Копьё, брошенное в бесконечность

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Копьё, брошенное в бесконечность

Владимир Илюшин. Глиняный человек: повести и рассказы. После­словие А. Лобычева. - Владивосток: Тихо­океанское издательство "Рубеж", 2012. – 512 с. – (Серия: Архипелаг ДВ). – 3000 экз.

Казалось бы, за свою 41-летнюю жизнь Владимир Илюшин успел многое. Родившись в 1960 году в селе Новоалександровка Амурской области и окончив здесь школу, он служил в армии на Камчатке, учился во Владивостоке, в Дальневосточном госуниверситете, окончил Литературный институт им. Горького, работал в типографии, геодезической экспедиции, газетах, был грузчиком, кочегаром, охранником, издал ещё в советское время три книги прозы, был удостоен Всероссийской литературной премии им. Шукшина и даже услышал самые добрые слова от Виктора Астафьева за свой последний опубликованный рассказ «Острова». И всё-таки неожиданная смерть (сердечный приступ) 11 апреля 2001 года на одной из улиц Хабаровска несправедлива и трагически преждевременна – это понимаешь теперь особенно остро, прочитав и перечитав его избранные повести и рассказы, составившие первую изданную после смерти книгу «Глиняный человек».

В 1979 году в Благовещенске, в Амурском отделении Хабаровского книжного издательства, готовился к выходу очередной выпуск литературного альманаха «Приамурье моё», и его заведующий М.Л. Гофман показал мне несколько листков из тетради, исписанных ровным чётким почерком, сказав: «Вот вчерашний школьник рассказ прислал. Очень приличный». Удивительно, но на рукописи почти не было характерной правки Марка Либеровича чёрными чернилами, только название рассказа было изменено на «Письмо».

Рассказ «Письмо» не вошёл в книгу «Глиняный человек», как и «Заячий пастух» – первая публикация Илюшина в альманахе «Литературный Владивосток» (1979): у составителей было из чего выбрать. Повести «Путина», «Первому встречному», «Выстрел», «Глиняный человек», «Трое суток д/б», десять рассказов – о каждом произведении можно сказать многое, ибо это настоящая проза. Особенно сочен язык, естественны диалоги, повествование льётся вольно и широко. Увы, так сегодня уже почти никто не пишет.

Вот последние строки рассказа «Острова», восхитившего Виктора Астафьева: «Корабль шёл мимо островов, и можно было разглядеть на вершинах остатки укреплений, доты, а может, это просто чудилось солдатским глазам. Стоящий у берега мичман с тонкими чёрными усиками что-то сказал своим, и, как по команде, одним движением, моряки сняли бескозырки с поющими на ветру ленточками, обнажив стриженые белёсые, пегие, чёрные затылки. Это было по какому-то своему ритуалу, но вслед за ними, в общей молчаливой заворожённости, вдруг стали снимать шапки и пилотки солдаты общевойсковых частей... Они стояли вдоль борта[?] вшивые девятнадцатилетние дети России перед её искорёженным, диким океанским краем, за которым на тысячи километров лежала вода, не признающая ни границ, ни человеческой памяти».

Перечитайте процитированное – и вы тоже окажетесь на краю русской земли, почувствуете её притяжение, а ещё в вас проснётся любовь к своей стране, к её истории. Должна проснуться!

В романе «Письма осени», в лирическом отступлении, Илюшин напрямую обращается к читателям, высказывая то, что ему в жизни важно и ценно. Вернее, кто. «Человек похож на копьё, брошенное в бесконечность, а за ним тянется вихрь голосов. Что кричат они вслед? Какие слова стынут в ртах?» На эти вопросы и отвечал дальневосточный прозаик, сам до боли рано ушедший в эту бесконечность.

Прошлой осенью, вновь побывав в Приамурье, я волей судьбы познакомился с Глебом – младшим братом Володи, и он сказал, что сохранились рукописи брата. Да, как известно, талантливые рукописи не горят и не пропадают, как никогда не исчезнет и настоящая русская литература, кто бы её ни хоронил. Так что, возможно, через какое-то время к читателям придут неизвест­ные доселе произведения Владимира Илюшина.