Николай Переяслов О СОПЕРНИКАХ «ГОСПОДИНА ГЕКСОГЕНА»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Николай Переяслов О СОПЕРНИКАХ «ГОСПОДИНА ГЕКСОГЕНА»

В этом году мне привелось быть членом Большого Жюри премии "Национальный бестселлер", на которую выдвигалось сразу несколько десятков лучших, с точки зрения их номинаторов, произведений современных авторов. В начале апреля был определен победитель первого тура, которым при явном преимуществе стал роман Александра Проханова "Господин Гексоген", набравший 16 баллов (тогда как у ближайшего к нему конкурента — только 7). Отклики на этот действительно очень сильный русский роман уже публиковались в различных газетах и думается, читателям "Дня литературы" будет теперь небезынтересно узнать также и о тех произведениях, которые пытались составить ему конкуренцию (по крайней мере — хотя бы о некоторой части из них). Для тех, кто читал "Господин Гексоген", будет особенно очевидна мелкость большинства соперничавших с ним сочинителей, рассчитывавших на дешевом эпатаже выскочить в литературные лидеры сразу всей нации. Увы, такие номера сегодня уже не проходят. Чтобы получать по 16 баллов против 7, нужно быть не только талантом, но еще и мужчиной, не боящимся обжечь руки о самые горячие темы российской действительности. А не сочинять по заезженным схемам расхожие детективчики или хвастаться, как пацаны в школьной уборной, своими сексуальными похождениями да знанием матерщины...

1. КИМ and РУШДИ В ОДНОМ ФЛАКОНЕ

(О романе Дмитрия Липскерова "Родичи")

География мест действия липскеровского романа довольно пестра и широкомасштабна — здесь тебе и заснеженная зимняя Чукотка, и проданная когда-то американцам Аляска, и жаркая африканская пустыня с ее песками, и российский городок Бологое, и матушка Москва с ее знаменитым Большим театром. Время действия — в основном сегодняшнее, хотя есть один эпизод с неизвестно как перенесшимся во времена Иакова и Марии (и в пески северной Африки) белым медведем, которого несколькими десятками страниц ранее малышом подобрал во льдах русского севера уже в наши дни главный герой романа чукча Ягердышка. Хотя действительно ли он главный?.. Да и вообще — нужна ли была в романе сюжетная линия, повествующая о его женитьбе на эскимоске Укле, хождении на Аляску и возвращении домой через Москву?.. Или несколько других линий — о рождении Марией ребенка от белого медведя, о крушении странного вагона с палладиевыми колесами, о воскресающем альбиносе Михайлове и так далее?..

Любопытные (и неплохо читающиеся) сами по себе, все эти линии как-то очень слабо пересекаются друг с другом и не образуют того художественного целого, которое должно было бы работать на раскрытие романной идеи. Практически каждое из русел сюжета живет своей собственной жизнью, и если они каким-то образом и пристыкованы друг к другу, то в основе таких пристыковок лежит вовсе не логика развития романного действия, а единственно — одна только авторская воля.

На первый взгляд, роман замахивается на постижение неразрывной связи сразу между несколькими мирами — между земным и горним, из которого в жизнь Ягердышки то и дело вторгаются духи погибших братьев Кола и Бала, которые бьют ему морду; между реальным и мифологическим, откуда к железнодорожному полотну под Бологое прибегает злобный потомок рожденного Марией от медведя существа по имени Арококо; а также между миром живых и миром мертвых, который несколько раз пытается покинуть загадочный студент-олигофрен-балерон Михайлов, являющийся одновременно еще и кем-то из того же мифологического мира, откуда появился в лесах под Бологим странный лохматый тип Арококо.

В романе много непонятных моментов, которые так и остались до конца не объясненными. Да, честно говоря, необъясненным в романе осталось практически ВСЁ, и это ВСЁ к последним страницам еще и замкнулось в некое сюжетное кольцо, как бы намекая на необходимость повторного прочтения.

Нечто подобное когда-то уже было продемонстрировано в романе Анатолия Кима "Белка", где так же, как в "Родичах", мертвые возвращались после своей смерти в мир живых, животные соединялись с людьми, времена заезжали одно в другое, а религии перепутывались в некий сложный клубок верований. К сожалению, вопрос с художественным переосмыслением различных вер — это одна из самых непростых и "взрывоопасных" тем в литературе, и обращаться с ней нужно очень и очень осторожно. У Дмитрия же Липскерова такого осторожного подхода хватает, похоже, далеко не всегда, и в некоторых случаях создаваемые им переклички с текстами Священного Писания (да и вообще его вторжения в область народных верований) балансируют на той тонкой границе, за переход которой Салману Рушди был в свое время вынесен смертный приговор исламистами. Потому что и Коран и Библия — это вовсе не те книги, на которых стоит упражняться в искусстве сотворения пародий. Даже, казалось бы, самых безобидных...

2. СЛИШКОМ ВЕЛИКИЙ ПОЛДЕНЬ...

