Глава 5 «Цветы жизни»

Глава 5

«Цветы жизни»

«Лолитки»

Чем сложнее криминогенная обстановка, тем больше страдают самые уязвимые — дети. Но, как это ни парадоксально, дети и подростки сами становятся источником повышенной опасности. И это взаимосвязано. Уже упоминался пятилетний убийца, прирезавший восьмилетнего мальчика. Встречаются не менее страшные юные преступники.

К примеру, существует юный некрофил. Ему тринадцать лет, он разбивает гробы, в которых похоронены женщины, и трогает их…

Есть десятилетний вампир, у этого свои заморочки — любит отрывать головы животным, пьет кровь. Кстати, о любви к животным.

Один мальчик пятнадцати лет насилует крольчих, собак, даже кур — притом до смерти… У другого мальчика технические наклонности. Он пытается совершить крушение поезда, бросая на рельсы тяжелые предметы. В его фантазиях поезд сходит с пути, вагоны опрокидываются, лежат окровавленные люди, много людей… А это юное существо стоит рядом (мысленно) и упивается…

Вы скажете — чудовища, монстры! И ошибетесь. Это наша жизнь чудовищна. А детская психика чутко откликается на все несовершенства жизненного устройства. Время требовало Павликов Морозовых — и они появлялись, и в больших количествах. Время потребовало юных «предпринимателей» — и мальчишки кинулись драить стекла «мерседесов», одновременно предлагая клиенту, чтобы не скучал, девочку лет двенадцати. Ну, и так далее.

А где детскому уму не додуматься до выгоды, в действие вступает взрослый дядя…

Сорокалетний Н. «работал» сутенером на Московском вокзале в Петербурге. Опытным глазом выхватывал из толпы двенадцати-тринадцатилетних девочек, которым некуда было податься. Как правило, это были приезжие, то есть те, кто ушел из дома. Что толкнуло их на это — страсть к путешествиям или пьянство родителей, побои мачехи или насилие отчима?.. В такие подробности Н. не вдавался. Он «прикармливал» девчонок, устраивал на ночлег. Убеждал, что на жизнь надо зарабатывать. И на добро отвечать добром. Подыскивал первых клиентов. Правда, малолеткам за «любовь» много не давали — долларов пять-десять.

Но зато за ночь «лолитки» пропускали через себя по 5–6 любителей нежного возраста… И отстегивали своему благодетелю.

Открылось все по чистой случайности. В милицию поступило заявление от изнасилованного двенадцатилетнего мальчика. А когда начали раскручивать Н., стало явным и все остальное, и он получил пять лет за вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность.

Но остались другие, более удачливые дельцы. В Петербурге вовсю процветает торговля «живым товаром повышенной свежести» — от восьми до двенадцати лет. Милиция обнаружила даже специальный путеводитель по городу на Неве, распространяемый в Финляндии и Швеции. Только напрасно вы стали бы искать в нем памятники архитектуры или музеи. В нем указано, почем и где можно найти в Питере «мальчиков и девочек для мужчин и женщин».

Кстати, Петербург — один из немногих городов России, где работает подразделение по борьбе с правонарушениями и преступлениями в сфере общественной нравственности, что-то вроде полиции нравов, существующей на Западе. Только за десять месяцев его сотрудники выявили сотни своднических агентств, бань и саун, предлагающих «интимные услуги». За сводничество и содержание притонов были осуждены 40 человек.

Своя «полиция нравов» была создана и в Омске. За полгода там завели 12 уголовных дел по сводничеству, накопили банк данных на проституток, почти четыре десятка из них отправили на принудительное лечение от венерических болезней.

Только статистика. В 1995 году в России насчитывалось больше 41 тысячи детей до семнадцати лет, больных сифилисом и гонореей. 66 процентов подростков четырнадцатилетнего возраста были заражены половым путем.

И еще одна цифра, страшная. Сейчас у нас зарегистрировано около 35 тысяч малолетних проституток. Это только те, кого выявили и учли…

О Господи, прости нас за наших детей!

МУРМАНСКИЙ САЛЬЕРИ

Славик маленький, щупленький, зато начитанный… И это — убийца?

В школу пошел с шести лет и два класса умудрился закончить за год. Вот и оказался самым младшим в классе. Учителя не уставали нахваливать «умницу», и он немного задирал нос. Но зубрилой не был, к учителям не подлизывался и оценки получал вполне заслуженные. Он ходил по школе с гордо поднятой головой. Но внутренне чувствовал себя обиженным. Из-за роста, из-за слабости своей. Изза того, что Сашка Малов и выше, и сильней. Из-за того, что все смеялись, когда он, Слава Потапов, полез с ним в драку: «Ну куда ты прешь? Не по Сеньке шапка!»

Детские обиды, как известно, запоминаются навсегда. Но Славка вдобавок их еще и копил с усердием. Он все вставлял в счет Малову: каждую шутку над своей персоной, каждый толчок, каждый подзатыльник. И особенно бесило его то, что Сашку все любили в школе. А в классе — так просто обожали.

Он пожаловался на Малова маме. Пошли разбираться к Саше домой, но их выставили за дверь, и вдобавок ко всему Славку прозвали в классе «стукачом». Это было обидно и незаслуженно. А учителя, к которым он пытался обратиться за помощью, отругали: «Не ябедничай!». В восьмом классе все из-за того же Малова Слава Потапов ушел в другую школу, а потом и вовсе перевелся в вечерку.

И грызла зависть. Обида, как непроглоченный ком, стояла в горле.

Как бы он хотел быть таким, как Сашка! Высоким, сильным, красивым… И чтобы все любили…

Пистолет Славка привез из Норвегии. Вроде бы стащил у знакомого иностранца. Мать часто брала сына с собой, когда челночничала.

А еще он всегда носил с собой охотничий нож. На случай возможных неприятностей. Никто, никто на свете не сможет его унизить так, как это делают Малов.

