Последствия I

Последствия I

Экстремизм при защите свободы — не порок.

Барри Голдуотер

Вечером в четверг 27 октября 2007 года мне позвонили из Полицейской службы разведки. Я сидел в офисе и боролся с передовицей для завтрашнего номера. Дело шло туго, слова не клеились, но к моменту звонка текст был почти завершен. Мой добрый знакомый из ПСР сообщил, что ФБР арестовало в Чикаго двоих, которые планировали совершить теракты против газеты "Юлландс-Постен", причем в качестве заявленных целей фигурировали Курт Вестергор и я. Не вдаваясь в подробности, представитель спецслужбы предложил встретиться как можно скорее, чтобы он и его коллеги спокойно рассказали мне о сложившемся положении и мы вместе обсудили меры предосторожности. Мы договорились встретиться у меня дома на следующий день.

Едва я успел положить трубку, как телефон зазвонил снова. Звонили из агентства "Блумберг Ньюс" из Нью-Йорка, желая услышать комментарий к истории, которая уже разошлась по всему миру, поскольку ФБР обнародовало новость о предотвращенном теракте в Дании. В следующие дни коллеги со всех концов света буквально завалили меня SMS-сообщениями с просьбами сделать заявление или дать интервью, но мне нечего было добавить. Что можно ответить ведущему ток-шоу на вопрос о твоих ощущениях от известия, что террористы готовятся тебя убить? Ясно же, что я не вижу тут ничего смешного и не захожусь от хохота. С другой стороны, на меня не нападал разгневанный мусульманин-фанатик, размахивая топором с криками "Аллах Акбар!", что спустя два месяца произошло с Куртом Вестергором. Речь шла о гипотетической ситуации, наихудший вариант развития которой зависел в основном от силы моего воображения, которое никогда не было особенно богатым.

Я принял к размышлению информацию от ПСР, переключил телефон на беззвучный режим и продолжил работать. В связи с неожиданной помехой мне пришлось перенести встречу с коллегой, на которую я отправился чуть позже. Во время разговора в кафе я вел себя, будто у меня только что закончился "еще один день в офисе". Мне и раньше сообщали об угрозах и что кто-то планирует лишить меня жизни, но я представлял себе все это как внезапный приступ фантазии какого-нибудь недовольного парня, не имевшего ни терпения, ни умственных способностей, чтобы перерезать мне горло. Поначалу, получив угрозы в свой адрес или предупреждение, что какой-то безумец пообещал награду за мою голову, я сильно злился. Адреналин будоражил меня, но со временем я выработал более разумное и спокойное отношение к подобным ситуациям. Вовсе не потому, что меня совершенно не волновали угрозы, а потому, что я постепенно осознал: сохранять голову холодной — в интересах моих и моего окружения. Какие-то угрозы были пустым бахвальством, примитивной попыткой произвести впечатление на друзей и собратьев по вере, в то время как к другим, подкрепленным конкретными планами и намерениями, следовало относиться более серьезно.

По возвращении из кафе я позвонил своему шефу Йорну Миккельсену. Я считал, что мы не могли выпустить номер без передовой статьи о задержании в Чикаго двоих обвиняемых в терроризме. Йорн был согласен со мной, но сомневался, что в сложившейся ситуации может просить меня написать такую статью. Я предложил написать черновик и сразу же сел за компьютер. На следующий день газета обратилась к читателям с такими словами: "Террор, угрозы и запугивание — вот оружие террористов, которое они используют, чтобы заставить людей изменить свое поведение и поступать так, как хотят радикалисты… Те, кто стоит за угрозами и готовящимися акциями против "Юлландс-Постен", недовольны публикацией "карикатур на пророка Мухаммеда". Они потребовали запретить рисунки и попытались запугать датскую общественность. К нашему сожалению, многие предпочли бросить камни в наш огород именно в то время, когда необходимо найти тех, кто угрожает Дании терактами, хотя с точки зрения психологии данная позиция объяснима. Тем не менее нельзя оправдывать применение насилия и угроз против гражданского населения, которое реализует свои права, гарантированные конституцией. Сейчас от нас требуется повышенное внимание — ради свободы и безопасности".

Далее шло продолжение: "История учит тому, что, склонившись перед террором и угрозами, мы не повысим свою безопасность. Наоборот, мы столкнемся с еще большим террором и угрозами, поскольку, уступая запугиванию, индивид, средство массовой информации или общество тем самым сообщают террористам, что своими отвратительными и мерзкими деяниями они достигли своей цели. Поэтому наиболее эффективным оружием против угроз будет демонстрация того, что мы даже не подумаем склонять голову и не предадим принципы, которые являются основополагающими для нашей свободы и процветания. Таким образом, мы доводим до сведения тех, кто хочет уничтожить свободу слова, что независимо от их действий, от того, как они будут нас запугивать, мы продолжим делать то же, что и раньше, в том числе "вышучивание, высмеивание и глумление"".

Передовица заканчивалась утверждением, что многие будут не согласны с такой точкой зрения, поскольку мы живем в условиях, когда наиболее опасный фундаментализм не является ни религиозным, ни политическим. "Нет, наибольшую угрозу свободе представляет так называемый фундаментализм оскорблений. Он предполагает, что, чувствуя себя оскорбленным, человек присваивает себе право отвечать своим обидчикам насилием, и проходит красной нитью через разнообразные попытки ограничить свободу слова, которые мы наблюдаем в эти годы. Настало время отказаться от него".

