Взять Бастилию для бедных
Взять Бастилию для бедных
Взять Бастилию для бедных
ЧАРЛЗ ДИККЕНС - 200
Диккенс относился к числу людей, над которыми воспоминания детства сохраняют особую власть. Мы берём в руки один его роман за другим, и в них снова и снова оживает трагическое для него время. Став писателем, он сосредоточил всю силу сострадания на образе гонимого судьбой ребёнка, а всю ненависть и отвращение, на которые был способен, обрушил на головы мучителей детей. Иные критики даже упрекали его в некой социальной "инфантильности", утверждая, что сам он "так по-настоящему и не повзрослел". Они, пожалуй, правы, но только в том смысле, что Чарлз Диккенс никогда не относился к миру детства с высокомерием взрослого. Более того: он вёл отсчёт людских страданий с позиции детей и бедняков. Их положение было той меркой, с которой он судил об окружающем мире, и никто и никогда не смог бы его убедить, что общество благополучно и здраво, если есть в нём дети, страдающие от голода, холода и непосильной работы.
Когда был опубликован его роман "Посмертные записки Пиквикского клуба", старый учитель мистер Джайлс прислал Диккенсу табакерку с надписью "Неподражаемому Бозу" ("Очерки Боза" - так называлась первая книга писателя). Чарлз Диккенс был действительно неподражаем. Богатейшее воображение и мощный реализм органично сочетались у него с удивительным даром сочувствия. Он страдает вместе с Оливером Твистом, родившимся в "Бастилии для бедных" - работном доме; с Дэвидом Копперфилдом, которого тиранит садист-отчим; с маленькой служанкой по прозвищу Маркиза, которую хозяйка морит голодом. Он знает, как несчастны дети, лишённые родительской любви, например, Флоренс Домби, не угодившая отцу тем, что она девочка, а значит, её жизнь не имеет никакой коммерческой ценности. Когда умирает маленький Поль, его "Сын и Наследник", мистер Домби в ненависти поднимает руку на дочь - лучше бы умерла она! И Диккенс гневно предупреждает: он горько раскается "в грядущие годы". Грозное это предупреждение когда-то глубоко взволновало мальчика Володю Короленко, ставшего потом одним из самых добрых русских писателей: "Я стоял с книгой в руках, ошеломлённый и потрясённый и[?] криком девушки, и вспышкой гнева и отчаяния самого автора[?] И я повторял за ним с ненавистью и жаждой мщения: да, да, да! Он припомнит, непременно припомнит это в грядущие годы[?]" Мы знаем, что мистер Домби горько пожалел о своей былой жестокости, но тогда уже невозможно было "переделать судьбу".
В романах Диккенса немало детей и подростков, испорченных нищетой, варварским обращением, плохим воспитанием (или отсутствием его). Таковы Ловкий Плут ("Оливер Твист"), Роб-Точильщик ("Домби и Сын"), Депутат (неоконченный роман "Тайна Эдвина Друда"), и Диккенс никогда не упустит возможности осудить скверное общественное устройство и его губительное влияние на судьбы детей. Однако детство всегда интересовало Диккенса не только как социальная проблема. Одним из первых реалистов он рассказал читателю о мире детской души, о психологии подростка.
И ещё одно: с феноменом "детства" в творчестве Диккенса (а он распознаёт это "детское начало" и в душах взрослых) неразрывно связана такая характерная черта, как чудаковатость. Окружающие зовут мальчика Поля Домби, не умеющего лгать, хитрить и притворяться, "чудаковатым ребёнком". Но чудаковаты в той или иной мере все положительные герои Диккенса. Чудак у него - тот, кто в холодном, враждебном, "безумном" мире умеет сохранить добрую душу. Он, говоря словами Достоевского, тоже изобразившего своего "чудака" в Алёше Карамазове, "сердцевина целого, которое теперь разобщено".
Майя ТУГУШЕВА