Однажды он решил убить Сашку. Смерть станет достойным наказанием для обидчика. Но к ней нужно было подготовиться всерьез.

Пистолет пришлось проверить на дворняжке, которая гавкала во дворе. Слава расстрелял ее в упор.

— Я совсем не жестокий, — объясняет он. — Мне просто нужно было посмотреть, как пуля входит-выходит.

За день до рокового срока он увидел Малова во дворе: тот сидел с друзьями и бренчал на гитаре. Это вызвало у мстителя желание немедленно расправиться с обидчиком. Пора! Славка знал, что ему ничего не будет. Он маленький. Зато с Сашкой за все рассчитается.

Пистолет он завернул в тряпку, «чтобы не просвечивал», сунул в пакет картридж — первый пришедший в голову повод для встречи в такой поздний час… Было пол-одиннадцатого вечера, когда он вышел на улицу и направился к Маловым домой.

Сашка его приходу удивился — они не «контачили» больше года.

— Я не смогу поменять тебе картридж, — сказал он. — Все свои уже раздал друзьям.

Это переполнило чашу терпения. Слава выхватил браунинг и выстрелят Малову прямо в лоб. Попытался открыть дверь, но в эту минуту из детской выбежала Сашина мама, Надежда Владимировна, и кинулась на него. От страха он продолжал нажимать на курок и сделал еще четыре выстрела, пока не заклинило пистолет. Саша и его мама скончались прямо в прихожей. Одиннадцатилетняя Вика Малова, Сашина сестренка, получила ранение в голову. То, что не пострадали отец и Викина подружка, произошло по чистой случайности. Ведь Потапов палил во всех подряд, не разбирая.

…Сашин папа скрутил его там же. Уже придя в себя и увидев убитых, Слава испугался и закричал. Что он кричал? Да первое, что пришло в голову — чтобы не убили в порыве чувств:

— Я не виноват! Меня заставили! Меня прислали!

Из-за этих слов, кстати, у следователя появилась версия о малолетнем киллере… Но от нее быстро отказались. По гораздо более простым причинам тринадцатилетний пацан расстрелял своего бывшего одноклассника и его семью.

Саша Малов был лидером. Слава Потапов — отвергаемым. То, что ребятам и Саше казалось безобидными шутками, больно уязвляло Славу. Обиды множились, росли как снежный ком, пока всей тяжестью не обрушились на главного виновника всех бед и несчастий — на Сашу Малова… Но ведь за такое не убивают! — так и хочется крикнуть. Так ведь убил же…

Славу отправят в спецшколу. Эксперты признали его абсолютно вменяемым и совершенно нормальным человеком. Психологи ломают себе голову, как помочь ребенку избавиться от травмы…

Одноклассники настроены не так миролюбиво. А Сашин отец, у которого в жизни не остаетесь ничего, кроме надежды на выздоровление раненой дочки, Вики, говорит, что, если встретит Потапова на улице, ни за что не ручается. И добавляет:

— Жалко, что не убил его тогда.

Но ведь не убил же… Сработал инстинкт — назовите его как угодно. Родительский. Человеческий. Но это другое поколение. А у нынешних детей и инстинкты совсем другие.

НА УРОКИ — С МОЛОТКОМ

И в этой жутковатой истории главный герой — умный, хороший мальчик. Потому и учительницу (а заодно и ее шестилетнюю дочку) убил, что он отличник, а классная руководительница хотела в четверти выставить не пятерку, а четверку.

Закоренелые бандиты, убийцы, насильники, маньяки… Ну ладно, с ними все понятно, хотя не менее жутко и дико. А туг…

Хороший мальчик. Имя из классической русской литературы — Артем, Тема. Тихий, вежливый, воспитанный, добряк. Такой точно собачку из колодца вытащит, потому что иначе заснуть не сможет: как она там, бедняжка?

Вообще-то Артем Кузьменко учился в другой школе. Но там учили плохо. Уровень преподавания был низкий, для дураков. Так мальчик и заявил родителям. А потому после 5-го класса документы взял и самостоятельно в другую школу перенес — в 35-ю. Эта школа в Тольятти славится. На голову выше остальных. В ней даже гимназический класс есть.

В него Тема не пошел. Хотя мог. Но проучился некоторое время в 6-м «В» и решил больше никуда не переходить. Уж очень ему понравилась классная руководительница, Надежда Федоровна Косолапова. Ее ребята так и называли — «классная». Не в смысле классного руководства, руководства классом, а в смысле — отличная. По роковому совпадению Косолапова пришла в школу одновременно со своим будущим убийцей. Он, Артем Кузьменко, стал ее любимым учеником. А для Темы получить по ее предмету — русский язык и литература — хотя бы четверку, не говоря уж о более низких оценках, было сущей бедой. Он стараются не подвести любимую учительницу.

Незадолго до того, как в школе разыгралась настоящая трагедия, ребят анкетировали психологи. А потом составляли своеобразные рейтинги преподавателей. У Темы, естественно, на первом месте, с большим отрывом от остальных, стояла Надежда Федоровна.

…Он ударил ее молотком по голове. Потом бил и бил по затылку, как будто гвозди забивал. А когда закончил, перешагнул через окровавленное тело, лежавшее в проходе между партами, и сделал то же самое с шестилетней дочкой любимой учительницы — Анечкой.

А все началось с того, что Тема получил две тройки подряд, а потом еще и двойку. Почему? Кто его знает. Но после этого все изменилось. Одну тройку — еще куда ни шло, две — можно стерпеть, хотя и с трудом, но еще и двойка вдобавок… Это было уже слишком. Замкнутый, посерьезневший, Кузьменко старался изо всех сил. Первым тянул руку, первым выходил к доске. Но больше одной пятерки заработать не смог. А ведь уже заканчивалась первая четверть. Седьмой класс — это вам не шутка.

