Рада МАРВАНОВА «ЯЙКА МОЯ...»

Рада МАРВАНОВА «ЯЙКА МОЯ...»

Мне очень памятен тысяча девятьсот восьмидесятый год, но не, тем что я два года училась на третьем курсе института, нет. Вся наша страна готовилась к Олимпиаде в Москве, а я с нетерпением ждала рождения первого племянника.

Май, тепло, деревья зелёные, сирень цветёт. А мне нужно сидеть на паре, слушать очередную лекцию про какую-то мудрёную науку ТОЭ (теоретические основы электроники), а может ТЕМП (теория электромагнитного поля), всё едино непонятно. Господи, ну как же этот ток бежит по проводам? Я так и не поняла, легче было выучить поэму Марины Цветаевой, хотя определение помню: ток – это направленное движение заряженных частиц… Ну хватит! А то и закон Ома вспомню.

Сижу, жду перерыва между парами. Лекцию кое-как пишу, а уж Вазари "Жизнеописания великих зодчих" читать просто не успеваю, только пролистываю и картинки смотрю. Но думаю я не об Италии. Мне обязательно нужно позвонить в роддом, ведь кто-то уже родился у старшей сестры. Наконец-то перерыв и я бегу к телефону-автомату под лестницей, набираю номер.

Голос в трубке отвечает: "Родился мальчик". Далее мне сообщают рост и вес, но я уже плохо соображаю. Мчусь сломя голову в аудиторию и докладываю одногруппникам эту новость. Всем конечно "очень интересно", ведь в группе двадцать один парень и всего шесть девушек, из них на паре нас только двое, у других уже весна началась под песни Демиса Руссоса "Гудбай Май Лав". Если теперь и я слиняю, будет заметно. Потом, до окончания лекции, я на заднем ряду бурно обсуждаю это удивительное событие с Серёгой. Он-то уж точно понимает меня. У него недавно племянник родился. Назвали его Мишей, как и талисман будущей олимпиады.

Через долгих пять дней сестру с сыном выписали из роддома. И вот все дома. В спальне, на кровати лежит маленький конвертик – это и есть он, мой племянник. Личико красное, сморщенное, недовольное – ну ничего особенного – "не мачо". Я сестре и говорю: "А что он такой страшненький?" Реакцию моей сестры угадывать не надо было. Я извинилась перед ней и пошла гулять, весна всё-таки. Сердце поёт: "Ах любовь, ты любовь – золотая лестница, золотая лестница без перил" Почему без перил?

Дальше потянулись долгие и однообразные дни: стирка, глажка пелёнок с двух сторон, кормление, кипячение бутылочек, молочная кухня, первый прикорм, ванночки, смена пелёнок. Чего только не приходилось делать сестре, она ещё и грудью ребёнка кормила. У меня на носу очередная летняя сессия. Ребёнок плакал по ночам громко, не спал и нам не давал спать. "Ничего себе радости материнства?!" – думала я, но всё-таки скрипя зубами приходилось помогать новоиспечённой мамаше по мере возможностей. Забот и хлопот у мамочек полно, пришлось на свои хрупкие плечи кое-что переложить. А именно – самое тяжёлое – прогулки в парке протяжённостью три-четыре часа. Тащу с важным видом коляску, мамочкой молодой прикидываюсь: одеяльце поправляю, интересуюсь у соседок с колясками возрастом ребёнка, чем они его прикармливают и так далее. Сама думаю: "Лишь бы на улице не заорал. Бутылочку с молоком опять забыла. Ещё хорошо бы подгузник намочил, тогда и домой можно бежать смело".

Но чаще гуляли втроём: я, сестра и племянник. Тогда уже целый караван колясок собирался, устраивали ликбез для начинающих мамаш, доктор Спок отдыхает. Разговоры тягомотные про первые прикормы и сыпь на попе и щёчках. Сижу, слушаю с умным видом, опыта теоретического набираюсь, да на ус мотаю. "А надо ли мне это?" Вот вопрос. Мне двадцать один год, на уме весна, веселухи, свиданки, танцы. А мало ли неотложных дел у девицы в этом возрасте.

