Глава 11 РЕКОНКИСТА
Глава 11
РЕКОНКИСТА
Инка Манко надеялся вновь собрать свою огромную армию для новой попытки захватить Куско после сезона дождей в 1537 году. Но теперь он уже действовал не на пустом месте: две мощные армии испанцев шли на выручку городу.
К северу от Перу просьбы Франсиско Писарро о помощи привлекли достаточно добровольцев, чтобы организовать ошеломляюще мощную экспедицию в горы. Губернатор был пессимистично настроен относительно шансов своих братьев остаться в живых в Куско, но ему нужно было заново завоевывать Перу. Главнокомандующим этой спасательной экспедиции был Алонсо де Альварадо, который был отозван из своего колонизаторского похода на индейцев-чачапояс на северо-востоке Перу. 8 ноября 1536 года он вышел из Лимы с отрядом в 350 человек, среди которых были превосходно экипированные всадники (более 100 человек) и 40 арбалетчиков. Индейцы под командованием Иллья Тупака храбро пытались не допустить продвижения вперед этого сильного отряда. Когда он углубился в горы в 25 милях к востоку от Лимы, у испанцев произошло «чрезвычайно жестокое сражение с индейцами». Солдат по имени Хуан де Туруэгано написал своему другу в Севилью: «Христиане захватили живьем в плен 100 индейцев и 30 из них убили. Некоторым пленным они отрубали руки, другим отрезали носы, а у женщин — груди. Затем они отправили их назад, к своим, чтобы все, кто собирался продолжать восстание, увидели, что они тоже могут попасть под нож». Алонсо де Альварадо использовал ту же самую тактику нанесения увечий, что и Эрнандо Писарро в Куско: такая тактика запугивания была самым последним психологическим оружием испанцев. 15 ноября снова произошел бой с индейцами на перевале Ольерос, но колонна Альварадо проследовала в Хауху. Осторожный военачальник задержался там на месяц в ожидании других сил подкрепления. Проводя время в Хаухе, он занимался грязными делами: вымогательством, пытками индейцев с целью получения сведений об испанцах в Куско, а также сгонял в Хауху носильщиков, которые заменили бы индейцев из прибрежных районов, умерших от холода во время перехода через Анды.
Кульминация осады Лимы: смерть генерала Кисо Юпанки.
Племя индейцев-уанка, проживавшее в Хаухе, которое приветствовало Писарро в 1533 году и отказалось помогать Кискису в 1534-м, с большой неохотой присоединилось к восставшим, когда полководцы Манко вытеснили испанцев с гор. Теперь вожди Хаухи стали верными союзниками испанцев в их реконкисте. Туруэгано писал, что два дружески настроенных вождя Хаухи сопровождали колонну Альварадо, «и эти касики сами сжигали всех индейцев, которых захватывали в плен, если они были орехонами, если они были инками и если они подстрекали к восстанию». После сражения 15 ноября «они убили тысячу орехонов и захватили много их добра». Многие перуанские племена все еще ненавидели инков сильнее, чем испанцев.
Наконец, к Альварадо подошло пополнение в виде еще 200 испанцев под командованием Гомеса де Тордойя. Все они были новичками, только что прибывшими из Панамы и Испании. Альварадо задержался еще на месяц, а затем медленно тронулся в путь по направлению к Куско. Если индейцы не сумели победить 190 человек под командованием Эрнандо Писарро в Куско, было мало надежды на то, что это им удастся в бою против 500 бойцов Альварадо. Но они все же попытались. Огромное количество индейцев предприняли еще одну решительную атаку на колонну испанцев, когда она шла по каменному мосту Румикача через реку Пампас недалеко от Вилькасуамана. После того как они убили нескольких испанцев и множество их индейских союзников, они были отброшены назад, но продолжали изнурять христиан мелкими стычками по пути их следования на восток в сторону Абанкая.
Другая испанская армия, стремившаяся к Куско, представляла собой экспедицию Диего де Альмагро, возвращавшуюся из Чили. Когда двадцать месяцев тому назад Альмагро покидал Куско, никто не знал, принадлежит ли город к его губернаторским владениям или же подпадает под юрисдикцию Франсиско Писарро. В различных королевских указах говорилось, что Писарро надлежит править территорией, простирающейся на 270 лиг от места первой высадки испанцев на острове Пуна. Но не было уточнения: то ли это расстояние должно отмеряться точно по широте, то ли в юго-восточном направлении вдоль линии побережья. А также не было никакой подсказки, как высчитать это расстояние через Анды с помощью примитивных геодезических методов того времени в стране, охваченной восстанием. Эти неясности привели к многим годам гражданской войны и насильственной смерти обоих губернаторов, бывших партнеров, которые задумали и первыми организовали открытие и завоевание Перу.
