5

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

5

«Суд выносит приговор — мы перевоспитываем» — гласит плакат у входа на территорию тюрьмы в Форт-Блиссе. В наставлении сухопутных войск проводится аналогичная мысль. «Исправительные учреждения обязаны создать атмосферу, благоприятствующую перевоспитанию заключённых. Очень важно, чтобы, покидая это учреждение, человек был менее озлоблен, чем до поступления сюда». И всё же факт остаётся фактом, что нет такой военной тюрьмы, которая перевоспитывала бы заключённых. Вместо уменьшения озлобленности заключённые выходят из тюрьмы ещё большими противниками военной системы в частности и всего нашего строя в целом.

Существуют две основные причины, по которым от военных тюрем нельзя ожидать выполнения воспитательных функций. Во-первых, лишь немногие из заключённых поддаются перевоспитанию в военном смысле этого слова даже при самых лучших условиях. Во-вторых, сам характер тюрем практически исключает возможность сколько-нибудь плодотворной воспитательной работы.

Каков же состав заключённых военных тюрем? В связи с судебными процессами, проходившими по делам мятежников в тюрьме «Пресидио», командование сухопутных войск создало комиссию из видных гражданских специалистов по уголовному праву для изучения существующей системы военных исправительных учреждений. Эта комиссия провела демографическое исследование военных тюрем и сделала ряд интересных выводов.

Комиссия, во-первых, установила, что большинство заключённых в тюрьмах сухопутных войск составляют молодые люди. Средний возраст заключённых —19 лет, то есть несколько ниже общего среднего возрастного уровня рядового состава сухопутных войск (20 лет), Разница в один год не столь важна, как тот факт, что среди людей этого возраста неизбежно встречается много незрелых, не обладающих жизненным опытом, легко возбудимых и не способных приспособиться к армейским условиям жизни молодых парней.

Во-вторых, комиссия отметила, что, хотя большинство рядовых солдат сухопутных войск составляют люди, призванные на военную службу по закону о воинской повинности, почти 60 процентов заключённых военных тюрем относится к числу добровольцев. «Вопреки распространённому мнению, что большинство заключённых, которые осуждены за самовольные отлучки, составляют люди, призванные на военную службу по закону о воинской повинности, естественно не испытывающие желания служить или являющиеся вообще противниками военной службы, 64 процента заключённых принадлежат к числу добровольцев. Однако не все добровольцы поступили на службу потому, что хотели быть кадровыми военнослужащими. У некоторых не было работы, и решение добровольно поступить на военную службу они приняли под давлением своей семьи. Другие оказались не в ладах с законом, совершили уголовные преступления и по рекомендации суда добровольно поступили на военную службу, чтобы избежать наказания».

В-третьих, комиссия установила, что многие заключённые были «абсолютно непригодны для военной службы». Большинство таких заключённых содержалось в карцерах. Они становились нарушителями дисциплины из-за душевной неуравновешенности, которая не позволяла им переносить трудности воинской службы вообще и соблюдать другие тюремные порядки в частности. В этой категории заключённых были и добровольцы, и призванные на службу по закону о воинской повинности. «Комиссия сознаёт, что некоторые местные призывные пункты, стараясь выполнить назначенную им квоту, призывали на военную службу молодых людей, имеющих физические недостатки или отличающихся такими чертами характера и личными качествами, при которых они были обречёнными неудачниками на военной службе».

В-четвёртых, комиссия отметила, что подавляющее большинство заключённых (80-90 процентов) были осуждены за самовольные отлучки. «Только 5,1 процента заключённых осуждены за проступки, которые рассматриваются гражданскими судами как уголовное преступление (убийство, изнасилование, грабёж, кража и т. п.)». Чаще всего самовольные отлучки совершались молодыми, незрелыми солдатами, которым «хотелось быть уволенными с военной службы „с почётом“, но которые уходили в самовольную отлучку „от скуки, испытывая усталость или желание повидаться с любимой девушкой, молодой женой, престарелыми или больными родителями, а также из-за финансовых дел и обычной неспособности решить две проблемы, с которыми они мало сталкивались до поступления на военную службу, — женщины и вино“.