Поэтому пришлось прибегнуть к решительным мерам. После уроков Артем проскользнул в учительскую, взял с полки классный журнал и аккуратно и незаметно выправил свои тройки на пятерки. Но на следующий день все было разоблачено. Обнаружив в журнале приписки, Надежда Федоровна потребовала, чтобы Кузьменко привел в школу родителей. И добавила:

— Такого я от тебя никак не ожидала, Тема.

И как он ни открещивался, как ни разыгрывал возмущение, классная в ответ только укоризненно качала головой. В конце концов ему пришлось дать обещание, что родители придут завтра после занятий.

Чтобы не забыть, Надежда Федоровна сделала в своей тетради пометку: «30 октября в 16 часов — родители Кузьменко».

30 октября в 16.40 в местное УВД позвонили. Дежурный услышал в трубке крики: «Приезжайте скорее! У нас тут такое…»

Оперативники, прибывшие на место происшествия в 35-ю школу, увидели страшную картину: в огромной луже крови посреди класса лежала Косолапова — у нее буквально не было затылка, — а рядом ее дочь-первоклассница, с размозженным лицом…

Пока отрабатывали различные версии происшедшего, неожиданно всплыл Кузьменко из 7-го «В».

…Надежда Федоровна сидела за столом, проверяла тетради. Рядом играла в кубики маленькая Аня. Он вошел бочком, как бы смущаясь.

Учительница, не подымая головы, спросила:

— Это ты, Тема?

— Ага, — отозвался Кузьменко и тут же поинтересовался: — Надежда Федоровна, а какая у меня оценка в четверти?

— Не знаю, — ответила классная. — Я еще не проставляла.

В это мгновение Тема вынул из сумки заранее припасенное оружие — молоток. Размахнулся и ударил. Учительница захрипела и повалилась на пол. Хороший мальчик принялся ее методично добивать.

Увидев упавшую мать, Анечка закричала:

— Мамочка!

Кузьменко подошел к оцепеневшей девочке и начал бить ее молотком по лицу, по голове. Экспертиза потом установит, что малышка скончалась после первого удара.

Закончив, Артем выключил свет, запер дверь. Он действовал спокойно и разумно. Заметил, что кроссовки в крови (наступил в лужу, когда переходил через труп любимой учительницы), сорвал со стоявшего на подоконнике цветка большой лист, свернул его в трубочку и затолкал в замочную скважину. На всякий случай, чтобы из коридора ничего не было видно, если кто вздумает подсмотреть.

После этого разулся и аккуратно вымыл кроссовки в раковине под краном. Открыл дверь и быстро спустился по лестнице. Внизу, на первом этаже, встретил одноклассников.

— Ты откуда? — окликнули его ребята.

— Да так, дела, — бросил он на ходу и пошел к выходу.

— Классная с твоими встретилась? — не отставали ребята.

— Да нет, я все решил, — как-то странно пробурчал Тема.

Вечером друг Кузьменко Дима увидел, что Тема стоит у подъезда и разговаривает с преподавательницей из их школы, которая жила этажом выше.

— Дима, ты слышал, вашу классную убили, вместе с дочкой, — сокрушенно сказала она.

— Вот гады, самых лучших людей убивают, — вздохнул Артем. И предложил Диме: — Пошли к школе, посмотрим.

«Я ходил к школе, чтобы посмотреть, не засекли ли меня, — объяснит он потом на допросе. — Понял, что нет. И пошел домой спать».

Оперативники, работавшие с Кузьменко, рассказывали, что допрашивали его почти семь часов. Артем твердо стоял на своем. И только к вечеру, припертый к стене данными экспертизы и свидетельскими показаниями, признался и рассказал все, как было.

Рассказывал он спокойно, без истерики, своим тихим, вежливым голосом воспитанного мальчика.

Дело в отношении его прекращено. На вполне законном основании — маловат еще Тема для уголовной ответственности, возрастом не вышел. Кузьменко продолжает учиться. Он будет стараться, чтобы не было двоек и троек. Да и четверки ему ни к чему. Он любит знания, любит получать знания от хороших, знающих учителей. Только упаси Бог кому-нибудь из педагогов занизить ему оценки!

А тела Надежды Федоровны и Ани увезли в Ульяновскую область — хоронить. Их сопровождали муж Косолаповой и ее сын Андрей, ровесник Артема.

МИШКА — ЛИШНИЙ ЧЕЛОВЕК

Впрочем, хватит о хороших мальчиках. Пора рассказать и о плохом.

К своим девятнадцати годам по всем законам нашей безжалостной жизни Мишка Иванов уже давно должен был пропасть. Бомж с шестилетним стажем, без работы и прописки, он не имеет права ни на учебу, ни на заработок, ни на что. Сирота. Сперва — при живых родителях, потом, когда через милицию начал разыскивать отца, то опознал его по фотографии человека, убитого при невыясненных обстоятельствах. А мать он в последний раз видел год назад в приемнике-распределителе для бомжей. Она передала по телефону через милиционера из Бутырки, что вышла из заключения, где отсидела два года за воровство, и попросила принести ей сигарет.

Мишка, как уже сказано выше, плохой мальчик. У него и судимость есть, тоже за кражу. Получил четыре года условно.

Словом, попади он в тюрьму, никто и не удивится. Ясно же — яблочко от яблони…

Но Мишка почему-то пошел в школу-экстернат. Закончил десятый и одиннадцатый классы и сразу решил поступать — в МГИМО или МГУ, на меньшее он никак не согласен. По вечерам работает на складе, получает примерно полтора миллиона рублей в месяц. Два раза в неделю — бассейн… Такой крутой поворот в жизни Иванова произошел не благодаря доброму дяде, а скорее вопреки всей нашей системе помощи ребятам, оказавшимся за бортом. В общем, повезло Мишке.

Бомжем Иванова сделало государство. Еще в 1991 году исполком Красногвардейского райсовета лишил его папку и мамку родительских прав. Мишка оказался в приемнике-распределителе на Алтуфьевском шоссе. Его младших братьев — Лешку, Максима и Юрку — через полгода отправили оттуда по детским домам. Такая же судьба ждала и его. Но, как на грех, именно в это время Мишка подхватил воспаление легких. Его положили в больницу, а забрать забыли.

