КАК ФИШКА ЛЯЖЕТ?

КАК ФИШКА ЛЯЖЕТ?

Прошу прощения у читателя за нижеследующую выдержку — она потребует выдержки и у читателя.

Цитата-угадайка:

Мать обнаружила, что я держу говно в тумбочке…

Мне восемнадцать. Я Овен.

До говна я дошел постепенно. Для начала задумался о цвете…

Говно коричневое. Как земля.

По мне, земля — это клево.

На глобусах мир весь такой разноцветный, как мячик.

А на деле-то он синий (моря синие) и коричневый…

Я офигеваю, когда в рекламе прокладки и памперсы вечно поливают чем-то синим…

Вы небось замечали, что в рекламе никогда не показывают какашки.

Вот я их и храню…

Политику надо менять…

Прошу прощения за словарный состав.

Итак, кто автор?

Люди, обладающие нюхом к фактуре современной прозы, скажут, не колеблясь: это Сорокин. И будут правы. Однако люди, обладающие нюхом к более тонким, духовным веяниям, подметят тонкость оттенков, непреодолимую тягу к телеящику и налет грусти при неизбежном контакте с «политикой»; они скажут: конечно, это Пелевин. И будут еще более правы.

Но ошибутся и те и другие. Потому что это итальянец Альдо Нове, переложенный на русскую феню Геннадием Киселевым.

Опубликованные недавно в журнале «Иностранная литература» тринадцать рассказов этого «юного людоеда» (определение и вся нижеследующая фактура из блестящей вступительной статьи переводчика) позволяют понять, почему этот «каннибал» окружен на родине культом и как смог он расколоть надвое словесность страны, давшей миру Петрарку и Данте. Ибо литературная критика на берегах Тибра раскололась пополам, разгадывая «примочки», «приколы» и «пенки» тридцатитрехлетнего гиперреалиста. Одни критики поносят его за «экстремальность» (хочется в этом слове заменить первое «т» на «к») и за «отсутствие лексической иерархии» (хочется вспомнить политкорректность: не она ли дала в эстетике такое равенство отбросов?). Другие же критики полагают, что итальянской словесности давно следовало вставить куда надо подобное перо.

Меня, понятно, больше интересует словесность русская. В этом контексте появление Альдо Нове на нашем горизонте — событие, достойное осмысления.

Прежде всего, выясняется, что и наши гиперреалисты не одиноки в своих экспериментах (опять хочется поменять буквы… не буду). Они имеют мощную поддержку на мировом уровне. Рискну предположить, что Г. Киселев не смог бы перевести итальянца так виртуозно, если бы отечественная тусовка вокруг Сорокина и Пелевина не взрыхлила нашу каменеющую литературную ниву.

Не менее важно, что «13 рассказов» из книги «Супервубинда» (так называется цикл Нове) дают вполне сносный социальный портрет героя подобной тусовки. (Фотография самого Альдо Нове в журнале принципиально размыта, что подкрепляет легенду о загадочной неуловимости этого писателя, хотя при всей неуловимости «астрального» тела, эмпирическое тело вполне прозаично функционирует в кресле главного редактора журнала «Поэзия» и за пультом одной из рок-групп). Если же говорить о лирическом герое, то астрально он занимается тем, что ежедневно примеряется к «концу света», эмпирически же ведет следующий образ жизни. Слямзил коробку шоколада и толкнул ее одному торгашу. Кантуется с фанами на выездных играх «Ювентуса». Треплется по телефону. Обожает карамельки из автомата. Трахается с кем может. Мечтает стать артистом. День и ночь готов сидеть перед ящиком.

Один раз этот образ жизни утяжеляется тем, что подружка героя на лето уезжает в Ирландию работать официанткой, и другой раз герой строчит тексты для эротической телефонной линии. То есть он тоже как бы официант, но виртуальный. Вот такие прогоны я маракал. На кооператив не хватало. Или там — мотаться в альпийские пансионаты.

Тут у меня, как у нераскаянного марксиста, вертится вопрос: откуда берутся в Альпах пансионаты, а на берегах Тибра кооперативные дома, а в домах ящики, в которые пялятся эти чуваки, когда они не жрут и не трахаются? То есть, интересно, чьими трудами производятся те «яблони и груши», коих плоды разносят официанты, а чуваки трескают?

Тут, наконец, мы возвышаемся до «политики».

Я-то знаю, вас ист дас коммунизм… Первым делом накроется телик. Кина станут крутить тока о России. Вместо нормальной одежи понацепим серые презервативы. Равняйсь — смирно!

Народ враз с винтов съедет. Гавкать друг на дружку будут как отморозки. Дас ист коммунизм — зашибись!..

Расцветайте яблони и груши!

Ну, наконец-то. Теперь мы знаем, какая роль отводится России в этом мировом раскладе. Мы должны отпугивать другие народы от коммунизма, тем самым давая им возможность и дальше жрать, пялиться в ящик и оттягиваться через посредство влагалищ, разодранных лиловыми овчарками.

Хочется верить, что это не единственная наша роль?

Ой, хочется.

«Хочется верить, что разложенный автором пасьянс „апокалипсиса сейчас“ есть еще одна попытка ЗАГОВОРИТЬ тот, главный Апокалипсис, который уж точно покруче будет. Заговорит ли его А. Нове? Это как фишка ляжет».

Я опять цитирую статью Г. Киселева. Фишка, конечно, ляжет, и, судя по всему, без нашей помощи. А нам что делать? А нам — наблюдать, как «шипучий словесный коктейль» новейшей антилитературы «разъедает последние островки» собственно литературы, и надеяться, что этот текущий продукт, «внезапно затвердев… сам превратится в литературный реликт».

Отлично. Мы этот реликт сохраним в тумбочке.

«Ведь сказано: литература начинается там, где кончается литература», итожит Г. Киселев.

Верно. Еще сказано: невозможно не прийти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.