Эмпайр стейт билдинг

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Эмпайр стейт билдинг

Каждый должен повидать Эмпайр стейт билдинг, небоскреб из небоскребов! Этого в Нью-Йорке никому не избежать. Меня много раз спрашивали:

— Вы уже видели Эмпайр стейт билдинг?

Кривя душой, я отвечал: да, мол, видел, он действительно необычайно высок...

Но пока еще мой нью-йоркский опыт туриста был крайне ограничен: раскаленные камни Манхаттана, высокий табурет в драгстори, окна в номере гостиницы, добряк Купферберг — продавец газет, неон на Бродвее и кино на 58-й стрит... Было совершенно необходимо, хотя бы для поддержания собственного престижа, взобраться по обычаю всех путешественников на Эмпайр стейт билдинг, небоскреб из небоскребов, и взглянуть на Нью-Йорк с высоты полета здешних птиц.

Я отправился на пресловутый угол 34-й стрит и Пятой авеню, заплатил доллар и за 60 секунд взлетел на трехсотвосьмидесятиметровую высоту.

Здесь, наверху, тоже была Америка, жарились шницели и рекою лился кока-кола, коричневый, ледяной. На мужчинах пестрели яркие галстуки, а дамы, ощутив на такой высоте потребность в ласке, слегка прижимались к своим спутникам.

Туристу полагается послать отсюда открытку, сфотографироваться на фоне Нью-Йорка, приобрести миниатюрный металлический небоскреб и посмотреть в запотевший телескоп. Проделав все это, он усаживается на скамейку и глядит на высокое, неинтересное нью-йоркское небо.

Внизу, как детские кубики, — Нью-Йорк!

Темный город в зеленоватой мгле со смарагдовым озером Сентрал-парка и коричневым алчным языком Манхаттана.

Вот он, Нью-Йорк!

В его пейзаже таится какая-то ультрасовременная, неизъяснимая прелесть; вместе с тем, этот гигантский памятник людской суматохи и усталости, надежды и покорности, бушующих страстей и одиночества чем-то пугает. Глядеть вниз на людей, на их города не стоит, уж лучше глядеть с земли на звезды — это придает нам больше уверенности в себе.

Приветствую тебя, Нью-Йорк, трагический муравейник, шахматная доска с никогда не заканчивающейся партией! Там, внизу, с трудом продвигаются вперед пешки. В засаде притаился слон. И ждет своей минуты коренастая, терпеливая ладья!

Возможно, у этого города есть и другие оттенки, но у меня в памяти остался цвет старого мха и растрескавшейся рыжей коры, серые арки мостов, черные трубы кораблей, дым желтый и седой...

У одного из телескопов стояла пожилая супружеская пара. Жена — увядающая красавица с кожей оливкового тона. Муж намного старше ее, с бледным некрасивым лицом, полускрытым большой бесформенной шляпой. Он каждую минуту отрывался от телескопа и, оборачиваясь к оливковой супруге, восторженно восклицал:

— Вот это где, Сьюзанн!

— Ах, оставь, карапузик, — отвечала оливковая красавица, — ее нельзя разглядеть!

— Клянусь, Сьюзанн, я вижу ту скамейку, — настаивал старик. — На ней ты обычно сидела и читала книгу. Потому-то я тебя и приметил!

— К сожалению, — ответила сна без тени иронии.

Потом деловито добавила, что этот доллар за вход они вполне могли бы сэкономить, что не к чему предпринимать головоломные экскурсии да еще платить за них, и что ту скамейку все равно не видно, пусть Герберт будет любезен не выдумывать. Если бы он не был фантазером, возможно, все вышло бы иначе.

— Ведь мы родились в Нью-Йорке, — сказал старик с пергаментным лицом. — А здесь еще никогда не были!

— Мне здесь неинтересно, — заявила она враждебно, — ничто не интересно, понимаешь? Разве что прыгнуть!

— Полно, Сьюзанн, — испугался муж. — Что ты опять выдумываешь?!

Оливковая красавица упрямо молчала.

Тут достойный супруг заметил мальчугана лет десяти и ласково обратился к нему:

— Красиво, паренек, а?

— Что привязываешься, старая развалина, — огрызнулся этот миловидный мальчик и сплюнул вниз, на город.