Ода к радости / Общество и наука / Наше вс

Ода к радости / Общество и наука / Наше вс

Ода к радости

/  Общество и наука /  Наше вс

Откуда пошла идея единой Европы и почему Россия в итоге осталась от нее в стороне

Реалии и перспективы единой Европы продолжают будоражить умы и карманы политиков и обывателей. Дискуссиям о том, каким должен быть наш континент во всех ипостасях бытия, несть числа. И парадокс в том, что нынешние европейцы мало что придумали нового, расчерчивая векторы развития «общего европейского дома». Если не все, то многое было изобретено и разработано до нас — на Венском конгрессе, состоявшемся в сентябре 1814-го — июне 1815 года. О прообразе единой Европы, рождавшейся в те далекие дни, «Итогам» рассказывает заместитель декана исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова кандидат исторических наук Алексей Власов.

— Алексей Викторович, конгресс в Вене длился почти год. Трудно поверить, что все это время ведущие политики континента тяжко работали, рисуя эскиз новой Европы. Крылатыми стали слова австрийского дипломата князя де Линя: «Конгресс танцует, но не движется вперед». И правда: каждый вечер в имперской австрийской столице давались балы и маскарады, закатывались званые вечера и театральные представления...

— Это великолепие ничуть не уменьшало напряжения, царившего на конгрессе с первого до последнего дня его работы. Новый европейский порядок рождался в муках. Только что закончились затяжные наполеоновские войны. Венскому конгрессу предстояло зафиксировать систему европейских отношений после победы над Бонапартом. Резкие расхождения между еще недавними союзниками мешали продуктивному диалогу. Впрочем, противоречия эти выявились еще до начала переговоров. На протяжении кровопролитных боев 1813 и 1814 годов Австрия неоднократно шантажировала Россию своим возможным выходом из коалиции. Без конца интриговала против нашей страны и Великобритания, со страхом взиравшая на рост военного могущества России. И тем не менее именно русский офицер Михаил Орлов принял капитуляцию Парижа и спас французскую столицу от уничтожения, как приказал Наполеон...

То же самое антирусское мельтешение продолжалось и в Вене. 3 января 1815 года Великобритания, Австрия и Франция подписали тайный договор. По нему в конце марта должна была начаться новая война Европы с Россией. Уже и главнокомандующего объединенной армией назначили — австрийского князя Карла Шварценберга, наполеоновского генералиссимуса, ходившего на Москву. Тут же к договору поспешили примкнуть более мелкие страны: Бавария, Нидерланды, карманные немецкие государства... Зашевелились Швеция и Турция, готовые подняться против России. В который раз было забыто, что именно она вынесла основные тяготы борьбы с Бонапартом, заплатив за победу над захватчиком сотнями тысяч жизней.

— Чем не блок НАТО в патриархальном варианте!

— Вчерашние партнеры готовы были повернуть штыки против армии Александра I, если бы император продолжал настаивать на выдвинутых им территориальных требованиях. Самым важным для России был польский вопрос. Поляки активно участвовали в нападении Наполеона на нашу страну, которое они назвали «великим польским походом». Александр добивался передачи России всей территории Великого герцогства Варшавского. Хотел царь и примерного наказания Саксонии, остававшейся верным союзником Наполеона дольше других его сателлитов. Кроме того, именно под эгидой саксонского короля находилось Великое герцогство Варшавское в период после Тильзитского мира и непосредственно до Венского конгресса. Такое не прощается... Идеальным вариантом сценария для Александра виделось объединение польских земель под руководством России. Но этого не получилось. Часть Польши отошла Пруссии, часть — Австрии. Поляки не случайно назвали этот процесс «четвертым разделом Польши».

— Мне кажется, что и этого не произошло бы, если бы не возвращение Наполеона с Эльбы и сто дней его реставрации, ввергнувшей Европу в ужас и заставившей союзников забыть о многочисленных противоречиях.

— Вполне возможно. Наполеон нашел текст антироссийской конвенции, брошенный французским королем Людовиком XVIII при его паническом бегстве из Парижа, и переслал этот документ по доверенным каналам Александру. Царь был в бешенстве, он не ожидал такого предательства, несмотря на давнишние предостережения Михаила Кутузова. Он потребовал объяснений от Клеменса Меттерниха, главы австрийской дипломатии, а потом сменил гнев на милость. Справедливо посчитал: «Или Наполеон, или я!»

«Забудем это», — обратился царь к Меттерниху. Однако понятно, что ни тот ни другой об этом не забыли. Только благодаря конструктивной позиции России удалось тогда сформировать Седьмую антинаполеоновскую коалицию, которая окончательно разгромила Бонапарта при Ватерлоо. Еще больше ставки были на Венском конгрессе: необходимо было создать политическую систему, которая бы гарантировала Европе мир и безопасность, а заодно и служила препятствием революциям и национально-освободительным движениям. Иными словами, русский царь был душой Венского конгресса, Александр определял судьбы народов и государств. Кстати, для справки: в Венском конгрессе участвовали 216 представителей европейских стран.

