Отвратительная способность человека приспосабливаться

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Отвратительная способность человека приспосабливаться

Быть диссидентом на Западе очень легко.

Андрей Синявский

Я работал изо дня в день и однажды стал диссидентом. Но это не было запланировано, я не принимал такого решения.

Вацлав Гавел

Именно здесь, по информации Полицейской службы разведки (ПСР), собирались убить Курта Вестергора. В его собственном доме на тихой улице в пригороде Орхуса. За рисунок. "Иногда я представляю себе, как убийца делает это с помощью какого-нибудь предмета кухонной утвари. Отвратительное зрелище!" — сухо произносит Курт Вестергор.

Художник предстает перед нами в образе хиппи: черная велюровая куртка с ярким шейным платком, клетчатая рубашка, бирюзовые носки и резиновые сапоги. Цвета его одежды кричат, как гитарное соло Джимми Хендрикса, но держится он спокойно, как гора в пустыне.

После восьми месяцев подполья Курт и его жена Гитте наконец-то могут насладиться первой неделей жизни дома в городке Вибю. Стоит прекрасный датский летний вечер, один из тех, когда свет не исчезает с североевропейского неба до поздней ночи. Мы сидим в саду под навесом, который Гитте устроила буквально перед звонком представителей спецслужбы в 2007 году. Они попросили о встрече и, явившись на следующий день, сообщили, что группа мусульман планирует покушение на ее мужа. Преступники раздобыли план дома и уже какое-то время наблюдают за ним. За оставшиеся несколько часов супруги собрали все самое необходимое и пустились в бега, которые закончились за неделю до нашей встречи. Они жили в летних домах, отелях и чужих квартирах. Восемь переездов за восемь месяцев научили Гитте Вестергор расставаться с лишними вещами, которые теперь отправляются в мусорные мешки. "Во время таких переездов начинаешь понимать, что тебе действительно нужно, а что нет, — усмехается она. — Поэтому, вернувшись домой, я в первую очередь выкинула кучу ненужных вещей, которые годами копились в шкафах".

Курт уверен, что ему придется провести остаток своих дней под охраной полиции. Через две недели он собирался отмечать свой семьдесят четвертый день рождения. "Я слишком стар, чтобы бояться", — говорит Курт.

Сотрудники ПСР превратили дом в небольшой форт: установили камеры наблюдения, заменили стекла в окнах на пуленепробиваемые, а также оборудовали особую комнату безопасности с кнопкой вызова полиции, которая по сигналу прибывала на место через две минуты. Гарантия полной защищенности успокоила супругов, и они решили вернуться домой. По их словам, хуже всего — ходить по собственному дому, постоянно оглядываясь от страха.

Определенно, комната безопасности спасла Курту Вестергору жизнь, когда 1 января 2010 года на него было совершено покушение. Пока вся страна отдыхала после праздников, двадцативосьмилетний мужчина сомалийского происхождения около одиннадцати часов вечера ворвался в дом художника, где Вестергор находился вместе со своей пятилетней внучкой. Ее родители ушли в кино смотреть "Аватар", а Гитте уехала на рождественские каникулы за границу. Вестергор и внучка, которая недавно сломала ногу и была в гипсе, смотрели "Волшебника страны Оз", когда внезапно кто-то прервал их уютный вечер. "Я вышел из туалета и собирался вернуться в гостиную, но, услышав грохот ударов по стеклянной двери в сад, бросился обратно в уборную и заперся там", — рассказывал Вестергор во время моего визита весной 2010 года, когда были предприняты еще более жесткие меры предосторожности, чем за два года до этого, и сотрудники службы безопасности постоянно дежурили в павильоне рядом с домом художника.

Двадцативосьмилетний преступник, который, по данным Полицейской службы разведки, имел контакты с террористической группой "Аль-Шабаб", действующей в Сомали и других странах Восточной Африки, прибыл поездом из Копенгагена в Орхус в вечер покушения. На вокзале он взял такси до дома Курта Вестергора и высадился в начале улицы. По словам водителя, сомалиец заявил, что сможет сам найти дорогу, поскольку уже был здесь. Он пересек зеленую зону, обошел дом Вестергоров и перелез через садовую калитку. У преступника были топор и нож. С помощью топора он пытался проникнуть в гостиную, где на диване сидела внучка художника со сломанной ногой, в то время как сам Курт Вестергор искал укрытия в туалете. "Мне нужно было скорее принять решение. Вступить с ним в бой, рискуя погибнуть на глазах внучки, или же спрятаться и вызвать полицию? Я выбрал второй вариант, вспомнив слова сотрудников спецслужбы о том, что такие террористы охотятся лишь за тем, кто, по их мнению, нанес оскорбление исламу, а близких не трогают. К счастью, так и вышло, но я боялся, очень боялся!" — рассказывает Вестергор.

Преступник рубил топором дверь в туалет, где прятался художник, с криками: "Я убью тебя! Месть!" Когда подъехали полицейские, он покинул дом, пообещав вернуться. Вестергору сначала показалось, что нападавших было несколько, — такой шум поднял террорист с топором, разбив телевизор и компьютер. Когда он ворвался в дом, девочка закричала. Убегая, преступник сказал, что ей нечего бояться, а позднее, очнувшись от наркоза, первым делом спросил, все ли в порядке с маленькой девочкой.

Человек с топором покинул дом тем же путем, каким проник в него. На улице он столкнулся с полицией. Бросив в полицейского топор, преступник стал угрожать ему ножом. В ответ полицейский прострелил ему правую ногу и левую руку, после чего молодого человека обезвредили и арестовали. Впоследствии ему предъявили обвинение в попытке убийства и терроризме.

