«Кавказские пленники» и Катастрофа

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Кавказские пленники» и Катастрофа

Чего больше всего боятся арабы?

Некоторые новости звучат, как читательские письма в редакцию журнала «Penthouse». Благодаря свободе печати, нам представился случай заглянуть в камеры пыток на Гитмо — базе ВМС США, находящейся в заливе Гуантанамо на Кубе. Творящиеся там ужасы описаны (невероятно суконным языком и почти без запятых) в статье корреспонта «Associated Press» Пейзли Доддс и со вкусом пересказаны в колонке Морин Дауд в «New York Times» от 30 января. У меня нет выбора, кроме как процитировать отрывки из статьи «Associated Press».

Женщина, работающая на базе по контракту [лимитчица? — З.Л.], использовала для ночных допросов заключенных-мусульман наряд, состоящий из миниюбки, минитрусиков и лифчика.

Это ли не ужасно? То ли еще будет. Вот как злодейка пытала саудовца, который с целью, которую нам всем очень хотелось бы узнать, учился летать в Аризоне незадолго до 9/11.

…она сняла китель, под которым оказалась тесная тенниска, и принялась дразнить заключенного, то гладя себя по груди, то прижимаясь грудью к его спине, смеясь при этом над его очевидной эрекцией.

Своими издевательствами лимитчица наносила удар сразу по двум уязвимым точкам несчастного заключенного. Во-первых, ни один порядочный араб не может не потерять уважения к себе, когда американка делится с ним своими впечатлениями о его половых органах. По какой-то непонятной причине арабы плохо переносят сравнение с другими мужчинами. Отсюда-то пошли и паранджа, и варварское обрезание, которому подвергаются их девушки-подростки. А, во-вторых, разве она не знала, что правоверным мусульманам эрекция разрешена, только когда они думают о смерти и райских гуриях, которые, вопреки всем заверениям мулл и имамов, не встретят их у райских ворот? Похоже однако, что не все мусульмане целомудрены до такой высокой степени.

Вскоре после того, как преступления американской военщины в тюрьме Абу Граиб стали достоянием общественности, в «New York Times» появилась статья, в которой, среди прочих интересных вещей, был описан такой эпизод. Американские тюремщики приказали нескольким заключенным выйти из камер, раздеться догола и на виду у всех заняться онанизмом. Заключенным пришлось подчиниться. Попробуйте вообразить эту сцену. Группа стоящих в ряд обнаженных заключенных, безжалостно выставленных напоказ как перед тюремшиками, среди которых были и мужчины и женщины, так и перед десятками других заключенных, глядящих на это из своих камер. Эта сцена имела мало общего не только с медвежьей шкурой, небрежно брошенной на пол перед пылающим камином, но даже с сортиром на одно посадочное место, где под раковиной заныкан потрепанный неприличный журнал. И тем не менее, один из заключенных, несмотря на суровость условий, в которых ему приходилось трудиться, с невероятной быстротой достиг блаженства и не смог остановиться, когда ему это было приказано. (Не знаю почему, но он не был наказан за неподчинение.) Вот с какими крутыми парнями нам приходится иметь дело в Ираке.

Но давайте вернемся в Гитмо, где события развиваются своим чередом.

Пленный поднял голову и плюнул ей в лицо…

Следовательница вышла из комнаты и спросила у мусульманина-переводчика, что она может сделать, чтобы заключенный не мог искать поддержки у своего бога. Переводчик порекомендовал ей сказать заключенному, что у нее менструация, прикоснуться к нему, а затем отключить воду в его камере, чтобы он не мог помыться.

Строгая интерпретация мусульманских законов запрещает мужчине прикасаться к женщине, которая не является его женой или близкой родственницей. Во время менструации любая женщина считается нечистой, и ее нечистота передается любому мужчине, который к ней прикоснется. Нечистому мужчите запрещено молиться. План следовательницы состоял в том, чтобы сделать пленного нечистым, чтобы он не мог молить аллаха о поддержке.

…Чтобы обмануть пленного, следовательница воспользовалась красными чернилами…

…Она обошла вокруг пленного, засунув руки внутрь своих штанов… Встав перед ним, она вынула руку из штанов, давая ему возможность увидеть, что ее рука измазана чем-то красным.

— Кто послал тебя в Аризону? — спросила она.

Пленный ответил ей взглядом, полным жгучей ненависти.

Тогда она размазала чернила по его лицу. Он пронзительно закричал, плюнул в нее и рванулся вперед с такой силой, что выдернул из стены цепь, которой были скованы его ноги.

Он заплакал, как ребенок… Следовательница сказала:

— Я велела отключить воду в твоей камере. Приятных сновидений, — и вышла из комнаты.

Я должна заметить, что у меня (а, скорее всего, и у вас) есть знакомые, которые охотно заплатили бы, чтобы хоть на пару часов оказаться на месте этого саудовского пленника, вместе с цепями, красными чернилами и всем остальным. Если вы назовете их извращенцами, я не стану спорить. Не забывайте однако, что в отличие от нашего недоучившегося Мимино, они никогда не мечтали вскарабкаться в рай по горе трупов. Так что их извращение — не самое страшное.

