своими прочными связями со спецслужбами, однако публикация осталась практически незамеченной. В статье рассказывалось, что 20 сентября 1999 года два спецподразделения ФСБ, «Альфа» и «Вымпел», были направлены в Рязань для предотвращения возможного теракта и проверки готовности городов к противодействию террористической угрозе.[166]
В статье приводились свидетельства сотрудников, участвовавших в учениях, но из соображений секретности их имена не было разрешено публиковать, и это не добавило убедительности публикации.
Вместо того чтобы представить общественности исчерпывающие объяснения инцидента, ФСБ сделала все возможное для того, чтобы заставить замолчать тех, кто задавал вопросы и подвергал сомнению официальную версию.
Сергей Ковалев, депутат Государственной Думы и известный диссидент, предложил бывшему офицеру ФСБ, а в то время адвокату Михаилу Трепашкину принять участие в независимом расследовании взрывов жилых домов. Кроме того, Трепашкина наняли в качестве адвоката сестры Морозовы, мать которых погибла в одном из взорванных домов: Трепашкин представлял их на процессе против двух россиян, обвинявшихся в перевозке взрывчатых материалов. Адвокат заявил о том, что ФСБ участвовала во взрыве домов.[167]22 октября 2003 года Трепашкина арестовали за незаконное хранение оружия; закрытый военный суд приговорил его к четырем годам лишения свободы, причем дело выглядело явно заказным[168] Трепашкин провел в тюрьме три года; в августе 2005-го он был условно-досрочно освобожден, однако прокуратура опротестовала это решение, суд отменил свое постановление, и Трепашкин вновь оказался в тюрьме. На свободу он вышел 30 ноября 2007..[169]
Вскоре после этого бывший офицер ФСБ Александр Литвиненко, бежавший из России, в соавторстве с Юрием Фельштинским опубликовал книгу «ФСБ взрывает Россию», в которой прямо обвинял ФСБ в организации террористической кампании. 28 декабря 2003 года, когда тираж прибыл в Россию, сотрудники ФСБ арестовали все 4376 экземпляров книги.
28 января 2004 года бывший диссидент Александр Подрабинек, занимавшийся доставкой книг в Россию, был вызван в Лефортово и допрошен сотрудниками ФСБ[170]
По мнению авторов, книга не содержала новых свидетельств против ФСБ, также, как и заявления Трепашкина не подкреплялись доказательствами.[171] Но неадекватная реакция ФСБ на предположения Трепашкина и конфискация тиража книги укрепили общество в том, что ФСБ так или иначе замешана в этом деле.
В ельцинские 1990-е журналисты писали статьи и снимали сюжеты на любые темы совершенно свободно. При Путине ФСБ стала использовать против иностранных журналистов старые советские методы: сложности с визами и запрет на въезд в страну.[172]
В мае 2002 года руководитель Управления контрразведывательных операций Департамента контрразведки ФСБ Николай Волобуев заявил, что ФСБ пресекла «незаконную деятельность» 31 иностранного журналиста и 18-ти из них был закрыт въезд на территорию России сроком на пять лет, а действующие визы аннулированы.[173] С тех пор это стало обычной практикой. Согласно данным Центра экстремальной журналистики, между 2000 и 2007 годами отказ в разрешении на въезд в Россию получили более 40 журналистов и правозащитников.
В июле 2006 года российские власти не дали въездной визы британскому журналисту Томасу де Ваалу.[174] В качестве объяснения Федеральная миграционная служба России сослалась на федеральный закон о правилах миграции от 1996 года. Ваал известен тем, что освещал события на Северном Кавказе с 1993 по 1997 год, после чего написал книгу «Чечня: маленькая победоносная война» (Chechnya: A Small Victorious War). В 2003 году он давал показания со стороны защиты в Лондонском суде по делу об экстрадиции лидера чеченских сепаратистов Ахмеда Закаева.
В июне 2008 года в Россию не пустили еще одного британца, Саймона Пирани, хотя у него и была виза. Он писал о деятельности независимых профсоюзов, и власти пояснили, что он представляет угрозу безопасности страны.[175]
Гражданку Молдавии Наталью Морарь, журналистку независимого еженедельника The New Times, шесть лет проживавшую в Москве, в декабре 2007-го не пустили обратно в Россию, когда она возвращалась из командировки в Израиль. Это выглядело как неприкрытая месть, поскольку незадолго до этого Морарь опубликовала статью, где упоминался нынешний глава ФСБ Александр Бортников в связи с коррупционным скандалом.