Покушение на жизнь художника застало Полицейскую службу разведки врасплох. В Дании Вестергор был одной из главных целей террористов. Два года он находился под защитой спецслужбы, и все же злоумышленнику, которого разведка к тому же подозревала в связях с террористической сетью, удалось войти в дом художника и попытаться его убить. Однако Вестергор и его жена больше не хотели скрываться, поэтому пришлось принять дополнительные меры предосторожности, и с тех пор супругов повсюду сопровождала вооруженная охрана.

Парикмахер Вестергора был так напуган нападением, что отказался стричь его. Крупный аукцион под предлогом заботы о безопасности своих сотрудников не стал продавать акварель, которую художник создал, чтобы поддержать жертв землетрясения на острове Гаити. Кроме того, летом 2010 года ему пришлось перестать рисовать для "Юлландс-Постен" ради спокойствия сотрудников газеты.

Когда летним вечером 2008 года мы с Гитте и Куртом Вестергорами обсуждали у них в саду, через что им пришлось пройти, они и представить не могли такое драматическое развитие событий. Тогда им обоим казалось, что худшее уже позади.

Поначалу казалось, что шум, поднятый вокруг их семьи, никак на них не отразился, однако это было не так. В какой-то момент Гитте предложили уволиться из детского сада, потому что ее присутствие беспокоило коллег. Она обратилась в прессу, и дирекции пришлось отменить решение об увольнении. Тогда же Курту в отеле "Рэдиссон" в Орхусе намекнули, что его дальнейшее проживание там нежелательно, поскольку гости начали узнавать автора карикатуры и его присутствие могло помешать нормальной работе гостиницы. Необходимость уйти в подполье в собственной стране, словно он преступник, Курт воспринял как вопиющее нарушение своих прав. Он не особенно остерегался последствий своих поступков — ведь художник всего лишь занимался своим делом! "Это были не самые приятные переживания", — сказал он.

Но многие знакомые и незнакомые люди поддерживали художника. Когда Курта выгнали из отеля "Рэдиссон" в Орхусе, за короткое время супруги получили больше четырехсот предложений крова со всего света, от Фарерских островов до Австралии.

Внутренний конфликт и противоречивые эмоции, вызванные подпольным существованием, нашли свое отражение в серии иллюстраций, которые Вестергор начал рисовать в квартире родственников, расположенной в крупном центральноевропейском городе, вскоре после того, как Полицейская служба разведки попросила супругов покинуть свой дом. Переполняемый чувствами, он не мог оставить работу. В игру вступили могущественные силы: эротика и страх, насилие, животные инстинкты и подавленные эмоции, добро и зло.

Когда в ноябре 2007 года сотрудники спецслужбы сообщили о планируемом группой мусульман убийстве художника, Вестергор сразу понял, что его жизнь в корне изменится. На следующий день они с женой собирались отправиться в Париж — это был подарок от "Юлландс-Постен" за двадцать пять лет совместной работы. Но поездку пришлось отменить, и вместо Франции их ждал летний домик на востоке Ютландии.

"Оказавшись в таком тяжелом положении, можно вести себя по-разному. Или запаниковать, или, наоборот, стать крайне рациональным и здравомыслящим. Мы выбрали второй вариант, настроились на новую действительность, упаковали чемоданы, взяв с собой вещи, которые помогли бы нам создать ощущение обычной жизни: цветы, полотенца, свечи. Мы учились видеть прекрасное в повседневности со всеми ее банальными и рутинными событиями, поскольку это означало, что ситуация находится под контролем. В какой-то момент такая жизнь начинает нравиться". Гитте Вестергор добавляет: "Сотрудники спецслужбы спросили, что именно мы хотим: отправиться в кругосветное путешествие, переехать на некоторое время в США или что-нибудь другое, но мне больше всего хотелось остаться рядом с детьми и, если возможно, работать. Никто из нас не хотел уезжать".

Представители ПСР сообщили о сложившейся ситуации только близким родственникам. Нужно было создать впечатление, что семья Вестергоров по-прежнему живет дома, чтобы взять злоумышленников на месте преступления. Почтовый ящик регулярно опорожнялся. Свет в доме автоматически включался и выключался. Везде были установлены камеры видеонаблюдения. Вестергорам не разрешили уехать на машине. Ее надо было припарковать у дома и периодически перегонять с места на место.

Поэтому 14 декабря 2007 года супруги решили отпраздновать день рождения Гитте Вестергор традиционно. Супруги вернулись домой за день до торжества, чтобы украсить свое жилище рождественской елкой, гирляндами и новогодним венком. Всего было приглашено пятьдесят гостей, для которых Гитте приготовила свиное жаркое, ветчину, яичницу и прочее угощение для рождественского "шведского стола", сервированного также красным вином, пивом и шнапсом. Никто не показал своей тревоги. Вооруженные агенты сидели наготове в деревянном сарае посреди сада, откуда через камеру, спрятанную в скворечнике, могли наблюдать за происходящим в доме. "После праздника мы все убрали, переночевали в доме и вернулись в свое секретное убежище на берегу моря", — рассказывает Гитте Вестергор.

Сначала все напоминало какой-то голливудский фильм. Курт Вестергор вспоминает, что один из агентов, провожавших их в первое укрытие, был похож на Аль Пачино в фильме "Серпико". Они тогда ехали кружными путями, совершая различные ложные маневры и прочие действия, какие можно увидеть в кино. Однако время шло, а ситуация не прояснялась, и постепенно на супругов стала накатывать тоска. Им было неприятно ощущать потерю контроля над собственной жизнью. "Я не представлял, насколько это еще может затянуться, и очень хотел домой. Видимо, поэтому у меня началось что-то вроде депрессии. Во всяком случае, я чувствовал огромную усталость, ведь обычно мы гуляли по темным окрестностям своего убежища, где в это время года не бывает людей и нормальной жизни", — говорит Вестергор.