Когда Альмагро отправился в Чили, то все надеялись, что он обнаружит там достаточно богатств на подвластной ему территории, чтобы и он, и его соратники забыли о Куско. Они получили свою долю при распределении первой награбленной добычи в городе, и это могло бы их удовлетворить. Но экспедиция в Чили принесла одно лишь разочарование. Никто тогда и не подозревал, что на Боливийском плоскогорье скрыты сказочные серебряные копи Потоси. Вместо этого Альмагро со своими людьми, ожесточенными и разочарованными, вернулся назад через ужасную пустыню Атакама после многих месяцев тяжелого похода. Оказалось, что на подвластной Альмагро территории, Нью-Толедо, нет ни красивых городов, ни легкой добычи.
Когда люди Альмагро вновь появились на территории Перу, от индейцев до них стали доходить слухи о восстании и осаде Куско. Гонсало Фернандес де Овьедо, чьему перу принадлежит длинный отчет о чилийской экспедиции, писал, что Альмагро поспешил вперед, чтобы получить более точные сведения. Добравшись до Арекипы, он начал переписку с Инкой Манко. Полный желания установить тесные взаимоотношения, но несколько смущенный разницей в возрасте, Альмагро нашел компромисс, обращаясь к молодому Инке: «Мой возлюбленный сын и брат». За этим последовало письмо, которое было образцом тактичности. Альмагро сказали, что Манко держит в плену Эрнандо Писарро и других испанцев, поэтому он умолял Инку воздержаться от расправы с ними до его приезда. Он выражал Инке сочувствие: «…христиане нанесли тебе много оскорблений, разграбили твое имущество и дом и отняли твоих любимых жен». Виновники, конечно, понесут наказание именем короля, и Манко, вероятно, простят его вину в разжигании восстания при условии, что он прекратит его сейчас. Альмагро попытался нарисовать картину своего собственного могущества, многократно его преувеличив: будто бы в его распоряжении есть «тысяча воинов-христиан и 700 лошадей», и он «со дня на день ожидает прибытия еще 2 тысяч человек». Но этому противоречит следующее его признание: «Я иду из далекой страны, и все припасы у меня израсходованы, так что мне нечего послать тебе в подарок. Мне прекрасно известно, что у тебя много кастильских тканей и вин, и у тебя ни в чем нет недостатка. И тем не менее я везу тебе шубу, чтобы она защищала тебя от холода. Я вручу ее тебе, когда мы встретимся. Ее мне прислал король, но я отдам ее тебе». Думая, что перевес на стороне Манко и что Куско находится у него под контролем, Альмагро уверял его: «Я и в мыслях не держу предпринимать что-либо без твоего одобрения и совета и никогда не откажу тебе в дружбе и благосклонности, которые я всегда питал к тебе». Письмо произвело большое впечатление на индейцев. Пленники, захваченные испанцами в Куско, хвастались, что их друг Альмагро находится уже в пути и поможет им перебить всех, кто пережил осаду.
Альмагро поспешил из Арекипы в глубь страны на плоскогорье через ущелье реки Вильканота и далее вниз по реке к Куско. Он сделал остановку в Уркосе, в 25 милях к юго-востоку от города. Дальше дорога разветвляется: направо она идет вдоль реки Вильканота на Юкай, Кальку и Ольянтайтамбо, а налево — в долину Куско через ущелье Ангостура, защищенное стеной, построенной инками в Румикольке. Таким образом, три вооруженных отряда — Инки Манко, Эрнандо Писарро и Диего де Альмагро — образовали вершины равностороннего треугольника, причем каждый из них во что бы то ни стало стремился получить преимущества от неизбежных столкновений.
Люди Эрнандо Писарро, естественно, обрадовались перспективе быть спасенными. Правда, они скорее предпочли бы получить спасение от людей, посланных Франсиско Писарро, чем от ветеранов вернувшейся экспедиции Альмагро. Они рассчитывали объединить свои силы с Альмагро и нанести поражение Инке Манко. Но Эрнандо Писарро и его братья не имели намерения сдавать город, который они обороняли в течение всего года.
Альмагро и его спутники желали заполучить Куско. Они рассматривали Манко как мощного потенциального союзника в том, чтобы отнять город у братьев Писарро. Они также надеялись, что при помощи дипломатии им удастся мирным путем вернуть молодого Инку в ряды вассалов Испании. Тогда можно было бы обвинить Эрнандо, Хуана и Гонсало Писарро в том, что они спровоцировали Инку поднять восстание, а Альмагро при этом окажется спасителем Перу и законным правителем Куско.
