Рулон бумаги туалетной

Рулон бумаги туалетной

Лев Котюков. Тайна вечности. Собрание избранных сочинений. Выпуск I. - М.: ИПО "У Никитских ворот", 2013. – 416 с. – 1000 экз.

Для меня всегда было загадкой, как на протяжении нескольких десятилетий успешно существуют дутые фигуры в искусстве: пишут книги, картины, снимают фильмы, получают массу всевозможных премий и званий. Они словно напускают вокруг себя неизвестной природы туман, одурманивающий читателя и слушателя.

Как отличить графомана от настоящего поэта?

Основных отличий пять.

Отсутствие собственного голоса, интонации. Активное использование штампов. Слабое версификационное мастерство. Тяготение к возвышенной лексике с использованием слов с большой буквы, таких как Свет, Душа, Путь, Судьба и т.д. И наконец – огромное самомнение, неадекватная оценка собственных способностей.

Конечно, могут быть различные вариации, какого-то из этих признаков может не наблюдаться или обнаружатся дополнительные, но в целом диагноз ясен.

Талант же совершенно необъясним. Это тайна. Его невозможно разъять на конкретные составляющие. Как бы дотошен и филологически подкован ни был литературовед, он всё равно, подробно разобрав лексические, стилистические и интонационные особенности автора, не может объяснить, откуда берётся катарсис и почему читатель над вымыслом слезами обливается.

В аннотации к книге Льва Котюкова заявлено, что «Тайна вечности» – уникальное, не имеющее аналогов, явление в русской литературе. Эта книга не рассчитана на массового читателя, эта книга для избранных». Там же Котюков назван выдающимся русским писателем, а его произведения высокохудожественными.

Разберёмся – так ли это.

Перед нами объёмистый сборник, который, как свидетельствуют выходные данные, является только первым томом «избранных» стихов. Прежде всего поражает «оригинальностью» название – «Тайна вечности». Да и названия стихов впечатляют: «Моя память», «Портрет души», «Холмы любви», «Сны грядущего», «Ангельский свет», «Крест человеческий», «Жребий» и т.п.

Слово «Бог» присутствует у Льва Котюкова практически в каждом стихотворении. А также обязательно с большой буквы Жизнь, Смерть, Душа, Небо, Земля, Огонь, Любовь. Ну и что же в этом плохого, спросите вы. Человек думает о вечном и пишет соответственно тоже о вечном. Да, но искусство в том, чтобы писать о вечном, не упоминая сто пятьдесят раз слово «вечность» и не рифмуя её с бесконечностью. Религиозность сама по себе отнюдь не гарантирует поэтического дара. Смотрится нелепо, когда в тексте с патетичным названием «Портрет души» звучат вот такие строки:

Тяжело душе в ночи бессветной.

Жутко на отшибе бытия.

Как рулон бумаги туалетной,

Рвано убывает жизнь моя.

Заметьте, написано на полном серьёзе. У Котюкова вообще всё очень серьёзно, и это, кстати, тоже настораживает. Человек, лишённый самоиронии, обычно отличается редким занудством.

Поэт охотно и без всякого стеснения пользуется штампами, как вещами из секонд-хенда: поношенные, но ничего, сойдёт. Главное же – великие мысли выразить, которые, увы, тоже совсем не новы.

Душа не знает смерти,

И смерть души не знает,

Но в смутной круговерти

Жизнь – душу забывает.

Рифмы радуют необычайной свежестью: смерти–круговерти, знает–забывает . Много в книге и других, столь же свежих: не лгу–не могу, розы–стрекозы, отказал–сказал, сказать–знать, меня–дня, меня–пня, свет–лет, краю–мою, душу–лужу, ничто–никто, раю–краю, вода–никогда, ночь–превозмочь, его–ничего, дети–свете, снег–навек, отчизне–жизни и т.д. Ну, и конечно, нельзя было обойтись без коронной кровь–любовь . Однако рифмовать ничто с никто – это чересчур даже для Льва Котюкова. Мэтр превзошёл самого себя.

А вот ещё чудная строфа:

Свет встаёт ледяною волною

Над околицей небытия[?]

Где ты, время моё молодое?!

Где ты, жизнь молодая моя?!

Оригинально, не правда ли? Кто только не сокрушался по поводу прошедшей молодости? Но у Котюкова за плечами целая жизнь, и он готов поделиться опытом:

Безнадёжно время принимаю,

Отличаю хряка от свиньи…

Возьмём для разбора конкретное стихотворение «Дым времён». Посмотрим, сколько в нём штампов, начиная с названия: «незримый огонь», «земная любовь» и тут же «любовь неземная», «пределы иные», «вечное имя», «кто ушёл молодым, тот остался навек молодым», «незримая тьма», «огненная бездна», «плеск светящихся ангельских крыл». И всё это только в одном стихотворении. А что уж говорить обо всей четырёхсотстраничной книге!

Одно из самых выдающихся стихотворений Льва Котюкова посвящено – цитирую (набрано крупными буквами, в несколько раз крупнее, чем стихотворение):

Моему заветному другу,

большому русскому поэту

Ивану Переверзину –

10 марта 2013 г.

Далее следует не менее выдающийся эпиграф: «Если бы тридцать лет назад мы сочиняли нынешние стихи, то вряд ли дожили до дней сегодняшних» .

Так и напрашивается вопрос: а что, тридцать лет назад графоманов расстреливали? Вешали? Пытали? Нет, раньше на них просто старались не обращать внимания и не печатать в приличных изданиях, а сейчас им раздолье – плати деньги, печатай что хочешь, называй себя и своих друзей великими русскими поэтами.

Не могу не процитировать и само стихотворение, так сказать, послание – одного великого поэта другому:

Мой друг заветный, мы с тобой –

Во тьме зашли за край,

Где в ад дороги – ни одной,

Одна дорога – в рай.

Вовек не повторимся мы, –

Сумев себя прозреть…

Но путь единственный – из тьмы

Во тьме не разглядеть.

То, что Котюков с Переверзиным держат путь в рай – это их личное дело, а вот то, что они «вовек не повторятся» – может, и к лучшему. Жаль, что не повторятся действительно великие русские поэты : Блок, Гумилёв, Есенин, Маяковский, Цветаева… Наверное, они не планировали попасть в рай, не сочиняли томами графоманские стихи, а потому не дожили до благородных седин и не наполучали кучу премий. Но дело даже не в продолжительности жизни и не в трагическом уходе, речь идёт исключительно о качестве стихов. Последний из перечисленных выше признаков графоманского письма налицо (тоже, кстати, касается и «заветного друга» Льва Котюкова Ивана Переверзина) – огромное самомнение, неадекватная оценка собственных способностей. Разве может кто-то в здравом уме и трезвой памяти назвать Переверзина великим русским поэтом! Ясно, что себя Лев Котюков считает уж точно не менее великим.

А главное – даже не в этом. Есть настоящие продукты, со вкусом, запахом и витаминами, и есть ГМО. Отличить их иногда трудно, но всё же возможно. Отличить подлинную поэзию от графоманского суррогата тоже возможно – нужно только внимательно читать, а туалетную бумагу использовать строго по назначению.

Сергей СОБАКИН

Теги: современная литература