У художника редкий дар быстро и остроумно отвечать на любые вопросы. При этом его глаза загораются, выдавая не только хорошее чувство юмора, но и довольно упрямый характер, подобный ветру в родном краю Вестергора — Химмерланде, который великий датский прозаик XX столетия Йоханнес Вильхельм Йенсен увековечил в своих "Химмерландских историях": "Ветер, что стоит здесь днями и неделями, не меняя силы, как невидимая балка в воздухе, наверное, следует искать лишь на тибетском плато; нигде в мире я не видел места, где ветер дул бы хуже, с тем же постоянством и в любое время года".

Прохладным весенним днем 2008 года Курт и Гитте Вестер-гор снова переехали, на этот раз в номер отеля на улице Фреденсгаде в центре Орхуса. Они радовались, что окажутся ближе к семье и друзьям после долгого времени, проведенного в летних домах и отелях за чертой города. Когда супруги вынимали из машины багаж, мимо них подругой стороне улицы проходили два человека восточной наружности. Один из них узнал Курта. "Чтобы ты в аду горел!" — крикнул он, намекая на судьбу, ожидающую, в соответствии с исламом, каждого богохульника. "Хочешь поговорить об этом здесь или подождем до встречи в аду?" — осведомился Вестергор, после чего мужчина разразился проклятиями.

Неожиданная встреча означала, что чете Вестергор, доложив о ней Полицейской службе разведки, предстояло сложить багаж в машину и вернуться в прежний отель.

Когда Курта Вестергора спросили о его отношении к Богу и религии, он ответил: "Я атеист и должен сказать, что реакция на мой рисунок заставила меня еще больше укрепиться в этой позиции". В ответ на критику и обвинения в причастности к насилию и смерти невинных людей Вестергор любит рассказывать историю о своем любимом испанском художнике Пабло Пикассо. Во время Второй мировой войны Пикассо встретился на юге Франции с немецким офицером. Они разговорились, и поняв, кто перед ним, офицер вспоминает известную картину, изображавшую бомбардировку итальянской и немецкой авиацией одноименного баскского города в апреле 1937 года: "О, так это вы создали, Гернику"!" "Нет, это сделали вы", — ответил Пикассо. А когда Курта спрашивают, каково быть под охраной спецслужбы, он цитирует жену: "Когда я ухожу на работу, она прощается со мной словами: "Счастливо! И да пребудет с тобой ПСР!""

Курт Вестергор всегда был хорошим рассказчиком. Кое-кто считает, что даже чересчур хорошим. В родной деревне Деструп в Химмерланде его часто называли врунишкой. Он любил что-то придумывать, затевать игры и фантазировать. У его отца, владельца бакалейной лавки, в которой отоваривалась вся деревня, иногда возникали проблемы из-за историй, которые постоянно сочинял его сын. "Но я скоро понял, что если вместо "вранье" говорить "фантазия", это в корне меняет дело".

Особенно Курту запомнился такой эпизод. Во время немецкой оккупации в деревенском доме для собраний праздновали серебряную свадьбу. Курт стоял на крыльце с маленьким мальчиком и сказал ему, что на ликеро-водочном заводе в Хобро пожар. Мальчик пошел к гостям и сообщил им новость. Через несколько минут большая часть собравшихся уже мчались на машинах в Хобро. "Не помню, потерпела ли наша лавка серьезные убытки, но отец страшно рассердился. Вообше-то, он был мирным человеком".

Как сын лавочника, Вестергор-младший должен был со всеми поддерживать хорошие отношения. Курту не разрешалось ссориться с другими детьми и отрываться от коллектива. Но больше всего его раздражала религия. Позже он постарался освободиться от ее ограничений, но религиозные темы оставили глубокий след в его работе художника-иллюстратора. Религия — это различные запреты, касающиеся тела и секса, это истории о грехе и забвении, богобоязненности, рае и аде. Вестергор описывает своих родителей как не сильно верующих, скорее "принадлежащих христианской культуре", а семейные отношения — как либеральные. Но будучи сыном лавочника, чтобы не раздражать клиентов отца, он должен был посещать воскресную школу, где преподавали члены Внутренней миссии — протестантского религиозного движения XIX века, возникшего в ответ на рациональный подход эпохи Просвещения к христианству.

"Таких религиозных деятелей сегодня называют фундаменталистами, — говорит Вестергор. — Они осуждали тех, кто нарушал приличия: ругался, сквернословил, мечтал о девушках или же, как я, обладал буйной фантазией, которую называли ложью. Не было совершенно никакого простора мысли. Думать о чем-то мне мешал страх перед Богом, привитый во время учебы в школе".

Когда занятия в воскресной школе заканчивались, Вестергор выходил из деревенского зала собраний, смотрел вверх на синее небо и думал: "Отсюда слишком далеко до Бога, а Сатана прямо под ногами". "Религия для меня скорее была связана с преисподней, нежели с Богом, с забвением, нежели со спасением. В моем воображении Бог представал бородатым стариком, а Сатана воплощался в образе жуткого существа с рогами во лбу".

Страх перед адом заставлял воображение работать. Курту мерещилось, как дьявол внезапно оказывается у него за спиной, как он вылезает из канализации и появляется в любых других местах. Каждый раз, когда Курт как-нибудь грешил, его начинали преследовать образ преисподней и чувство вины.

