Агада для Йом Аушвиц
Агада для Йом Аушвиц
«Йом Аушвиц»
Рис. З. Либерберга
Я думаю, что конец Освенцима был по крайней мере таким же монументальным событием в истории евреев, как Исход. Конечно, все, кроме меня, называют это «освобождением». Но в моем сознании всякое упоминание о свободе в связи с Освенцимом ассоциируется со знаменитой надписью над его воротами: «Arbait macht frei» — «Работа освобождает». Пока советская армия добиралась до этих ворот, немцы успели освободить там от бремени жизни от 1,1 до 1,5 миллионов евреев. Я знаю, что в Освенциме убивали не только евреев. Пепел всех его жертв стучит в моем сердце. Но все же Освенцим был построен не для них. Они случайно попали в жернова кровавой мельницы, построенной с целью полного уничтожения именно моего народа. Мельницы, которая никогда бы не закрутилась без молчаливого одобрения христиан всего мира.
Нет, я не забываю ни Рауля Валленберга, ни других праведников-гоев, которые, порою ценой своей собственной жизни, пытались спасти евреев. У Яд Вашема в память каждого из них посажено дерево. К сожалению, получившийся в результате лес недостаточно велик, чтобы дать укрытие еврейским партизанам, когда остаток Израиля будет оккупирован арабами. Если бы достаточно гоев верило, что евреев нельзя убивать только за то, что они — евреи, Израилю не грозила бы арабская оккупация.
Шесть миллионов евреев, ставших жертвами Катастрофы, составляют меньше одной десятой всех погибших во Второй Мировой войне. Но евреев и до Катастрофы была всего лишь горстка. Масштабы обрушившегося на нас зла невозможно охватить рассудком. В Катастрофе погибло между одной третью и половиной всего еврейского населения планеты. Я не знаю достигло ли оно сегодня, шесть десятилетий спустя, своего предвоенного уровня. Я знаю однако, что еврейские общины Европы, существовавшие в течение многих веков, никогда больше не возродятся. В этих общинах искрилась уникальная смесь древних еврейских традиций с современной местной культурой. Они финансировали княжества, позволившие им обосноваться на своей земле. Они дали миру бесчисленных докторов, философов, поэтов, музыкантов. Они дали миру Баруха Спинозу и Альберта Эйнштейна. Сегодня они так же мертвы, как каждый погибший в Освенциме еврей. Их гибель оставила после себя пустоту, смердящую сгоревшими свитками Торы и сгоревшей человеческой плотью. Сегодня эту пустоту заполняет поток мусульман, необратимо превращающий континент в провинцию Всемирного Калифата, неумолимо сталкивающий колыбель нашей цивилизации назад, в страшный мрак средневековья. Это — цена, которую Европе приходится платить за предательство своих еврейских граждан. Но является ли это торжеством справедливости? Нет, это — самоубийство цивилизации. Это — продолжение Катастрофы.
Сегодня мир готовится разрушить еврейские общины Израиля и заменить их мирное население арабскими террористами. То, что эти общины называют «поселениями» не меняет сути происходящего. Катастрофа продолжается. Или это уже начало новой Катастрофы?
Каждый год мы напоминаем себе, что это не наши далекие предки, а мы сами, каждый еврей лично, три тысячи лет назад ушли вслед за Моисеем из Египта. Точно также у нас есть по крайней мере шесть миллионов причин считать, что Катастрофа произошла лично с каждым из нас. Если вы — еврей, родившийся после Второй Мировой войны, то вы родились только потому, что немцам, как они ни старались, не удалось добраться до ваших родителей.
Когда бы и где бы вы ни родились, каждый еврей, покинувший немецкий лагерь смерти через трубу его крематория, унес с собой частицу вашей души. Вы можете до поры не замечать этой потери, потому что вы с ней родились. Но восполнить ее вы никогда не сможете. Судя по истории еврейского народа, эти шесть миллионов шрамов — не единственные на вашей душе. Судя по тому, куда идет сегодняшний мир, они не будут последними. Каждый раз, когда араб убивает очередного еврея, часть вашей души умирает еще до того, как вы прочитаете о новом преступлении в новостях.
Бог не создал двух одинаковых душ. Души одних людей сильны и выносливы. Каждая потеря укрепляет их для борьбы с врагом. Души других мелки и трусливы. Такие люди кончают, как Ицхак Рабин и Шимон Перес. К сожалению, моя теория не объясняет, как эти мелкие душонки добираются до власти… Неужели потому, что евреи, как каждый народ, имеют то правительство, которого заслуживают?
Что мы может сделать? Вызвать еще одно цунами? Нет, это нам не поможет. Давайте, вместо этого, сделаем что-нибудь очень еврейское. Давайте начнем отмечать Йом Аушвиц каждый год, в каждой еврейской семье. Я — человек невежественный и не знаю, на какую дату еврейского календаря пришлось 27 января 1945 года. И все же я бы оставила 27 января гоям, чтобы они, если им это надо, провели этот день в раздумьях о своих преступлениях, а если не надо, то не надо. Мы же отпразднуем Йом Аушвиц по нашему собственному календарю, в соответствии с нашим собственным счетом дней и печалей.