Во время написания статьи я успел дать короткое интервью для газеты и позвонить своим детям. Дочь уже видела новости по каналу "ТВ-2" и заволновалась, сын воспринял известия более спокойно. Моя жена Наташа была на курсах и еще не знала, что произошло. К счастью, ее мысли были больше заняты работой, которую ей предстояло сдать в ближайшие дни.

Примерно в половине девятого я покинул издательство, успев распечатать на принтере обвинительные заключения двоих задержанных в Чикаго, американца и канадца пакистанского происхождения. После ужина я принялся изучать опубликованные ФБР материалы судебного процесса Дэвида Хедли. В 2009 году он дважды посетил Данию для подготовки теракта против "Юлландс-Постен" и уже успел купить билет для новой поездки, которая планировалась на конец октября 2009 года, когда 3 октября его арестовали в аэропорту О’Хара в Чикаго при посадке на самолет, следовавший в Филадельфию. Оттуда он собирался лететь в Пакистан на встречу с полевым командиром, известным лидером террористов, в горной провинции Вазиристан на границе с Афганистаном, которую называют штаб-квартирой международного терроризма. Пакистанское правительство никак не контролирует регион, где членов Аль-Каиды и прочих террористических организаций встречают как друзей. По всей видимости, Хедли направлялся туда, чтобы обсудить последние детали теракта в Дании.

Кто же такой — Дэвид Хедли?

Он родился в 1960 году в Вашингтоне (округ Колумбия) и при рождении получил имя Дауд Сайед Гилани. Его отцом был пакистанский музыковед, радиожурналист, дипломат и поэт. Он работал на "Радио Пакистан" больше сорока лет, был известен тем, что ввел регулярные ежечасные выпуски, и через какое-то время возглавил государственную радиостанцию. В декабре 2008 года он умер. Мать Дэвида, Серил Хедли, была родом из небольшого городка, расположенного невдалеке от Филадельфии. В 1950-х она переехала в американскую столицу и устроилась секретарем в посольство Пакистана, где и встретила своего будущего мужа. Они покинули США в 1960 году вместе с новорожденным Даудом и обосновались на родине его отца. В совершенно незнакомой ей стране Серил Хедли испытала культурный шок, ей было тяжело примириться со статусом женщины в пакистанском обществе. Брак развалился, и в начале 1970-х, потеряв в результате судебного процесса право воспитывать своих детей, Дауда и его младшую сестру, она вернулась в США, где смогла в полной мере реализовать потребность в общении и свободном образе жизни. "В Пакистане детьми владеют мужчины. У женщин нет никаких прав", — сказала она позже в интервью.

В 1973 году Серил Хедли купила бар в Филадельфии на улице Секонд, 56, назвала его "Хайбер Пасс", оформила в стиле хиппи и превратила в популярное место. В это время Дауд поступил в закрытую военную школу для детей высших слоев общества в пакистанской провинции Пенджаб. Там он подружился с Тахаввуром Раной, вместе с которым много лет спустя в Чикаго готовил нападение на "Юлландс-Постен" и теракты в Индии. Тахаввура Рану арестовали в Чикаго через две недели после задержания Дэвида Хедли. Рана хорошо учился в школе, в то время как Дауду было сложно сосредоточиться при чтении. Он часто получал неудовлетворительные оценки по математике и предпочитал урокам спортивные занятия. Летом 1977 года премьер-министр Пакистана Зульфикар Али Бхутто был смещен в результате военного переворота и затем казнен. Вместо него к власти пришел жестокий диктатор генерал Зия-уль-Хак, осуществивший всеобщую исламизацию страны. Такое развитие событий очень беспокоило мать Хедли, и ей удалось, по всей вероятности с помощью бывшего мужа, уговорить семнадцатилетнего сына переехать в Филадельфию, где его взяли в военную академию и колледж "Вэлли Фордж". Едва проучившись семестр, он был исключен. Впоследствии Дауд безуспешно пытался выучиться на налогового инспектора. По информации газеты "Филадельфия Инквайерер", молодой человек испытал культурный шок, увидев, как его мать продает алкоголь за барной стойкой и ведет себя совершенно не так, как женщины в его родном Пакистане. Впоследствии Серил Хедли передала своему сыну управление баром, где спирт и наркотики текли рекой. Она умерла в 2008 году в возрасте шестидесяти восьми лет.

Вырвавшись из общества, где культивировалась дисциплина и ограничивались контакты с противоположным полом, Хедли начал жадно глотать все, что могла ему предоставить Америка 1980-х. Он стал наркоманом и разорил бар, так что семье пришлось продать его. Когда мать переехала в Нью-Йорк, Хедли отправился вместе с ней и открыл на Манхэттене два видеосалона. Он регулярно ездил в Пакистан, используя свои контакты для организации контрабанды героина в США. В 1988 году в аэропорту Франкфурта его арестовала американская полиция по контролю над оборотом наркотиков за провоз десяти килограммов героина. Однако ему предложили сотрудничество, поэтому Хедли отделался четырьмя годами тюремного заключения, сдав полиции некоторых своих постоянных клиентов. В 1997 году его опять поймали на контрабанде героина, но он снова заключил договор с властями, сообщив имена тех, кому продавал наркотики. На сей раз его приговорили к пятнадцати месяцам тюрьмы, в то время как его подельники оказались за решеткой на десять лет. Уже через полгода Хедли выпустили с одобрения наркополиции. В конце 2001 года его адвокат и обвинительная сторона подали заявление об аннулировании испытательного срока, который истекал только в 2004 году. Судья пошел им навстречу, и меньше чем через два месяца, когда Америка еще зализывала раны после теракта 11 сентября, Хедли отправился в Пакистан, где, по его собственным словам, посещал тренировочные лагеря террористической организации "Лашкар-и-Тайба".