В 1951 году Курт Вестергор поступил в гимназию в городе Рандерс. Летом он возвращался домой, преодолевая первые семь километров от Деструпа до Хобро на велосипеде, а остальные — на поезде. Зимой он жил в общежитии Рандерса. "Было здорово уехать из дому. Я действительно в этом нуждался". В гимназии он повстречал учителя, который открыл для Вестергора новый мир, запустив механизм разрыва с Богом и религиозными запретами на все плотское. Эти мысли занимали юного Вестергора начиная с переходного возраста, только он никак не мог придать им форму или выразить словами. Учитель рассказывал о культурном радикализме 1930-х, упоминая такие имена, как Поуль Хеннингсен, Кьель Абель и Отто Гельстед. На его уроках особое место занимал Поуль Хеннингсен, его работы, брошенный им вызов нацизму и порокам буржуазного общества, бунт против сексуальной и религиозной морали того времени, которую радикалисты рассматривали как поле для решающего сражения в войне за власть в обществе. "Один за другим рушились все авторитеты, которые подавляли меня в детстве. Поуль Хеннингсен жаловался на то, что называл "отвратительной способностью человека приспосабливаться". Он беспощадно критиковал мораль, архитектуру, религию, национализм".

Вестергор вырос в среде, где принято скрывать свои мысли, если они отличаются от того, что говорит священник или учитель. "В деревне никто не бросал вызов власть имущим. Установленный ими порядок принимался как данность, что давало нам всем определенную уверенность в жизни".

Окончив гимназию, Вестергор поступил в Университет Орхуса, чтобы изучить английский и немецкий, однако вскоре бросил занятия. Он очень хотел поступить в художественное училище и развивать свои творческие способности, но его родители были категорически против, считая, что с таким ремеслом их сын не сможет прокормиться. Взамен отец предложил ему стать учителем, чтобы он мог чертить на доске во время уроков и рисовать после их окончания. Так и произошло.

В учительской семинарии Вестергор узнал о шотландском педагоге А. С. Нилле и его школе "Саммерхилл", основанной в 1921 году, что произвело на него огромное впечатление. По системе Нилла, каждый ученик мог делать абсолютно все, что ему подходит, до тех пор, пока его интересы не противоречат интересам других учеников. "Он считал, что дети станут хорошо учиться, только будучи лично в этом заинтересованы, и если не заставлять детей делать что-то вопреки их воле, их психика не будет травмирована угнетением. В педагогической среде его труды фактически находились под запретом. Как будущие учителя, мы знали, что придем работать в ту школу, из которой вышли сами, поэтому искали другие способы преподавания".

Окончив семинарию, Курт Вестергор в 1959 году получил работу в частной школе, где поначалу преподавал немецкий язык. Со временем его все больше занимали предметы, где требовалось много рассказывать: история, география, а также изобразительное искусство — новый предмет в средней школе. В конце 1960-х Вестергор заинтересовался преподаванием детям с ограниченными возможностями и в итоге возглавил школу для инвалидов. "Мы должны были научить немых детей общаться, что давало полный простор нашему воображению, поскольку шло вразрез с общепринятыми представлениями о преподавании и логике. Мы разработали улучшенный язык символов, который родители детей могли выучить за выходные".

Вестергор руководил школой двадцать пять лет. Он активно участвовал в подготовке учебных материалов для детей-инвалидов всех возрастов, чтобы они могли читать понравившиеся им тексты независимо от уровня сложности. За это время Курт проиллюстрировал около ста двадцати книг. "Мои рисунки не представляли собой произведения искусства. Задачей было однозначно передать идею автора, чтобы ее правильно поняли, и тогда книгу можно было использовать в преподавании".

Вестергор родился слишком рано, чтобы участвовать в молодежных протестах 1960—1970-х. Когда они начались, у Курта уже были жена и дети, и он вел типичный образ жизни среднестатистического датчанина того времени. Свои политические предпочтения Вестергор отдавал центристским партиям, голосуя, как правило, за социал-демократов. Во время поездок в Восточную Европу он получил добрую дозу вакцины против революционной романтики. "В Албанию я ездил вместе с какими-то революционно настроенными типами. Они разводили невероятные теории о том, что западноютландские хусманы[9]и рабочие заводов "Бурмейстер & Вайн" должны были стать "острием революции" в Дании".

От знакомых он узнавал о новых субкультурах, появившихся в стране в ходе молодежных протестов. "Я присутствовал при родах. Роженица лежала на матрасе в гостиной, где был только один источник света — для повитухи. Могли присутствовать все, кто хотел. После рождения шторы медленно раздвинули. Эта традиция была заимствована у индейцев: во время родов в вигваме должен царить полумрак, чтобы ребенок не испугался света в момент своего появления".

В 1982 году Вестергор начал сотрудничать с "Юлландс-Постен" как фрилансер, после того как наш редактор заметил его рисунки в малотиражной газете. С тех пор он регулярно иллюстрировал статьи нашего издания. Мечта сбылась. "Для меня сидеть в полном одиночестве, сосредоточившись на одном рисунке, было поистине роскошью. Когда я работал школьным директором, меня постоянно отвлекали, поэтому я никогда не жалел, что начал работать в газете".

Вестергор упомянул трех наиболее примечательных, по его мнению, художников-иллюстраторов Дании XX века: Ханса Бендикса, Арне Унгермана и Бо Бойесена. Бендикс предпочитал спонтанные, почти неосязаемые штрихи, выполненные с легкостью наброска. Унгерман стремился к буквальному изображению. Он мог превратить абстрактные понятия в конкретные образы, его рисунки часто сопровождали тексты. Бойесен был классическим представителем датской сатиры, обладая, по словам Вестергора, феноменальным стилем изображения, помноженным на непревзойденное знание Дании. Он изучил датское общество до мельчайших подробностей. "Когда речь идет о сатире, я и сам люблю достаточно резкий стиль. Примерно такой, в котором изобразил пророка Мухаммеда. Говорят же, что юмор смеется, ирония улыбается, а сатира совсем не дает повода для смеха".

