Год за два / Политика и экономика / В России

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Год за два / Политика и экономика / В России

Год за два

Политика и экономика В России

 

Минул ровно год с 10 декабря 2011-го, разделившего новейшую историю России на до и после Болотной. Что это было? Оппозиционеры утверждают, что в стране наконец возникло гражданское общество. Их оппоненты уверяют обратное: по заданию «вашингтонского обкома» из подполья вышла пятая колонна. Политик Владимир Рыжков, который вел самый первый митинг на Болотной, и журналист Михаил Леонтьев, один из трибунов знаменитого митинга на Поклонной, спорят об уроках и итогах белоленточного года.

 

С одной стороны

Владимир Рыжков: «За спадом протестного движения обязательно последует всплеск»

 

— Владимир Александрович, годовщину протестного движения отмечаете как победу или поражение?

— Ни то ни другое. В политике, как и вообще в жизни, редко встречается черно-белая картина: либо полная победа, либо полное поражение. С одной стороны, можно говорить о разочаровании. Год назад казалось, что перемены в стране будут более быстрыми и значительными. Между митингами на Болотной площади и на проспекте Сахарова прозвучало послание Дмитрия Медведева к Федеральному собранию, в котором он пообещал политическую реформу. В феврале прошла встреча президента с несистемной оппозицией, была создана рабочая группа по политреформе, в которую в том числе вошел и я. Но после возвращения в Кремль Владимира Путина началось закручивание гаек.

С другой стороны, власти не удалось восстановить статус-кво. Путин перестал быть «тефлоновым», сейчас у него самый низкий уровень поддержки за последние годы. Средний класс больших городов перешел в оппозицию. Выросла самоорганизация граждан. Серьезным достижением можно считать регистрацию партий. Появилось, правда, много клоунских, имитационных, но есть и настоящие. Да, 90 процентов наших требований не выполнены. Владимир Чуров остается на своем месте, и на октябрьских выборах в регионах мы увидели те же самые фальсификации, которые вывели людей на улицы в декабре 2011-го. Мы получили выборы губернаторов с фильтрами. Власть остается закрытой, авторитарной. Но произошли необратимые позитивные изменения в обществе. И это главный результат года.

— Был ли у оппозиции шанс добиться больших успехов?

— Год назад — не думаю. Самой большой была акция на проспекте Сахарова 24 декабря 2011-го, собравшая 120 тысяч человек. На Сахарова же наблюдалась и самая широкая коалиция. И это максимум того, что тогда можно было сделать. Следующие акции были меньше по численности. Причины очевидны. Появились разочарование, усталость. Люди говорят: «Ну да, мы выходим, а что толку?» Это первая причина. Вторая: Кремль сумел надавить на парламентскую оппозицию, и она отошла от протестного движения. Были ли ошибки? Ошибкой я считаю выборы в Координационный совет. Во-первых, они еще больше сузили круг участников протестного движения, во-вторых, легализовали националистов.

— Некоторые ваши коллеги убеждены, что лидеры Болотной слили протест.

— Да, Эдуард Лимонов уже целый год трындит, что если бы мы не увели людей 10 декабря прошлого года с площади Революции на Болотную, то была бы революция, а не «болото». Полная чушь! Даже если бы мы коллективно сошли с ума и призвали людей штурмовать Кремль, то на стены полезли бы от силы человек десять. Во главе с Лимоновым. Люди, которые выходили на митинги, и это зафиксировали все опросы, были в подавляющем большинстве против насилия. Люди хотят перемен, но не хотят революций. И это очень важно понимать, чтобы адекватно оценивать ситуацию.

— Судя по заявлениям близких к Кремлю политологов, власть убеждена в том, что протестная волна закончилась. Власть права?

— В тактическом плане скорее всего — да. Мне кажется, в ближайшее время такая же масштабная акция, которая была на Сахарова, маловероятна. Возникло определенное равновесие. Власть ослабла, но у нее пока достаточно ресурсов. Гражданское общество усилилось, но не настолько, чтобы обеспечить перемены. Однако в стратегическом плане власть ошибается. Соцопросы показывают рост протестных настроений, рост недовольства. Это волнообразный процесс, за спадом обязательно последует всплеск. Мы не знаем, когда, и не знаем, что его спровоцирует — политические события, рост цен, техногенная катастрофа, что-то иное. Но этот новый всплеск обязательно будет.