"Лашкар-и-Тайба" (Армия чистых) — возникла в начале 1990-х как военное крыло исламистского движения "Марказ-ад-Дава-вал-Иршад", которое в конце 1980-х набирало людей для войны против советских оккупантов в Афганистане. "Лашкар-и-Тайба" получала деньги от пакистанской службы безопасности, сотрудники которой также готовили боевиков в обмен на проведение операций в индийских провинциях Джамму и Кашмир, на территорию которых претендовал Пакистан, и обучали исламских экстремистов в самой Индии. "Лашкар-и-Тайба" взяла на себя ответственность за различные зрелищные нападения на стратегические цели в Индии. По словам пакистанского посла в США Хусейна Хаккани, бывшего члена аналитического центра при Фонде Карнеги в поддержку международного мира, расположенного в Вашингтоне, впоследствии эта террористическая организация получала деньги от Саудовской Аравии. Своей целью "Лашкар-и-Тайба" считала объединение всех стран вокруг Пакистана через создание теократического государства, исповедующего ваххабизм — радикальное исламское течение, которое вдохновило многих современных террористов и стало религиозной основой режима в Саудовской Аравии. При этом главными врагами объявлялись США, Индия и Израиль. Кроме того, "Лашкар-и-Тайба" строила школы, больницы, рынки и целые жилые кварталы, а также развивала сельское хозяйство. В 2002 году США охарактеризовали данную организацию как террористическую. В Пакистане ее запретили, но, по сообщениям экспертов по терроризму, она по-прежнему пользуется поддержкой пакистанской спецслужбы.

Первый раз Дэвид Хедли пробыл в тренировочном лагере "Лашкар-и-Тайба" три недели, за которые он прошел идеологическую подготовку, узнав, что хорошему мусульманину нужно вести священную войну против "неверных". В течение следующих десяти лет он еще четырежды посещал тренировочные лагеря, проводя в них от трех недель до трех месяцев. Там его учили обращению со стрелковым оружием и гранатами, тактике ведения ближнего боя, а также выживанию, наблюдению за объектом террора и контршпионажу.

Примерно в 2005 году, уже будучи членом "Лашкар-и-Тайба", Хедли переехал в Чикаго со своей семьей — пакистанской супругой и четырьмя детьми. Он поселился в квартире умершего члена организации, взяв его имя, чтобы скрыть свою деятельность. Так же Хедли поступил и с телефонным номером. Он говорил на американском английском и урду без акцента, знал культуры обеих стран, легко и непринужденно держался в обоих обществах, что делало его привлекательным для исламских террористических организаций. Но внутри у него произошел раскол.

""Неверные". Он говорил именно так, — сказала его первая американская жена осенью 2009 года в интервью газете "Филадельфия Инквайерер". — При встрече на улице с индусом он обычно плевал на тротуар, чтобы подчеркнуть свое отношение. Думаю, внутри него произошел раскол между двумя культурами. Думаю, что он любил обе, но не знал, как их объединить". Несмотря на то что Хедли уже в 2002 году решил присоединиться к "Лашкар-и-Тайба", где проповедовался строгий стиль жизни по канонам ислама, он продолжал встречаться со своей любовницей-немусульманкой из Нью-Йорка.

Во время ареста Хедли 3 октября 2009 года в его чемодане нашли ксерокопию передовицы номера "Юлландс-Постен" от 1 августа 2009 года, в которой новый генеральный секретарь НАТО Андерс Фог Расмуссен призывал западные страны — члены Альянса укреплять сплоченность, а также справочник по улицам Копенгагена с картой, список телефонных номеров и книгу "Молиться, как еврей". Хедли взял ее с собой, поскольку "Лашкар-и-Тайба" получила ошибочные сведения о том, что я еврей. По той же причине Хедли, посещая Данию, следил за синагогой на улице Кристалгаде в Копенгагене. Также в его багаже сотрудники ФБР нашли флеш-карту с тринадцатью видеозаписями определенных мест Копенгагена: площади Конгенс Нюторв, где раньше располагался офис "Юлландс-Постен", синагоги, главного вокзала Копенгагена, Ратушной площади, куда "Юлландс-Постен" переехала в сентябре 2009 года, и Росенборгских казарм, где располагалась королевская гвардия, — Хедли думал, что она может принять участие в перестрелке с террористами во время нападения на газету.

По информации ФБР, впервые Хедли побывал в Дании в январе 2009 года. Ему удалось посетить офисы "Юлландс-Постен" в Копенгагене и Орхусе, где он встретился с сотрудниками отдела рекламы. Хедли представился бизнесменом и сказал, что его фирма "Ферст Уорлд Иммигрейшн Сервис" намерена разместить рекламное объявление в газете в связи с открытием своего офиса в Дании. Для такого случая он даже изготовил фальшивые визитные карточки. В конце января 2009 года Хедли, который тремя годами ранее сменил имя Дауд Сайед Гилани на Дэвид Колман Хедли, чтобы иметь возможность ездить по миру, как западный человек, не привлекая внимания своим мусульманско-пакистанским происхождением, уже летел в Объединенные Арабские Эмираты через Франкфурт и далее в Пакистан. Там он встретился с представителями "Лашкар-и-Тайба" и полевым командиром Ильясом Кашмири — легендарным вождем террористов, проживающим в северном Вазиристане.