Серьезно же говоря, я не вижу пыток в описанной сцене. Я вижу дикаря, которого душат его собственные предрассудки, и профессионального следователя, использующего эти предрассудки, чтобы получить от пленного информацию, которая может спасти жизнь огромному числу людей, включая нас с вами. Я подозреваю, что после каждого такого допроса наша «лимитчица» долго отмывается под очень горячим душем. А, может быть, и нет. Как бы то ни было, ее подопечный пережил все выпавшие ему на долю испытания и охотно поведал о них миру и прессе. Правда, доказать он ничего не смог бы, поскольку адские пытки, которым он подвергался, не оставили на нем не только шрамов, но даже синяков. Я подозреваю, что, вспоминая его взволнованный рассказ, некоторые из его друзей испытывают потребность торопливо уединиться, чтобы не утешать себя на людях, как чрезмерно пылкий заключенный Абу Граиб.

Даже если все, что написано в статье, правда, я все равно не вижу в действиях следователя ничего предосудительного. Каждый следователь использует слабости подследственного, чтобы получить от него нужную информацию. Как ясно следует из приведенного выше примера, мусульманство в такой ситуации представляет собой несомненную слабость.

Тут кто-нибудь неизбежно должен спросить меня, согласилась ли бы я работать следователем в Гитмо. Ни за что. Я также не согласилась бы работать библиотекарем, медсестрой или губернатором Нью-Йорка. Следует ли отсюда какой-нибудь осмысленный вывод в пользу несчастных пленных террористов? Уверяю вас, что нет.

Но что произойдет, если участники вышеописанного действа поменяются ролями?

Во время первой войны в Ираке там разбился американский вертолет, и иракцы захватили в плен всех, кто при этом не погиб. В конце концов они все были освобождены. Среди них была женщина-врач в чине, если не ошибаюсь, полковника, у которой в результате аварии были сломаны обе ноги. Двое иракских солдат связали ей руки и бросили ее в кузов грузовика. Пока один из них рулил, второй никогда не мытыми руками копался у пленной в штанах. Потом они поменялись. Это был не допрос; солдаты просто развлекались.

По возвращении домой, она дала «New York Times» интервью, в котором описала этот эпизод точными, стерильными фразами. Репортер пришел в ужас от ее рассказа. Безупречный профессионализм ее ответа превратил мое уважение к ней в восхищение. Вот, что она сказала:

— Действия иракских солдат не представляли непосредственной угрозы моей жизни и не причиняли мне невыносимой боли.

Мне любопытно, как эти солдаты умудрились нарушить мусульманский запрет на физические контакты с женщинами за пределами своей семьи и при этом не нанести себе неизлечимой прихологической травмы. Почему они не пожаловались на пытки от (связанных) рук военврачихи со сломанными ногами? Мне в голову приходят три возможных объяснения. Во-первых, возможно, что солдаты были близнецами, ошибочно принявшими полковника за свою младшую сестру. Во-вторых, эти два солдата вполне могли оказаться израильскими шпионами. А в третьих, есть вероятность, что наша интерпретация запрета на контакт с чужими женщинами ошибочна. У нас порой случаются проколы в интерпретации мусульманских догм; без таких проколов никому в голову не пришло бы назвать ислам религией мира и любви. Возможно, это табу действует по-разному, в зависимости от того, кто командует парадом. Приключения врачихи-полковника иллюстрируют правила, установленные Кораном для правоверного мужчины, во власти которого находится женщина-немусульманка. Поскольку ситуация, когда мужчина-мусульманин оказывается во власти женщины-немусульманки, Кораном не предусмотрена, приходится торопливо притягивать за уши другие, гораздо менее эффективные параграфы шариата. Вот почему все, что остается на долю правоверного, угодившего в Гитмо, это уподобиться бешеному животному, каковым он являлся и до того, как его поймали. Вот, какая психотерапия. В смысле терапия психа.

Контраст между этими двумя случаями это контраст между злобным дикарем и цивилизованным человеком. Цивилизованный человек знает, что враг может причинить ему боль и даже убить, но не унизить. Дикарь же всегда остается во власти своих идиотских предрассудков — в данном случае, своей специфической формы монотеизма.

Конечно, попади полковник в плен к арабам сегодня, ее судьба могла бы сложиться совершенно иначе. Сегодня Аль-Джазира (которую несколько лет назад левая американская пресса превозносила как свободный голос арабского мира) дает убийцам возможность пытать и казнить своих жертв публично, оставаясь при этом в (надеюсь, что временной) безопасности своего неизвестно где находящегося логова. Сегодня ей, скорее всего, медленно отпилили бы голову на глазах у миллионов восторженных арабских телезрителей. При этом никто из участников торжества не пришел бы в отчаяние от прикосновения к женской крови, и ни одно агентство новостей, кроме «Fox News», не употребило бы слова «пытка», описывая это событие.