Скитаясь по подвалам и чердакам, мальчишка и не подозревают, что дом у него по-прежнему есть. Как того требовал закон, райисполком закрепил за несовершеннолетними братьями Ивановыми принадлежавшую им жилплощадь. Правда, и тут никто не позаботился о том, чтобы защитить права ребят. Зато папка и мамка, освободившись от четырех ртов, тут же затеяли обмен. И за год пропили квартиру.

Когда Мишке стукнуло шестнадцать, он явился к властям, чтобы получить паспорт и начать зарабатывать, а заодно попросил помочь с жильем: от родителей одноклассников, которые иногда подкармливали пацана, он узнал, что за ним сохраняется право на квартиру. Но начальство сменялось, райисполком переименовали в управление муниципального округа, и на все свои просьбы Мишка получал отказ. Что характерно, его брату Алексею Иванову дали комнату, потому что есть распоряжение мэра об обязательном предоставлении жилья выпускникам детских государственных учреждений. А на каком основании обустраивать Мишку, забытому и потому в детдом не попавшему?

Попытки через прокуратуру выйти на след пропитой Ивановыми-старшими квартиры ни к чему не привели. К тому же Мишка вдруг вырос и перестал быть несовершеннолетним — ему девятнадцать…

Тут и пропал бы наш «лишний человек», да помогла ему случайно встретившаяся женщина, агент по недвижимости Татьяна Петровна Ежова. А ведь Мишка ей не сват, не брат, а просто знакомый дочери, да еще из той категории, от которых порядочные родители стараются оградить детей… Но, разобравшись в Мишкиной судьбе, Ежова начала штудировать законы и всяческие подзаконные акты, консультироваться со специалистами и собирать справки. Сначала писала, потом сама стала оббивать пороги всех и всяческих инстанций. Увы, мало где она встречала понимание. В прокуратуре, к примеру, Татьяну Петровну встретили вопросом:

— Вы хоть знаете, за кого хлопочете? У него судимость…

Для Ежовой это было новостью, но она ответила:

— А что оставалось делать ребенку? Есть-то хочется!

И только вернувшись домой, спросила Мишку:

— Что ж ты, друг ситный, от меня скрываешь свое темное прошлое?

— А что рассказывать? — вздохнул Иванов. — Бомжевал я тогда, ну, выпили с ребятами, потом почистили ларек…

В школу-экстернат Мишку, между прочим, тоже устроила Татьяна Петровна. Заплатила из своего кармана девятьсот тысяч. Зато парня, который несколько лет книг в руках не держал, сейчас за уши не оттянешь от учебников. И работа нашлась. А когда старший сын Ежовых женился и освободилась его комната, Татьяна Петровна не смогла оставить Мишку на улице. И подзаборный мальчишка, который раньше не подозревают о том, что существуют слова не из матерного лексикона, а еще можно сказать «спасибо», «пожалуйста», «извините», — вдруг оказался мягким домашним человеком. Вот только не слишком доверчивым. Все не верится ему, будто бы возможно такое — у него, у бомжа, вдруг появится собственный угол. Но так оно и случилось. Все письма Ежовой, кочевавшие по столичным инстанциям, наконец сосредоточились в одном месте — в жилищном комитете Южного административного округа. И компетентная комиссия приняла решение выделить Михаилу Иванову комнату.

Прямо святочная история какая-то! Так и тянет растрогаться и пустить слезу умиления. Одно только останавливает; а что стало бы с Мишкой, не встреться ему умный и доброжелательный старший друг?

Почему один-единственный хороший человек должен заменять все законы нашего гуманного государства?

КОГДА ФЕМИДА ОПУСКАЕТ ГЛАЗА

Уже не раз приводились примеры, когда недобросовестное следствие хватает первых попавших под подозрение людей и принимается выколачивать из них признательные показания. Нередко в такой роли выступают несовершеннолетние. Вот недавняя история, приключившаяся в Хабаровском крае.

Сергея К. арестовали за ограбление магазина в селе Князе-Волконском в Приамурье. Арестованный свое участие в ограблении категорически отрицал, а пятеро мальчишек, которым предъявили то же самое обвинение, то признавались, то отказывались от прежних показаний. Вялотекущее следствие продолжалось год и восемь месяцев. Все это время Сергей провел в СИЗО. И вот, наконец, состоялся суд. Приговор ему как организатору ограбления вынесли такой — 6 лет лишения свободы с конфискацией имущества. Но родные Сергея и пятеро его малолетних подельников утверждают, что все это дело — дутое, как мыльный пузырь.

— Мы все стояли у райотдела милиции, когда вывели мальчишек в наручниках, — рассказывает мать Сергея. — Пока их вели к машине, они кричали: «Есть здесь родные Сережки? Знайте, он не виноват, нас били, вот мы и оговорили!..»

В деле и впрямь немало странностей. Если верить обвинительному заключению, дерзкое преступление было совершено так.

Несовершеннолетние Сергей Ш. (14 лет), Алексей Б. (16 лет), Роман Ф. (16 лет), девятнадцатилетние Александр А. и Николай С. «с целью кражи чужого имущества в крупном размере» ночью на машине Сергея К. «в состоянии алкогольного опьянения» приехали в Князе-Волконское. Последний якобы показал им магазин, который нужно ограбить, но сам остался в машине. Двое тех, кто постарше, выставили наружное стекло магазина, перекусили мощными ножницами прутья оконной решетки, отогнули ее. Затем остальные ребята разбили камнями внутреннее стекло, проникли в магазин и стали передавать через окно вещи. Старшие складывали их в сумки и относили к машине Сергея, а там загружали в багажник. Потом добычу отвезли на дачу организатора ограбления, и налетчики разошлись по домам.