Морарь вынудили улететь в Кишинев, где сотрудники российского посольства заявили ей, что она представляет угрозу для национальной безопасности России. В феврале 2008 года она прилетела в московский аэропорт Домодедово с мужем, Ильей Барабановым (тоже сотрудником The New Times), гражданином России, брак с которым она зарегистрировала после того, как ей было отказано в праве на иьезд. Однако ее остановили на паспортном контроле Домодедово, заявив, что брак никак не повлиял на ее статус.[176]
5 февраля 2011 года Люк Хардинг, московский корреспондент The Guardian, возвращался в Москву после поездки в Лондон. В московском аэропорту его остановили па паспортном контроле. Его отвели в отдельную комнату, где спустя 45 минут сообщили, что его виза аннулирована. Хардинга посадили на первый же самолет в Лондон, и только в самолете ему вернули паспорт. Никаких объяснений не последовало, офицер погранслужбы ФСБ лишь заявил корреспонденту, что «теперь Россия для вас закрыта». В Великобритании жестко отреагировали на высылку Хардинга, и газетах писали, что это первая высылка аккредитованного московского корреспондента британской газеты с 1989 года, когда подобным же образом из Москвы выслали корреспондента The Sunday Times. Кроме того, скандал случился накануне визита российского министра иностранных дел Лаврова в Лондон, и некоторые британские политики предложили отменить этот визит. В результате МИД сделал несколько невразумительных заявлений и через несколько дней поспешил заново выдать визу Хардингу. Хардинг вернулся в Москву, но лишь на несколько дней, чтобы собрать иещи — ему дали ясно понять, что его московскую аккредитацию, срок действия которой оканчивался в мае, никто продлевать не намерен.
В 2000-е годы изменились правила и для российских журналистов. Постепенно спецслужбы перестали делиться информацией о своей работе. К середине 2000-х Федеральная служба охраны реагировала только на запросы о фото-и видеосъемках внутри Кремля. В ГРУ вообще нет пресс-службы, Служба внешней разведки отказывается комментировать какие бы то ни было события, происходившие после 1961 года, а Центр общественных связей ФСБ предпочитает игнорировать запросы СМИ — даже под угрозой судебного преследования.
В 2009 году Управление программ содействия расширило свои возможности по контролю за журналистами. 15 июля директор ФСБ Александр Бортников увеличил список генералов ФСБ, «уполномоченных возбуждать ходатайство о проведении контрразведывательных мероприятий, ограничивающих конституционные права граждан» (то есть операций, при которых нарушается тайна переписки и переговоров, а также неприкосновенность жилища).[177]
Этот список, созданный в 2007 году, изначально ограничивался начальниками Служб контрразведки и экономической безопасности, пограничниками и руководством ФСБ. Приказ, подписанный Бортниковым, дополнил список, включив в него начальника Управления программ содействия.
Согласно закону, ФСБ может проводить подобные операции на следующих основаниях: наличие данных о признаках разведывательной и иной деятельности специальных служб и организаций иностранных государств, а также отдельных лиц, направленной на нанесение ущерба безопасности Российской Федерации; необходимость получения сведений о событиях или действиях, создающих угрозу безопасности Российской Федерации; необходимость обеспечения защиты сведений, составляющих государственную тайну; необходимость изучения (проверки) лиц, оказывающих или оказывавших содействие органам Федеральной службы безопасности на конфиденциальной основе; необходимость обеспечения собственной безопасности; запросы специальных служб, правоохранительных органов и иных организаций иностранных государств, международных организаций в соответствии с международными договорами Российской Федерации.
Российские журналисты явно не входят в число «клиентов» контрразведки: они не владеют государственными тайнами — разглашение ими секретов или имен агентов возможно только в том случае, если сотрудники ФСБ или другие лица, имеющие доступ к такого рода материалам, сообщили им эту информацию. Кроме того, для защиты гостайны в ФСБ имеются специальные подразделения: от собственно Управления контрразведывательных операций до Департамента военной контрразведки — именно они, как правило, инициируют преследования журналистов, якобы публикующих в прессе конфиденциальную информацию.
Юристы и офицеры ФСБ, к которым авторы обращались с вопросами, утверждали, что Управление программ содействия, по всей видимости, запросило полномочия ставить журналистов на прослушку и наблюдение не для возбуждения уголовных дел против них, а для более пристального контроля за ними. (Раньше для того, чтобы организовать прослушку или негласное наблюдение глава Управления программ содействия должен был запрашивать разрешение на это у начальника других подразделений ФСБ. Теперь глава подразделения ФСБ, ответственного за взаимодействие с журналистами, может сам отдать такого рода распоряжение.)
В связи с приказом Бортникова возникает еще один вопрос. Все подразделения ФСБ делятся на оперативные и подразделения обеспечения. В первых (скажем, в контрразведывательных и антитеррористических службах) работают оперативники, которые вербуют агентов. К подразделениям обеспечения можно отнести, к примеру, Управление капитального строительства ФСБ, Военно-медицинское управление ФСБ, Службу организационно-кадровой работы ФСБ и (во всяком случае, так считалось раньше) подразделение, ответственное за взаимодействие с журналистами. Поэтому в 90-е годы работники пресс-службы ФСБ всегда опровергали подозрения в том, что они могут заниматься вербовкой журналистов.
Однако право отдавать распоряжения о прослушивании п перехвате сообщений, без сомнения, является прерогативой оперативных подразделений. Между тем в Центре общественных связей ФСБ на вопрос Солдатова, является ли Управление программ содействия ныне оперативным подразделением, лишь ответили: «Это регулируется нашими внутренними нормативными документами, и вам этого никто не скажет».[178]
Если при Ельцине СМИ пользовались относительной свободой, то путинское стремление во что бы то ни стало представить спецслужбы в выгодном свете, а также жестко контролировать, что можно, а чего нельзя журналистам расследовать (и печатать), вернуло нас к советской практике сверхсекретности и запрета на вопросы.