Инка Манко оказался в затруднительном положении. В его распоряжении все еще была сильная армия в долине Юкай, и он продолжал мобилизацию крестьян для нового наступления на Куско. Но приближение армий Альмагро и Альварадо изменило баланс сил в Куско в пользу испанцев. Манко был в достаточной степени реалистом, чтобы понять, что его восстание обречено. Он мог попытаться продолжить борьбу в качестве главаря мятежников в воинственно настроенной части страны к северу от Куско. Или он мог вернуться к комфортному существованию в качестве марионеточного правителя Куско под покровительством Альмагро. Он был убежден, что братья Писарро никогда не простят убийства Хуана Писарро. Поэтому возвращение Манко под крыло испанцев зависело от полного свержения власти братьев Писарро и от его доверия к заверениям Альмагро в дружеских к нему чувствах. Возможно, Манко предпочел бы вернуться в Куско, но это означало рисковать своей жизнью, полагаясь на обещания испанцев.
Альмагро начал действовать, отправив двоих своих людей, Педро де Оньяте и Хуана Гомеса Малавера, с посольской миссией к Инке в Ольянтайтамбо. Они должны были вновь сказать ему, что Альмагро скорбит по поводу плохого обращения, которое тот получил от жителей Куско. Если Манко сдастся, Альмагро гарантирует ему прощение и наказание виновных испанцев королевскими властями. Это было именно то, что хотел услышать Манко. Поэтому он оказал сердечный прием обоим испанцам, позаботился о том, чтобы их хорошо развлекали во время их визита, и даже подарил им драгоценные камни и другие вещи, взятые у убитых испанцев из спасательных экспедиций, организованных Писарро. Затем он принялся изливать свои обиды. По словам самих посланцев и других сторонников Альмагро, Инка жаловался на оскорбления, которые спровоцировали его поднять восстание. Он сказал, что Гонсало Писарро отнял у него жену, что Диего Мальдонадо вымогал у него золото, что его держали в тюрьме, посадив на цепь. Он назвал пятерых испанцев — включая Педро Писарро и Алонсо де Торо, — которых он обвинил в том, что они плевали и мочились на него и поджигали ему ресницы пламенем свечи. На посланцев Альмагро большое впечатление произвело не только все это, но также и великолепная армия Манко и оборонительные укрепления Ольянтайтамбо.
Прошло какое-то время, прежде чем Эрнандо Писарро и его соратники поверили в дерзкие речи захваченных индейцев о том, что Альмагро вернулся из Чили и продвигается к городу. Они поняли, что затевается что-то странное, когда толпы индейцев, стягивавшиеся для нового наступления на город, за ночь исчезли. Эрнандо Писарро послал отряд кавалеристов на разведку по дороге в колья-суйю, и они подтвердили, что Альмагро возвращается. Он также послал молодого индейца с письмом к самому Манко. Этот индеец прибыл, когда посланцы Альмагро находились вместе с Инкой в Ольянтайтамбо. В письме Писарро содержалось предостережение Инке не верить на слово Альмагро, который был вероломным лжецом и в любом случае подчиненным губернатора Писарро. Такое предупреждение от человека, которого он держал в осаде в течение всего прошлого года, должно было бы показаться Троянским конем, самой очевидной из всех уловок. Но некоторое впечатление оно произвело. Оно укрепило Манко в нежелании доверять свою жизнь какому бы то ни было испанцу. После долгого совещания с индейскими старейшинами Оньяте попросили дать весомые доказательства того, что он не заодно с братьями Писарро. Он должен был отрубить руку индейцу, посланному Писарро. Это испытание он прошел без лишних отговорок, однако пойдя на компромисс: он отрубил только пальцы у их основания. Затем Оньяте отправился просить Альмагро приехать в Юкай лично для переговоров с Манко. Оньяте передал все заверения индейцев в дружбе, но предупредил Альмагро, что нужно быть осторожным. Поэтому Альмагро оставил часть своей армии в Уркосе под командованием Хуана де Сааведры и тронулся в путь по долине Юкай с двумя сотнями хороших кавалеристов на встречу с Инкой. Он остановился в Кальке, где раньше квартировал Манко, в 25 милях от Ольянтайтамбо.
Один из военачальников Альмагро предпринял необычную попытку личной дипломатии. Охваченный жаждой лавров победителя Инки, с которым он раньше был в дружеских отношениях, некий Руи Диас с молодым индейцем-переводчиком по имени Пако отправился в лагерь Инки. Он сделал это вопреки желанию Альмагро, который сам хотел вести эти щекотливые переговоры. Сначала Руи Диаса приняли хорошо, но внезапно позиция Манко стала более жесткой. Он потребовал еще доказательств того, что Альмагро настроен враждебно по отношению к сторонникам братьев Писарро в Куско. Альмагро захватил 4 разведчиков Эрнандо Писарро, и теперь Манко стал настаивать на том, чтобы их казнили и тем самым продемонстрировали честность Альмагро.