Да, кстати племянника Володей назвали. Я-то патриотка, в своё время и октябрёнком и пионерокой была, думала: "Не иначе как в честь вождя революции назвали!" Но у сестры были другие мысли на этот счёт.

Рос наш Володюшка потихоньку, месяца в три-четыре он мне даже нравиться начал. Симпатичный такой, беленький пупсик, головёшку уже уверенно держит, ногами дрыгает и норовит прямо в лицо фонтан пустить, когда тискаешь. Сестра объясняет: "Это он тебя на свадьбу приглашает". Таким интересным способ он меня до года на свадьбу приглашал. Вечно ходила то в мокрой юбке, то в мокрой кофте.

Когда ему исполнился годик, когда Володюшка ножками пошёл, он уже и техникой заинтересовался, вернее не техникой, а моими чертежами по "Спецкурсу". Только не спрашивайте меня что такое "Спецкурс". Раньше я не понимала, а теперь уж и не помню. Если я начну апеллировать к терминам ротор, статор, катушка, обмотка, трансформатор – вам понятней не станет. А вот племяннику всё было интересно и любопытно уже тогда. Понятно или нет – не знаю.

Чертила я чертила, вернее стеклофонила всю ночь и наконец дочертила. А Володюшка всё свернул в трубочку, да ножками примял, да и сел для надёжности – тубус уже не понадобился. Этот наш совместный с племянником труд я на консультацию вынуждена была повезти – сроки поджимали. Преподаватель был человек не очень старый, лет сорока, не больше. Вертел он долго мои чертежи, чем-то они ему не понравились, видать. Потом ошибки показал, сделал нужные замечания, почесал свой затылок и спросил: "А что вы с этими чертежами делали?". Я честно призналась, глядя ему в глаза: "Ребёнок помял, ему только годик". После этой консультации преподаватель стал странный какой-то, стал ко мне внимательнее и добрее относиться. Схемы, которые он чертил или вывешивал у доски, в уменьшенном варианте клал мне на парту, чтобы мне было лучше видно и понятней. Я ведь очки носила. Сокурсники многозначительно перемигивались – не иначе как и преподаватель глаз на неё положил. А девица я была ничего себе: рост метр семьдесят три, остальные параметры тоже будь здоров, ноги от ушей, умница, красавица, пишу и лекции и стихи одновременно – Ахматова отдыхает, да ещё и комсомолка. Короче – первая красотка факультета. Сами знаете, сколько девочек и мальчиков учится в техническом вузе, соотношение 1:5.

Тут и сессия внезапно нагрянула. Меня не допускают, так как я зачёт по научной работе не сдала. Первый экзамен был как раз "Спецкурс". Я к преподавателю подхожу и говорю: "Помогите мне, пожалуйста!" и подробно объясняю ему свою ситуацию. Он отвечает: "Сегодня после лекции приходите в машинный зал (это у нас ЭВМ машинами называли, теперь-то есть компьютеры). Я вам помогу". Я согласилась, но с оговоркой, что вечером день рождения подруги, мне туда нужно успеть. Преподаватель за час написал мне программу, потом прогнал её через машину, сделал всё за меня и добавил: "Потрудитесь, дорогая, хотя бы переписать то, что написано мною от руки. С деканшей мы в одной группе учились. Она мой почерк очень хорошо знает. Да и не забудьте, что послезавтра вы мне экзамен сдаёте. Веселитесь, но недолго. Спрашивать я вас всё равно буду". Всё хорошо, что хорошо кончается. Я и повеселилась хорошо, потом ночью зубрила, писала шпоры и удачно сдала экзамен тоже на "хорошо". Совсем забыла, писать-то я начала про племянника, про Володюшку. Вовой мы его никогда не звали. Рос племянник, росла и я, доросла до пятого курса. Вот уже и диплом впереди маячит. А мама у Володи женщина работящая, часто в столицу ездила, в командировки. Как-то раз маманя в командировку, бабуля на работу, а мне в институт надо – консультация преддипломная. Пришлось племянника с собой в институт тащить. Нарядила я его в костюм тройку: пиджак, брюки, жилет и галстук-бабочка – чистый джентльмен двухлетнего возраста, только котелка на голове не хватает, да ходит медленно, больше на руках таскать приходится. Рассказывать как прошла консультация не буду, это тоже целая история. Профессор в итоге отпустил всю группу через полчаса – дитя пожалел или себя не знаю. Всей группой мы устроили фотосессию у самолёта, племянник ходил по рукам, все хотели с ним сфотографироваться. Может ребята хотели потом мамок своих испугать или отделаться от потенциальных невест? Вопрос...