Впервые Хедли обсудил террористическую атаку на "Юл-ландс-Постен" в октябре 2008 года с членом "Лашкар-и-Тайба", который призвал его как можно скорее начать подготовку. Примерно тогда же Хедли, общаясь в чате с бывшими учениками "Хасан Абдал" — закрытой военной школы в провинции Пенджаб, где он учился в 1970-х, — впервые излил свой гнев на "карикатуры на пророка Мухаммеда". "Вы можете назвать меня "старомодным", — написал он 29 октября 2008 года, — но я хочу уничтожить тех, кто оскорбил пророка". Теракты, планируемые в Дании, получили два кодовых названия: "Проект "Микки Маус"" и "Северный проект".

Второй раз Хедли посетил Данию в июле 2009 года, проделав путь через многие европейские страны. По сведениям ФБР, он встречался с британской ячейкой Аль-Каиды, с которой его свел Кашмири. Предполагалось, что теракт совершат представители ячейки. На седьмой странице отчета агентов ФБР написано: "Хедли заявил, что он предложил свести операцию против газеты с нападения на целый город к ликвидации редактора отдела культуры Флемминга Росе и художника Курта Вестергора, нарисовавшего пророка Мухаммеда с бомбой в тюрбане, поскольку именно их Хедли считал ответственными за карикатуры". Таково было мнение Хедли. Кашмири предложил два других варианта: направить в здание "Юлландс-Постен" набитый взрывчаткой грузовик или напасть группой "священных воинов" на офис газеты, перебить как можно больше человек, отрезать и выбросить их головы из окон, чтобы произвести соответствующее впечатление на датское общество. Кашмири был убежден, что ответственность за оскорбление мусульманского пророка несут все датчане.

Дело Хедли сильно отличалось от других датских судебных процессов над террористами. Во-первых, в нем фигурировали люди, не проживавшие в стране, что фактически снижало до нуля шансы Полицейской службы разведки раскрыть их замыслы, пока они не начнут работать со своими датскими "коллегами" или не будет получена соответствующая информация от иностранных органов безопасности — как, собственно, и произошло в данном случае. Во-вторых, организаторами преступления оказались зрелые семейные мужчины, давно пережившие безумства юности и стремление обрести свою групповую идентичность. Они вовсе не были вырванными из общественной жизни молодыми парнями с их игрой гормонов и тоской по революционным свершениям и сильным ощущениям. В-третьих, в деле присутствовал разветвленный международный заговор, нити которого тянулись через три континента — Америку, Европу и Азию. В нем принимали участие два североамериканца пакистанского происхождения, проживавшие в Чикаго. Один из них, Дэвид Хедли, ездил по Европе, Индии и Пакистану и под прикрытием коммерческой деятельности планировал теракты с помощью другого участника, своего старого школьного приятеля из Пакистана, который управлял несколькими предприятиями дома, в Чикаго. Все это происходило в тесном сотрудничестве с "Лашкар-и-Тайба" и "Бригадой 313" Ильяса Кашмири, располагавшихся в приграничных районах между Афганистаном и Пакистаном и сотрудничавших с АльКаидой. У всех террористических организаций были представители в Европе, которые должны были осуществить теракты. В-четвертых, это был фактически первый известный случай "экспорта террора" из США в Европу. После 2001 года Америка рассматривала Старый Свет как потенциальную террористическую угрозу, поскольку теракты в США были спланированы именно европейскими мусульманами-радикалистами, в том числе теракт 11 сентября и ряд других акций, которые удалось предотвратить. А сейчас имел место противоположный случай.

О чем я думал?

Я не был слишком удивлен или напуган. Время приучило меня к тому, что есть люди, готовые убивать из-за "карикатур на пророка Мухаммеда", и что я могу оказаться их целью. Мне было неприятно это ощущать, но я должен был научиться жить в таких условиях, хотя и подумать не мог, что когда-нибудь мне придется вести себя в Дании, как в зоне боевых действий или какой-нибудь враждебной стране. С другой стороны, я испытал некоторое облегчение, поскольку Хедли в качестве своей цели выбрал именно меня, а не всех датчан, совершенно непричастных к истории с рисунками. Таким образом, я оказал некоторое влияние на ход событий. Мы с Куртом Вестергором решили вступить в общественную дискуссию о рисунках и в тот момент совершенно четко представляли себе возможные последствия. Хотя многим может показаться странным, что редактор и художник-иллюстратор вынуждены считаться с риском подвергнуться насилию или даже погибнуть, если скажут что-то, что не понравится другим.

Самым кошмарным сценарием мести за рисунки могло стать похищение или убийство первых попавшихся сотрудников, работавших в здании, где располагались "Юлландс-Постен" и "Политикен", или посторонних датчан. Ведь СМИ и общественность непременно возложили бы ответственность за смерть или увечья абсолютно непричастных людей на руководство газеты. Сам бы я с таким выводом никогда не согласился, но в датском обществе бытует мнение, что мы получили по заслугам. Это, а также ощущение близкой и конкретной террористической угрозы так повлияло на нас, что газета после раскрытия планов террористов и покушения на Курта Вестергора в январе 2010 года отказалась повторно публиковать его рисунок. Наши оправдания — что люди уже видели карикатуру, так что необязательно публиковать ее всякий раз, когда мы пишем о карикатурном скандале, — оказались не такими уж убедительными.