Различные авторы по-разному объяснили причины такой смены настроения Манко. Один утверждал, что Инка допросил переводчика Пако и вытянул из него признание в том, что Альмагро планировал лишить Инку свободы и отослать его в Испанию. По мнению Кристобаля де Молины, разрыв отношений произошел из-за отказа Альмагро казнить разведчиков Писарро. Едва ли он мог согласиться убить своих соотечественников, доблестных защитников Куско. Но Манко настаивал на такой бескомпромиссной демонстрации, прежде чем он отважится вверить себя армии Альмагро. Сомнения, зароненные письмом Писарро, осторожность его советников и его собственные подозрения заставили его осознать невозможность вступления в Куско вместе с Альмагро. Последние надежды на заключение союза были рассеяны, когда, по утверждению Сьесы де Леона, Альмагро позволил своим кавалеристам задавить при въезде в Кальку нескольких индейцев и когда сам Альмагро дерзко ответил на полную высокомерия речь Паукара, молодого индейского военачальника, командующего войсками в районе Кальки. Другие, более циничные испанцы считали, что Манко никогда и не собирался заключать союз. Он просто ждал, пока Альмагро не переправится на восточный берег вздувшейся реки Юкай.
Какова бы ни была настоящая причина, но 5 тысяч или 6 тысяч воинов Паукара внезапно появились на склонах гор вокруг Кальки и ринулись вниз на испанцев, побывавших в Чили, с криками: «Альмагро — лжец!» Испанцы отразили нападение привычной контратакой, но испытали затруднения при переправе через реку на плотах под натиском индейцев. Гнев Инки обрушился и на несчастного Руи Диаса, несостоявшегося посредника в переговорах о его сдаче. Манко позволил своим людям как следует поразвлечься с ним. Они раздели Диаса догола и «раскрасили его своими красками и веселились, глядя на его искаженные черты. Они заставили его выпить огромное количество их вина, или чичи, и, привязав его к столбу, стали метать в него из пращей плоды, которые мы называем гуавой, причиняя ему сильную боль. Вдобавок к этому они заставили его сбрить бороду и остричь волосы. Они хотели превратить хорошего испанского военачальника, каковым он и был, в голоногого индейца».
Нападение на Альмагро и его отряд отняло у Манко шанс на примирение с испанцами. Он не осмелился довериться честности испанцев, которая необыкновенно обесценилась в его глазах. Манко сделал ставку на свою героическую попытку уничтожить разрозненные испанские поселения в Перу. Теперь, когда его восстание потерпело поражение, он не мог надеяться на свое возвращение в Куско в качестве марионеточного правителя. У него не было иного выбора, кроме как отступить и вновь вернуться к образу жизни бродяги-изгоя, то есть к тому существованию, от которого прибытие испанцев спасло его три года тому назад.
Индейцы получили передышку, чтобы определить свою дальнейшую линию поведения. Две испанские группировки вступили в борьбу за обладание Куско и в конечном счете за обладание Перу. Когда солдаты Альмагро бежали от нападавших на них воинов Паукара, они направились прямо к Куско. 18 апреля 1537 года Альмагро овладел городом, который Манко безуспешно осаждал весь прошлый год. Сопротивление оказали только братья Писарро, Эрнандо и Гонсало, и горстка их сторонников. Их выкурили из подожженного индейского дворца и заключили под стражу. Следующей заботой Альмагро было защитить свою добычу от спасательной экспедиции Алонсо де Альварадо, которая все еще медленно двигалась по королевской дороге из Хаухи. Две испанские армии, две силы, которые спешили освободить Куско от мятежных индейцев, сошлись в бою 12 июля на переправе через реку Абанкай. Заместитель Альмагро Родриго Оргоньес одержал почти бескровную победу над солдатами Писарро, многие из которых недавно прибыли в Перу в ответ на панические мольбы губернатора о помощи.
В то время, когда испанцы скатывались к гражданской войне, среди коренного населения произошел раскол. Единокровный брат Манко Паулью попытался занять место, освободившееся с отъездом Инки. Оба они были одного возраста, им было немного за двадцать, но Паулью был несколько ниже по происхождению, хотя оба они были сыновьями Инки Уайна-Капака. Когда в 1534 году Манко уехал в Хауху вместе с Франсиско Писарро, он оставил Паулью своим заместителем в Куско, и Паулью всегда был стойким приверженцем власти своего брата-Инки. Соответственно, когда Манко попросили послать армию индейцев с экспедицией Альмагро в Чили в 1535 году, он назначил Паулью и верховного жреца Вильяка Уму возглавлять ее. По какой-то причине Паулью не присоединился к Вильяку Уму, когда тот сбежал из экспедиции, чтобы подстрекать Манко к мятежу. А также он не предпринимал попыток восстать против испанцев, когда отряд Альмагро находился в Чили или пробивался назад через пустыню Атакама. Напротив, Паулью оказывал неоценимую помощь Альмагро и своим присутствием придавал чужестранному разведывательному отряду респектабельность королевского визита. Местное население повсеместно приветствовало испанцев и снабжало их продовольствием и ценностями. Во время изнурительного перехода через прибрежную пустыню люди Паулью были проводниками экспедиции и расчищали колодцы к ее прибытию. Даже имея такую помощь, члены экспедиции были измучены этим полуторагодовалым походом. Без нее Альмагро и его люди, возможно, никогда и не вернулись бы. Двое из них, Гомес де Альварадо и Мартин де Гуэльдо, засвидетельствовали в 1540 году, что Паулью мог легко причинить им серьезный вред, если бы захотел, «так как он разбирается в военном деле, и ему подчиняются так много людей».
