Андрей РУДАЛЁВ НАСТОЯЩИЙ РАССКАЗ

Андрей РУДАЛЁВ НАСТОЯЩИЙ РАССКАЗ

Александр Карасёв. Чеченские рассказы. М.: Литературная Россия, 2008.

Наиболее важный и соответствующий времени жанр литературы сегодня – рассказ. Рассказ, потому что время неустойчивое, когда мы не можем поставить диагноз, а только изучаем симптомы. Время, когда крайне неустойчива система ценностей, и мало кто знает, существует ли она вообще. Это время характеризуется отсутствием грандиозного, героического, обмельчаниям основных тем, девальвацией системы ценностей. Времени, когда человек подвергается испытанием не силы, а бессилия, не воли, а безволия.

Роман здесь неуместен, почти всегда он будет искусственен. Он не найдёт ответы, а только потеряет первые ниточки к ним. Он не скажет ровным счётом ничего, а только запутает следы. Роман – герой не нашего времени. До поры он здесь чужой. Хотя конечно, роман заманчив, он привлекателен, манит к себе. Какой писатель не мечтает написать роман, хороший роман? Рассказы, повести – это всё замечательно, но где-то впереди маячит соблазн о романе и чуть поманит, всё, готов сорваться и нестись сломя голову вперед, к большой прозе. Престижно опять же. Немногие в силах устоять.

Один из сознательных апологетов жанра рассказа – Александр Карасёв. Сейчас он живет и работает в Петербурге. Хотя у прозаика уже за плечами солидный багаж журнальных публикаций ("Новый мир", "Дружба народов", "Октябрь", "Наш современник" и другие издания), в текущем году увидела свет его дебютная книга "Чеченские рассказы".

Рассказ – наиболее оптимальный жанр, необычайно подходящий для дарования Карасёва. Это далеко не документальные, мемуарные повествования, не просто впечатления от пережитого, но синтез, и доскональный, даже дотошный анализ опыта. Читая Карасёва, к месту или нет, вспоминаешь Гаршина и Куприна, Бабеля и Зощенко, с которыми у автора ощущается преемственность, возникает масса ассоциаций, перекличек с отечественной традицией малых прозаических жанров. Личный опыт автора, а он без сомнения богатый, находит консенсус с традицией.

Александр Карасёв – ветеран боевых действий в Чечне. Он трансформирует армейский опыт, составляя из него базу для жизненного и писательского прорыва. Всё это делается ценой гигантских усилий и это чувствуется в каждом рассказе, несмотря на видимую отстранённость, даже некоторую холодность рассказчика. Не стоит думать, что автор замкнулся на войне, как это случается со многими. В книге прорываются удивительно лиричные рассказы об обыденной жизни, о любви. Даже его чеченские рассказы – это не столько "военная проза", сколько проза о человеке.

Главный фокус повествования Карасёва – герои, что сегодня в литературе является большой редкостью. Сюжет сам по себе малозначим, изображаемая действительность не гарцует перед нами своим жёстким натурализмом. Персонажи рассказов, как правило, офицеры, прошедшие подготовку на военных кафедрах гражданских вузов, кадровые военнослужащие, солдаты срочной службы. Все они со своими слабостями и "тараканами" в голове, сильные и волевые, непредсказуемые, потому как жизнь поставила их в такую ситуацию, но всегда личности и от их постижения захватывает дух (обращает внимание, что выражение "захватывает дух" встречается во многих высказываниях критиков о прозе Карасёва).

Взять хотя бы его рассказ "Ферзь" и сразу всё станет понятно. Титаническая фигура капитана Фрязина буквально возвышается над всем остальными миром, который предстаёт только лишь фоном. И в то же время образ бравого капитана не воспринимается каким-то картонным, искусственным, а именно живым и цельным. Такие герои, такие личности всегда поражают, всегда вдохновляют: "Всё в этой жизни заканчивается. Меняются смены. Солнце всходит над зеленью гор. Клочковатый туман ложится в речку Хул-Хулау. Играя мускулами, голый по пояс Фрязин несёт пулемет на дзот".

"Чеченские рассказы" лаконичные, яркие, энергичные, в них всё пережито, выстрадано, чувствуется мощная и полностью сформировавшаяся личностная позиция, система ценностей, на самой вершине которой – жизнь. Даже если в какой-то момент кажется, что она ничего не стоит. В технике письма Карасёв тяготеет к особой импрессионистичности. Он не вязнет в деталях и подробностях. Его война чеканится ёмкой и отточенной, будто штык, фразой, смысловая нагрузка которой при кажущейся простоте – колоссальна. Бежать за сюжетом его рассказов – пустое дело, весь их смысл таится в конкретной фразе, в каждой из них – мысль, анализ обретённого опыта, становящийся житейской мудростью. Особое свойство фирменного стиля Карасёва состоит в том, что на довольно незначительном пространстве худо- жественного произведения аккумулируется многим большее. Практически каждый его рассказ по смысловой нагрузке, плотности сюжета – как минимум большая повесть.

Проза Карасёва удивляет своей простотой и компактностью, что проявляется от композиции до языка, от персонажей до сюжетных перипетий. Повествование довольно скупо, автор не щедр и в изобразительных средствах. Простые герои, простые ситуации, простые отношения. Здесь нет чего-то грандиозного, так как любые претензии на какое-либо величие тут же ставятся под сомнение без какой-либо политкорректности.

В рассказах нет ничего того, что можно было определить фразой "из ряда вон". Даже Чечня, военная кампания, вот, казалось бы, где можно развернуться и приковать внимание читателя показом всяческих ужасов войны, выступает у него достаточно обыденной, даже тривиально-рутинной, а вовсе не как что-то из ряда вон выходящее, как принято считать.

В рассказе "Капитан Корнеев" Карасёв передает ощущение близости войны. Здесь она выступает какой-то неуловимой, пустотой, в которую стреляют накачавшиеся водкой вояки, от этого она делается ещё более ужасной. Ты её не замечаешь, но каждую минуту переживаешь её вездеприсутствие. Это клетка, из которой при первой возможности человек пытается сбежать. И бежит не из страха, а из инстинктивного порыва вернуться к себе. Капитан Корнеев умчался с вверенного ему ВОПа, не удосужившись передать его новому командиру. Он тосковал по своим дочкам.

У Карасёва есть умение выхватывать нужные моменты из потока повседневности. Инструментарий готов, есть от чего оттолкнуться. Мы видим фрагмент жизни, часто замкнутый, с его оболочкой, фоном, обитателями, описанием их взаимоотношений, переживаний, эмоций. Кадр, секундная подвижка и новый интерьер.

Рассказы движутся в сторону притчевости. Каждое слово, каждый образ предельно концентрированный. Это особенно важно сейчас, когда слово заметно потеряло свою силу, растратило энергию. Слов высказано столько, что их значимость практически не ощущается. Причём чаще слово не направлено на кого-то ещё, оно практически не подразумевает иного воспринимающего, чем сам говорящий. Слово становится метафорой, его сила замыкается лишь на субъективном личном опыте человека, для других оно становится пустым набором звуков. Карасёв относится к слову с предельным и бескомпромиссным максимализмом.

На мой взгляд, из настоящих удач последних лет можно выделить три книги рассказов: "Вожделение" Дмитрия Новикова, "Грех" Захара Прилепина и "Чеченские рассказы" Александра Карасёва. А это уже тенденция…