Как «деревенским детективам» удалось воссоздать картину преступления? Да очень просто. Они хорошо знали окрестных трудных подростков и быстренько их вычислили.

Начали с Алексея Б. Грабил? Нет, отвечает, с отцом на рыбалке был.

Но после «теплой, дружеской беседы» признался: грабил. Остальные тоже сначала запирались, потом дружно сознавались. Но чтобы поставить в деле точку, нужен был взрослый с машиной. Кражато произошла в Князе-Волконском, а пацаны жили в Тополеве, и ясно, что на себе тащить ворованное, да еще без помощи взрослого владельца автомобиля, они никак не могли.

Так в деле появилась фамилия К., сорокасемилетнего крестьянина, отца троих детей и даже уже дедушки. После развода с женой он перебрался с детьми в Хабаровский край, где жила вся родня.

Продал хату на юге, купил машину, дом в Тополеве, завел хозяйство. А года два назад решил обменять тополевский дом на квартиру в Хабаровске, уже и обменщики туда переехали, а Сергей пока еще у матери жил. Ну зачем ему понадобилось с незнакомыми мальчишками на сомнительное дельце идти?

Следствие вела выпускница… физмата Хабаровского пединститута Б. Это первое дело неопытного, непрофессионального следователя соответственно и велось. Она вызывала на допросы вычисленных участковым «злодеев» и уговаривала: «Признавайтесь, вам же лучше будет!» А старшие товарищи, с позволения сказать, настоящие профессионалы, помогали молодому специалисту, как могли.

Вот как, к примеру, проходило «опознание» К. Другой следователь, помогавший Б., выкладывает перед мальчишкой фотографии троих взрослых мужчин. Тот неуверенно тычет пальцем в одну из них:

— Вроде этот…

Что должен делать следователь? В присутствии матери несовершеннолетнего или педагога и понятых оформить протокол опознания. А на деле…

— Ты что? — изумляется следователь. — Это не тот. Ты думай лучше, думай!

— Тогда этот, — показывает мальчишка на следующую фотографию.

— Вот и молодец! — радуется следователь.

Так «опознавали» К. Почему именно его? В селе ходят упорные слухи, что Сергея подставили. Хозяйственный, уверенный в себе и по здешним меркам богатый мужик, он держался независимо и перед участковым не заискивал. Есть факты, что участковый был на дружеской ноге с местным представителем хабаровского «общака», а Сергей якобы в тот «общак» отказался платить дань… Ладно, это не доказано. Но, допустим, Сергей лишь маскировался под фермера, а по ночам тайно руководил бандой малолеток и грабил магазины.

Где доказательства? Только «чистосердечное» признание пацанов. Больше ничего. Обвинительное заключение шито белыми нитками.

Выдернем лишь некоторые из них.

Машина у Сергея действительно есть, а вот прав на вождение нет по простой причине: он дальтоник. Поэтому возила Сергея по делам его знакомая, а вечером ставила машину на платную стоянку в Хабаровске. Это подтверждают все сторожа стоянки. Никто никогда не видел Сергея за рулем. С первого же дня ареста он просил: вызовите сторожей, они подтвердят, что в ту ночь никто машину со стоянки не забирал! Сторожей вызвали…через полгода, когда они уже не могли с уверенностью утверждать ни да ни нет.

Другая белая нитка.

— Граждане судьи! — говорил один из парней в суде, — Та решетка толще, чем у этой клетки, в которой мы сидим, ее никакими ножницами не перекусить! Потребуйте хотя бы провести техническую экспертизу… Кто ж такую решетку ножницами одолеет?!

В деле акта технической экспертизы и соответствующих результатов следственного эксперимента нет. Но это нисколько не волновало судей. А куда делись пресловутые ножницы? Неизвестно. Их и в природе-то не было.

Ладно, решетку перекусивши, залезли, стали грузить награбленное… «3000 стержней для авторучек, 30 нижних женских юбок, 28 платьев, 7 пар туфель женских, 27 детских (все в коробках), мясорубки, кофемолки, костюмы мужские, детские, женские, джемпера, сорочки) футболки, махровые простыня, 277 метров тканей разных…» Куда все это погрузили? По материалам дела, в багажник японской «мазды» Сергея, где вдобавок лежали два запасных колеса. Сомнительно…

Дальше. Привезли эту гору вещей, чудом уместив ее в багажнике легковушки, в дом Сергея и с его помощью выгрузили.

Но там уже все лето жили обменщики — многодетная семья Б. Они клянутся, что никто в ту ночь не приезжал. Однако их никто и не вызвал в качестве свидетелей. Еще бы, кому нужно, чтобы они осложнили ход следствия. Ведь пацаны признались, чего еще надо?

Кстати, а куда девались эти самые похищенные вещи? До сих пор даже ни одного стержня для авторучки не найдено: ни в доме Сергея, ни вообще в Тополеве. Правда, при обыске у одного из мальчишек изъяли спортивный костюм и футболку, но мать уверяла, что сама покупала их сыну в городе. Все же костюм привезли на опознание в ограбленный магазин, и все продавцы ясно сказали: «У нас таких вообще не было». Тем не менее следователь Ушакова, сменившая Батурову, отметила в обвинительном заключении: «Вещественные доказательства преступления — спортивный костюм, футболка находятся в камере хранения Хабаровского РОВД».

Кроме этого сомнительного вешдока, никаких материальных следов и свидетельств, что шестеро подозреваемых участвовали в краже, нет. И доказательств тоже. Все обвинение построено только на признании, выколоченном из пяти мальчишек.

Но ведь на суде они, все как один, от первоначальных показаний отказались, объяснили, что в милиции их избивали и заставляли оговорить и себя, и Сергея. То же самое подтвердили они и в своем последнем слове, и в письменном заявлении на имя судьи.

Судье бы обратить на это внимание, да и вообще присмотреться к этому делу, где концы с концами ну никак не сходятся, да и послать его на доследование. Тем не менее суд, глазом не моргнув, признал всех шестерых виновными!