Как отмечали критики, мы публиковали фотографии президента Обамы, а также других политиков и известных личностей каждый раз, когда писали о них, хотя наши читатели прекрасно знали, как они выглядят. Когда мы освещали теракт 11 сентября, наши статьи постоянно сопровождались драматичными изображениями нью-йоркских башен-близнецов. Их фотографии люди знали гораздо лучше, чем рисунок Вестергора. Очевидно, правда состояла в том, что в качестве реакции на рисунки уже было совершено нападение на датское посольство в Исламабаде в июне 2008 года, когда погибли шесть человек, и аналогичная беда могла произойти в Дании. Ведь Хедли и его сообщники поддерживали контакты с кругами, которые спровоцировали нападение на посольство.

Когда карикатурный скандал в феврале 2006 года достиг своего пика, представители "Радиогазеты" на "Датском радио", одном из ведущих СМИ страны, по телефону задали мне вопрос: "Сколько бомб должно взорваться, прежде чем "Юлландс-Постен" решит принести извинения?" — полагая, что я и газета ответственны за действия совершенно незнакомых нам людей, которым вздумалось совершить теракт. Я не мог смириться со столь извращенной логикой— мечтой каждого террориста — и потому наорал на журналиста на другом конце провода, однако такая точка зрения оказалась довольно распространенной. Читатели в письмах и участники общественных дискуссий спрашивали меня, как мог я спокойно спать ночью, зная, что на мне лежит ответственность за смерть невинных людей. Желая обеспечить мир в датском обществе и сохранить репутацию страны, многие даже призывали меня уйти с поста редактора культурного отдела.

Датские и зарубежные СМИ привыкли утверждать, что это рисунки привели к беспорядкам и гибели людей. В сентябре 2007 года газета "Нью-Йорк Таймс" написала, что "карикатуры призывали к массовым акциям протеста насильственного характера в других странах". В демократическом обществе любые призывы к насилию являются преступлением, в связи с чем многие усматривали причинно-следственную связь между террором и рисунками, не пытаясь каким-либо образом ее объяснить. При этом СМИ забывали, что своими действиями устанавливают в сознании читателя невидимый знак равенства между рисунками, которые воспринимаются как оскорбление, и насилием.

Подобная опасная логика популярна у диктаторов и религиозных фанатиков, желающих уравнять террор и богохульство, что является распространенной практикой в Пакистане, Иране и Саудовской Аравии, где за оба вида преступления приговаривают к смертной казни. Есть и обратная логика, когда высказывание оценивается по реакции, которую оно вызвало. При этом не принимается в расчет, является ли реакция прямым следствием высказывания, или же его смысл находится в рамках закона. Таким образом, те, кто отреагировал на публикацию карикатур, получили своего рода карт-бланш на решение дилеммы, призывает высказывание к насилию или нет. Чем агрессивнее общественность реагировала на высказывание, которое она не желала слышать, тем больше оказывалась вероятность того, что это высказывание будет воспринято как ненужная провокация или призыв к разжиганию насилия.

Кенан Малик, написавший блестящую книгу о последствиях дела Рушди, предпочел дистанцироваться от тех, кто считал автора "Сатанинских стихов" виновным в гибели людей из-за беспорядков, вызванных публикацией его романа. Рассуждения Малика справедливы и в отношении массовых протестных акций, спровоцированных "карикатурами на пророка Мухаммеда". Он утверждал, что "у Рушди не было намерения совершить насилие, а инициаторы беспорядков и преступники реагировали на его роман в соответствии со своими убеждениями, а не из-за слов Рушди".

По мнению Малика, никто не может контролировать резонанс, вызванный его словами. Мы не властны над реакцией других на то, что мы говорим или рисуем. Реакция каждого индивида на сказанное или нарисованное зависит только от него самого. Каждый из нас несет ответственность за свою интерпретацию сказанного, переводя ее в действие. Между словом и делом стоит человек со своим сознанием и своей способностью оценивать, что правильно и что неправильно. "Сами по себе слово или картина, — говорит Малик, — не могут заставить произойти какие-либо события или вынудить людей отреагировать определенным образом — это может сделать только наше собственное восприятие ценности и правдивости какого-либо высказывания". Слова имеют последствия, только если мы решим для себя, что они должны их иметь. "Люди — не роботы, — утверждает Малик, — они думают, рассуждают и действуют, если им это нужно".

По словам Малика, фанатики и расисты находятся под влиянием фанатичных и расистских высказываний, так же как социалисты — под влиянием социалистических высказываний, но они лично отвечают за перевод слов в дело. Законодательство против "языка вражды", вводящее юридическую ответственность за разжигание розни, по мнению Малика, скрывает от нас различие между словом и делом, искажая понимание причин человеческого поведения и моральной ответственности.

Порочная привычка стрелять в гонца в демократических обществах представлялась одним из методов борьбы с тоталитарными движениями. Во время холодной войны диссидентов клеймили как опасных и безответственных провокаторов, поскольку своей критикой и призывами к Западу оказать давление на правительство по ту сторону железного занавеса они препятствовали миру и разрядке в международных отношениях. Их иронично называли холодными воителями, явно не вкладывая в это словосочетание положительный смысл. Их обвиняли в попытках дестабилизировать отношения между Востоком и Западом, хотя без особых усилий можно было понять, что правительства, ведущие войну с собственным населением, никогда не смогли бы стать надежным партнером в процессах мирного урегулирования. По словам главного редактора одного издания, какой-то датский дипломат в 1980-х заявил ему, что для Европы будет катастрофой, если в странах Восточного блока появится слишком много типов вроде польского профсоюзного лидера Леха Валенсы, который сыграл главную роль в мирном и цивилизованном переходе к демократическому обществу в Польше, вынудив правительство сесть за стол переговоров. Между тем Валенса и возглавляемое им движение "Солидарность" долгое время воспринимались как угроза миру и стабильности в Европе из-за выдвигаемых ими требований свободы и права на самоопределение для угнетенного населения. Сейчас это воспринимается как шутка, но такое мнение действительно существовало у правящих элит мира. То же самое произошло с критиками Гитлера и нацизма в 1930-х. Их также преподносили как совершенно ненужных провокаторов, пытаясь заткнуть им рот.