По словам Курта Вестергора, в 1980-х годах в "Юлландс-Постен" были темы, смеяться над которыми не допускалось. Он вспомнил три из них: президент США Рональд Рейган, голые женщины и политическое руководство Южной Африки времен апартеида. "Вот этого я этого совсем не понимал. Какого черта мы не должны смеяться над Южной Африкой?"

Вообще, рисункам не следовало быть слишком гротескными. В то время требовалось придерживаться общепринятых норм приличия. Эта традиция исчезла в 1990-х годах, когда ограничения для сатирического рисунка были полностью сняты. Некоторые работы Вестергора вызывали возмущенную реакцию читателей, например изображение Иисуса на кресте с долларами вместо глаз, из-за которого художника обвинили в богохульстве. В другой раз, иллюстрируя хронику палестино-израильского конфликта, он пометил палестинцев звездой Давида — религиозным символом иудаизма, украшающим израильский флаг. Несколько лет спустя Вестергор нарисовал палестинца, сидящего за колючей проволокой внутри звезды Давида. На другом рисунке он поместил внутрь главного иудейского символа бомбу вроде той, что оказалась в тюрбане Мухаммеда на известной карикатуре 2005 года. В результате ему позвонил сам Арне Мельхиор, видный деятель датской еврейской общины и депутат фолькетинга от партии демократов центра. Последовали также резко негативные комментарии от читателей, однако никто не угрожал художнику физической расправой. "Выругавшись, Мельхиор объяснил, что этот символ настолько священен для евреев, что даже в сатирическом рисунке его нельзя поворачивать на сто восемьдесят градусов. Я обратил внимание политика на то, что всего лишь иллюстрировал хронику и работа необязательно должна отражать мою точку зрения. Я сказал, что сожалею, если мой рисунок кого-то задел, но настаиваю на своем праве иллюстрировать события, как того хочу, даже если мои работы могут показаться оскорбительными".

В своем творчестве Вестергор твердо придерживался этой основополагающей позиции. Он описывал свое отношение к религии как "непроблематичное", однако оставлял за собой право высмеивать ее, если религия "отрывается от народа" или ее представители, прикрываясь верой, занимаются терроризмом и другими гнусными делами. "Поэтому мне очень нравится изображение Мухаммеда с бомбой в тюрбане, несмотря на мое двойственное к нему отношение. С одной стороны, я наблюдаю то зло, которое творится во имя мусульманского пророка, с другой — реально ощущаю, что выражение моих мыслей получило общественный резонанс. Я рад, что сделал это под конец жизни. Этот рисунок стал вершиной моей карьеры. "Тебе это удалось! — думаю я. — Ты достаточно долго шел к этому — и вот награда"".

Вестергор создал рисунок 21 сентября 2005 года, в тот же день, когда он и другие члены датского союза художников-иллюстраторов получили от меня письма с предложением изобразить Мухаммеда именно так, как они его видят. Вестергору очень понравилась идея. Поскольку поводом для данного проекта послужил вопрос самоцензуры в отношении ислама, художник посчитал вполне естественным воспользоваться ситуацией и направить свое перо против тех, кто использовал религию для оправдания насилия и распространения страха. "Мне сразу же пришла в голову мысль, каким должен быть мой рисунок. Ведь бомба уже достаточно давно символизирует терроризм. Я также подумал, что мусульманский символ веры в арабском написании позволит мне подчеркнуть мнение об исламе как "духовном боеприпасе терроризма", и работа пошла. Думаю, все было готово за час, и еще один день в офисе".

Вестергор и раньше помещал бомбу на свои рисунки, сатирически изображающие насилие во имя религии. С момента теракта 11 сентября и начала дискуссии об исламском терроре он несколько раз использовал этот образ в своих работах. Одна из них висит в прихожей его дома: человек с бомбой в тюрбане, с глазами и носом в форме турецкой сабли. Когда во время карикатурного скандала Курта Вестергора навестил спикер Исламского религиозного сообщества в Копенгагене с целью получить извинения, художник убрал рисунок со стены, чтобы случайно не оскорбить своего гостя. Встречу снимала датская телекомпания "ТВ-2", и Вестергор впервые нарушил предупреждение сотрудников ПСР, открыв свой дом для общественности (впоследствии он признал этот шаг ошибочным). В результате в 2010 году вся Дания знала, где живет главная цель террористов.

Между прочим, работая над рисунком, Вестергор не считал его особенно вызывающим. "Я полагал, что он совершенно точно отображает суть, может быть чуть резче, чем надо, однако рабочий процесс протекал легко и без всяких затруднений. Мне пришла в голову идея, которую я реализовал на одном дыхании, — именно к этому стремится любой творческий человек. У меня было чувство, что все получилось очень удачно".

На примере собственной семьи он знает, что использование различных культурных кодов может приводить к разному восприятию. В феврале 2006 года Вестергор навещал сына и невестку, уроженку Перу. Сидя в саду, он нарисовал двух своих внучек в виде ангелочков, парящих в воздухе. Увидев рисунок, невестка пришла в ужас. Для нее крылья были предупреждением о будущей смерти детей, поэтому Вестергор уничтожил рисунок.