Когда экспедиция Альмагро возвратилась, именно Паулью сообщил испанцам об осаде Куско и дал им точную информацию о ходе восстания. За свои старания он был взят под стражу. Несмотря на это, Паулью продолжал оставаться верным Альмагро, после того как тот занял Куско. Люди Паулью патрулировали королевскую дорогу, сообщали о продвижении отряда Альварадо и не допускали установления никаких контактов между Альварадо и испанцами в Куско. Во время боя на реке Абанкай 10 тысяч индейцев Паулью всеми возможными способами помогали людям Альмагро, за исключением непосредственного участия в боевых действиях. Они копали рвы, построили две сотни плотов, чтобы помочь Оргоньесу переправиться через реку, а их крики в темноте заставили людей Альварадо поспешить в ошибочном направлении. Но главное преимущество, которое давала поддержка индейцев, состояло в том, что они были превосходной пятой колонной. Например, Оргоньес имел возможность посылать индейцев в лагерь Альварадо с письмами к отдельным людям с целью убедить их перейти на его сторону.
Прежде чем отправиться в поход на Лиму, Альмагро решил, что ему надо избавиться от Манко, который все еще располагался лишь на расстоянии одного дня пути от Куско. Его предприятие ничуть не выиграло бы, если бы он, выступив против Франсиско Писарро, оставил бы Куско так плохо защищенным, что город попал бы в руки восставших индейцев. Он прибег к еще одному дипломатическому ходу. Но Манко не так-то просто было соблазнить добровольной сдачей даже при том, что теперь братья Писарро стали пленниками, а его друг Альмагро занимал явно господствующее положение. Говорили, что Паулью саботировал эти переговоры, посылая противоречивые сообщения о намерениях Альмагро: Паулью наслаждался властью и был заинтересован в том, чтобы его брат находился подальше от Куско. После того как попытка переговоров провалилась, Манко решил, что его положение в Ольянтайтамбо слишком уязвимо. Испанцам было точно известно его местонахождение, куда они могли добраться на лошадях в любое время за несколько часов. Поэтому Инка мудро решил перебраться в более недоступное место.
Ольянтайтамбо расположен в стратегически важном месте на территории Перу. Он почти явно находится на стыке Анд и бассейна Амазонки. Выше по течению лежит долина Юкай и родина горных племен инков — открытая холмистая и травянистая местность, усыпанная выходами скальных пород, или долины, на террасах крутых склонов которых в изобилии растут кукуруза и картофель. Но вниз по течению все меняется. По мере того как местность понижается, предгорья Анд покрываются, как густым мехом, непроходимыми джунглями. Спокойная река Юкай меняет свое название и характер и становится бурной Урубамбой. Климат здесь становится тропическим, с сильными дождями, грозовыми бурями и липкими туманами, как саваном покрывающими крутые зеленые склоны. Здесь в лесах летают тучи кусачих мух боррачудо и кишат королевские аспиды. Но прежде всего, здесь растут деревья, которые сплошь покрывают землю с непроходимой густотой вплоть до побережья Атлантического океана. Ниже Ольянтайтамбо река Юкай-Урубамба грохочет по мощному гранитному ущелью. Оно всегда было непреодолимым, пока в его стенах при помощи взрывов не был проложен путь для современной узкоколейной железной дороги, по которой туристы могут добраться до Мачу-Пикчу. Древняя дорога инков обходила это ущелье далеко за горами на правом берегу реки. Она выходила из долины на расстоянии нескольких миль ниже Ольянтайтамбо, взбиралась на перевал Пантикалья и затем спускалась вниз по течению реки Люкумайо, которая через 30 миль впадает в Урубамбу на высоте 3 тысяч футов ниже Ольянтайтамбо. Другая река впадает в Урубамбу с запада, почти напротив места впадения в нее реки Люкумайо с востока. Этот другой приток сейчас носит название Вилькабамба; так называется весь этот дикий край, а также цепь гор, которая располагается между реками Урубамба и Апуримак к северо-западу от Куско. В этом районе Вилькабамба — Люкумайо для нас важны три пункта. На востоке, когда древняя дорога инков спускалась вниз по течению реки Люкумайо к Урубамбе, лежал город Амайбамба. В центре, между устьями рек Люкумайо и Вилькабамба, над рекой Урубамба был подвешен стратегически важный мост Чукичака — единственный легкий путь в район Вилькабамбы. И на западе, высоко в горах долины Вилькабамбы, располагался город Виткос, который отождествляют с развалинами недалеко от современной деревушки Пукьюра. Виткос находился на высоте более чем 9 тысяч футов — здесь инки чувствовали себя вполне комфортно, — что было менее чем на 2 тысячи футов ниже, чем сам Куско.
