Апофатическая филология

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Апофатическая филология

В последнее время современный литературный процесс в его расхожей версии стал напоминать кривое зазеркалье. Благодаря действию издательских, премиальных и грантовых механизмов создался строго определённый и весьма закрытый круг авторов. Для пропаганды их, мягко говоря, спорных и не всегда качественных книг используются всевозможные средства - от телевидения до бесконечного взаимного расхваливания друг друга. Круг этот узок, его участники кочуют из одного премиального шорт-листа в другой, из одной поездки за границу за государственный счёт в другую. Самое печальное, что те, кто волею судеб остался вне этого круга, обречены на изоляцию и забвение, как бы талантливы они ни были. Ведь обласканные вниманием издателей и культуртрегеров чудесным образом замечают лишь себе подобных. Но действительно ли они лучшие? Не пришло ли время опустить с небес на землю этих псевдонебожителей? В нашей новой рубрике "Поющие в репейниках" определять истинную цену этим «литературным счастливчикам» будет известный своей бескомпромиссностью прозаик и литературный критик Александр Кузьменков. Первой в очереди к правде оказалась Марина Степнова, лауреат «Большой книги», финалист «Русского Букера» и национального бестселлера, главный редактор журнала «XXL».

СУММА НУЛЕЙ

«Сегодня в России популярный писатель – это приговор. Просто очередной дешёвый йогурт в улучшенной упаковке». ( М. Степнова,  из интервью газете «Вести»)

Одна моя однокурсница, сама того не ведая, числилась у меня штатным кинокритиком. «Та-акая фигня!» – говорила барышня с очаровательной гримасой, – и после обвинительного вердикта можно было смело брать билет на ближайший сеанс. Точно так же в последние годы я обрёл штатного литконсультанта в лице Захара Прилепина, чьи комплименты следует понимать с точностью до наоборот. И коль скоро З.П. получает от чтения Степновой «море удовольствия», то закажите внукам-правнукам не заглядывать в её опусы.

Резонный вопрос: а что, собственно, роднит бр-рутального нацбола и глянцевую редакторессу? – Гегелю и не снилось столь затейливое единство противоположностей. Корыстный интерес исключён по определению как недостойный реального пацана. Остаётся единственная точка соприкосновения – глянец: литературные паралимпиады, подобострастные интервьюеры, автограф-сессии[?]

Во избежание терминологической путаницы поясню: глянец – это не только «Дом-2», прекрасная няня и кристаллы Сваровски. Всё перечисленное – лишь верхний слой явления. Надстройка, сказал бы опальный ныне Маркс. Базис, как ему и подобает, вполне экономического свойства. Постиндустриальная экономика производит не столько товары, сколько бренды. Назовите эти пёстрые фантики как угодно – симулякром (по Батаю) или общественно организованной видимостью (по Дебору) – суть останется неизменна: вторичный образ без первичного подобия. Сиречь глянец, внешний лоск, обманка. А кристаллы Сваровски – условие, воля ваша, факультативное.

Нынешний литпроцесс строится по тем же самым законам: на вторичных образах без первичного подобия. Эстетические конвенции одна за другой рухнули, и на обломках их самовластья запечатлён декалог новой, брендовой словесности. Снобовская аннотация к «Безбожному переулку» гласит: «В этой книге могло бы и не быть сюжета – Марина Степнова вышла на тот уровень, когда фабула уже не особенно нужна». Раз уж к слову пришлось: давеча Прилепин на своей фейсбучной странице отстаивал право писателя изъясняться на пиджин-рашен, – тоже важная заповедь, между прочим. Потому говорить о современной российской прозе можно лишь апофатически, отмечая отсутствие идеи, сюжета, внятной речи, здравого смысла и смысла вообще. Назвать итог пустым множеством язык не поворачивается. Ибо прав был Станислав Ежи Лец: в сумме нули дают страшное число.

Любопытное обстоятельство: наша героиня всеми правдами и неправдами открещивается от звания популярного писателя (см. выше). Не берусь высчитать долю кокетства в высказывании, но М.С. едва ли не с начала литературной карьеры пребывала в разряде must-have. В подтверждение – кое-что из послужного списка. Например, приличные тиражи: дебютный «Хирург» – 3000, «Женщины Лазаря» – 5000, «Безбожный переулок» – 8000. Или издательство: респектабельное «АСТ», причём уже на старте. Или реестр опекунов: литагентство «Банке, Гумён & Смирнова», крёстная мать всех российских бестселлеров Елена Шубина, критик Вячеслав Курицын и прочая, прочая, прочая… Слишком много людей трудилось над тем, чтобы выдать сумму нулей за нечто. Стало быть, возражать против поплитовского ярлыка по меньшей мере бесполезно. Сказано – в морг, значит, в морг!

