Сергей Кургинян КРИЗИС И ДРУГИЕ XIX Продолжение. Начало - в NN 7-25

Сергей Кургинян КРИЗИС И ДРУГИЕ XIX Продолжение. Начало - в NN 7-25

ИМЕНА (МИН), не связанные с реальностью (ши), - губительны, утверждает школа Конфуция. Эти мин надо заново привязать к ши, или они погубят ши окончательно.

"Моя профессия мин от ши отрывать"… Заявку на создание такой новой профессии сделал и осуществил политический постмодернизм. Созданный им новый профессионализм оказался впервые востребован для разрушения СССР…

Ядерное оружие сделали на одних полигонах. Постмодернистское - на других. Но когда ядерное оружие применили против Японии, мир содрогнулся, поняв, что он попал в новую ядерную эру. А когда постмодернистское оружие применили против СССР, мир ничего не понял. Ни того, что изобретено и применено новое оружие массового поражения. Ни того, чем это чревато.

Перекусывание связи между мин и ши осуществляют особые социокультурные вирусы, выращиваемые в постмодернистских лабораториях. Перекусив связь между мин и ши, социокультурный вирус превращает мин в симулякр (постмодернистский термин, означающий, что форма освободилась от содержания и начала его истреблять). Социокультурные вирусы - это особые организмы, питающиеся связями между мин и ши. Совокупность связей между мин и ши - это культура. Будучи натравленными на культуру, социокультурные вирусы воспринимают ее как среду своего питания и обитания. В этом смысле - что эти вирусы, что клопы в рояле.

Герой рассказа Чехова сообщает аудитории, что он написал однажды трактат "О вреде некоторых насекомых". И что фрагмент трактата, посвященный клопам, очень понравился его дочерям. Далее герой признается, что трактат свой разорвал, ибо "как ни пиши, а без персидского порошка не обойтись". "У нас даже в рояле клопы", - говорит он, разъясняя слушателям причину отказа от писания трактатов.

Буквальное прочтение текста великого художника нас очевидным образом не устраивает. Отнесясь же к словам чеховского героя как к символу, мы сразу же оказываемся на рандеву с двумя политическими сценариями.

Сценарий N1 - "Писать". Выбрав его, мы делаем ставку на смысловую войну, предполагающую восстановление связи между мин и ши, перекушенной социокультурными вирусами. Так поступил Конфуций. Он долго шел путем "чжэн мин" к "да тун". Но в итоге достиг желанного.

Сценарий N2 - "Персидский порошок". Выбрав его, мы замираем в ожидании прихода политического лидера, который выведет клопов из нашего рояля. И сразу уподобляемся чеховскому герою, который, в отличие от китайского мудреца, все проиграл. В чем, кстати, не только символический, но и буквальный смысл чеховского рассказа.

Так выберем же сценарий N1 и (вслед за Конфуцием и его последователями) займемся обнаружением провалов между мин и ши в нашем политическом языке. Ибо не восстановишь связи, не обнаружив этих самых провалов. Обнаружив же, начнем строить мосты через провалы. И связывать тем самым мин с имеющейся реальностью ши.

Не надо бояться того, что ши при восстановлении ее связей с мин обнажит свои уродливые черты. Обнажение уродливых черт - первый шаг к их исправлению. Потому-то уродства и прячутся под масками пустых мин (симулякров), дабы не быть обнаруженными в своем естестве и, после обнаружения, исправленными.

Как популярное в нашем, насквозь постмодернистском, политическом языке мин "гражданское общество" соотносится с ши тотального отсутствия макросоциальной регулятивности?

Гражданское общество - это общество? Да, безусловно.

Общество - это макросоциум? Да.

Макросоциум требует регулятивности? Да.

Значит, гражданское общество предполагает наличие макросоциальной регулятивности? Безусловно.

А ее нет! И мы показали, почему нет.

Так что же это за общество-то без регулятивности?

Идем дальше. Гражданское общество должно что-то противопоставлять власти. На то оно и гражданское. Лишенный регуляторов макросоциум может что-то противопоставить власти? Не может. Вы, к примеру, видите хищника, пожирающего стадо овец, и думаете: "Сейчас я как заведу машину, да на этого хищника как наеду на большой скорости! Овцы спасутся". И тут вы обнаруживаете, что у машины вашей нет ни руля, ни двигателя, ни тормозов, ни газа. Да и бензина не достать. Как же вы на хищника-то наедете?