Поведение прессы и реакция общественности важны для нас, поскольку они помогают понять, как стала практически осуществима Катастрофа. Абу Граиб по-прежнему не сходит с первых страниц газет всего мира, хотя его «жертвы» живы, здоровы и не боятся обвинять своих «мучителей». Но сколько из вас еще помнит об израильтянке на последнем месяце беременности и ее четырех дочерях, в упор расстрелянных арабами? Это произошло на той же неделе, когда скандал в Абу Граиб стал достоянием гласности. В отличие от узников Абу Граиб, эта женщина и ее дети лежат на кладбище. Израильские солдаты застрелили их убийц, но те, кто организовал убийство, живы, здоровы и остаются на свободе. Им практически ничего не угрожает. Они с тех пор убили еще несколько евреев, а в будущем убьют гораздо больше. Мировую общественность это не тревожит. Да и о чем здесь тревожиться? Это был всего лишь незначительный эпизод в длинной цепи убийств, рассчитанных на постепенное уничтожение Израиля. Люди доброй воли всего мира ничего против этого не имеют. Они поддерживают уничтожение Израиля во имя высших идеалов. Повальный антисемитизм? Вне всяких сомнений. Но отнюдь не только он.

Южная Африка была неотъемлемой частью европейской цивилизации. Как мы все знаем, на земной рай она не тянула. И все же это была процветающая демократическая страна, которая могла бы быть исправлена реформами. Вместо этого, она была уничтожена. Прогрессивное человечество радостно принесло ее в жертву беззастенчивым расистам, вроде Нельсона Манделы и Десмонда Туту. Сегодня то, что осталось от Южной Африки, контролируется людьми, чье участие в цивилизации ограничено заменой набедренной повязки на галстук перед появлением в Генеральной Ассамблее ООН. Они не считают нужным скрывать свою ненависть к белой расе и созданной ею цивилизации, хотя именно эта цивилизация до сих пор считает своей обязанностью вытаскивать их из одного кризиса за другим. Преступность множится; СПИД распространяется, как пожар; повсеместная коррупция становится образом жизни. Привело ли разрушение страны к улучшению жизни ее цветного населения? Нисколько. Важная часть нашей цивилизации была угроблена ни за что, ни про что. Поскольку мы с вами все еще остаемся частью этой цивилизации, потеря Южной Африки является победой для наших врагов и поражением для нас. Все это у нас на глазах повторяется с Израилем.

Самоубийственные тенденции, присущие европейской цивилизации, в Европе проявляются пока сильней, чем в Соединенных Штатах. Сам термин «европейская цивилизация» был наиточнейшим названием, поскольку, возникнув именно в Европе, во мраке Средних веков, пройдя через Возрождение и серию технологических революций, она увенчала прогресс человечества созданием работающей демократии. В прошлом веке Европа попыталась покончить собой посредством Гитлера. Соединенные Штаты ее спасли и предотвратили попытку самоубийства посредством Сталина. Как только ей представилась возможность, Европа отравилась исламом. Прежде, чем нынешнее поколение сойдет со сцены, термин «европейская цивилизация» будет употребляться исключительно археологами.

Есть ли у нас иммунитет от самоубийственного безумия Европы?

Вскоре после того, как «пытки» заключенных в Абу Граиб были вынесены на суд международной общественности, я получила приглашение на обед от семьи моих друзей. Подобно нашей цивилизации, эта семья имеет и еврейские, и христианские корни. Главное же то, что они — совершенно замечательные люди: высокообразованные, остроумные и теплые. Я предвкушала интеллигентную застольную беседу. Вместо этого, кто-то упомянул Абу Граиб, и все стали рассказывать друг другу, как стыдно им быть американцами. Каждый старался заверить всех остальных, что он горит от стыда сильнее своего соседа по столу. К тому времени, как был наконец подан десерт, народ притомился от самобичевания, и я воспользовалась паузой, чтобы спросить у всех присутствующих, почему дурь, происшедшая в Абу Граиб, беспокоит их больше, чем расстрел израильской женщины и ее детей, включая одного еще не родившегося и потому, казалось бы, ни в чем пока не виновного. Я думала, что задаю вопрос на засыпку, но у них был готов ответ. Мне легко объяснили, что ответственность за это убийство лежит на правительстве Израиля, на Белом доме, на сионистах и, конечно, на самой убитой женщине. Арабы оказались ни при чем.

Несколько месяцев спустя, скорбящий папа Ника Берга применил ту же логику, чтобы обвинить Буша и Чейни в убийстве своего сына. Мы все видели по крайней мере фрагменты видеозаписи убийства. Ни Буша, ни Чейни в комнате не было. Голову Нику отрезал совсем другой человек. Более того, ни Буш, ни Чейни не посылали Ника в Ирак. Он поехал туда по собственной воле, по каким-то своим, малоинтересным для нас делам. И тем не менее, ни один человек не возразил против потока злобных глупостей, изрыгаемых г-ном Бергом-старшим.

Именно это и сделало последнюю Катастрофу осуществимой.

Если бы я была архитектором, я бы начала разрабатывать проекты мемориалов грядущей Катастрофы прямо сейчас, чтобы опередить конкурентов, когда наступит очередное затишье между двумя Холокостами.