Другое любопытное обстоятельство: недавно наша героиня преподавала неофитам азы писательского мастерства вместе с Татьяной Устиновой и (цитирую интервью) «прочими славными людьми». Ещё вопросы есть?

ПОЧЁМ КОШЕРНАЯ СВИНИНА?

«Изначально любая книга – грандиозное враньё, но люди будут в него верить, они станут переживать за героев. Именно поэтому мне кажется особенно важным не провраться в мелочах». ( М. Степнова,  из интервью еженедельнику «День за днём»)

Упражнения в апофатическом литературоведении разумнее всего будет начать с цитаты:

«Неожиданный окрик «лежать» застал его в самый неудобный расплох… В следующую долю секунды перед носом у него уже были крупные поры пыльного асфальта… Из того места, которое только что загораживала огарёвская стриженая голова, торчала, чуть покачиваясь в щите, сапёрная лопатка. И лезвие её, любовно наточенное капитаном Цыбулиным, аккуратно рассекло букву «о» в слове «Родина» – словно кто-то вдруг произнёс его с иностранным акцентом.

Остальные солдаты стояли, обомлев, как будто играли с ротным в «Море волнуется – раз». На плацу лежал один Огарёв…

Я же говорю, отличный станешь офицер, присудил ротный удовлетворённо и спрятал лопатку» («Безбожный переулок»).

Да-а… гусар, однако, ваш ротный, Марина Львовна. А не успел бы боец увернуться? Да ещё и во времена перестроечной показательной порки! Статья 106, а то и вовсе 102 (пункт «д») УК РСФСР, – и прости, капитан, никогда ты не будешь майором… Впрочем, любой из степновских персонажей способен озадачить читателя всерьёз и надолго:

«– У меня есть вопросы по динамике неголономных систем, – негромко подсказал Линдт…

Они с Чалдоновым сидели за столом для заседаний и ловко, словно картёжники, бросали друг другу засаленную практически до съедобности тетрадку, которую Линдт извлёк откуда-то из-под груды своих лохмотьев» («Женщины Лазаря»).

Про собственных Невтонов – понимаю и разделяю. Но растолкуйте мне, где, как, когда вобрал в себя из того местечкового воздуха, которым он дышал, – этот 18-летний юноша, – дух динамики неголономных систем?!. Хотя, по верному слову Екклезиаста, не от мудрости спросил я об этом, – всё только начинается:

«Имперская свинья с хрюком поднялась из вековой лужи и принялась равнодушно пожирать собственных поросят, не разбираясь особо, какие из них кошерные, а какие – не очень» («Женщины Лазаря»).

Вейз мир, кошерное порося! Я таки знал, что этот шлемазл Моисей морочит нам голову… Впрочем, доверимся Степновой – не он один:

«У каждой под дешёвым хэбэшным лифчиком билось нежное преданное сердце русской женщины, укрытое круглой упругой мышцей» («Хирург»).

А я-то по невежеству своему, считал, что нет под лифчиком мышечной ткани – только соединительная да жировая… Спасибо, Марина Львовна, вразумили. Непременно доложу о вашем открытии Нобелевскому комитету. Впрочем, докладывать придётся не только об этом. Оказывается, в 1918 году ещё существовала дагеротипия. И Reichsheer в упомянутом году стоял на подступах к Москве. И женские половые гормоны были известны в 1905-м, за два десятка лет до Аллена и Дойси. И сухой закон в СССР отменили не 26 августа 1923 года, а лишь в конце 1924-го…

Словом, с матчастью у Степновой постоянные нелады. Разумеется, дьявол в деталях. Но это всего лишь детали, не более. Может, переменим материю да потолкуем о высоком?