В машине без регуляторов на хищника не наедешь. Если нет бензина - тем более. Бензином является, как мы понимаем, ощущение некой идентичности, связанной с базовыми ценностями. Нет ни идентичности, ни базовых ценностей. Можно только болтать о том, что "Хаммер" некоего гражданского общества сейчас как заведется… да как на хищника-то наедет!..

Так что же, мин "гражданское общество" никак нельзя связать с нашим ши? Представьте себе, можно. Но только построение этой связи обнаружит нечто крайне малоприятное.

Системных регуляторов и вправду нет. Но это не значит, что нет никаких регуляторов вообще. Это значит, что совершенно особое значение получают регуляторы антисистемные. Таковыми по определению являются какие регуляторы? Правильно, криминальные!

На фоне преобладающего пассива (огромной совокупности различных социальных сгустков, лишенных всякой объединяющей регулятивности), оживляется специфический актив - криминальный социальный сгусток, снабженный особыми, антисистемными, регуляторами.

Этот сгусток и становится тогда нашим гражданским обществом. Как только мы гегелевское мин "гражданское общество" связываем с нашим ши, обнаруживается именно это.

До боли, между прочим, понятно, что именно обнаруживается. Что либо-либо. Либо коррумпированная бюрократия - либо бандократия (криминалитет).

Они-то и воюют друг с другом на протяжении всей постсоветской, тудыть ее растудыть, истории. Я это предсказал еще в конце 80-х годов, наблюдая процесс в Закавказье и Средней Азии. И с горечью наблюдаю, что происходящее сейчас ни на йоту не отклоняется от вычисленного по тем давнишним социокультурным замерам.

В "лихие 90-е" годы криминалитет в существенной степени сдвинул в свою пользу равновесие между собой и коррумпированной бюрократией. Овцы, терзаемые криминальным волком, заблеяли… и позвали на помощь бюрократического волкодава.

Он порычал на волков (к восхищению овец). После чего сам занялся овцами. Точнее, договорился с волками по поводу устраивающих его правил игры. Мол, волки разделывают овец и отстегивают волкодаву в процентах от добытого овечьего мяса. Столько-то положено мясца, столько-то косточек и так далее. И чтоб ни-ни.

Если криминальный волк смухлюет, то бюрократический волкодав в клочья волка порвет. В назидание остальным волкам и на радость овцам. Для которых есть и сладость в том, что волка все-таки рвут, и некое облегчение. Пока волкодав волком занят - и волк к овце не подступит, да и волкодав при деле.

Иначе и не может быть! Обесточенное, лишенное регулятивности общество - это стадо овец. Не сегодня сказано: "К чему стадам дары свободы? Их должно резать или стричь". Оправдание режущих и стригущих только в одном - а что еще делать с овцами? Разве что, соединяя правильно мин и ши, и не забывая о персидском порошке, пытаться вернуть им человеческий облик. То есть нормальную макросоциальную регулятивность.

Пока этого нет - криминальная антисоциальная регулятивность будет воспроизводить коллизию волков и овец. Ибо такая регулятивность порождает, конечно, хоть какую-то социальную состоятельность. Безрегулятивный же социум - это несостоятельное сообщество растерянных и испуганных овец. Но, порождая социальную состоятельность, эта регулятивность будет наделять порождаемое волчьей криминальной беспощадностью.

Надо ли пояснять, что коллизия потери нормальной регулятивности и созданное этой коллизией разделение антропоценоза нашего на блеющих овец и договорившихся об их пожирании волков и волкодавов - уничтожат российское государство без всякой иноземной помощи? По мне, так не надо.

Можно, конечно, пытаться разбудить в умах волков и волкодавов заботу о поголовье овец - мол, чем завтра питаться-то будете? Так пытались мы разбудить сие в их умах. И даже не вполне безрезультатно.

Правда, результат совсем не тот, которого хотелось бы.