— А от оппозиции, от ее лидеров можно ждать креативных шагов?

— Под креативом у нас обычно понимают лозунги, карикатуры и цвет шариков. Или предложения типа: «Давайте пойдем не вдоль, а поперек». Не по той улице, а по этой, потому что по этой мы еще не ходили... Все эти «креативы» ничего не дадут, потому что в них нет содержания. Я не претендую на яркий креатив, но сформулировал стратегию, которой будет придерживаться РПР — ПАРНАС в следующем году: «Выборы. Улица. Принципы». То есть улица тоже важна. Надо выходить на улицу. Но нельзя ограничиваться только улицей. Оппозиции необходимо идти в регионы и участвовать в местных выборах. Ведь это не только борьба за голоса и мандаты, это возможность работать со страной. Если протестное движение продолжит вариться в кастрюле Садового кольца, о нем никто не узнает. Мы определили для себя 23 региона и уже приступили к предметной подготовке к выборам — созданию штабов, поиску кандидатов, их обучению и так далее. Ну и третья составляющая — пропагандистская работа. Пропагандировать наши идеи, нашу программу — вот чем нужно заниматься помимо митингов и креатива на них.

— Вопрос к вам не только как к политику, но и как к историку. Грядет столетие Октября 1917-го. Не придется ли нам по примеру наших предков, жалевших о России, которую они потеряли, с ностальгией вспоминать эпоху недавней стабильности?

— Замечу как историк, что у ностальгии по николаевской России были веские основания. До 1914 года это была страна с самыми высокими в мире темпами экономического роста, с высокой культурой, с наукой мирового уровня. Страна, которая в значительной степени была правовым государством. Путинская же Россия запомнится потомкам как страна с низкими темпами роста, особенно в последние пять лет, страна всепоглощающей коррупции, правового произвола и беззакония, деградирующих науки и культуры, социальной несправедливости. Так что сегодня ностальгировать особо не о чем.

— Но как показывает исторический опыт, никогда не бывает так плохо, чтобы не могло быть еще хуже.

— Это правда. Однако основную ответственность за возможное ухудшение несет власть, искусственно исключившая общество из процесса управления. Ту же самую ошибку сделал Николай II, когда сначала даровал стране конституцию, а потом де-факто ее отменил. В итоге — развал власти, инфраструктуры, армии. И полная дискредитация царя и царской семьи. В этом смысле наша ситуация очень напоминает преддверие 1917 года. К счастью, у нас нет мировой войны, которая ввергла тогда страну в хаос. Но ситуация тревожная. Страна крайне хрупка и неустойчива по отношению к серьезным шокам.

Андрей Камакин

 

С другой стороны

Михаил Леонтьев: «Протест рассосался за полной своей бессмысленностью»

 

— Михаил, с первого митинга на Болотной прошел год. Каков сухой остаток?

— Протест рассосался за полной своей бессмысленностью. Самим «болотным» стало скучно, противно и неинтересно. Во-первых, исчезли веселье, задор, исчез креатив, даже в тех убогих формах, в которых он существовал сначала. Во-вторых, выяснилось, что ими пытаются руководить люди, которых они считают за г...но, потому что они все на свете считают за г...но. Достоинство или недостаток этой публики заключается в том, что она не признает открытого руководства собой.

Интернет-публикой можно манипулировать, и довольно легко, правильно выбрав момент и тему, но ею совершенно невозможно руководить. Поэтому выборы в Координационный совет в широком смысле означают «расхомячивание» протеста. Протест «расхомячился» — значит рассосался.

— У протеста разные лица...

— Примкнувшие и приплывшие туда радикальные элементы непосредственно к этому протесту и к этим вождям никакого отношения не имеют. Разного рода и интенсивности «нацики» и прочие придают некую живость процессу, но еще более ускоряют его аннигиляцию, потому что эти люди не нужны ни «хомякам», ни прежним вождям. Зачаточные формы национал-социализма, которые функционируют там на месте бывшего креативного класса, не нужны даже национал-социалистам, потому что настоящий национал-социалист выглядит иначе.

— Посмотрим на ситуацию с другой стороны: где и как родилась идея митинга на Поклонной в феврале этого года?