ALSO SPRACH BELINKOW

«Скверный текст не станет лучше, даже если снабдить его всеми титулами и премиями мира». ( М. Степнова,  из интервью газете «Литературная Россия»)

Отправным пунктом для дальнейших экзерсисов служит аксиома известного русского литературоведа А. Белинкова: «Великий писатель создаёт идеи. Особенностью обычных хороших писателей является то, что они умеют создавать иллюзию весьма оригинальной мысли, в то время как на самом деле они умеют создавать лишь весьма оригинальные фразы».

Беда в том, что у Степновой хронический дефицит оригинальных мыслей. Оригинальные фразы… но давайте по порядку. То есть об идеях. Однако множественное число здесь вряд ли уместно.

Строго говоря, единственную внятную мысль М.С. сформулировала в дебютной книжке. Пластический хирург дерзнул создать совершенное лицо, но в результате кройки и шитья на свет явился монстр с убийственной (в прямом смысле) улыбкой. Мораль – грешно скальпелем подправлять Творца – была высказана с колокольным апломбом первооткрывателя. Будто не знал читатель ни «Франкенштейна», ни «Острова доктора Моро», ни «Собачьего сердца». Явную смысловую нищету следовало хоть как-то компенсировать – и к врачебной ошибке на живую нитку пришили историю Хасана ибн Саббаха, основателя секты ассасинов. Намёки тонкие на то, чего не ведает никто, – приём старый, но безотказный. Курицын аплодировал.

С большекнижными «Женщинами Лазаря» вышло и того хуже. Степнова покусилась на семейную сагу с монументальным историческим фоном, однако с затеей не совладала и выдала на-гора 400-страничный свод банальностей: чем больше женщину мы любим, тем меньше денег в кошельке; старый хрен лучше новых двух; каждый имеет право на лево, – и далее по словарю русских антипословиц. Прилепину удалось рассмотреть в этом нагромождении трюизмов портрет эпохи, Курицыну – противостояние семьи и призвания и т.д. Что весьма симптоматично: текст, бессмысленный, как кляксы Роршаха, допускал неограниченное число интерпретаций.

Что до малой степновской прозы, то она соткана из насквозь пропылённой и пронафталиненной скуки. В финале каждого рассказа героиня отправляется в небытие с чувством несказанного облегчения: да ну её на фиг, такую жизнь…

Вот, собственно, и все авторские посылы. А теперь, как обещал, – об оригинальных фразах.

ЧУЧЕЛО КРАСОТЫ

«Каждая фраза имеет своё первоначальное звучание, свой ритм. Надо его услышать – и просто вычеркнуть лишнее». ( М. Степнова,  из интервью журналу «Шо»)

Тут опять-таки не обойтись без Прилепина: «Это прекрасная проза… Не подумайте, кстати, что проза Степновой – это эдакое трепетное девичье рукоделие, – с той ловкостью, с которой она пишет, можно с равным успехом и ребёнка пеленать, и разбирать оружие. Лексика мускулистая, экспрессивная, автор может запросто запустить матерка».

Насчёт матерка – абсолютно точное наблюдение. Насчёт детей и оружия… хм… Сейчас выясним.

Вообще Степнова изначально была обречена на извитие словес, поскольку это традиционный декор для смысловой пустоты. Ближайшие стилистические аналоги здесь – Элтанг и Славникова: та же эмфатическая вычурность, те же мертворождённые тропы. И тот же неподражаемый комизм в итоге.

«Маня радостно кивала добрым ртом, щедро набитым золотой рудой» («Женщины Лазаря»). Зачем добрая женщина напихала полный рот сильванитовых булыжников? Или придумала в Демосфена поиграть?

«Его, как маленького, тянул за руку рослый мокрый парень, один из отряда бугристых спасательных кариатид» («Женщины Лазаря»). Парень, похожий на кариатиду? Караул, гермафродиты одолели!

«Галочка мечтательно смежала сизокрылые вежды» («Женщины Лазаря »). Об одном прошу: прячьте от Степновой детей и оружие. А то, неровен час, не было бы худа…

Власов и Секацкий определили глянцевую эстетику как чучело красоты. Мне к этому добавить нечего.

ЭПИЛОГ

На днях сайт readrate.com порадовал читающую публику обзором книжных новинок: «ReadRate составил рейтинг качественных любовных романов, которые отрекомендуют вас на пляже как человека со вкусом». «Безбожный переулок» и «Женщины Лазаря» стоят на почётной третьей позиции. Ну-у, раз на пляже – оно конечно…

Награда нашла героя.

Теги: литературный процесс , критика