В июне мы все защитились, стали дипломированными специалистами. Кто остался в Уфе, а кто уехал по распределению в другой город. Я поехала на родину Ильича, решила надышаться самостоятельной жизнью. Папа потом шутил, что судьба всю нашу семью разбросала по ленинским местам. Они с мамой в Уфе, старшая сестра в Москву потом насовсем перебралась с сыном, средняя жила в Ленинграде.

По командировочным делам я оказалась в Уфе, заглянула в институт и встретила своего "любимого" преподавателя по "Спецкурсу". Он поинтересовался, как я живу на новом месте, в другом городе. Я рассказала, что мне скучно одной в Ульяновске, все друзья остались в Уфе. Он очень удивился: "А семья? А ребёнок? Муж?" Я рассмеялась в ответ: "Это был племянник, и тот теперь в Москве живёт". Вот так мне Володюшка помог в учёбе.

Моя новая работа на родине Ленина была связана с командировками по всей стране. А если учесть, что родственников у меня много и живут они в разных городах, работа была в радость мне и моим родным. В столице я бывала два-три раза в месяц, в Ленинграде один раз в месяц, раз в полгода в Свердловске и так далее.

Отпуск я любила проводить далеко от своего нового дома. Была на Эльбрусе, но не покорила, остановилась на "приюте одиннадцати", пила минеральные воды в Минводах, по пути заглянула в Нальчик, стояла у Мамаева кургана, видела чёрный снег Нижнего Тагила, Прибалтику объехала вдоль и поперёк. Племянника Володюшку видела часто, привозила ему подарки отовсюду. Помню купила ему экскаватор. Он зачарованно смотрел на работу этого сложного механизма. А уж от настоящего экскаватора я его еле оттащила на следующий день.

Очень часто навещала своих родителей. В один из приездов мама мне рассказала удивительную историю. Шёл восемьдесят второй год, я уехала в Ульяновск, мама Володи уехала в Москву в командировку. А Володя как ни странно скучал по мне, искал и ждал меня. Он старательно залезал на окно и смотрел, смотрел и если к дому подходила девушка, он начинал громко кричать и звать: "Яйка, яйка моя идёт!". Даже потом, когда старшая сестра, его мама, вернулась, он всё ждал меня.

Через несколько лет я вышла замуж. У меня родился сын. Сестра с Володюшкой приехали в гости. Двоюродные братья подружились, вместе играли во дворе. Мой сынок вместо Андрейка говорил Андейка. Володя так его потом долго называл. Через неделю после их отъезда пришло письмо, и сестра писала, что Володя очень расстроился, ему показалось, что я его больше не люблю. Он сказал: "Мамочка, тетя Рая теперь любит только своего Андейку, а меня больше не любит".

Прошли годы. У меня взрослые сын и дочь. У сестры в Москве двое сыновей, в Питере – две племянницы. Я очень их всех люблю, скучаю без них. Но когда мне очень грустно, и кажется, что никому не нужна, я закрываю глаза и вижу нашу пятиэтажную хрущёвку в Уфе, вижу в окне на последнем этаже малыша, который оттуда из прошлого кричит мне: "Яйка моя, ты где?"