В-пятых, комиссия отметила наличие среди заключённых военных тюрем значительного числа бывших участников войны во Вьетнаме. Это — солдаты, завершившие свой срок службы во Вьетнаме с неплохой характеристикой, но не сумевшие приспособиться «к совершенно иному воинскому порядку в гарнизонах на территории США».

Ещё одна группа заключённых — это те, кто является противниками войны во Вьетнаме. «Эти люди часто подвергаются дисциплинарной изоляции, потому что не выполняют воинские уставы и умышленно совершают проступки, связанные с отказом выполнить приказ старшего начальника. Эти заключённые нередко совершают попытки самоубийства, устраивают голодовки.

Многие из заключённых — противников войны и военной службы — фанатичны в своих убеждениях и действиях. Они умело воздействуют на менее активных заключённых и изощряются в изыскании способов досадить тюремному персоналу и командованию гарнизона. Некоторые из этих заключённых утверждают, что действуют исходя из своих моральных принципов».

Очень большой процент заключённых попадает в тюрьмы за неоднократные дисциплинарные проступки. Это — молодые люди, совершавшие самовольные отлучки не раз и не два, а систематически. Значительную долю (48 процентов) заключённых составляют лица, дела которых ещё не рассматривались судами.

Из этих наблюдений вытекает несколько очевидных выводов. Во-первых, абсолютное большинство заключённых не являются закоренелыми преступниками, которые, будучи на свободе, стали бы совершать убийства, грабежи и насилия. Так или иначе, они не представляют угрозы жизни и собственности американских граждан. Конечно, среди заключённых есть молодые люди, которые в прошлом совершали правонарушения, но большинство из них не хочет ничего другого, как найти работу, обеспечивать свою семью, жить, как живут другие граждане.

Далее. Несправедливо, да и почти бесполезно, держать за решёткой молодых людей, единственное преступление которых состоит в непригодности к военной службе. Несправедливость такого наказания очевидна в свете того факта, что миллионы молодых людей, не вступивших добровольно или не призванных на военную службу, свободны от какой-либо воинской повинности. Заключённые военных тюрем, непригодные к военной службе, должны быть освобождены и уволены немедленно.

Совершенно очевидно, что большинство заключённых военных тюрем не поддаются мерам перевоспитания, проводимым командованием вооружённых сил. Если молодой человек уходит в самовольную отлучку систематически, несмотря на наказания, значит, он морально непригоден к службе в вооружённых силах.

Более того, противников войны во Вьетнаме, которые, по сути дела, заключаются в тюрьмы как политические преступники, никогда не удаётся перевоспитать путём лишения свободы. Их противодействие военным властям вполне понятно, особенно если учесть, что они подвергаются тюремному заключению за свои взгляды. Если бы правила освобождения от воинской повинности по политическим и религиозным мотивам были более разумны, то, вместо того чтобы служить обузой для военного командования, такие люди могли бы принести больше пользы обществу.

Что касается людей, которые уже побывали в Индокитае и выполнили все законные требования к ним со стороны правительства, то трудно найти какое-либо оправдание тому, что их лишают свободы.

Если характер заключённых военных тюрем уменьшает вероятность их перевоспитания, то характер самих тюрем практически исключает всякую возможность перевоспитания людей.

Все без исключения тюрьмы оказывают гнетущее действие на психику человека. Тюремный персонал комплектуется из молодых, неопытных солдат, только что вернувшихся с военных полей в Индокитае, где, по словам одного военного психиатра, «люди проходят „барьер убийцы“ и готовы к бесчеловечному и грубому отношению к солдатам, нарушившим дисциплину и воинский порядок».