Реальным результатом стала паллиативная концепция России как среднесрочного проекта. Рассуждают вразумленные волки и волкодавы примерно следующим образом: "Надо бы здесь еще годков этак десять - пятнадцать, а лучше бы двадцать попитаться своими овцами. А за это время - совсем иначе обустроиться в соседних угодьях. Не только бабки туда перегнать, но и предприятия там скупить. Какие дадут, разумеется.

Дети вырастут, обучение получат, какое полагается, совместимое с жизнью в этих соседних угодьях. Опять же, семьи создадут, и появятся в тех угодьях какие-никакие, но родственники. Словом, главное, чтобы "на наш век хватило".

А как нам, волкам и волкодавам, без своих овец? И мясцо-то у этих наших овец иначе пахнет, чем у ихних, и блеют они иначе, когда их задирают. Как-то, знаете ли, мелодично, проникновенно. И жрать мясцо под березами гораздо удобнее и привычнее, чем где-то там, за бугром.

Словом, продержаться сколько-то надо. Ну уж, а потом… Как выйдет… Овец ведь не переделаешь. Да и начнешь их переделывать - себе же во вред получится. Переделанная овца - она, знаете ли… проходили мы это самое, и по второму разу - ни в жисть.

Да и мало ли что потом будет? Может, мировое правительство! Может, халифаты какие-нибудь или еще что! Вона, как Китай прет. А может, инопланетяне прилетят! Или постчеловек появится!

В любом случае не нашего - волчье-волкодавного - ума это дело. Пусть какие-нибудь там очкарики про это - …стратегией, кажется, называется… - поболтают. А мы меж собой погрыземся, да овечками как следует полакомимся напоследок. А как же - ведь свои же овцы! У нас с ними эта… как там… национальный консенсус".

МОЖНО, КОНЕЧНО, задаться сакраментальным вопросом: "А стоило ли пробуждать нечто подобное в умах волков, волкодавов и волчье-волкодавной помеси?" Что ответить?

Пока есть хотя бы единая Российская Федерация - есть и шанс на то, что внутри нее (в катакомбах, о которых я говорил неоднократно) вызреет нечто подлинно человеческое, социально-регулятивное, идеально мотивированное, страстное и дееспособное.

Если же эта Российская Федерация перестанет существовать, распадется, то есть стопроцентная гарантия того, что ничего ни в каких катакомбах не вырастет. Ирридента (война за воссоединение) не ведется одновременно с вызреванием чего-то там в каких-то катакомбах. Ирреденту ведет озлобленный и очень сильно замотивированный в идеальном плане народ. Настоящее сообщество граждан - а не псевдогражданское "бе-бе, ме-ме", к которому все чаще адресуется зачем-то наша власть, называя "бе-бе, ме-ме" аж гражданским обществом. То ли власть наша облюбовала себе этот симулякр, понимая, что речь идет о симулякре, то ли она обольстилась наличием связи между мин и ши… впрочем, не это главное.

Главное то, что овечьим стадом наше общество стало, как только удалось разгромить культуру в качестве макросоциального регулятора. Позволили же отнять у себя этот регулятор сами обитатели СССР, решившие, что безрегулятивность - и есть свобода.

А еще решившие, что будут пастись на замечательных заливных лугах капитализма под теплым рыночным солнышком в отсутствие каких-либо волков. Ибо волков в природе нет, о чем убедительно повествует диссидентская литература и перестроечная публицистика. Есть же только свои взбесившиеся номенклатурные волкодавы (насчет того, что взбесившиеся - как говорится, крыть нечем). Ужасные волкодавы преступно заменили единственно здоровую природную среду (рынок, капитализм) на какую-то полиэтиленовую всеобъемлющую совковость. В которой ни тебе вкуса, ни запаха. Одна безопасность от выдуманных волкодавами волков.

Выдуманы волки волкодавами с понятной целью - чтобы овцы соглашались терпеть волкодавов. Выдумщики-волкодавы погрязли во лжи. А надо, чтобы ни капли лжи. А одна лишь правда про то, как ужасны волкодавы. Сначала уничтожившие 90 миллионов овец (Солженицын и его последователи об этом повествовали с неукротимой правдивостью), а затем решившие напасть на мирную гитлеровскую Германию. (Тут уже мало было неукротимой правдивости а ля Солженицын. Тут надо было породить неукротимо правдивого гэрэушника… гэрэушники, они, знаете ли, все такие… и подключить его к проекту "Братство овец и волков". А то как-то перцу в проектике, знаете ли, чуточку не хватало.)