— Как долго просуществовала Венская система европейской безопасности?

— Одни исследователи считают, что до Крымской войны, до 1856 года. Другие — что аж до Первой мировой войны. В начальные годы своего существования такая система стала инструментом гегемонии России на континенте. В Вене определили западные рубежи России, которые на протяжении всего века оставались незыблемыми и — что немаловажно — мирными. Вплоть до Первой мировой. Сокровенной идеей Александра было сделать Россию «христианским арбитром» Европы. Моральным арбитром, управляющим «европейским концертом».

— Что за странный термин?

— Так назвали новое явление в истории международных отношений. А именно — политику основных держав Европы, направленную на мирное разрешение противоречий между собой, на коллективное решение спорных проблем. Подразумевалось, что ни одна страна не должна теперь доводить свои конфликты с другими государствами до войны. Все спорные проблемы, касающиеся даже третьих стран, должны решаться на базе договоренностей между основными европейскими державами. Кстати, термин «великая держава», столь часто употребляемый сегодня, появился на свет как раз на Венском конгрессе. Систему власти, сложившуюся в ходе его, не случайно назвали пентархией. То есть властью пяти государств: России, Великобритании, Австрии, Пруссии и Франции. Последнюю включили в «клуб избранных» стараниями Шарля Мориса де Талейрана, профессионального интригана и главы французской дипломатии. До 1818 года во Франции, низведенной до границ 1792 года, еще до революционных войн, стояли оккупационные войска, в том числе и русские.

— Кроме того, происходившее тогда в Европе было названо «заговором монархов».

— Это, на мой взгляд, в большей степени относится к Священному союзу, созданному по инициативе Александра I для объединения монархов России, Австрии и Пруссии. Политический порядок Европы царь видел на основе единой христианской цивилизации. Народы континента в самых разных регионах стремились к созданию национальных государств, а российский монарх мыслил о единой Европе. Ему это вовсе не казалось утопией. Правда, в акте о Священном союзе, написанном лично Александром, обязательства европейских монархов формулировались весьма своеобразно: «Почитать всем себя как бы членами единого народа под именем христианской нации, поелику три союзных государя почитают себя аки поставленными от провидения для управления...» Впоследствии к Священному союзу присоединилось большинство европейских государств.

— А были ли страны, которые воздержались от тогдашнего «европейского строительства»?

— Великобритания формально не вошла в союз, но при этом лет двадцать участвовала в его деятельности. Не приняли в Священный союз христианских государств и мусульманскую Турцию. Точнее — Османскую империю. А главными формами регулирования международным сотрудничеством стали конгрессы Священного союза, последовавшие после Венского конгресса. Первый состоялся 1818 году в Аахене, по-французски — Экс-ла-Шапеле. На этом, говоря современным языком, саммите отказались от дальнейшей оккупации Франции и окончательно признали ее великой державой. В конце 1820-го — начале 1821 года состоялся так называемый сдвоенный конгресс. Поначалу Священный союз работал в Троппау (нынешняя чешская Опава), а завершился в Лайбахе (Любляна). Третий конгресс прошел в 1822 году в Вероне... Больше конгрессы Священного союза не проводились. Главной формой взаимодействия крупнейших европейских государств сделались конференции руководителей национальных дипломатий или другие международные мероприятия, созываемые по какому-то концертному поводу.

— И главным инструментом управления Европой стали военные интервенции...

— Еще Наполеон решил задачу управления континента с помощью силы. Ведь при нем Европа была объединена под эгидой Великой армии, где только сорок процентов составляли французы. Бонапарт создал единую Европу без ее династического объединения, что произошло к концу девятнадцатого века. Унифицировал законодательство на основе кодекса Наполеона, расставил на ключевые посты своих родственников и друзей. Этот опыт, кстати, участники Венского конгресса собирались частично сохранить. Так, Иоахима Мюрата, наполеоновского маршала и короля Неаполитанского, до ста дней второго пришествия Наполеона и не думали смещать.

Если же говорить об интервенциях, ставших нормой, то они лишь инструмент управления европейскими вооруженными силами, созданными для подавления революционных выступлений. Вспыхивает революция в Испании в 1820 году, о чем европейские монархи узнают, будучи в Троппау, — и на Пиренеи направляется стотысячная французская армия, которая выжигает инсургентов каленым железом. Начинается революция в Венгрии в 1848—1849 годах — и на Будапешт бросается русский экспедиционный корпус Ивана Паскевича...

— Неспроста Александра I либеральные современники назвали кочующим деспотом, а его младший брат Николай I заслужил репутацию жандарма Европы. Кажется, тогда же в Европе заговорили и о «русской опасности».