В немногих военных тюрьмах заключённым предоставляется возможность учиться, повышать свой общеобразовательный уровень. Большую часть времени, когда заключённые не заняты работой или военной подготовкой, они не находят себе дел и лишь размышляют над тем, как бежать из тюрьмы или досадить своим попечителям. Зачастую пребывание в тюрьме ведёт к новому нарушению дисциплины и заключению в тюрьму или удлинению сроков наказания, если заключённый вступил в драку со своими товарищами или со стражником тюрьмы.

Когда люди лишены свободы и их человеческое достоинство растоптано, то от человека трудно ожидать чего-либо иного, кроме озлобления. Утверждение Карла Меннингера о воздействии тюремного заключения на человека ещё более справедливо, если речь идёт о военных тюрьмах. «Мне кажется, —писал Менкингер в книге „Преступность наказания“, — что преступления, совершенные всеми осуждёнными к тюремному заключению, неравнозначны по величине ущерба обществу с преступлениями, совершенными по отношению к заключённым». Что касается заключённых военных тюрем, то многие преступления по отношению к ним можно классифицировать как бесчеловечное и жестокое наказание. Преступность действий, совершаемых в отношении военнослужащих, подтверждается тем фактом, что примерно 60 процентов заключённых содержится в тюрьме ещё до рассмотрения дела судом. Конечно, дела большинства этих людей стечением времени рассматриваются судами и по ним выносятся надлежащие приговоры. Однако люди ещё до суда подвергаются таким же лишениям, такому же бесчеловечному отношению, как приговорённые судом преступники, и время, проведённое ими в заключении до суда, не засчитывается ни при отбытии наказания, ни при исчислении общей продолжительности военной службы.

Помимо всего прочего, солдата заключить в тюрьму очень просто. Не существует ни камер предварительного заключения, ни права освобождения под залог. Командиру части достаточно только заподозрить подчинённого в совершении преступления, чтобы приказать отправить его в тюрьму. Недели и месяцы, проведённые без суда в тюрьме, просто вычёркиваются из жизни человека.

В двух военных тюрьмах с заключёнными обращаются несколько лучше, чем во всех остальных, — в дисциплинарных бараках Форт-Ливенуорта и исправительно-учебном лагере в Форт-Райли. Тюрьма в Форт-Ливенуорте имеет недостатки, присущие всем исправительным учреждениям, но здесь хоть организовано трудовое воспитание заключённых.

Исправительно-учебный лагерь представляет собой несколько иное учреждение. Он был создан командованием сухопутных войск, чтобы доказать возможность перевоспитания солдат, систематически совершающих самовольные отлучки. Путём повторения курса обучения новобранцев, «справедливого» отношения персонала лагеря к «курсантам» администрации лагеря удаётся добиться того, что около половины «воспитанников» возвращаются в части сухопутных войск.

Исправительно-учебный лагерь представляет собой, несомненно, шаг вперёд в системе исправительных учреждений вооружённых сил. Однако следует признать, что его деятельность только в ограниченном смысле может считаться воспитательной. Администрация лагеря исходит из предположения, что только заключённый виноват в том, что не смог приспособиться к армейской жизни. Возможность того, что существуют недостатки и пороки в самой военной системе, не принимается во внимание.

Вопреки частым утверждениям администрации лагеря, что она помогает «курсантам» в решении возникших перед ними проблем, главная цель администрации состоит в возвращении как можно большего числа «курсантов» в части сухопутных войск, а не в заботе о «курсантах». В лагере думают прежде всего о том, как сделать из «курсанта» солдата, а не семьянина или квалифицированного рабочего. Конечно, иногда эти цели совпадают и пребывание на военной службе приносит пользу бывшему заключённому. В этом случае можно сказать, что исправительно-учебный лагерь выполняет воспитательные функции. Но если продолжение военной службы только усиливает озлобление и страдания выпускника лагеря, то ни о какой воспитательной функции лагеря не может быть и речи. В этом случае принудительное обучение в лагере равнозначно тюремному заключению.