Короче, волкодавы - это сплошной ужас. Что творили - не описать. Как прочитаешь, сразу рука тянется порвать партбилет. А сердце и мозг воспламеняются благородным овечьим негодованием. Особо же обидно то, как волкодавы лгут по поводу волков. Мол, за триста процентов прибыли волчонок волчицу продаст. Вот ведь до чего волкодавы договорились!

Между тем волк - это вовсе и не волк, а очень овцелюбивое и безопасное животное, способное изгнать волкодава. Животное это и надо призвать, плюс восстановить нормальную природную среду вместо среды совково-ненатуральной. В природной среде волкодавам места не будет. Они немедля загнутся. Волки обнимутся с овцами. Постсовковая травка потеряет пластмассовый привкус, станет сочной, витаминизированной. Еще более питательной, чем та досовковая, по поводу которой волкодавы тоже клеветали почем зря.

И это будет, будет! Свет в конце туннеля светит, и видели его ездившие за рубеж совки-человеки, потаенно мечтающие стать благородными овцами, отряхнув антропный прах вместе с совковой нечистью. Видели они овец западных, живущих в глубочайшей дружбе с волками! И питающихся восхитительными травками, в неограниченном количестве находящимися в тех супермаркетах.

А что "Человек - это звучит гордо", что "сердце Данко", да все прочие "повести о настоящем человеке", - так это заговор волкодавов. На самом деле же, "Человек - это звучит скверно". Человек - это вообще изобретение волкодавов. Настоящим же, благородным существом, подлинным венцом Творения, является только овца. А также, конечно же, подлинный - не мифологизированный волкодавами! - волк, конкурирующий с овцой за статус наиболее благородного, альтруистического и, главное, вегетарианского существа…

Кто-то, наверное, воскликнет, что я сгущаю краски. Полно, я создаю развернутое мин, гораздо более благолепное и достойное, нежели имевшее место ши. И если кто-то позабыл это ши под названием "перестройка", то пусть знает - забывшие свое прошлое обречены на то, чтоб пережить его вновь.

Прошло более двадцати лет, но в ушах у меня звучит голос бакинского старика, стоявшего тогда на краю могилы и не побоявшегося поведать мне о скрытых пружинах "перестроечного" процесса. Пружины - пружинами, сказал в итоге старик… Полбеды, сказал он, эти пружины. Намного хуже то, что наше общество - это "общество ням-ням, которое может зарезать один волк". Что "ням-ням", что овечье стадо… какая разница? Как отдавалось завоеванное кровью и мукой поколений - я никогда не забуду. Оно было отдано с упоением, походя. Сразу же после этого обесточенными оказались все генераторы социальной регулятивности.

Обесточенную остаточную Россию можно было резать на любые куски. И для того, чтобы сохранить ее, нужно было задействовать самых разных и разнокачественных интересантов. А кого еще, не "ням-ням" же этих?! Американцы боятся, что Сибирь и Дальний Восток отойдут китайцам? Прекрасно. Другие американцы боятся совсем неконтролируемой в случае, если расползется и РФ, ситуации с ядерным оружием? Прекрасно! Что? Ими движет не стремление к благу жителей РФ? А почему ими должно двигать стремление к благу чужих для них жителей какой-то там РФ?

Кто еще может как-то что-то скреплять и удерживать? Волки, волкодавы?.. Одно до боли ясно - не овцы.

О ТОМ, ЗАЧЕМ скреплять и удерживать, я уже сказал. Делать это можно, только надеясь на то, что затоптанные овцами, исполосованные волками и волкодавами люди Отечества нашего все-таки начнут собираться по катакомбам. И восстанавливать отнятую у них регулятивность, без которой они и не люди вовсе. Это - по поводу того, зачем скреплять и удерживать. А по поводу того, чем… Прошу прощения, но в такой беспрецедентной ситуации - всеми подручными материалами, выбирать не приходится.