Помимо вопроса, разумно ли считать "Юлландс-Постен" ответственной за насилие и беспорядки, возникшие спустя четыре месяца или четыре года после публикации рисунков, можно поставить под сомнение взаимосвязь между карикатурами и убийствами мирных жителей в Ливии, Афганистане, Ливане, Пакистане и Нигерии. Во многих случаях руководство газеты слишком легко соглашалось с такой логикой, хотя его действия можно объяснить и общественным давлением на издание. Поэтому мы, как правило, отвечали отказом, если нам предлагали опубликовать рисунки, которые однозначно привели бы к насилию. Таким образом, фанатики и террористы за тысячу километров фактически получили право редактировать содержание газеты.

В этой связи очень важно обратить внимание на то, что во время карикатурного скандала насилие, разрушения и гибель людей произошли в странах, где отсутствует свобода слова и вероисповедания. В таких государствах, как правило, право выражать свои мысли сильно ограничено законом. Во многих из них предусмотрена смертная казнь за богохульство. Публикацию "карикатур на пророка Мухаммеда" население таких стран восприняло как серьезное преступление, хотя в обществах с широкой свободой слова и вероисповедания конфликт протекал вполне мирно и цивилизованно. Поэтому заведомо безнадежно было реагировать на развернувшуюся вокруг рисунков борьбу, выдвинув требование об ужесточении законодательства, чтобы заведомо поставить подобные формы самовыражения вне закона. Таким образом, сторонники указанной меры фактически внесли свой вклад в легитимизацию насилия.

Наиболее жестокие беспорядки во время карикатурного скандала выпали на долю Нигерии, страны с населением почти в сто пятьдесят миллионов, где мусульмане имеют небольшой численный перевес над христианами. В государстве прошли демонстрации против рисунков, которые затем вылились в уличные столкновения и расправы без суда и следствия. В штате Борно в субботу 18 февраля 2006 года католического священника и его прихожан разгневанные фанатики сожгли заживо, а три дня спустя уже христиане мстили жителям соседнего штата за их смерть. Число погибших варьировалось, по информации местных источников, от ста пятидесяти до ста шестидесяти пяти человек, однако многие считали, что потерь было значительно больше. При более внимательном изучении ситуации оказалось, что "карикатуры на пророка Мухаммеда" едва ли были непосредственной причиной насилия. Так, нигерийские газеты "Дейли Индепендент", "Дей", "Венгард" и "Дейли Чемпион" в своих репортажах о столкновениях, убийствах, насилии, грабежах и актах мести ни разу не упомянули их. Очевидно, что беспорядки и насилие во имя религии являются частью внутриполитической действительности Нигерии, а вовсе не каким-нибудь чужеродным элементом, появление которого можно было бы объяснить публикацией карикатур в датских СМИ. В связи с этим газета "Вашингтон пост" сделала в обзорной статье одного из номеров, вышедших в конце февраля 2006 года, такой вывод: "Датские рисунки в меньшей степени являются причиной недавних беспорядков, чем история напряженных взаимоотношений между христианами и мусульманами, начавшаяся задолго до того, как европейские художники-иллюстраторы принялись рисовать карикатуры на пророка Мухаммеда".

В Нигерии, разделенной на мусульманский север и христианский юг, есть регионы с доминирующим радикальным исламизмом, где с 1999 года одновременно со светской правовой системой действуют шариатские суды. Возникла ситуация, когда политика этноконфессиональной идентичности стала широко применяться для вовлечения в религиозные сети молодых людей, которые, несмотря на полученное образование, столкнулись с трудностями при поиске работы. В результате резко обострились противоречия между двумя религиями. В то время как христианские миссионеры рапортовали об успехах, достигнутых в распространении своего послания, мусульмане чувствовали себя все хуже и хуже, поскольку все больше людей принимали христианство. Кроме того, количество штатов с момента обретения независимости в 1960 году выросло с двенадцати (1967) до тридцати шести (1996). За указанный период неоднократно происходило перераспределение сил между религиозными сообществами. Наряду с угрозой дальнейшего территориального дробления государства данный процесс стал восприниматься как угроза благополучию этноконфессиональных меньшинств. Невозможность гарантировать их безопасность в перспективе могла дать дополнительный толчок сепаратистским движениям.

С 2000 года уровень религиозного насилия лишь увеличивался. В феврале того же года христианские организации крупного города Кадуна, население которого разделено на южное христианское меньшинство и северное мусульманское большинство, провели мирную демонстрацию против ввода шариата в уголовный кодекс. Они выражали опасение, что изменения в законодательстве низведут их до положения граждан второго сорта. В результате произошли столкновения с теми, кто не принимал участия в демонстрации, и за последующие четыре дня город превратился в зону боевых действий с массовыми убийствами, поджогами церквей и мечетей и разрушенными жилыми кварталами. Беспорядки повторились в мае 2000 года. Число погибших превысило две тысячи человек, около десяти тысяч получили ранения. Шестидесяти пяти тысячам человек пришлось оставить свои дома, больше ста семидесяти мечетей и церквей превратились в руины.