Поездка Вестергора в США совпала по времени с массовыми акциями протеста в мусульманских странах, вызванными его рисунком пророка Мухаммеда. "Я сидел рядом с бассейном, откуда мог видеть телевизор в гостиной. На экране появился Даннеброг[10], поэтому я пошел в дом посмотреть, что случилось. Оказалось, в странах исламского мира начались массовые беспорядки, участники которых сжигают датские посольства. Это произвело на меня огромное впечатление". Вестергор признает, что был потрясен. Он не особо понимал, что происходит, но не стыдился своей карикатуры. "Я же не могу отвечать за жалкие режимы в мусульманском мире, которые не могут удовлетворить потребности своих народов и поэтому гонят их на улицы изливать гнев на какие-то картинки из далекой страны. Когда из-за моих рисунков вновь возникала угроза насилия, я всегда защищал свою позицию. Ведь я всего лишь делал свое дело, у меня есть на это право, а то, что я отразил в том рисунке, действительно существует. Это правда!"

Несмотря на враждебную реакцию исламского мира, многие мусульмане отлично понимали, что работа Курта Вестергора попала в цель. Экмеледдин Ихсаноглу, генеральный секретарь международной Организации Исламская конференция и один из инициаторов международной кампании против рисунка Курта Вестергора и Дании, признал, что экстремистские идеи подпитываются террором, совершаемым во имя религии: "Мы не можем позволить себе такую роскошь, как обвинять других в наших проблемах. Беспомощность, депортация, маргинализация — все это культивирует и распространяет экстремистские идеи".

Король Саудовской Аравии Абдалла ибн-Абдель Азиз ас-Сауд в декабре 2005 года на всемирном конгрессе мусульман в Мекке также выразил сожаление, что экстремисты "взяли ислам в заложники": "Сердце каждого верующего обливается кровью при виде того, как эта достойная цивилизация падает с вершин славы в пропасть нищеты и как ее духовное наследие становится достоянием дьявольских преступных банд, сеющих смерть и разрушение на земле".

Организация Исламская конференция, требовавшая от всего мира запретить рисунок Вестергора, и лидер священной для мусульман страны, родины пророка, подтвердили наличие проблемы, на которую указывает работа датского художника, однако они никак не могли согласиться с тем, что об этом заявил "неверный", к тому же бросивший вызов суннитскому запрету на изображения.

Как было сказано, Курт Вестергор характеризует себя как атеиста, но при этом терпимого к религиозным людям. Он говорит, что в его семье есть люди разного этнического происхождения, исповедующие ислам, католичество и протестантизм. Его дочь некоторое время была членом движения "Харе Кришна". Художник скептически относится лишь к тем, кого называет "бюрократами от веры". "Говорят, что Бог создал людей по своему образу и подобию. Я же считаю, что все происходит совершенно наоборот. Человек создает Бога по своему образу, поскольку, когда насилие совершается во имя религии, у "бюрократов от веры" появляется возможность пересмотреть догмы, которые его оправдывают. Так поступили священники в нашей религии, лютеранском христианстве. Никто больше не сжигает ведьм на костре и не убивает еретиков. Я надеюсь, что имамы и мусульманские ученые сделают то же самое и политические режимы исламского мира не будут злоупотреблять религией в интересах узкого круга лиц. К сожалению, ход этого дела подтверждает мое представление о том, к чему может привести религия в своем худшем выражении".

Затем Курт Вестергор вернулся к разговору о своем детстве, о вреде, нанесенном психике религиозным угнетением. Для него бунт культурного радикализма против религии, ее сексуальной морали и самоцензуры стал путем к личному освобождению, повлияв также на его общественные взгляды и политическую позицию. Он соотносил себя с Поулем Хеннингсеном, который вел борьбу против подавляющих своей властью авторитетов сразу на несколько фронтов: за свободу женщин, детей, сексуальных отношений, рабочих, языка и личности. Как и Хеннингсен, свою деятельность Курт направил против "отвратительной способности человека приспосабливаться" — эту формулировку, прочно засевшую в памяти художника, он понимал как критику людей, проявляющих это качество, то есть слишком часто закрывающих глаза на несправедливость и редко выступающих против нарушений чьей-то свободы.

Именно так неоднократно поступали датская пресса и правительство в тридцатых годах, после того как в январе 1933 года в Германии пришел к власти Адольф Гитлер и нацистский режим начал оказывать давление на соседние страны. Дания стала свидетельницей многих карикатурных скандалов, аналогичных нынешним попыткам авторитарных режимов и тоталитарных движений запретить карикатуры на пророка Мухаммеда. Первое такое дело развернулось вокруг кумира Вестергора иллюстратора Ханса Бендикса, который в 1933 году вместе с общественным полемистом и дизайнером Поулем Хеннингсеном и другими критиками гитлеровского режима начал издавать первый антинацистский журнал "Онехуллет"[11] на датском языке.

В главной статье первого номера, посвященного критике нацистских духовных ценностей, Ханс Бендикс обращался к запуганным СМИ, отказывавшимся предоставлять место для острых высказываний на страницах своих газет: "Слишком многие представители скандинавской прессы позволили парализовать себя страху перед германскими властями. Неосторожные слова могли повредить межгосударственным соглашениям, торговле деревом, сталью, рыболовной продукцией, крупным рогатым скотом — как будто в нынешней экономической ситуации нацисты дадут привезти в страну из-за границы хотя бы щепку, рыбью кость или коровью голову, если только Германия не будет в этом остро нуждаться".

Ханс Бендикс считал, что антифашисты зашли слишком далеко в попытках умиротворить агрессивную Германию. "Немецкие антифашисты попросили своих партийных соратников в Скандинавии не вредить им статьями, критикующими германское правительство. Мы зашли слишком далеко, пытаясь избежать преследований и унижений, и все это для того, чтобы только остаться в живых после бойни в концлагерях", — сказал он, имея в виду Дахау и другие лагеря смерти. Весной 1933 года режим уже начал отправлять своих политических противников, особенно коммунистов и социал-демократов, в концлагеря, где в начале правления нацизма оставалось еще немного евреев.