Еще бы не виновны, если за решеткой сидят и в наручниках их милиция водит!

Зачитывая приговор, судья от бумажки не отрывалась, глаз на осужденных и их родственников не подымала — уж ей ли не знать, с какими нарушениями прошло и следствие, и судебные заседания!

И впрямь, у нас в России Фемида не с завязанными глазами, а с низко опущенными — от стыда за себя и государство. Еще бы богине правосудия и справедливости научиться краснеть за все выбитые из невиновных ложные показания, оговоры и самооговоры, за все липовые, дутые дела. За всех мальчиков, которым следствие и суд дают примеры вранья, подтасовки, насилия и которых буквально толкают на преступный путь. Дать бы нашей Фемиде право голоса! Она многое смогла бы рассказать, и полетели бы высокие головы… Но, увы, Фемида молчит.

Осужденные подали кассационные жалобы в краевой суд. И теперь ждут справедливого решения. Дети Сергея, родители арестованных мальчишек еще верят Фемиде.

УШЛЫЕ РЕБЯТА (Из практики И. М. Костоева)

А вот совершенно иной случай. На стадии следствия были собраны доказательства, вполне достаточные для вынесения приговора, но еще до передачи дела в суд оказалось, что следствие пошло по ложному пути. Это произошло в начале 70-х годов.

Я был в ту пору прокурором-криминалистом Прокуратуры Северо-Осетинской республики. В мои обязанности входило раскрытие наиболее тяжких преступлений — убийств, изнасилований, разбойных нападений. Я должен раскрыть преступление, закрепить и передать для дальнейшего расследования в следственный отдел.

Ранним утром поступила сводка о том, что в Пригородном районе, где неподалеку от села Комгарон находится учебная база Орджоникндзевского военного училища внутренних войск, совершено очень дерзкое, тяжкое изнасилование двух офицерских жен, приехавших навестить своих мужей. Районный прокурор доложил, что это происшествие вызвало бурную реакцию среди офицеров и курсантов, которые похватали оружие и уже пытались ринуться в село, чтобы устроить там кровавую расправу. Командованию училища с трудом удалось успокоить военнослужащих. Виновные арестованы. Ими оказались трое сельских учителей и их недавно демобилизованный приятель, все — молодые люди.

Далее из информации прокурора следовало, что потерпевшие категорически опознали своих насильников. Имеются свидетели, в частности, пятнадцатилетний ученик Джиткаев, через которого, собственно, и вышли на преступников. Обвинение уже предъявлено, и следствие будет в ближайшее время завершено.

Прошло три месяца. Неожиданно в адрес очередного партийного съезда, что тогда было нередко, поступила жалоба от родственников арестованных в том смысле, что тех обвиняют незаконно. В отличие от нынешних демократических времен, подобные жалобы немедленно брались тогда под особый контроль. Мне тут же поручили проверить, насколько объективно ведется следствие, и передачи все материалы дела.

Итак, две молодые женщины приехали из Орджоникидзе в село на автобусе, провели с мужьями весь день и к вечеру собрались обратно в город. Последний автобус уходил около восьми часов, и другого транспорта, кроме случайного попятного, не было. От учебной базы до села около двух километров. У околицы несколько подростков играли в футбол. Женщины спросили у них, как поскорее дойти до остановки. Один из подростков, тот самый Джигкаев, взялся проводить, тем более что и сам торопился домой, чтобы встретить скот.

Комгарон — село чисто осетинское, и появление симпатичных русских женщин, естественно, немедленно привлекло внимание мужчин. А четверо молодых людей — учителя и их приятель, игравшие в карты в одном из дворов, — попытались заговорить с приезжими, познакомиться. Правда, разговора не получилось — уже темнело, и женщины боялись опоздать на последний автобус. И тем не менее опоздали. Рассчитывать на попутный транспорт не приходилось, и они попросили Джиткаева проводить их обратно в часть. Даже заплатить обещали. Но он отказывался, ссылаясь на свои дела и добавляя при этом, что и сам побаивается тех мужиков, что навязывались на знакомство. Они, между прочим, обсуждали по-осетински возможность «оформить этих русских женщин», ну… понятно, о чем речь?.. Словом, нагнал страху. Однако в конце концов согласился помочь, но предложил свой вариант. Возвращаться не тем же путем, где можно почти наверняка нарваться на насильников, а идти кружной дорогой: через мост, противоположным берегом до учебных окопов военного училища и, перейдя речку по мелководью, выбраться прямо к базе.

Все шло нормально, но вот возле учебных окопов, в месте отдаленном и пустынном, произошло именно то, чего подросток так боялся. Навстречу выскочили темные фигуры — полуголые, с обмотанными головами. Джигкаев успел лишь крикнуть: «Что вы делаете?! Не трогайте их!» — как был сильным ударом отброшен в сторону. Женщин же растащили в стороны и, порвав на них одежду, ринулись насиловать. При этом один из напавших угрожающе размахивал ножом.

Наконец преступники оставили свои жертвы и словно растворились в темноте. Женщины пришли в себя и грязные, в разодранной одежде, пошли на свет фонарей учебного лагеря. Дежурный немедленно доложил начальству, но лагерь уже забурлил: мужья несчастных женщин схватились за автоматы…

Прибыла милиция, и началось следствие. Подростка нашли сразу — его многие видели в селе вечером вместе с двумя женщинами. Джигкаев ничего не скрывал, рассказал все как было. Сообщил также, что в одном из насильников узнал учителя Шавлохова. А потом, когда очнулся после сильного удара по голове, испугался, что его могут убить, как случайного свидетеля, и потихоньку убежал в село. Там, на центральной улице, возле школы, встретил своих одноклассников, их было пятеро, и сказал, что за речкой, возле окопов, учителя приезжих женщин насилуют, а сам он еле ноги унес. Другие ребята были постарше, им захотелось посмотреть: чего там и как. Но когда они прибежали на то место, которое показал Джиткаев, у окопов уже никого не было. Ребята вернулись в село, почистились возле водопроводной колонки и отправились к своему старшему товарищу Икаеву, которого в эту ночь провожали в армию.