Волнения возникали в других городах и штатах по мере того, как местные органы власти вводили шариатское право. В сентябре 2001 года в городе Джое в межрелигиозных столкновениях, возникших в результате назначения мусульманина на должность координатора программы по борьбе с бедностью, а также нападения приверженцев ислама на женщину, машина которой врезалась в мечеть во время молитвы, погибло больше тысячи человек. В феврале 2002 года около сотни человек погибло в массовой драке между христианами и мусульманами в городемиллионере Лагосе. В 2004 году больше двухсот мусульман были убиты христианским ополчением в городе Йелва, после чего мусульмане провели акции возмездия в соседнем крупном населенном пункте. В 2008 году повторились беспорядки в Джосе, когда результаты выборов в местные органы власти настолько накалили общественную атмосферу, что христиане и мусульмане начали воевать друг с другом. Результат — четыреста жертв. В июле 2009 года вооруженные исламисты напали на полицейский участок в северной части страны с намерением отомстить за арест своих лидеров. Борьба между правительственными силами и исламистами длилась четыре дня и унесла почти семьсот человеческих жизней. В январе и марте 2010 года несколько сотен человек погибло в столкновениях между христианами и мусульманами в пригородах Джоса и в нем самом.

"Многое из случившегося стало следствием некомпетентности, коррумпированности и страха, вызванного необходимостью противостоять хорошо вооруженным бунтовщикам, что характерно для слишком большого количества армий третьего мира. Однако в Нигерии свою роль сыграл и другой фактор: опасение вооруженных сил, что общественность подумает, будто они приняли какую-либо сторону в конфликте между христианами и мусульманами, что привело бы к расколу страны, — писал Джозеф Боттум, редактор христианского журнала "Ферст Фингс", после массовой резни в марте 2010 года. — Не ошибитесь! События в Нигерии — битва религий. Возможно, она уходит корнями в древний конфликт между пастухами и земледельцами. Возможно, это эхо давней вражды между племенами… И возможно, она усиливается из-за географических проблем страны, разделенной на бедный, но политически сильный север и богатый нефтью, но слабый юг. Каким-то образом все без исключения различия оказались переведены на язык религий. Именно поэтому кровь проливается во имя Бога".

Событие 2002 года наглядно показало, как мало нужно для того, чтобы напряжения вылились в кровавое неистовство и разгул насилия. В том же году в Нигерии должен был пройти конкурс "Мисс мира". Однако это мероприятие вызвало резкое недовольство мусульман, которые потребовали, чтобы прелестным участницам запретили въезд в страну. Буквально перед началом конкурса женщину-мусульманку за супружескую неверность приговорили к смерти через побиение камнями, в результате многие участницы бойкотировали мероприятие. В связи с этим редактор газеты "Дей" попросил журналистку из отдела моды прокомментировать предстоящее мероприятие и протесты мусульман. Двадцатиоднолетняя Исиома Дэниел только что вернулась домой в Нигерию после учебы в Великобритании. "Мусульмане находят аморальным привозить девяносто две женщины в страну, где они будут проводить время в тщеславии. Что бы подумал Мухаммед? Скорее всего, он бы выбрал среди них жену!" — написала она в своей колонке 16 ноября.

Реакция на богохульное высказывание последовала четыре дня спустя. Разгневанная толпа сожгла дотла офис газеты в городе Кадуна с преобладающим мусульманским населением, а еще через день начались массовые убийства христиан, которые в спешном порядке стали покидать регион. Газета опубликовала длинное извинение на передовице, Исиома Дэниел уволилась, хотя один из руководителей газеты, мусульманин по вероисповеданию, просил ее остаться. Исламское руководство одного северного штата, где незадолго до беспорядков вору отрубили руку, а жертве насилия нанесли сто ударов плетью за половой акт, совершенный вне брака, издало фетву против молодой журналистки. "Дозволяется пролить кровь Исиомы Дэниел, как и Салмана Рушди. Каждому мусульманину, независимо от его местоположения, следует воспринимать убийство журналистки как свою религиозную обязанность", — вещал вице-губернатор по местному радио. По прошествии недели, когда страсти улеглись, потери составили больше двухсот убитых, тысячу раненых и одиннадцать тысяч, оставшихся без крова.

Дэниел бежала в соседний Бенин, где чувство стыда впервые уступило место гневу. Она отказалась извиняться за произошедшее, поскольку, по ее собственному признанию, никого не убила, а всего лишь пошутила. "Я почувствовала, как во мне поднимается волна возмущения и негодования, думаю, другие нигерийцы испытали то же самое. Нельзя оправдывать убийства, совершаемые религиозной группой, только потому, что они восприняли мое замечание как оскорбление. Кем они себя возомнили? Богами? Господь может сам постоять за себя, — написала она впоследствии. — Во время беспорядков постоянно звучала мантра о "безответственной журналистике". Казалось очевидным, что исламское духовенство призывало к беспорядкам по политическим причинам". В итоге Дэниел получила политическое убежище в Норвегии, где устроилась на работу в газету "Ставангер Афтенблад".

Были и другие примеры.

20 февраля 2006 года вскоре после начала урока английского языка в христианской школе в городе Баучи на северо-востоке Нигерии Флоренс Чукву заметила, что одна из учениц читает книгу и не слушает, что она говорит. "Как ты смеешь читать книгу, когда я веду урок?" — попыталась Чукву вразумить девочку. Согласно одному из сообщений, ученица рассмеялась и продолжила чтение, после чего Чукву отобрала книгу и передала классному руководителю, попросив вернуть ее девочке по окончании урока. Книга оказалась Кораном. Рассерженные мусульманские ученики обвинили учительницу в том, что она, "неверная", запятнала их священную книгу, после чего начались волнения. К концу дня было убито больше двадцати христиан и сожжено несколько церквей.

