От скандала к диалогу

От скандала к диалогу

Одним из главных событий начала мая, всколыхнувших культурное сообщество, а ещё более - профессионалов-гуманитариев, стал скандал вокруг возможного изменения статуса петербургского Российского института истории искусств. Предполагалось, что Зубовский институт, отметивший в прошлом году своё столетие, планируется сделать филиалом одного из москов­ских НИИ. На невских берегах эта весть вызвала сильнейшее негодование. В защиту РИИИ выступили видные деятели культуры, открытое письмо сотрудников в адрес президента и премьер-министра поддержали более 5 тыс. человек. Итог: приехавший в Санкт-Петербург заместитель министра культуры РФ статс-секретарь Г.П. Ивлев заверил учёных, что нет планов административного слияния или подчинения санкт-петербургского института московским, и это не исключает обязанности института активизировать свою деятельность и расширить её за счёт новых, насущно необходимых для культурной политики страны направлений. Сценарно события почти в точности повторили эпопею, развернувшуюся в декабре прошлого года в Москве, когда на Общественном совета при МК РФ впервые была озвучена инициатива создать на базе пяти подведомственных Минкульту НИИ (кроме РИИИ это московские Государственный институт искусствознания, Российский институт культурологии, Российский научно-исследовательский институт культурного и природного наследия имени Д.С. Лихачёва, Государственный научно-исследовательский институт реставрации) единый научный центр, своего рода "гуманитарное Сколково" со штатом 100 человек. Тогда «активистом» сопротивления учёных выступил, как и положено, ведущий научно-исследовательский центр отрасли – Государственный институт искусствознания. В результате 12 декабря на итоговом заседании рабочей группы по науке и образованию Общественного совета при МК РФ была принята следующая резолюция:

«1) Министерство понимает ценность отечественной гуманитарной науки и необходимость сохранения сформировавшихся научных школ;

2) реформирование научной деятельности в целях её оптимизации неизбежно, и Минкультуры ждёт от подведомственных институтов конструктивных предложений по её проведению. Высказанная ранее идея слияния НИИ была подвергнута критике с позиций пользы для науки и экономической целесообразности. Выступающие усомнились, что в этой сфере требуется создать нечто новое, особенно ценой разрушения существующих НИИ, доказавших свою жизнеспособность качеством и объёмом своей деятельности, оценённой Министерством, на взгляд собравшихся, не вполне адекватно».

Однако недавние события вокруг РИИИ в корне противоречат этим постулатам. То есть скандал просто умяли, оттянув время? С просьбой прокомментировать сложившуюся обстановку «ЛГ» обратилась к директору ГИИ, заступившему на свой пост на волне «декабрьского мятежа», доктору искусствоведения Наталье Сиповской.

– В нынешней ситуации мне прежде всего хотелось бы заострить внимание на неизбежности поиска диалога между научным сообществом и руководством МК РФ. Другого пути для достойного решения нет. Это системный конфликт. Любой исследователь (и я в том числе) считает, что Министерство культуры должно недреманно заботиться о поддержке научной деятельности НИИ, что справедливо. Люди в министерских креслах не менее справедливо считают, что НИИ должны день и ночь думать, как помочь их учредителю – министерству – осуществлять задачи по культурной политике, возложенные на него правительством страны. Ясно, что и тем и другим ожиданиям сбыться вполне не суждено. Упорствуя же, мы вступаем на путь взаимных оскорблений и обид, подкреплённых ещё и обывательскими клише. Уверяю вас, слыша в свой адрес обвинения о планируемом разгроме науки, руководители министерства начинают так же «справедливо негодовать», как и мы, когда про нас писали, мол, сотрудники НИИ только и делают, что ездят за госчёт по «зарубежам», в то время как наиважнейшие проекты (которые сам же Минкульт не финансировал нескольких лет) стоят. Понятно, что это путь тупиковый.

Я не говорю о компромиссе, и не только потому, что не люблю это слово, видя за ним путь к притуплению, нивелированию позиций. Просто надо найти сферу деятельности, равно интересную и для развития науки, и для общественной, государственной пользы. Речь идёт о значимых, масштабных проектах. Конечно, их осуществление требует от сотрудников НИИ известной доли самоотречения, отвлекая от индивидуальных тем. Но здесь уже выбор за исследователем: избрать ли наиболее комфортный для каждого интеллектуала путь фрилансера или же работать в государственном учреждении со всеми вытекающими обременениями. Я вовсе не имею в виду, что развитие науки может (должно) определиться государственной политикой. Это бред. Наука сама определяет свои приоритеты. Просто для меня работа в исследовательском институте – если, конечно, относиться к ней всерьёз, – это коллективная проектная деятельность. В отличие, допустим, от американской практики мы руководствуемся не конкретной темой, под которую выделен грант, а исходим из понимания научной миссии родного НИИ.

Собственно это понимание позволило нам весьма эффективно провести реструктуризацию института. Трудно и больно, но всё же на пользу. Крайне инфантильно думать, что на наши НИИ не распространяются законы Паркинсона. Главное, мы подошли к этому не формально – не из соображений полной или неполной занятости, возраста и пр. Мы исходили из важности сотрудника для развития приоритетных направлений деятельности и реализации стержневых проектов. Не скажу, что безропотно, но Минкульт санкционировал этот путь – ведь его польза очевидна. Понятно, что пристальное внимание, проявляемое нынешним руководством МК к подведомственным НИИ, – результат распоряжения правительства по оптимизации научной деятельности, которая должна стать более резонабельной и существенно выше оплачиваемой. Собственно, это и есть цель, а отнюдь не «разгром». Понятно и то, что институтам непривычно и некомфортно находиться под столь пристальным вниманием «государева ока». Однако для меня это куда менее больно, чем полное невнимание и забвение минувшего десятилетия.

Конечно, пути достижения этой цели могут быть разные и по-разному пониматься в научных и чиновных кругах. В частности, идея объединения НИИ, о которой говорится столь много, на моей памяти возникала раз шесть за те 25 лет, что я работаю в институте. Очевидно, эта идея крайне привлекательна с административной точки зрения, а в случае совпадения проектных задач – вполне продуктивна и по существу. У меня нет достаточной компетенции, чтобы твёрдо сказать, что планирует министерство по поводу Зубовского института. Однако я уверена, что РИИИ в силах доказать свою самостность и дееспособность. Собрания, выступления, письма – всё это хорошо, мы тоже прошли этот путь, собрав в декабре более 11 тыс. голосов в поддержку ГИИ. Но главный аргумент – это всё же дела, серьёзные масштабные проекты и чуть ли не в первую очередь – активная позиция руководства: в нынешних условиях мы все обязаны работать «на опережение». Иначе институты не сохранить. На первый план выходит настойчивое, я бы даже сказала – агрессивное позиционирование наших институтов как активных, работоспособных и насущно необходимых для государства интеллектуальных центров, способных и готовых решать как фундаментальные, так и прикладные задачи. На мой взгляд, у РИИИ есть огромное преимущество перед москвичами в административном смысле, а именно – институт может позиционировать себя как форпост министерства в Северной столице России, как методический и координационный центр осуществления программ общероссийского и международного уровня. Это, конечно, более хлопотно, чем развиваться в жанре «интеллектуального кружка», но гораздо более продуктивно.