На проводах было традиционно много народу — родственники, друзья, соседи. Говорили хорошие слова, веселились. Сам Джигкаев пробыл в гостях недолго, скоро вернулся домой. А после полуночи его разбудила милиция.

Точные, в деталях записанные, его показания были полностью подтверждены пятью товарищами. Следователь арестовал учителей и их приятеля и тут же провел опознание. Одна из пострадавших, уверенно опознавая насильников по чертам лица, росту, телосложению и другим приметам, заявила, что она закончила хореографическое училище и смогла бы даже на ощупь узнать первого насильника. Когда арестованных раздели, она, оглядя их всех, сразу указала на одного: «Этот насиловал меня первым…» Аналогично опознала их и вторая потерпевшая. Далее были проведены все необходимые следственные мероприятия: допросы, очные ставки. Женщины больше всего переживали за мальчика, который, к счастью, оказался живым и здоровым. Тот открыто обвинял учителей в насилии, они категорически отрицали свою виновность, однако защитить свое алиби не могли — путались в показаниях, противоречили друг другу. Никто не мог сказать точно, когда они разошлись по домам, закончив игру. В то же время показания потерпевших и свидетеля Джигкаева объективно подтверждались всеми, от пятерых учеников до гостей в доме Икаевых.

При исследовании одежды потерпевших были обнаружены биологические выделения, следы спермы, которая могла принадлежать двоим обвиняемым. В то же время на трусах одного из насильников также были обнаружены выделения, не принадлежащие ни ему, ни его жене. Последнее он объяснил тем, что накануне был в случайной связи с незнакомой ему женщиной в городе Орджоникидзе.

Одним словом, картина была достаточно ясной, тем более что и насильники постоянно путались в своих показаниях, что прямо указывало: они не успели сговориться в деталях. И поэтому все оправдания обвиняемых, рассыпавшиеся от прямых и объективных вопросов и показаний потерпевших и свидетелей, воспринимались следствием как попытка уйти от ответственности.

Я внимательно и не один раз прочитал, проанализировал все материалы этого дела и уже склонялся к тому, чтобы считать жалобу необоснованной, о чем и сообщить в соответствующую инстанцию. Но решил встретиться с арестованными, которые более трех месяцев ждали суда.

Долгая беседа с ними оставила сомнения. Не по вопросу достаточности доказательств. Люди образованные, они понимали, что будут бесспорно осуждены, поскольку все факты против них, но тем не менее продолжали категорически отрицать свою вину.

И я снова вчитывался в материалы дела, чтобы найти любую возможность допроверить, опровергнуть либо доказать данный факт. Затем поехал в село. Нашел Джиткаева, который пас коз недалеко от сельсовета, велел ему найти председателя, чтоб тот открыл мне помещение сельсовета, где я мог бы официально проводить допросы. Мальчик выполнил поручение, но весьма неохотно: мол, надоели уже все, приезжают, приказывают, гоняют без дела… Однако ключи принес. И я снова повторил допросы тех, кто были на проводах и подтверждали алиби учеников. После чего сам решил пройти по пути пострадавших и Джигкаева, опираясь на их показания. Обратил внимание на тот факт, что женщины могли опоздать к автобусу по той причине, что заходили в местный магазин, куда, как они сообщили, по словам Джигкаева, нередко завозят всякий дефицит. А вечером, снова сидя в сельсовете над материалами дела, решил провести следственный эксперимент. Вот его условия. Установлено, что нападение произошло в 20.45. Сколько времени женщины подвергались насилию, неизвестно, но дежурный сообщил, что у проходной они появились в 23 часа. Одна из родственниц Икаева утверждает, что, выйдя с работы в 21.50, самое позднее — в 55 минут, видела учеников, идущих на проводы, и пришла практически вместе с ними в дом в 22.05.

Значит, с момента нападения на женщин и, соответственно, Джигкаева до его появления в доме Икаевых прошел час двадцать минут.

Несколько раз я сам пробежал этот длинный маршрут, делая короткие остановки и имея в виду, что дело происходило практически уже ночью, в темноте. Мне тогда было двадцать семь лет, имел спортивное звание кандидата в мастера и, естественно, не курил.

Я поставил людей у дома Икаевых, на месте нападения, у школы и колонки на центральной улице, пригласил Джигкаева, Мы сверили часы и отправились вдвоем с мальчиком. Он почему-то нервничал. Было достаточно темно, и от места нападения он бежал быстро — через ямы, валуны, вброд через речку… Я понимал его: после крепкого удара не так еще побежишь, опасаясь за свою жизнь. Оказавшись у школы, Джигкаев не стал терять времени, отпущенного на его рассказ о насильниках, и мы помчались обратно. Это тоже укладывалось в схему. Однако, не обнаружив никого на месте нападения, они могли уже спокойно возвращаться домой. Нет, заявил Джигкаев, мы бежали. Ну хорошо. У водопроводной колонки я остановил его: мол, вы же тут стояли, чистили одежду. Но он торопится, не слушает. И мы снова бежим, теперь уже к дому Икаевых.

Итак, на все путешествие, во время которого я только и успевал давать команду участникам эксперимента: фиксируйте время! — нам потребовалось полтора часа. Очень быстрого бега.

Закончив, мы составили обстоятельный протокол — со свидетелями, понятыми. Подписали его, Джигкаева я отпустил домой до утра, а сам стал приводить себя в порядок после всего этого ужаса.

С утра проверил наш ночной путь и обнаружил, что Джигкаев вел меня невероятно неудобным, зато самым коротким путем. Но ему было пятнадцать лет, и он прыгал как молодой козел, а я был ему уже далеко не ровня. Значит, он сумел разгадать мой замысел.