— Непобедимая на поле брани, Россия терпела одно поражение за другим в дипломатических баталиях. Современники вспоминают, что Александр I вернулся из Вены в Санкт-Петербург в подавленном настроении. Он, видимо, понимал, что тот максимум, который Россия могла бы получить как главная победительница Наполеона, так и не был достигнут. По большинству обсуждавшихся вопросов русский царь был в Вене против всех, а европейцы выступали против России единым фронтом. Союзничество оказалось не более чем словом. Все призывы Александра, «самодержца народа христианского», охранять христианскую веру, а значит, и европейский мир воспринимались в прагматической Европе весьма упрощенно. В европейских столицах Александра — «нового Агамемнона, царя царей» — воспринимали как византийца, прикрывавшегося красивой риторикой для камуфляжа истинных агрессивных намерений «русского медведя». Показательна первоначальная реакция Меттерниха на акт Священного союза. Австриец, бесконечно далекий от александровского мистицизма, назвал этот документ пустым и трескучим. Россия в глазах европейской политической элиты оставалась чужаком, варварской страной. В критических моментах европейцы регулярно прибегали к ее помощи, а потом русских побед боялись. Примеров тому тьма. Взять хотя бы Русско-турецкую войну 1877—1878 годов.

— И все-таки: формально Россия приобрела в Вене Царство Польское...

— Не только. Были зафиксированы ее территориальные приобретения, сделанные Россией еще при поддержке Наполеона: Финляндия, Бессарабия. Но назвать Венский конгресс удачей российской дипломатии никак нельзя. Так, России пришлось уступить Австрии Тарнопольскую область. И главное: всеми польскими землями завладеть Александру не удалось.

— Вернемся к Венскому конгрессу. Облегчился ли в новой Европе паспортно-визовый режим?

— Консульская виза в контексте путешествий внутри Европы — это продукт более поздний, относящийся, как мне кажется, чуть ли не к Первой мировой войне. А в постнаполеоновскую пору европейцам надо было только иметь паспорт, в который на границе ставились штемпеля. Другое дело, что российские граждане могли выезжать за кордон только с разрешения властей. Право это предоставлялось далеко не каждому. Вспомните о Пушкине, который за границу никак выехать не мог без личного разрешения государя. Кроме того, российским гражданам нужны были визы европейских стран, куда они выезжали. Но получить их в консульском учреждении труда не составляло. Так, в середине девятнадцатого столетия во многих европейских странах — Франции, Германии, Италии, Швейцарии — сложились многолюдные русские сообщества, состоявшие как из иммигрантов, так и просто из заезжих туристов. Вспомните произведения Тургенева, Толстого, Достоевского, Герцена, действие которых происходит в Европе, но в русской среде... С валютой тоже проблем не было. Российский рубль высоко котировался и вполне отвечал требованиям единого европейского золотого стандарта. Рубль во всех европейских странах меняли охотно. Ну а главной резервной валютой в Европе фактически являлся британский фунт стерлингов.

— Несколько слов, пожалуйста, о «передвижении умов»: о поездках по Европе российских студентов, ученых, профессоров.

— Учеба российских студентов за рубежом и командировки за границу университетских профессоров стали широко практиковаться в России во второй половине девятнадцатого века, при Александре II и особенно Александре III. В 1862 году министерство народного просвещения возглавил Александр Головнин, человек выдающийся. Для спасения российских университетов, находившихся в катастрофическом состоянии, он, в частности, принялся использовать для подготовки преподавателей к профессорскому званию такую форму повышения квалификации, как командировки в зарубежные университеты. Только с 1862 по 1866 год в Европу было командировано около ста преподавателей — цифра внушительная по тем временам. С 1867 года разрешается отправлять за границу лишь тех, кто сдал магистерские экзамены, но не написал диссертацию. Рекомендовалось командировать доцентов, имеющих стаж не менее двух лет, научные труды. Решения же об отправке принимались гласно, на заседаниях советов университетов. Причем командируемый обязан был регулярно, один раз в три месяца, предоставлять в министерство — как бы сейчас сказали, в Центр — отчет об учебе. Такой отчет входил в специальный сборник, который большим тиражом распространялся по российским университетам, где получали возможность изучить слабые и сильные стороны каждого кандидата в профессора.

Неудивительно, что российская наука столь мощно рванула вперед на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. Благодаря рассвету просвещения стало возможным и появление интеллектуалов от политики, людей поистине европейского масштаба. Таких, как Сергей Витте и Петр Столыпин.

— И все-таки: почему единая Европа на протяжении полутора столетий отстраивалась без российского участия? И идеи «общего дома» применительно к России мало пригодились.

— Налицо была взаимная неприязнь. Император российский приехал в Вену, полный надежд и уверенный в собственной непобедимости, а вернулся домой постаревший, смертельно уставший и осознавший, что союзников у его страны в мире не существует. Еще один мощный удар по его авторитету нанесло восстание в Семеновском полку, элитном подразделении русской армии. Весть об этом мятеже застала Александра в 1820 году на конгрессе в Троппау. Публично, громко. Царь расценил это как удар в спину. Тем более что европейская дипломатия и британская журналистика поспешили использовать эту новость для умаления роли российского императора как европейского арбитра. Дескать, у тебя самого рыльце в пуху...

После же восстания декабристов ни о каком моральном арбитраже российского монарха в Европе вообще и речи не могло быть. Вот и получилось: Россия — это Россия, а Европа — это Европа. Неужто им никогда не встретиться?..