Скрепляя и удерживая, надо исправлять имена. И через это собирать то, что продолжает цепляться за презренный для овец, волков и волкодавов статус каких-то там, видите ли, людей. Связь между мин и ши… исправление имен (чжэн мин), основанное на восстановлении этой связи, принцип обратной связи между мин и ши (у конфуцианцев это называется "би цы")… все это - ради призрачной надежды "да тун"?

А разве у китайцев эта надежда не была призрачной? Они могли двигаться к этой надежде сквозь нескончаемые беды выбранным путем чжэн мин, а нам - слабо? Ну, если нам слабо, то всё кончено. Но кто сказал-то, что слабо? Овцы? Волкодавы? Волки эти овцелюбивые?

Идя путем чжэн мин, мы обнаруживаем, что реликт социальной регулятивности - криминален. Что после учиненного перестройкой постмодернистского разгрома культуры в виде регуляторов - у общества остались лишь подызношенные "понятия" (не путать с гегелевскими). Те, благодаря которым наша криминальная элита все же регулирует хотя бы самое себя. В отличие от всех прочих. То есть, конечно же, и эта элита уже погружается в пучину внепонятийного беспредела. Однако именно погружается, а не погрузилась.

Но если главные макросоциальные регуляторы - это остаточные криминальные "понятия", то (просто по определению) реликтом гражданского общества, да и устойчивого макросоциума воообще, является только криминалитет. А значит проверка метафор (волки, овцы, волкодавы и так далее) понятийностью (реликтовые регуляторы, антисистемная активизация, антинормативная нормативность, превращенная социальность и так далее) худо-бедно, но проведена. Чай, не социологический трактат пишем, а аналитикой занимаемся.

Метафоры, выдержавшие тестирование понятийностью, - это уже не только метафоры. Это то, из чего можно создавать аналитическую мозаику. Картину происходящего, то есть. Создавая эту картину, я не злопыхаю и не восхваляю. Я пытаюсь быть точным. И хочу знать - что в моей картине нелогично, бездоказательно?

А ну как окажется, что всё логично и доказательно? Тогда что мы в очередной раз отпраздновали 12 июня 2009 года? Освобождение от макросоциальной регулятивности? И на что надеемся? На то, что эта регулятивность сама собой восстановится? В каком качестве? С опорой на что?

Я ПОДОЗРЕВАЮ, что определенные элитные группы в нашей стране (стране без социальной макрорегулятивности, если мои построения правомочны) радуются отсутствию этой самой регулятивности. Ибо в такой ситуации общество абсолютно беспомощно. И ничего вообще нет, кроме власти. НО ЕСТЬ ЛИ ТОГДА ВЛАСТЬ?

Вот вопрос, сочетающий в себе прикладную актуальность и философско-политическую масштабность.

Что значит "есть" и что значит "власть"?

Для того, чтобы власть могла сказать о себе (хотя бы себе самой), что она есть - она должна предъявить (опять же, хотя бы себе самой) некие основания.

Я сознательно не называю эти основания легитимностью, чтобы не завышать планку. Я всего лишь говорю - некие основания, и точка. Но откуда власть возьмет эти основания?

Как, иначе говоря, в принципе в таких условиях может осуществляться само конструирование властного субъекта? Если ничего, кроме него самого, нет (и он почему-то не впадает от этого в неописуемый ужас), то конструирование властного субъекта является его самосозданием (самоконституированием).

Как это происходит в ситуациях, подобных нашей? Ведь хотя наша ситуация и оригинальна донельзя, но присмотреться к каким-то, пусть и условным, прецедентам, согласитесь, не лишне.

Прецеденты же говорят о том, что в условиях пусть не слишком, но похожих на наши, - власть самоконституируется на микросоциальной основе. Не имея макросоциальных оснований, она начинает черпать ресурс хотя бы внутривластной регулятивности из того или иного относительно регулируемого микросоциума.

Каковым может быть любой трайб. Например, карабахский (в Армении) или нахичеванский (в Азербайджане). В Сирии это алавитский клан. Династическая королевская власть в Саудовской Аравии держится на доминировании племенного клана Судайри в союзе с кланами Шаммар и Джилюви. Да мало ли еще примеров! Почти в любой стране Африки нынешняя власть вызрела из военно-политического доминирования одного из трайбов.