(О романе Сергея Морозова [Магомета] "Великий Полдень")

Есть у английского писателя Уильяма Голдинга широко известный роман-притча "Повелитель мух", в котором рассказывается о том, как попавшие в результате авиакатастрофы на необитаемый остров дети, оправившись от страха, начинают организовывать свою жизнь, добывая пищу охотой и рыбалкой и при этом подсознательно повторяя все самые жестокие человеческие законы, подмеченные ими в мире взрослых. Очень быстро у них появляется свой малолетний, но не по-детски циничный и расчетливый "вождь", которого тут же окружают верные слуги, подхалимы и прочие члены свиты, но появляются и конкуренты, с которыми команда "вождя" начинает борьбу не на жизнь, а на смерть...

Роман Сергея Морозова (Магомета) построен на несколько ином фундаменте, и хотя его главными героями тоже являются дети, они живут не на пустынном острове, а в хорошо обеспеченном цивилизованном мире (отец одного из ребят является ни много ни мало, как Президентом России), и затевают они свою "игру во взрослую жизнь" уже не по вине обстоятельств, а вполне осознанно. И выигрышем в этой "игре" должно стать совершение государственного переворота с целью оттеснения своих родителей (и вообще всех взрослых) от управления жизнью страны и захвата президентской власти в свои руки.

Подобная идея в литературе уже в общем-то тоже не нова — достаточно вспомнить довольно жестокую новеллу Стивена Кинга "Кукурузные дети", в которой изображается, как ребятишки одного из отдаленных американских городков устроили себе жизнь без взрослых, принося в жертву некоему кукурузному божеству каждого, кто достигает девятнадцатилетнего возраста.

Но если роман Уильяма Голдинга написан так, что от него невозможно оторваться, и если новеллу Стивена Кинга читаешь хоть и с холодной дрожью, но тоже на одном дыхании, то идея Сергея Морозова (Магомета) буквально-таки тонет в каких-то нескончаемых, имеющих очень отдаленное отношение к развитию сюжета диалогах и второстепенных, неимоверно засоряющих собой романное пространство деталях. По сути дела, 620-страничный роман Сергея Морозова (Магомета) "Великий Полдень" — это 600 страниц абсолютно фоновой, то есть почти не помогающей развитию сюжета, болтовни персонажей да обширных описаний всяких там побочных "декораций" и только 20 страниц — изложения реальной идеи и ее воплощения героями. Наверное, при каких-либо иных пропорциях это произведение могло бы и вправду обратить на себя внимание и широкого читателя, и российской критики. Наверное, при изрядном ужимании, сокращении и избавлении романа от массы перегружающих его диалогов и ненужных описаний он мог бы и на самом деле составить реальную конкуренцию другим претендентам на звание "Национального бестселлера". Но в том виде, в котором он есть сегодня, — это только 620 страниц скучнейшего чтива, домучивая которые до конца, ловишь себя на единственной горькой мысли: не напрасно ли оказались погубленными деревья, спиленные ради производства нескольких тонн бумаги, пошедшей на печатание этой толстенной книжищи?..

3. ПОСОБИЕ ДЛЯ НЕРАДИВЫХ СТУДЕНТОВ

(О романе Владимира Орлова "Бубновый валет")

Как признался в аннотации к своему роману сам автор, "призывая студентов семинара писать вещи детективные, исторические", он и сам отважился взяться за сочинение такого произведения, положив в основу его сюжета некую маячащую на протяжении всего повествования тайну. В двух словах она заключается в том, что редактор одной из крупных газет дарит главному герою старинную фарфоровую солонку из завещанного когда-то редакции сервиза, и уже получив этот неожиданный презент, имеющий на боку инвентарный номер "57", герой случайно узнаёт, что четверых, получивших ранее точно такие же подарки, "уже убили". Пытаясь разобраться в том, что же таит в себе эта странная солонка, он углубляется в историю, пишет диссертацию, уезжает в Сибирь, женится, возвращается в столицу, встречается со своими бывшими сослуживцами по газете, разговаривает, ест, пьет, занимается любовью и т.д, и т.п. — словом, ведет свою, интересную и важную для него лично, но рутинную и мало увлекательную для читателя жизнь, над поверхностью которой, точно голова Несси над знаменитым шотландским озером Лох-Несс, время от времени возносится та самая фарфоровая солонка с инвентарным номером "57".

К сожалению, удерживать читательское внимание на одной и той же теряющей свое значение детали очень и очень непросто, и где-то с середины книги солонка практически перестает таить в себе какую-либо тайну, ибо становится ясно, что никто никого не убивал и никакой детективной основы в романе нет, а эта дурацкая вещица используется автором как чисто искусственный прием подогрева читательского интереса к весьма скучному и несодержательному роману...

Кто знает, может быть, как пособие для студентов Литературного института (на тему, как сделать роман из ничего) это сочинение В.Орлова и будет иметь какое-то положительное значение, но рассчитывать на то, что оно станет настольной книгой для ВСЕРОССИЙСКОГО читателя, было бы более чем наивно.