Решив покинуть Ольянтайтамбо, Манко тем самым выпускал из рук всю высокогорную часть империи инков. Он понял, что испанская кавалерия непобедима на открытой местности, и оставил большую часть своего народа под властью чужеземцев, из-под которой они так и не вышли по сей день. Отъезд из огромной цитадели был отпразднован трогательными церемониями и жертвоприношениями. Дотошный Педро Сьеса де Леон нашел двух знатных инков, которые, будучи свидетелями, рассказали ему о церемонии и самом отступлении. Вильяк Уму руководил горестным плачем, молебнами, жертвоприношениями, которые проводились на равнине у подножия крепости, а в это время идолов подготавливали к перевозке. Сын Манко Титу Куси вспоминал, что Инка пытался скрасить тяжесть отъезда оживленной беседой. Он говорил, что лесные племена давно уже надоедают ему просьбами посетить их и «он хочет доставить им такое удовольствие на несколько дней». На самом деле в нем еще оставалась какая-то надежда на население этих провинций. У них были большие армии, которые все еще действовали в колья-суйю и в районе Вилькасуамана и Уануко, и немалое количество воинов-новобранцев, которые участвовали в наступлении на Куско прошлой весной, можно было — теоретически — собрать вновь за несколько недель. Но самую большую надежду инкам давали ежедневные сообщения о том, что Писарро собирает в Наске армию, чтобы напасть на Альмагро в его высокогорных владениях. Ужасные оккупанты вполне могли бы истребить друг друга.
Что было нужно Манко, так это неуязвимое, недоступное убежище. На совете, который он провел в Амайбамбе, на перевале за Ольянтайтамбо, он решил попытаться достичь крепости под названием Урокото, которая была построена Инкой Тупаком Юпанки в лесах к востоку от озера Титикака. Но после месяца тяжелого путешествия по лесистой местности Манко решил вернуться и искать убежища в долине Вилькабамбы. Он спустился в долину реки Люкумайо ниже Амайбамбы, и его люди восстановили подвесной мост через реку Урубамба в местечке Чукичака. Он переправился со своими людьми через реку и остановился в городе Виткосе на высокогорном плато в начале долины Вилькабамбы.
Когда Манко покинул Ольянтайтамбо, его люди старательно уничтожили дорогу, ведущую через перевал Пантикалья в Амайбамбу. Но он недооценил своих противников. Альмагро не терпелось завоевать лавры победителя Инки. Как только Родриго де Оргоньес возвратился после своей бескровной победы в Абанкае, Альмагро не мешкая послал его вдогонку за Манко. Оргоньес был одним из самых энергичных и отважных молодых конкистадоров, под его началом было 300 испанских конных и пеших солдат. Чтобы сдержать такого противника, потребовалось бы какое-нибудь более существенное препятствие, чем разобранные дороги. Вскоре люди Оргоньеса достигли Амайбамбы, при том, что значительную часть пути они были вынуждены проделать пешком и с большим трудом обходили места, где горная тропинка была разрушена или на нее были повалены деревья. В Амайбамбе они наголову разбили индейское войско, вышедшее защищать город. Манко скрылся на своем паланкине, переправившись через Урубамбу, и двинулся в город Виткос, приказав уничтожить подвесной мост через реку в Чукичаке. Это было выполнено лишь отчасти: Оргоньес со своими людьми наступал ему на пятки, и много индейцев утонуло, торопясь перебраться через реку. В суматохе Руи Диасу, безбородому и перемазанному краской, и другим пленникам-христианам удалось спрятаться в каких-то постройках и затем присоединиться к своим соотечественникам.
Те немногие испанцы, которые добрались до Чукичаки, были слишком уставшими, чтобы переправляться через реку той ночью: они были пехотинцами, которые вели боевые действия, не имея такого преимущества, как кони. Но на следующий день Оргоньес сам появился возле подвесного моста и начал руководить его починкой. На рассвете следующего дня он перешел через реку, вступил в долину Вилькабамбы, а затем проник дальше вплоть и до самого Виткоса. Его люди обнаружили, что в городе было чем поживиться. Город гордился своим храмом Солнца; теперь в нем толпились испуганные мамаконы. Оргоньес забрал из него изображение солнца, чтобы отвезти его в Куско к Паулью.