Кроме того, Бендикс порицал тех, кто оправдывал свое пассивное отношение к событиям в Германии невозможностью вмешиваться во внутренние дела другой страны. "Государственные границы не могут быть препятствием для зашиты прав человека и справедливости, поэтому никто не имеет права ссылаться на трусливые и глупые отговорки, что каждая страна должна иметь право самостоятельно решать свои проблемы без внешнего вмешательства".

В то время такая точка зрения воспринималась неоднозначно или отвергалась прессой, принимавшей различие между внутри- и внешнеполитической свободой слова как данность. Необходимо было следить за словами, когда речь заходила о ситуации в мире, особенно о режимах и идеях, угрожавших огнем и мечом таким маленьким странам, как Дания, если они не будут вести себя правильно. Подобные взгляды, вполне соответствовавшие тогдашней политике нейтралитета, были популярны и во время карикатурного скандала. Их разделяли не только трое бывших министров иностранных дел Дании, показавшие своим неуправляемым гражданам образцы закулисной дипломатии, но и так называемый министр иностранных дел ЕС Хавьер Солана. Он отправился на Ближний Восток, где, подобно Невиллу Чемберлену, заверял авторитарные режимы, что ситуация с публикацией в газете "Юлландс-Постен" карикатур никогда больше не повторится и что теперь может воцариться мир. Хотел бы я знать, кто дал ему мандат говорить это от имени всех граждан стран Евросоюза?

В журнале "Онехуллет" регулярно публиковались сатирические рисунки и карикатуры, которые высмеивали Гитлера, нацизм и его последователей. В статье под названием "Ты сам нацист", напечатанной в первом номере, Поуль Хеннингсен беспощадно обрушивался на датскую интеллектуальную элиту, поддержавшую сожжение книг в Берлине весной 1933 года. Его возмущало, что люди, называвшие себя свободомыслящими, всего лишь пожимали плечами, в то время как драгоценные книги превращались в дым. "Тем самым, — говорил Хеннингсен, — они оказывали непосредственную поддержку антисемитизму, которым беззастенчиво оправдывали сожжение книг. И эти же люди искренне радовались тому, что в пепел обращались книги с некоторыми элементами эротики".

По словам Хеннингсена, общее настроение либеральных кругов выразил литературный критик и журналист Хеннинг Кехлер в газете "Берлинске Тидене": "Цензура и запреты национал-социализма вычистили всю эту кучу навоза. Они одним ударом покончили со скандалом, который постоянно провоцировала немецкая порнографическая книжная индустрия, — написал Кехлер, добавив о преследовании нацистами евреев. — Достоверный факт, что порнографическая книжная индустрия главным образом находилась в руках евреев".

Поуль Хеннингсен отметил, что такая поддержка сожжения книг, на которое никто не обратил внимания, свидетельствовала о замаскированной поддержке цензуры: "Когда кто-то пытается понять и объяснить публичное сожжение на костре, ссылаясь на какие-то порнографические газеты и журналы, — это говорит нацизм в датских умах".

В августе 1934 года критика нацизма в журнале "Онехуллет" окончательно вывела из равновесия правительство социал-демократов. После третьего выпуска Ханса Бендикса вы-звал премьер-министр Торвальд Стаунинг и стал угрожать редактору увольнением с его основной работы в партийном органе Социал-демократической партии, если тот не закроет свой журнал. "Вы должны покончить со своей газетой! — говорил Стаунинг. — Здесь торчат [министр иностранных дел Дании] Мунк и немецкий посол. Я где-то даже одобряю вашу идею с этой — кажется, "Хуллет"? — но мне же приходится отчитываться перед ними".

В таком виде разговор между Стаунингом и Бендиксом приводится в биографии Поуля Хеннингсена, написанной журналистом Паулем Хаммериком. Дочь иллюстратора Эва Бендикс в своих воспоминаниях утверждала, что премьер-министр настаивал на нейтралитете прессы: "Мы должны придерживаться нейтралитета во всей нашей линии, — так Стаунинг сказал моему отцу. — Ты не можешь вести отдельную политическую игру, Бендикс. Ты или прекратишь выпускать "Онехуллет", или потеряешь работу в Социал-демократической партии. В последнем случае ты все равно прекратишь выпускать, Онехуллет"".

Бендиксу пришлось закрыть журнал. Таким образом, первый карикатурный скандал закончился победой тех, кто считал, что свобода слова должна уступить внешнему давлению, которое Германия оказывала на Данию и которое в последующие годы лишь усиливалось. Особые круги влиятельных политических групп и инстанций шаг за шагом успешно распространяли свою волю на непокорных художников, журналистов и редакторов. Система, стремившаяся задушить свободу слова, включала в себя министерство пропаганды в Берлине, немецкое представительство в Дании, датское министерство иностранных дел и некоторых промышленников. Ее поддерживали "понимающие" главные редакторы крупнейших газет страны.

Подобная схема действовала и во время карикатурного скандала наших дней, хотя и с несколько другой расстановкой сил. Современная система включала Организацию Исламская конференция, послов мусульманских стран в Дании, исламских лидеров внутри самого королевства, трех бывших министров иностранных дел — Могенса Люккетофта, Нильса Хельвега Петерсена и Уффе Эллеман-Йенсена, некоторых ушедших на покой датских дипломатов, а также отдельных представителей прессы и промышленности.