Поэтому нет ничего беспрецедентного в том, что самоконституирование у нас, в условиях столь прискорбной ситуации, стало осуществляться через апелляцию к тем или иным трайбам ("питерские") или диффузным корпоративным группам ("чекисты").

Беда не в типе самоконституирования, а в том, что любая микросоциальность, помещенная в макросоциум, лишенный регуляторов, варясь в собственном соку, теряет и свою микрорегулятивность. Микрорегулятивность распадается вместе с микрогруппой. Где черпать ресурс для поддержки хотя бы этой микрорегулятивности, да и микрогруппы как самоконституировавшегося субъекта?

Заумные наукообразные рассуждения? Полно! Ничего сейчас нет актуальнее той темы, к обсуждению которой мы, наконец, подошли. И которая, к счастью, имеет, помимо политической актуальности, еще и концептуальное значение. Соединить одно с другим крайне сложно. А в рамках обсуждаемой тематики - почти невозможно. Но, как выясняется, именно "почти".

Мы уже начали концептуальное обсуждение того, не является ли мин "глобальный кризис" принципиально неправильным, не отвечающим тому ши, которое породило это мин? И на которое неправильное мин оказывает обратное воздействие (би цы).

Мы высказали гипотезу, согласно которой процедура исправления имен (чжэн мин) по отношению к мин "глобальный кризис" не просто требует замены ложного мин "кризис" подлинным мин "катастрофа". Нет, требуется еще и доуточнение полученного подлинного мин.

Катастрофа-то катастрофа, - но какая? Я предложил к рассмотрению вариант доуточнения, сказав, что речь идет о растянутой во времени (катастрофа всегда более или менее растянута во времени) катастрофе глобальной дерегуляции.

Что такое дерегуляция у нас - мы поняли.

Мы поняли также, что мы являемся искусственно созданным глобальным сгустком дерегуляции.

Но что такое дерегуляция у них? Глобальная перестройка? Какую роль в ней должен сыграть наш глобальный сгусток дерегуляции?

Он должен выплеснуться наружу? Или, наращивая свою плотность, стать социокультурным аналогом особого типа звезд?

Социокультурное смысловое горючее (в звездах - ядерное горючее) выгорает. Происходит сжатие, коллапсирование.

Оно может быть не слишком глубоким или очень глубоким. Тут все зависит от звездной - или социальной - коллапсирующей массы.

Если оно становится очень глубоким, то образуется либо практически невидимый в окружающем (физическом или социальном) космосе "черный карлик", либо даже черная дыра.

Дыра же - если она искомое для каких-то "делателей коллапсов" - начинает поглощать материю из окружающего ее (опять-таки, физического или социального) космоса.

Тут весь вопрос в соотношении масштабов дыры и космоса.

Физический космос настолько больше известных черных дыр, что ни одна из этих дыр свернуть космос не может. Хотя астрофизики живо обсуждают наблюдаемые эксцессы поглощения целых галактик черными дырами, находящимися в их ядре.

ЕСЛИ ЖЕ социальный космос (человечество) сопоставим по размеру с создаваемой дырой и всего-то раз в пятьдесят больше этой дыры по массе и раз в семь больше по размеру - то ждать можно чего угодно. Полного коллапса, в том числе.

И это "что угодно" всегда будет для кого-то желанным. Создайте любое "что угодно" - ну, совсем любое - и оно для кого-то обязательно станет желанным. Кто-то решит на этом сделать гешефт. А кто-то это сочтет созвучным своим ценностям.

Тут еще и прочие факторы… Ведь обсуждали же мы их!

И аферы с кнопочками обсуждали…

И классовые игры с самоспасением элиты за счет бегства из породившей ее формации (капитализма)…

И объективные закономерности обсуждали, причем самые разные.

Ну, не может человечество, например, ни остановить информационный бум, ни справиться с ним без создания нового человека.

И нового человека создать не может.

И технологически свой рост сдержать не может.

И выжить в условиях роста не может.

И управлять ростом не может…

И ножницы между ростом человеческого качества и ростом человеческих возможностей раскрываются неумолимо.

Да мало ли еще что происходит в сфере этого самого объективного!