Привлекательность этой добычи спасла Манко жизнь, так как, пока испанцы рыскали по Виткосу, он скрылся в сгущающихся сумерках ночи в горах, высившихся за городом. Он бежал, как принц Чарльз Эдвард, в сопровождении только горстки самых верных последователей. С ним была одна преданная ему жена и, возможно, жрец Вильяк Уму. В такой экстренной ситуации он обошелся без своего традиционного паланкина. Вместо этого 20 быстрых бегунов из племени люкана несли его на руках. Вскоре Оргоньес отправился в погоню. Он отправил четырех своих самых лучших кавалеристов на перевал вдогонку за Инкой и вскоре после полуночи сам последовал за ними еще с 20 всадниками. Хотя испанцы и не слезали с коней всю ночь, Манко улизнул от них, возможно, потому, что выбрал для бегства другую тропинку. Когда Оргоньес вернулся в Виткос, чтобы передохнуть, он получил от Альмагро приказ немедленно возвращаться в Куско, что он и сделал к концу июля 1537 года.
Он привез назад важные трофеи. Сын Манко Титу Куси объяснил, что индейцы увезли мумии некоторых своих предков-Инков и каменного идола со священной горы Уанакаури в Ольянтайтамбо в Виткос, где они были бы в большей безопасности. Люди Оргоньеса забрали эти священные реликвии, а также золотое изображение солнца. Они спасли капитана Руи Диаса и других европейцев из индейского плена и завладели большим количеством испанской одежды, которая в свое время была захвачена у злополучных спасательных экспедиций Писарро. Такая одежда и экипировка пользовались большим спросом в Перу, и Альмагро сразу распределил все среди своих ветеранов, «которые вернулись полуголые из экспедиции в Чили». Родриго Оргоньес также пригнал свыше 50 тысяч голов лам и альпака, про которых Титу Куси писал, что они сливки королевских стад. Но вот что имело самые серьезные последствия для Манко: испанцы привели с собой в Куско «свыше 20 тысяч душ», которые могли вполне быть довольны собой и сказать: «Нам больше нет никакого дела до войн, которые может развязать Инка». Эти тысячи последователей Манко были отпущены и, полные благодарности, вернулись по своим деревням.
Титу Куси так описывал такой исход: «Мой отец сделал все, чтобы скрыться с немногими приближенными, а испанцы возвратились в Куско очень довольные захваченной добычей; с ними был я и многие койи». Мальчик Титу Куси был вверен попечению Педро де Оньяте, который, очевидно, был другом Манко, так как Альмагро выбрал его для выполнения деликатного поручения после возвращения из Чили, и он был принят Манко очень гостеприимно. Позднее Титу Куси писал, что «Оньяте содержал меня в своем доме с большим комфортом и хорошо со мной обращался. Когда мой отец узнал об этом, он прислал к Оньяте [человека], много его благодарил и еще раз вверил меня и некоторых своих сестер его заботам, прося его присматривать за нами, за что мой отец его вознаградит».
Горьким было падение Манко. Прошло всего пять месяцев с того времени, когда он рассылал гонцов, чтобы начать набор рекрутов для создания огромной армии для окончательного штурма Куско, и когда он рассматривал возможность альянса с Альмагро для нападения на город. Теперь он был жалкий скиталец, изгнанный из, казалось бы, достаточно удаленного уголка своей империи. Его спасли разногласия среди самих же испанцев.
Когда Родриго Оргоньес возвратился в Куско, он обнаружил, что Альмагро ведет переговоры с группой посланцев от Франсиско Писарро. В середине сентября «чилийцы» отправились на побережье, чтобы рассудить спор между двумя лидерами. Гонсало Писарро убежал из плена и сумел пробраться к своему брату в Лиму. Эрнандо Писарро был освобожден в ходе переговоров. Соединившись вновь, три брата укрепили свои позиции, и вскоре две противоборствующие партии снова вступили в войну друг с другом. При этом Альмагро контролировал горные районы, а Писарро — побережье. Эрнандо Писарро возглавил вторжение на территорию Альмагро, и ему удалось добраться до Куско. Его военная кампания закончилась полной победой на окраине города в сражении у Лас-Салинаса 26 апреля 1538 года. Родриго Оргоньес ожесточенно сражался в течение всего боя, но был сбит с лошади и ранен выстрелом из аркебузы. Его взяли в плен, обезглавили, и его голова была выставлена в Куско на всеобщее обозрение после боя. Диего де Альмагро также был взят в плен, и спустя десять недель Эрнандо Писарро возбудил против шестидесятитрехлетнего маршала судебное дело. В обстановке, когда главные приверженцы Альмагро находились под домашним арестом, а сам он — в тюрьме под усиленной охраной, Эрнандо Писарро проигнорировал просьбы потрясенного Альмагро о помиловании, и по его приказу тот был задушен. Испанцы, находившиеся в Перу, были в шоке. Вскоре в Испанию полетели негодующие сообщения, и писатели-современники раскололись на ярых сторонников и противников братьев Писарро. Сьеса де Леон был одним из немногих, кто остался беспристрастным: он прибыл в Перу десятилетие спустя, когда накал страстей спал. Он описывал Альмагро как «человека невысокого роста, с некрасивыми чертами лица, но чрезвычайно храброго и выносливого. Он был свободомыслящий человек, но склонный к хвастовству, и иногда чрезмерно распускал язык. Он много знал и больше всего благоговел перед королем. Во многом благодаря ему были открыты эти королевства». Альмагро был подкидышем, «такого низкого происхождения, что о нем можно было сказать, что его род начался им и им же закончился».
