"За нашу Советскую армию!"

"За нашу Советскую армию!"

После того как Горбачев принял "историческое" решение о выводе наших войск из Европы, в армии начался период невиданного морального разложения, которое еще больше усугубилось при Ельцине, развязавшем руки "дикому" бизнесу. Сокращение Вооруженных Сил с их гигантскими и плохо контролируемыми запасами оружия и вещевого имущества и других материальных средств, сращение с коммерцией породили в армии хищную идеологию преступной наживы за счет того, что принадлежало государству.

Самая крупная в мире войсковая группировка — Западная группа войск — в 1991–1994 годах превратилась в Клондайк для военного и гражданского ворья. Вырученные от продажи "излишков" войскового имущества колоссальные валютные средства, которые по указам Ельцина должны были идти на строительство жилья для военных, нередко переводились в российские и иностранные коммерческие банки и пускались в оборот.

Меня поражала откровенная наглость некоторых наших минобороновских генералов: в то время когда семьи офицеров и прапорщиков выведенных из-за рубежа частей ютились на пустырях в палатках и бараках, а строительство многих жилых объектов замораживалось "из-за нехватки финансовых ресурсов", министр обороны Грачев и некоторые его замы покупали дорогостоящие иномарки, строили роскошные виллы в ближнем Подмосковье, пускали в коммерческий оборот десятки миллионов долларов и немецких марок. Гигантские денежные суммы, предназначенные для приобретения продовольствия для войск, переводились на счета коммерческих структур и "прокручивались" в тот момент, когда армейские командиры вынуждены были вместо хлеба кормить солдат сухарями и расходовать неприкосновенные запасы.

Десятки тысяч офицеров и прапорщиков бродили по городам и весям в надежде снять за приемлемую цену угол для семьи, а в это время десятки проектировщиков и архитекторов корпели над проектами многоэтажных дач для министра и наиболее приближенных генералов.

Когда-то мне довелось сидеть в знатном немецком пивном кабаке с офицерами военной миссии Великобритании. Они откровенно крутили пальцами у виска, когда речь зашла о согласии Горбачева, Ельцина и Шеварднадзе пойти на унизительные условия "бегства" наших войск из ФРГ. Когда-то численность английского контингента в Германии была в 300 раз меньше советского. Англичане уходили более десяти лет. Мы же за три года в авральном порядке вывели более 500 тысяч военнослужащих. Около 100 тысяч из них не имели жилья.

Два десятка дивизий мы вынуждены были бросить в открытые поля. В то время я побывал в военном гарнизоне Богучары, под Воронежем. Тогда строительство городка только начиналось, и офицеры с семьями жили в палатках и кунгах по уши в грязи. Офицеры дивизии не боялись проклинать Ельцина даже в присутствии генералов и полковников Генштаба. Никто из них не считал, что не надо было уходить из Германии. Говорили главным образом о том, что "надо было сделать все толково", планомерно, с достоинством. Сопрягая темпы вывода войск и темпы строительства жилья и военных городков. Истина элементарнейшая. Но на нее откровенно начихал Горбачев. Он зарабатывал дешевую популярность у немцев на унижении своих солдат и офицеров.

Ельцин пошел тем же путем. Он не только не притормозил бегство наших сильнейших дивизий, а, наоборот, ускорил его, пойдя "на более сжатые сроки".

Там, в Богучарах, мы сидели в брезентовой палатке, по которой беспрерывно строчил холодный осенний дождь, пили из минных алюминиевых колпачков разбавленный спирт и смотрели по "видику" любительский фильм о проводах последних российских частей из Германии. Явно "уставший" Ельцин, неуверенно дирижирующий оркестром и наваливающийся на кого-то из дипломатической свиты. Не менее "уставший" замминистра, тайком справляющий малую нужду под трапом самолета. Бывший главком Западной группы войск генерал-полковник Матвей Бурлаков с притуманенным взором. И его замполит генерал Иванушкин, заснувший на пресс-конференции своего босса в зале ожидания подмосковной авиабазы Чкаловской 1 сентября 1994 года…

Офицеры штаба некогда элитной танковой дивизии, в стылую осеннюю пору 1994 года сидящей по уши в жирном воронежском черноземе, до слез под ядреный войсковой мат ржали над выходками своего Верховного Главнокомандующего. То был невеселый смех.

