Арьергардные бои Максим Соколов

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Арьергардные бои Максим Соколов

section class="box-today"

Сюжеты

Вокруг идеологии:

Прагматик и мечтатель

От «священного единения» к «штурму власти»

Август 14-го

/section section class="tags"

Теги

На улице Правды

Общество

Вокруг идеологии

/section

В 1978 г. парижский «Вестник РХД» опубликовал статью И. Р. Шафаревича «Арьергардные бои марксизма» с подзаголовком «О работах Р. А. Медведева». Работы самого диссидента-марксиста Р. А. Медведева сейчас недостаточно актуальны, равно как неактуальна и сама тема увядания марксизма в позднем СССР. Вечно живое учение настолько покопытили в годы перестройки и в годы постсоветских свершений — а воскресения и до сей поры не видно, — что судьба марксизма, известного нам по советским годам, представляет в основном чисто исторический интерес. Но сама статья весьма занимательна как очерк физиологии увядания всепобеждающего учения как такового, не обязательно марксизма. Без единственно верного учения, как выяснилось, род людской обойтись не может, и всякое такое учение неизбежно вслед за ростом и зрелостью проходит фазу увядания, она же — арьергардные бои. Чему догма конкретно учит, не так уж важно, более важным является то, что учит единственно верно. Со всеми надлежащими последствиями.

figure class="banner-right"

var rnd = Math.floor((Math.random() * 2) + 1); if (rnd == 1) { (adsbygoogle = window.adsbygoogle []).push({}); document.getElementById("google_ads").style.display="block"; } else { }

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

И намеченные Шафаревичем четыре оборонительные линии, последовательно сдаваемые учением в арьергардных боях, представляются насущными не только для марксизма. Линии эти суть: «1) Предвидения Маркса и Энгельса оказались поразительно точны. Все неприятные слухи, иногда просачивающиеся на Запад, — клевета классовых врагов. (Впрочем, кое-что из этого, может быть, и правда, но такова историческая необходимость.) 2) В подобных слухах есть доля истины. Но это непринципиальные отклонения, не влияющие на истинность основных положений марксизма. Они объясняются некоторыми свойствами характера Сталина, извратившего заветы Ленина и Маркса. 3) Марксизм не может нести ответственности за применение его в России. Русский эксперимент — это извращение марксизма; вообще не марксизм, а продолжение традиции Бакунина, результат многовекового рабства и татарщины. 4) Маркс сам уклонился от истины под влиянием партийной борьбы. Следует обратиться к его наиболее ранним произведениям эпохи левого гегельянства».

Нетрудно заметить, что совершенный, казалось бы, антипод учения Маркса—Энгельса—Ленина, а именно политический и экономический либерализм, в 90-е гг. могучим лопухом проросший на могиле марксизма, ныне, в свою очередь, сам проделывает те же эволюции, что и его покойный предшественник. Достаточно заменить в бюллетене И. Р. Шафаревича одни имена собственные на другие, чтобы поразиться чрезвычайному сходству.

Разумеется, суха, мой друг, теория везде, а древо жизни пышно зеленеет, а всякая модель огрубляет. Сами марксисты довольно разнообразны. Ино дело давший материал для статьи Р. А. Медведев, воплощающий собой скорее образ старинного марксиста, недобитого тов. Сталиным, — нечто вроде Бухарина, доведись ему уцелеть. Ино дело шеф-идеолог М. А. Суслов. Ино дело еретичествующие «андроповские мальчики». Ино дело уездный Сен-Симон, дочитавшийся до Маркса и упорный в своем уповании. Все они бьются в отступлении, но по-разному и в разных обстоятельствах.

Подобие марксизма и либерализма очевидно. В области экономической идеальное принудительно направляемое хозяйство, избавляющее от ужасов капиталистической анархии («Рассказ о Великом Плане»), на практике являет собой вечный компромисс между стройной теорией, полное осуществление которой, правда, несовместимо с жизнью, и уступками слабости человеческой, делающими социалистическое общество мало-мальски жизнеспособным (мещанство, вечное мещанство). Столь же идеальное либералистическое хозяйство, руководимое невидимой рукой рынка, столь же несовместимо с людской жизнедеятельностью и потому постоянно вынуждено делать уступки в пользу социализма (деструкционизма, по Мизесу).

В области политической отечество всех трудящихся, т. е. СССР, оказывается, мягко говоря, неидеальным. Начиная с абсолютной свободы, быстро приходят если не к абсолютному рабству, то к изрядной несвободе, путеводный маяк для всего человечества оказывается каким-то сомнительным, но речи про Сияющий Город на Холме приводят к подобному же действию. Число искренних поклонников США убывает точно так же, как некогда убывало число поклонников СССР, и чистую веру все более заменяют гранты.

Судьба сегодняшнего всепобеждающего учения вряд ли будет более удавшейся, чем судьба учения предыдущего, но будущее покрыто тьмою; нам же интересно посмотреть на наше сегодня, которое до боли начинает напоминать 70-е годы в СССР.

Сравнение позднего путинизма и позднего брежневизма является довольно обыденным, но, приняв его, посмотрим более внимательно на то, какой идеологией окормлялся тот и окормляется этот. При позднем Брежневе это была полностью ригидная марксистско-ленинская мысль, окончательно окуклившаяся по принципу «Не любо — не слушай, а врать не мешай». Но сейчас мы имеем то же самое, только вместо тов. М. А. Суслова наличествует коллективная кузница и здравница в образе ВШЭ, реально определяющая правительственную идеологию и работающая по тому же принципу «Не любо — не слушай». Оборона либерализма крепка, все схвачено, за все заплачено, и вести арьергардные бои можно неопределенно долго. Совершенно как при тов. Суслове.

Трагизм позднего СССР заключался в идеально герметическом состоянии государственной идеологии, выход из которого оказался возможным только ценой общего обрушения. Дальнейшее известно: хаотические действия пожарной команды и новая всепобеждающая идеология, которая сейчас, в свою очередь, тоже достигла полной ригидности. О чем можно говорить с Силуановым, Ливановым и Кузьминовым — о том же, о чем и с Сусловым, то есть ни о чем. Они идеальны.

Остается с тоскою думать, каким станет новое всепобеждающее учение, которое, вероятно, окажется еще хуже.