В течение всего года, когда Альмагро управлял Куско, Паулью служил ему как верный союзник. В июле 1537 года Альмагро провел формальную церемонию, во время которой лишил Манко — в его отсутствие — титула Инки «и отдал головной убор в виде бахромы, являющийся знаком королевского отличия и власти, его брату Инке Паулью Юпанки, храбрецу, благосклонно относящемуся к испанцам. Когда головной убор был возложен на нового Инку, то его стали слушаться и почитать индейцы, в особенности те, которые подчинялись главнокомандующему [Альмагро] или были с ним в хороших отношениях». Хотя у Альмагро не было никакого права передавать титул Инки, Паулью с удовольствием принял его. Манко не мог примириться с переходом Паулью на сторону испанцев и неоднократно посылал ему просьбы присоединиться к нему в Виткосе. «Паулью отвечал ему, что он должен сохранять дружбу с христианами, которые так храбры, что всегда будут победителями». К этому он присовокупил колкости насчет того, что огромная армия Манко не сумела справиться с двумя сотнями испанцев Эрнандо Писарро. Манко испытал горькое разочарование и ярость. Мотивы поведения Паулью были ясны как день. Он был убежден, что испанцы пришли и уже больше не уйдут, и предпочел вести под их властью жизнь полную комфорта, нежели безрадостно прозябать в Вилькабамбе. Совершенно очевидно, что он был человеком, умеющим пользоваться удобными для него обстоятельствами, и увидел в восстании, поднятом Манко, шанс занять его место в качестве Инки-марионетки.
Паулью оказал Альмагро значительную помощь во время военной кампании против Эрнандо Писарро. Он сопровождал его на переговоры, проходившие на Тихоокеанском побережье, и его индейцы держали Альмагро в курсе всех шагов братьев Писарро. Один раз они дали возможность Альмагро внезапно напасть и захватить группу всадников, путешествующих между Лимой и Икой. Его люди помогали оборонять от войск Эрнандо Писарро перевал Уайтара и разбирать дорожное покрытие. Он даже пылко предлагал Альмагро попытаться поймать Эрнандо Писарро в ловушку в каком-нибудь ущелье, точно так же, как в 1536 году Манко уничтожил спасательные экспедиции. «На перевалах я нанесу Эрнандо Писарро поражение и перебью большую часть его людей. Если твои христиане не хотят идти, давай я пойду один со своими индейцами и сделаю так, как говорю». Альмагро отверг это предложение. Когда один из горожан Куско Санчо де Вильегас пришел к Паулью с предложением дезертировать вдвоем в армию Эрнандо Писарро, Паулью, исполненный сознанием своего долга, выдал его Альмагро, и Вильегаса арестовали и казнили. Паулью также рассказывал Альмагро о посланцах, которые прибывали к нему от Манко. Он сказал Альмагро, что Манко, по его собственным словам, вернулся бы из своего уединения, если бы Альмагро одержал победу, но он не осмелится сделать это в случае победы Эрнандо Писарро, так как люди Манко убили Хуана Писарро.
Верность Паулью маршалу Альмагро не пережила его поражения. Связав свою судьбу с христианами, Паулью едва ли был виноват в том, что не захотел остаться на стороне побежденных в этом абсурдном споре. Его индейцы воевали на стороне Альмагро в сражении у Лас-Салинаса и какое-то время отвлекали на себя индейцев — союзников Писарро. Но когда Паулью увидел, как развивается сражение, он приказал своим людям воздержаться от дальнейших действий. Позднее он объяснял, что Альмагро велел ему не сражаться с испанцами, а Эрнандо Писарро в качестве подкрепления придал своим индейским союзникам пятерых испанцев-кавалеристов. Вскоре после боя одержавший победу Эрнандо Писарро прислал за Паулью, который с готовностью согласился поддерживать новых хозяев так же горячо, как он поддерживал их предшественников. Писарро был рад заполучить его в качестве своего союзника. Конечно, Паулью не был запятнан какой-либо связью с национальным восстанием, так как в течение всего этого времени он находился с испанцами в Чили. Но та легкость, с которой Паулью перенес свою лояльность одному человеку на других, положила конец последним надеждам Манко на примирение со своим братом. Паулью продемонстрировал свою верность испанцам — и более того, братьям Писарро, — а также показал, что он не собирается отдавать незаконно захваченный титул. Манко так и не простил ему этого сотрудничества с врагом и предательства.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.