В 1930-х годах общественность не вынесла антинацистского тона публикаций и критики самоцензуры в журнале "Онехуллет". В 2005–2006 годах мировые общественно-политические деятели, призывавшие ввести уголовную ответственность за оскорбления на религиозной почве, были задеты сатирическими рисунками в газете "Юлландс-Постен", высмеивавшими насилие и запугивание во имя ислама. Наиболее отчетливо параллель с 1930-ми годами проявилась после покушения на Курта Вестергора в январе 2010 года, когда критики больше говорили не о предполагаемом оскорблении "слабого и маргинализированного меньшинства", а о том, что художник и "Юлландс-Постен" якобы призвали к террору, тем самым разозлив миллиард мусульман. Маргинализированное и преследуемое меньшинство внезапно превратилось в представляющее угрозу опасное большинство, которое не следовало трогать. Аналогичным образом Ханс Бендикс и Поуль Хеннингсен спровоцировали гнев нацистов.

В декабре 1935-го, спустя год после закрытия "Онехуллет", брошюра с рисунками Бендикса вызвала восьмичасовую дискуссию в ригсдаге в Копенгагене, после того как в главной статье центрального печатного органа нацистов "Фелькишер Беобахтер" было сказано, что одна из работ Бендикса, изображающая Гитлера, отрицательно повлияет на датско-германские торговые связи. Карикатура изображала Гитлера, умывающего кровавые руки, подпись гласила: "На память о Дольфусе. Новый Пилат". Энгельберт Дольфус, канцлер Австрии, был убит нацистскими агентами в 1934 году. Его смертью воспользовались нацисты, чтобы совершить в стране переворот, который, однако, закончился провалом. Гитлер полностью отрицал причастность к убийству.

Бендикса критиковали и с правой, и с левой стороны зала. Члены ригсдага опасались ущерба, который рисунок мог нанести датскому экспорту. Премьер-министр Стаунинг закончил дискуссию, посоветовав политикам остыть, а прессе — избегать насмешек над лидерами иностранных государств. "Думаю, не стоит придавать слишком большое значение не имеющим художественной ценности рисункам вроде работы Ханса Бендикса. Я часто становился объектом сатиры, и бывало, меня это уязвляло, но я неплохо с этим справился. Тем не менее нам, конечно, не следует забывать о том, что пресса должна способствовать хорошим отношениям Дании с другими странами, а значит, не набрасываться на ответственных политических лидеров иностранных государств".

Так закончилась первая часть истории о трудностях, с которыми пришлось столкнуться Бендиксу. Во время оккупации он едва не попал в немецкий застенок. Ему пришлось сжечь большую часть своего архива и бежать в США.

Весной 1933 года в Дании произошел еще один карикатурный скандал. 30 апреля газета "Берлинске Тидене" опубликовала карикатуру норвежского художника Рагнвальда Бликса, спровоцировавшую кризис в отношениях между Данией и Германией. Рисунок изображал Гитлера, основателя гестапо Геринга и Геббельса, главу нацистского министерства пропаганды. Карикатура сопровождалась текстом: "Беззаботность Австрии антинациональна, но разве мы посмеем бросать людей в тюрьмы за их жизнерадостность?"

Через неделю после публикации берлинского корреспондента газеты навестили пятеро военных и двое штатских. Предъявив ему экземпляр газеты с нашумевшим рисунком, они обыскали дом. В том же году директор одного из гамбургских отелей пожаловался в министерство иностранных дел в Берлине на сатиру Бликса, заявив, что его гости несколько раз выражали недовольство рисунками в "Берлинске Тидене". Датское министерство иностранных дел обратилось непосредственно к главному редактору газеты, раскритиковав художника. В результате газета перестала печатать самые провокационные рисунки Бликса.

Как утверждал датский ученый Свен Торсен, изучавший историю СМИ, в одном из своих комментариев, с которым художники "Юлландс-Постен" безусловно согласились бы, "в тридцатых годах XX века приходилось констатировать, что датское чувство юмора, которое так многогранно раскрывает себя в нашей прессе, не было по достоинству оценено за заслуги перед странами мира".

В 1938 году разразился третий карикатурный скандал, на этот раз с газетой "Экстра Бладет" в роли главного злодея. Нильс Спотт (псевдоним художника Арвида Меллера) неоднократно вызывал гнев немецкого представительства своими карикатурами на Гитлера и его ближайших сподвижников. Бывший министр иностранных дел Эрик Скавениус, возглавлявший издательский дом "Политикен" и придерживавшийся радикальных взглядов, подверг жесткой критике рисунки Спотта. Особенно досталось карикатуре, опубликованной на последней странице номера от 11 июля 1938 года, изображавшей цирюльника, арестованного гестаповцем за попытку сделать прическу Гитлеру при помощи щипцов для завивки волос. По мнению Скавениуса, речь шла об издевательстве над лидером немецкого государства, и он несколько раз повторил, что не потерпит в своей газете рисунки, высмеивающие фюрера. Впрочем, изображать Гитлера также запрещала статья 107 уголовного кодекса Дании, предусматривавшая ответственность именно за оскорбление высших государственных руководителей. При этом, как ни странно, Скавениус не возмущался рисунками, которые вышучивали лидеров демократических государств. Подобная предвзятость наблюдалась и во время нынешнего карикатурного скандала: никто не обратил внимания на сатирические изображения руководителя Датской народной партии Пии Кьерсгор и писателя Коре Блюитгена, оказавшиеся в числе двенадцати карикатур 30 сентября 2005 года, из которых, как известно, только несколько могли быть истолкованы как критика пророка Мухаммеда и ислама. Более того, страх многих перед высмеиванием ислама вообще не имел никаких границ.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.