Воообразите разговор у себя в конторе накануне Йом Аушвиц.
— Ты почему завтра на работу не выходишь? — спрашивает начальник-нееврей своего еврейского подчиненного.
— Завтра — еврейский праздник, — объясняет тот.
— Это какой же? — интересуется начальник.
— Йом Аушвиц, — говорит еврей.
— Ём кого? — переспрашивает было начальник, но тут же пресекает свое любопытство: — А кого бы там ни было, лишь бы не меня. Поздравляю! Гуляй на здоровье!
— Спасибо, — вежливо отвечает еврей.
На следующий день вся семья в полосатой одежде соберется вокруг обеденного стола. Люди постарше наденут специально пошитую одежду, напоминаюшую покроем форму лагерных узников. Легкомысленная молодежь наденет что угодно, лишь бы с полосками, как зеленые носки в день Святого Патрика. В течение предшествующих суток все, кроме маленьких детей, постились, как на Йом Киппур, чтобы легкими муками голода напомнить себе о страшных муках гитлеровских узников.
За каждым столом два места будут пустовать. Они будут оставлены для тех, кто не пережил Катастрофы. Почему два? Потому что на свете нет шести миллионов еврейских семей, и если оставить только одно, то некоторые из погибших почувствуют себя забытыми, а мы этого не допустим. К счастью, на свете больше трех миллионов еврейских семей, и потому больше шести миллионов стульев останутся пустыми. Это хорошо. Пусть лишние стулья достанутся тем гомосексуалистам, цыганам, украинцам, полякам и всем остальным, кто безвинно сгорел в одних с нами печах. При жизни они частенько не сознавали, как мало они от нас отличались. Теперь-то уж этой разницы точно недостаточно, чтобы отказать им в приглашении на праздник.
Подобно тому, как это делается за пасхальным столом, дети будут задавать вопросы, а взрослые будут им отвечать. Например, ребенок, верящий, вопреки фактам, что все люди в глубине души — хорошие, может спросить:
— Какие страшные преступления мы совершили, чтобы заслужить такое бесчеловечное наказание?
Ребенок, только что начавший ходить в детский сад, может поинтересоваться:
— Папа, зачем ты убил Иисуса?
Скверный ребенок спросит:
— Что мы сделали арабам в Дженине такого, что немцы сделали нам в Освенциме?
А самый невинный ребенок спросит:
— Что значит «Больше никогда»?
Отвечая ребенку, который верит, что все люди — хорошие, взрослые объяснят, что евреев преследуют в течение всей их истории не за преступления, которые они якобы совершили, а просто за то, что они — евреи. Они должны убедиться в том, что ребенок понял, что все без исключения обвинения, когда-либо предъявленные еврейской общине, были клеветой, что в каждом случае обвинители знали, что их обвинения ложны, но ни это знание, ни невинность евреев ни разу не предотвратили погрома.
Ребенку, который только что пошел в детский сад, объяснят, что ни его отец, ни другие евреи Иисуса не убивали. Это убийство было всего лишь одним из многих еврейских преступлений, придуманных антисемитами. Они добавят, что каждый еврей, который жил на земле в течение последних двух тысяч лет считался лично виновным и заслуживающим наказания за это преступление, и что многие из нас поплатились за это мифическое преступление своей жизнью.
Вопрос скверного ребенка оставят без ответа, чтобы не оскорблять памяти жертв Катастрофы.
Невинному же ребенку объяснят, что слова «Больше никогда!» когда-то выражали решимость евреев не допустить повторения Катастрофы, но с тех пор, как Израиль начал постепенно и без сопротивления сдаваться слабому, злобному врагу, эти слова стали пустым звуком, а евреи остались так же беззащитны, как накануне «Ночи хрустальных ножей».
А в заключение трапезы самый старший из присутствующих задаст всем остальным самый важный вопрос:
— Те, кто обвинял евреев в убийстве Иисуса, знали, что это была клевета. Те, кто обвинял нас в ритуальном убийстве гойских детей, чтобы замесить на их крови тесто для мацы, знали, что это противоречит всем еврейским законам и обычаям. Авторы «Протоколов Сионских мудрецов» знали, что во всем их сочинении не было ни единого слова правды. Авторы иранской телевизионной серии о еврейских врачах, крадущих органы у арабских детей, знают, что врут. Те, кто сравнивает Дженин с Освенцимом, прекрасно знают, какая между ними разница. Зачем они это делают? Зачем они без конца повторяют старую клевету и неустанно выдумывают новую?
Кто-нибудь из детей скажет:
— Потому что они нас ненавидят?
— Но за что же им нас ненавидеть, если мы никогда не совершили того зла, которое нам приписывают? И почему мы так и не научились отвечать ненавистью на убийственную ненависть к нам?
На мгновение в комнате станет очень тихо. Так тихо, что, задержав дыхание, вы сможете услышать, как плачут души гоев, погибших в устроенной ими Катастрофе.
И тогда самый старший из присутствующих, выдержав паузу, радостно воскликнет:
— Поздравляю вас с Днем Освенцима! Желаю успехов в труде и счастья в личной жизни!