Я вызвал в сельсовет родителей всех шестерых учеников и сообщил им, что расследование закончено и больше никто им надоедать и таскать на допросы не будет. Самих же учеников попросил в последний раз явиться в прокуратуру, в город, чтобы поставить свои подписи на некоторых ранее составленных процессуальных документах. С тем и уехал. На следующий день они явились, я отвел их в МВД и там задержал. Их развели по разным камерам. Начались тяжелые, утомительные допросы подростков. Среди них, кстати, оказался сын участкового инспектора Качмазова. Именно папаша в ту злополучную ночь практически не спал вовсе, разыскивая насильников.

В середине второго дня допросов один из них заговорил.

Еще утром они увидели женщин, направлявшихся в часть, и тогда же возникло желание «оформить» их. Собирались перехватить на обратном пути, но оказалось еще светло. Опасно. Целый день, ожидая, играли в футбол недалеко от лагеря. Когда же вечером появились женщины, приставили к ним Джигкаева, чтобы не торопился, задержал. Он и постарался, рассказал о магазине с дефицитом, вообще не спешил. Разыграл спектакль по поводу возможного нападения, напугал, «подготовил» и повел туда, где их уже ожидали приятели. Дальнейшее было ясно. Он ловко сыграл роль защитника несчастных женщин, «пострадал» за это, но быстро оправился и… первым, тоже скинув рубашку, кинулся их насиловать. А те рыдали: мальчика, наверное, убили!..

Бросив наконец женщин, ученики вернулись в село, привели себя в порядок и отправились к приятелю.

Поздно ночью, расставаясь, договорились: если Джигкаева будут допрашивать, валить все на учителей, тем более что они уже пытались заговорить с женщинами. Поднятый среди ночи Джиткаев позже все подробно рассказал приятелям, также и про то, что в насилии он обвинил учителей, которые встретились совершенно случайно, но оказались удобными фигурами для этой цели.

После того как раскололся первый из них, дело пошло быстро. Последним я вызвал Джигкаева, самого младшего. Входит он в кабинет, где, распустив сопли, сидят с ощущенными глазами его приятели, и все понимает с ходу: то, что готовилось три месяца, рухнуло. «А ты, — говорю, — Джигкаев, в разведчики годишься. Это ж надо — такую историю придумать!» Посмотрел он на приятелей. «Ну что, тогда все герои были! А сейчас? Я тоже буду рассказывать…»

Все полностью совпадало.

Взял я с собой ученика Качмазова, который был с ножом, но в ту же ночь его выбросил, взял металлоискатель и отправился в село. Привез экспертов, облазил с ними все огороды, и нашли мы тот самый поржавевший нож, который был опознан.

Прокурору республики доложил, что четверо обвиняемых по делу об изнасиловании, сидящие уже четвертый месяц, невиновны.

— То есть как — невиновны?

— Виноваты другие шестеро, — и прошу санкцию на арест.

Прокурор изучил все собранные за последние дни материалы и санкционировал арест всех шестерых. А мне надо ехать в тюрьму, освобождать людей…

Пригласил потерпевших.

— Настаиваете на своих прежних показаниях?

— Никаких сомнений в этом нет. Да и мальчик все видел… Опять же фигура, которая на ощупь… — ну и так далее.

— Жалели, — говорю, — мальчика. Плакали… А ведь это он первым одну из вас насиловал… — И рассказываю, как было дело.

Что они могли ответить?

Поехал я в тюрьму с постановлением об освобождении четверых из-под стражи, посадил в машину и привез к себе в кабинет, где и объявил об этом. Принес извинения от имени власти. Затем сам прокурор республики пытался объяснить им арест роковым стечением обстоятельств.

А у прокуратуры, можно сказать, толпа собралась: родственники учителей, родители учеников. Последние возмущались: за что детей посадили?

Дело было направлено в суд, который и определил меру наказания молодым преступникам. А я не могу забыть его. Единственный случай, пожалуй, за все тридцать лет моей работы, когда удалось разрушить столь убедительную систему доказательств. Причем источником их оказались в основном школьники.

НИКОМУ НЕ НУЖНЫЕ?

К сожалению, рассказанная выше история Мишки Иванова — редчайшее исключение из правил. Чаще всего бывает наоборот. Об этом хорошо знает начальство СИЗО знаменитых питерских Крестов, где кроме взрослых содержатся под арестом более восьмисот несовершеннолетних правонарушителей. Среди них есть немало настоящих преступников, совершивших тяжкие преступления с особой жестокостью. Есть, к примеру, группа мальчишек из Петербурга.

Эти начинали с мелкого воровства. Потом их прибрали к рукам взрослые рэкетиры. Пацаны превратились в их шестерок и собирали дань с владельцев киосков и ларьков. Причем вошли во вкус и так усердствовали, что в случае неповиновения коммерсантам грозили страшные побои, а то и смерть. Такие вот славные ребятишки…

Но куда больше в СИЗО обычных мальчишек, которые, что называется, сваляли дурака, впервые оступились. Пятнадцатилетний Леша К., к примеру, пытался угнать машину. Теперь сидит, ждет суда. Коля Д. выдавят стекло из «Жигулей». А Витя Н. - тот вообще стащил из ларька коробку «сникерсов…

Разве эту публику так уж необходимо было сажать в следственный изолятор?

Конечно, гулять ли парню на свободе или сидеть в камере определяет следователь, а санкционирует решение прокурор. Нет в наших законодательных актах точного определения, когда арест необходим, а когда можно ограничиться сугубо административными мерами, подпиской о невыезде или попечительством родителей. Вот и получается, что за сравнительно безобидное правонарушение подростка посылают под арест. Ведь следователю так удобнее: всегда можно допросить подследственного, он никуда не убежит, не надо посылать повестки, не наделает новых бед… К тому же многие из обитателей СИЗО — дети из неблагополучных семей, или просто бездомные, или ребятишки с диагнозом «дебильность»…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.