Накануне 9 мая в Министерстве обороны состоялся торжественный прием известных военачальников — ветеранов Великой Отечественной. После банальных праздничных речей и вручения подарков, как водится по пять капель. За Победу, за Победителей, за не вернувшихся с войны.

Не лезла в глотку водка. Что-то противоестественное было в этом совместном застолье старых и молодых генералов и полковников. Герои непобедимой и легендарной, спасшие страну. И "великие стратеги" расстрела депутатов в Белом доме. Бездари, погрязшие в Чечне. Я чувствовал себя непутевым сыном, промотавшим дорогое наследство отца…

Когда уже был потерян счет тостам во славу именинников и в шумном гомоне невозможно было услышать, о чем из дальнего конца зала сквозь сигаретный дым лопочет очередной выступальщик, мой сослуживец-полковник сообщил, что предлагается выпить за преемственность традиций.

Увидев, что рюмка моего соседа — ветерана, генерал-полковника артиллерии — не наполнена, я схватил бутылку "Распутина". Генерал накрыл рюмку рукой и угрюмо буркнул:

— Я такие тосты не пью. Огоньку позвольте?

Мы закурили. Генерал первым нарушил неловкую паузу:

— Как служится, полковник?

— Нормально.

— А как у тебя с совестью?

— Вы о чем, товарищ генерал?

— Я тебе не товарищ. Это Грачев тебе товарищ.

Встреча двух поколений славных защитников родины грозила перерасти в острый диспут.

— Что вы сделали с нашей армией, полковник?

Я не знал, что ответить. Тамада с другого конца стола прокричал сквозь балаган:

— Слово предоставляется Герою Советского Союза, генерал-полковнику… почетному гражданину Смоленска и Воронежа…

Мой собеседник резко встряхнул головой и встал:

— Налей!

Я налил. Зал притих.

— Мой тост очень краток, — неожиданно звучно и четко объявил мой сосед. — Предлагаю выпить за славную Советскую Армию! Не чокаясь!

После некоторого замешательства публика неуверенно проглотила этот тост. А в сторону "президиума" застолья уже мчался официант, в свободное от основной службы время подрабатывающий стукачом. Еще через пять минут официант вызвал меня в курительную комнату и передал приказ заместителя начальника Генштаба — лично спровадить генерала домой: "Машина у второго подъезда".

Мой генерал жил на Сивцевом Вражке. В его квартире, пахнувшей старой кожаной мебелью, царил холостяцкий бардак — жена генерала лежала в госпитале. Мы сели на кухне.

— Ты пей, — сказал он мне, — я все равно с тобой чокаться не буду.

Генерал принес на кухню огромную схему захвата его армией плацдарма на Днепре, повесил ее на ручку холодильника и стал читать мне лекцию, то и дело постукивая большой вилкой по стрелам и номерам дивизий.

Где-то за полночь, когда пехотные батальоны уже вырезали фрицев на том берегу Днепра, я заснул и был разбужен негодующим криком:

— Встать! Умыться!

После второй бутылки выяснилось, что генерал был ранен в городе, где я родился.

— Если бы я знал, каких засранцев освобождаю, я бы твой город не брал! — сказал он, сдирая с себя рубашку. — Вот смотри, во что ты мне обошелся.

Его бок напоминал хорошо засохшее копченое мясо. Уже светало, когда мы расстались. Генерал стоял на балконе в белой майке и курил. Я махнул ему рукой. Он не ответил. Он со мной ни разу так и не чокнулся.

Я снова воображаю, что будет, если раздолбаю машину Ельцина под окнами Генштаба…

Театрально проревут на похоронах илюшины, шумейки, батурины, рябовы, филатовы, барсуковы, грачевы — все те, кому нынешний режим дал возможность отлично поживиться в мутной воде реформаторства.

А где-то в ободранных российских деревнях перекрестятся голодные старики. Вздохнут рабочие заводов и фабрик, месяцами не получающие зарплату. Луч надежды осенит и армию, в унижении и крови прожившую последние годы.

…Но что изменится, если убрать Ельцина? На смену такому "царю" может прийти другой. Так уже было. И я начинаю остывать от крамольных мыслей. Ельцин уйдет сам. Уйдет, судя по всему, по-брежневски. Но смена его лиц навеки останется для России и его армии классическим уроком политического хамелеонства…