И так можно продолжать без конца, перелистывая страницу за страницей современную историю самой многонаселенной африканской страны, однако в этом нет особого смысла, поскольку картина очевидна: религиозные конфликты раздирали Нигерию еще до того, как разразился карикатурный скандал. Во многих нигерийских СМИ "карикатуры на пророка Мухаммеда", как я уже говорил, вообще не упоминались в репортажах о столкновениях между христианами и мусульманами. Утверждать, что датские "карикатуры" привели к гибели людей в Нигерии, — значит обвинять копенгагенский ветер в пожаре, устроенном пироманом где-нибудь в Калькутте.

То же касается жертв беспорядков. Насилие в отдельных странах стало следствием особенностей внутриполитических отношений. 17 февраля 2006 года в ливийском городе Бенгази, расположенном на побережье Средиземного моря, демонстранты взяли курс на итальянское консульство, которое разрушили и подожгли. Полиция открыла огонь, в результате погибло одиннадцать человек и около пятидесяти были ранены. Трагедию объясняли по-разному. За два дня до инцидента итальянский министр публично выступил в футболке с рисунком Курта Вестергора, изображающим пророка с бомбой в тюрбане, и призвал установить диалог с исламским миром по поводу "дела о рисунках". С исторической точки зрения гнев демонстрантов мог быть связан с тем, что с 1911 по 1943 год Ливия была итальянской колонией и воспоминания о том периоде до сих пор причиняют боль жителям страны. По словам ливийского лидера Муаммара Каддафи, нападение на итальянское консульство спровоцировала ненависть к бывшим колонистам, а вовсе не рисунки, при этом один из молодых демонстрантов написал в своем блоге, что виновником протестов был сам Каддафи. "Для нас, молодежи города Бенгази, такие протесты являются шансом восстать против этого Фараона… Демонстрации должны привлечь внимание к ситуации, в которой мы оказались, — без образования, без работы, без денег, без возможностей".

Никакой рисунок, разумеется, не стоит человеческой жизни, однако нашлись мусульмане, посчитавшие, что Вестергор и я должны умереть. Видимо, они придерживались мнения, что карикатуры оправдывают убийство. Датский юморист Андерс Маттесен почти согласился с такой логикой в феврале 2006 года, когда многие художники были вынуждены скрываться, получив угрозы в свой адрес, а из зданий "Юлландс-Постен" в Копенгагене и Орхусе был эвакуирован персонал из-за возможного заминирования. Комик считал, что газета и художники сами виноваты в сложившейся ситуации, поскольку насилие является естественной и ожидаемой реакцией на оскорбление. "Выйди на улицу, найди какого-нибудь рокера и назови его жирной свиньей! — сказал юморист газете "Палитикен" 4 февраля 2006 года. — Ты, конечно, имеешь на это право, но на самом деле получишь за такое хорошую взбучку. Те, кто нарисовал рисунки, поступили чертовски глупо". Красиво звучит, не правда ли? Особенно если вспомнить, что юморист сам неплохо зарабатывал, высмеивая разных людей и то, во что они верили. Речь даже не о том, что он сравнил мусульман с хулиганами-рокерам и.

Между тем комик и те, кто придерживается того же мнения, игнорируют тот факт, что люди вроде Дэвида Хедли, членов "Лашкар-и-Тайба" и Аль-Каиды, а также миллионы их сторонников, полагают, что "Юлландс-Постен" и художники оскорбили ислам и Мухаммеда, а не самих приверженцев ислама, что они все время и повторяют. Рисунки были богохульством, поскольку оскорбляли не религиозные чувства верующих, а именно пророка мусульман — а это преступление, которое наказывается смертью. Исламисты сделали крайними не только меня, Вестер-гора и "Юлландс-Постен". Парламентскую демократию они воспринимали как богохульство, считая, что верующие мусульмане никогда не должны принимать разделение церкви и государства, свободу слова и вероисповедания, гендерное равноправие и право гомосексуалистов на жизнь. Дело в том, что все это идет вразрез со словами Аллаха и рассматривается как оскорбление их веры. Тоталитарные режимы и движения определяли своих врагов не по их действиям, а по тому, кем они являлись. Так было с коммунистами, фашистами и нацистами в XX веке и с исламистами — в XXI веке.

До встречи с представителями ПСР в первой половине дня 28 октября 2009 года я успел пораньше встать и пробежать почти двадцать километров, чтобы снизить уровень адреналина в крови. Больше всего меня волновало, узнал ли Дэвид Хедли, где я живу. Сотрудники спецслужбы так не думали, несмотря на предпринятые злоумышленником усилия. Для меня это было облегчением.

Боялся ли я? Нет. Злился ли я? Нет. Я привык следить за своим окружением, обращать внимание на того, кто садится рядом со мной в автобусе или наблюдает, как я выхожу из здания. В кафе и ресторанах я всегда устраиваюсь лицом ко входу. Я наблюдаю за теми, кто ведет себя странно или не вписывается в общую картину улицы, и при этом стараюсь быть как можно спокойней. Я говорю себе: "Если ты позволишь всему этому оставить на тебе след и прекратишь делать то, что тебе нравится, считай, что они уже победили".

Данный текст является ознакомительным фрагментом.