Все сказанное выше позволяет перейти к рассмотрению последнего вопроса. А что, если целью военных тюрем вовсе не является перевоспитание заключённых, как об этом говорится в наставлениях? Что, если их действительная функция состоит в нагнетании страха, чтобы показать солдатам, что их ждёт за невыполнение своей роли пешек? Если это так — а факты во многом подтверждают подобный вывод, —то вопрос о военных тюрьмах нужно рассматривать под другим углом зрения.

Если военные тюрьмы имеют главной целью запугать солдат, то тюрьма должна пользоваться страшной репутацией и оправдывать её. Солдаты должны размещаться в неблагоустроенных помещениях, и режим должен быть бесчеловечно строгим, гораздо хуже, чем условия на поле боя где-то в далёкой стране. Чем слабее воздействие таких моральных факторов, как патриотизм, вера в правоту дела, тем больше необходимость в устрашающем ответе на вопрос солдата: «Что будет, если я не подчинюсь?»

Многие согласятся, что, как бы неприятно ни было добиваться повиновения под страхом наказания, иногда это необходимо и законно. Например, абсолютное большинство граждан США считали вторую мировую войну, в отличие от многих других войн, в которых участвовали США, войной справедливой и понимали необходимость добиваться победы в ней. Поэтому были вполне оправданны угрозы наказания за невыполнение солдатского долга. И эти угрозы не оставались только Угрозами. Военные тюрьмы были так же переполнены, как сейчас. Приговоры были исключительно суровыми: за самовольную отлучку виновный приговаривался к 3-4 годам лишения свободы. 49 военнослужащих были приговорены за дезертирство к смертной казни, а в отношении одного из них, рядового Эдди Словика, приговор был приведён в исполнение.

Однако очень часто тюремное заключение как средство воспитания солдат не только неправильно, но и незаконно. Если страна не подвергается нападению и не существует такой угрозы, если не подвергается нападению ближайший союзник и если не объявлена война, то как же оправдать заключение в тюрьму сотен молодых, не имеющих жизненного опыта и устоявшихся взглядов людей во имя того, чтобы под страхом наказания заставить других идти воевать? Как оправдать заключение наших граждан в карцер за их политические взгляды или моральные устои? Если средства наказания вызывают отвращение, то следует повнимательней присмотреться к целям политики. Если есть сомнения в законности этих целей, то невозможно оправдать и средства их достижения.

Если считать, что заключение в тюрьму за нарушение воинской дисциплины, чтобы под страхом наказания заставить других солдат идти воевать, иногда оправданно, то возникает вопрос: как же установить, когда это можно делать, а когда нельзя? В юриспруденции существует принцип, согласно которому наказание должно по строгости соответствовать серьёзности преступления, которая определяется с учётом обстоятельств и времени его совершения. Военная юриспруденция этот принцип признает. Согласно Единому военно-судебному кодексу определённые преступления, особенно дезертирство и умышленное неповиновение старшему начальнику, могут наказываться смертным приговором в военное, но не в мирное время. В кодексе говорится, что смертный приговор за подобные преступления может быть вынесен судом военного трибунала только после официального объявления войны.

Нам представляется, что, помимо дифференциации обстоятельств, допускающих вынесение смертного приговора, необходимо строго определить, когда допускается тюремное заключение как мера наказания. В нынешних обстоятельствах, когда ведётся агрессивная необъявленная война, самовольные отлучки и дезертирство не являются таким серьёзным или общественно опасным преступлением, которое создавало бы угрозу национальной безопасности, что за совершение подобных преступлений человек может быть наказан заключением в тюрьму. Разграничение наказаний за преступления, совершенные во время оборонительной войны и при других обстоятельствах, позволило бы создать гуманную, действительно воспитательную систему военных исправительных учреждений. Все заключённые военных тюрем, кроме действительных преступников, были бы освобождены.