Субъективное накладывается на объективное. И наоборот. Новый человек не может быть создан в условиях старой общественной формации. Не Зюганов говорит о посткапитализме. Он-то о нем помалкивает. Другие акторы перехватили эту тему, животрепещущую сегодня как никогда.

У сгустка афер, больших игр и объективных проблем есть ядро. Ядро - это ши (то есть некая реальность). У каждого ши есть мин. Мин для рассматриваемого ши, как мы уже установили - катастрофа дерегуляции.

Есть наш сгусток дерегуляции, есть глобальный потенциал дерегуляции. И есть модель социокультурной черной дыры, способной поглощать целые социокультурные галактики, а то и некую смысловую Вселенную.

Наш сгусток дерегуляции создает и углубляет система "перестроек" (вспомним: "начать, углубить, обострить").

Перестройка - это использование властью против своего общества постмодернистской "лучевой пушки". Еще и еще раз ударив из нее по нашей многострадальной социокультурной ткани, можно завершить создание дерегулятивной черной дыры. И использовать эту дыру для поглощения неких смысловых галактик (а то и некой Вселенной, опять же, разумеется, смысловой).

Многое уже обнаружено нами. Конечно, не на уровне развернутых социальных теорий (аналитикой, повторю еще раз, занимаемся), а на уровне эскизов. Так сказать, почеркушек. Но ведь - обнаружено.

Остается состыковать две вещи. Эту самую политическую актуальность, к которой мы только что подобрались, и… и нечто другое, концептуально значимое.

Суть которого проста как мычание. Ну, ладно, у нас такая дерегуляция. А у них? Что в их благополучном мире позволяет говорить о нарастании дерегуляции, как о ядре некоего сгустка объективных проблем, больших игр, сверхкрупных афер и прочего?

Поскольку мы уже подобрались к самой животрепещущей политической актуальности, то не поймать за хвост политологическую жар-птицу было бы непростительно. А к тому, что у них позволяет говорить о нарастании дерегуляции - мы перейдем чуть позже. Надеюсь, что переход к этому облегчится после обнаружения политической актуальности. Но, как бы там ни было, обнаружения этой актуальности нам не избежать.

Мы установили, что власть, поддерживающая внутривластную регулятивность в условиях полного отсутствия регулятивности макросоциальной, сначала схватится за микросоциальные (корпоративные, трайбовые) сообщества. С их остаточной микрорегулятивностью.

А затем… Затем она неизбежно столкнется с проблемой рассыпания и этих микросообществ. А также с ослаблением присущей им микрорегулятивности. Что тогда делать власти?

Может быть, ответ на этот вопрос позволит понять главную загадку прошедшего политического сезона. Загадку дуумвирата как модели. Загадку Медведева как политической фигуры. Не является ли все это своеобразным ответом власти на обнаруженный ею дефицит саморегулятивности?

Выдвигая такую смелую гипотезу, мы должны отдавать себе отчет в том, что она не предполагает осознанных действий власти во имя преодоления какого-то там, видишь ли, дефицита какой-то там саморегулятивности. "Живем - и в ус не дуем", "всё у нас в шоколаде" и так далее.

Но, как и у любого сознающего субъекта, у власти, кроме сознания, есть еще и бессознательное. Если где-то и вызрела надоба в преодолении дефицита теперь уже и микросоциальной регулятивности, то именно в этом бессознательном. В сфере властных коллективных инстинктов. Что не только не меняет существа дела, но и, напротив, делает это самое существо гораздо более концентрированным.

Конечно же, выдвижение модели дуумвирата вообще и Медведева как новой властной фигуры ускорило распад микросоциальной трайбовой (питерской) и корпоративной (чекистской) регулятивности.

Но регулятивность эта и так уже распадалась, причем достаточно быстро. Не было ли в создании модели дуумвирата и в выдвижении Медведева, помимо массы осознаваемых малых политических надобностей, еще и одной этой большой, лишь во властном бессознательном оформившейся, надобы. Имя коей - "регулятивность". Не макросоциальная, предполагающая преодоление описанной мною десоциализации населения страны, а внутривластная. В самом узком и прагматическом смысле этого слова. Не питерские… не чекисты… а кто?

Продолжение следует