— Меня пригласили, и я пришел не задумываясь. Все остальные тоже пришли не задумываясь. В этом смысле хочу заметить: вообще не имеет значения, где, как и у кого родилась эта идея, даже если это случилось в подвалах Лубянки. Если люди откликнулись с удовольствием и сразу, если продолжают быть абсолютно уверенными, что правы, и я считаю, что обоснованно, то какая разница, где она родилась?

— Кто именно вас пригласил?

— Кто-то из оргкомитета, точно не помню. Но я бы и сам пришел. Ведь лидеры «хомячков» думают, что нас нет в природе. Вся их жизнь построена на том, что нас нет и быть не может, что мы порождение сурковской пропаганды.

— Почему не слышно о новых провластных митингах?

— Сейчас? А зачем? Митинг на Поклонной был мотивирован. Он был митингом протеста против биологической, в какой-то степени психологической агрессии. Эти люди заявили, что они одни-единственные, и больше никого на свете нет, потому что мы — сырковая масса.

— У «болотных» появился Координационный совет, избранный восемью десятками тысяч граждан. Полагаете, с ним стоит считаться?

— Я не знаю, что это за поляна. Считаю, что деятельность КС в значительной степени оплодотворяется энтузиазмом высшего звена наших правоохранительных органов, которые устраивают пиар отдельным представителям наиболее активной части этого движения. Все эти истории с Даниилом Константиновым, в меньшей степени c Сергеем Удальцовым и его грузинско-шпионским окружением... Зачем это делается, не понимаю... Так что у КС есть все шансы стать хотя и незаметным, но явлением, и он эти шансы усердно реализует.

— В большой мере благодаря Болотной власть вернула выборность губернаторов, упростила регистрацию партий...

— Спешно проведенная властями, во всяком случае их частью, политическая реформа оказалась не нужна ни «болотным», ни «антиболотным». Все, что они придумали, бессмысленно. На следующие выборы губернаторов придут пять процентов, еще через пять лет, может, вообще никто не придет. Новые партии тоже никому даром не нужны, хотя ничего плохого в них нет. Люди разными вещами занимаются: кто-то, скажем, гербарии собирает, это же не значит, что их надо запрещать.

Но пользу протесты все же принесли. В конце концов они дали возможность провести толковую, внятную избирательную кампанию, которая предоставила абсолютно легитимный мандат президенту. Люди сознательно, в здравом уме и твердой памяти, голосовали за человека, который противостоит этому хаосу. Да, протестное движение являлось некоей формой мобилизации власти. Сейчас оно больше не работает, поэтому власть некому мобилизовывать, кроме социально-экономических проблем. Надеюсь, это сработает лучше. Необязательно безобразить на улицах, чтобы принудить власть к какой-то позитивной деятельности.

— Тем не менее многие предрекают новую волну протеста...

— Эти протесты закончились навсегда, и реанимировать их невозможно. Другие протесты, если они начнутся, не могут быть проведены с участием тех же организаторов, потому что они им категорически не нужны. Но эта другая жизнь гораздо опаснее и хуже. Протест сдулся, но радоваться этому можно лишь, если в экономическом смысле в стране все в порядке. А это не так. Если власть не справится с экономическими неурядицами, то расчистится поле для будущего социального протеста. А социальный протест в России называется революцией. Он в иных формах у нас не проистекает никогда. И не может проистечь, потому что у него нет политически организованной формы. Зато есть формы более серьезные.

— Какие именно?

— Людям, которые поднимаются на социальный протест, политические права не нужны. Им бессмысленно предлагать политические реформы. Их интересует смена элит физическим путем. И вот это серьезная вещь для России. Она несерьезна в условиях социально-экономической и политической стабильности, а стабильность у нас завязана на совершенно определенные ограничения, главными из которых, к нашему позору, являются цены на энергоносители. Если вы их держать не можете, то тогда ждите.

Я абсолютно брезгливо отношусь к нынешнему протестному циклу, начиная от его участников и кончая организаторами, потому что это ни о чем. Потому что это никак не связано с реальными проблемами страны. Это как пена в супе. Ее снимают шумовкой, и на качество супа она не влияет. Это не проблема. А есть проблемы действительно серьезные. Их решит либо власть, либо кто-то другой. Я, безусловно, считаю приоритетным и гуманным, чтобы эти проблемы решила власть.