Цветы

Цветы

В объявлении было написано: «Уроки икебаны для начинающих. По средам в Хиросиме, по четвергам в Осаке». Я набрал указанный номер.

— Здравствуйте, я звоню по объявлению, хочу записаться на урок.

— Спасибо, что позвонили, — ответил женский голос на безупречном английском, — а вы когда-нибудь занимались икебаной?

— Нет, никогда.

— Извините, — сказала женщина после некоторой паузы, — но я преподаю только ученикам, у которых есть, как минимум, три года опыта.

— Но в объявлении было написано «уроки для начинающих».

— Те, у кого три года опыта, это и есть начинающие.

— У меня мама занималась икебаной, — зачем-то сообщил я.

— Ваша мама — японка?

— Нет. Но у нее был учитель… или учительница… не помню.

— Ясно. А где вы сейчас находитесь?

— В Хиросиме. Завтра будем в Осаке.

— Хорошо, приходите сегодня вечером, после семи. Я дам вам урок. Моя студия — на втором этаже цветочного магазина. Записывайте адрес.

В назначенный час, поднявшись на второй этаж, мы очутились в обшарпанной комнате с длинными столами и школьной доской, изрисованной какими-то диковинными диаграммами. Несколько японок средних лет возились с цветами и кензанами. Больше всего это напоминало кружок вязания для домохозяек при ЖЭКе.

— А вот и вы, — поприветствовала нас ведущая кружка, по виду — училка вроде тех, что в свое время ставили мне тройки из принципа, — познакомьтесь, девочки, это наши иностранцы. Давайте с ними сфотографируемся. Вы не возражаете, если мы с вами сфотографируемся?

Мы закивали: да, то есть нет, конечно, не возражаем. Японские художницы-домохозяйки смущенно захихикали.

— Вот и славно. Мы с девочками как раз заканчиваем урок. Сфотографируемся, и они разойдутся по домам, а мы с вами начнем. Заплатить мне можете прямо сейчас. По две тысячи йен с человека. Вас устраивает? — Мы снова закивали.

— У вас прекрасный английский.

— Еще бы. Я семь лет прожила в Калифорнии, у меня там была своя школа. Я преподаю икебану уже тридцать лет. Три года — минимальный срок обучения. И поэтому, когда вы сегодня позвонили и попросили дать вам один урок…

— Мы просто хотели…

— Да-да, я понимаю. Хотели получить представление. Я понимаю. Я в Америке семь лет провела. Кофе будете? У вас в Америке считается, что лучший способ получить представление — это попробовать что-то сделать самому. Вот и славно. Вы сами выберете цветы и составите из них композицию. А я просто объясню вам некоторые базовые вещи.

Объяснение было не слишком длинным и, кажется, вполне доступным, но у меня, как и во время лекции про дана-парамиту, рассеивалось внимание. Помню, Юкико когда-то говорила, что в старших классах японской школы чайную церемонию и икебану проходят как отдельные предметы. И правда: повеяло чем-то школьным. Неправильные треугольники, векторы, плани- и стереометрия. Плюс — грамматика.

Да-да, морфология и синтаксис. В цветочной композиции, как в предложении, можно выделить подлежащее, сказуемое, дополнения и обстоятельства. В третьем классе я обожал это подчеркивание, да и потом, когда штудировал университетское введение в философию, на раз отличал субъект от предиката. Но вот передо мной несколько лилий, ветка рогозы, еще какой-то пучок, и кто бы объяснил, как перейти от теории к практике. Я составил букет, как мне показалось, красивый, и предъявил его нашей иэмото. Что скажете? Интересно, что сказал бы, к примеру, Иннокентий Анненский, если бы ему принесли стихотворение «с днем рожденья поздравляю, / счастья, радости желаю» и попросили обсудить поэтические достоинства и недостатки этого текста? Вряд ли, конечно, наша училка была Анненским от икебаны, хотя кто его знает, все может быть. Увидев мою «композицию», она изо всех сил постаралась сделать непроницаемое лицо покерного игрока, но у нее не получилось.

— Знаете, попробуйте поговорить со своими цветами.

— Это как?

— А так. Попробуйте увидеть в цветке собеседника.

Иными словами, я безнадежен. Пойду лучше погляжу, что получается у других. В противоположном углу комнаты женщина в затрапезном халате корпела над какой-то сложной аранжировкой. Как выяснилось, она продумывала эту композицию в течение последних трех месяцев.

— А что будет, когда она закончит свое произведение? — спросил я у иэмото.

— Ничего. Выбросит цветы и займется новым проектом. Это у вас на Западе искусство стремится в вечность.

Эту песню я слыхал и раньше: западная цивилизация одержима идеей бессмертных творений, а в восточном искусстве господствуют идеи несубстанциальности и непостоянства, пришедшие из буддизма. Так-то оно так, но ведь и здесь не обошлось без желания сохранить результаты своих стараний. Иначе зачем бы участницам этой студии выпускать ежегодный календарь-каталог, куда помещают фотографии лучших композиций?

У Алки получилось лучше, чем у меня, и вместо снисходительного совета поговорить с цветами ее удостоили более серьезного разбора полетов.

— Что-то тут есть, что-то есть… Но вы должны понять, что икебана — это не подарочный букет. Как вам объяснить? Букет, который продается в магазине, это хвастливый рыбак, показывающий всем: «Вчера поймал во-о-от такую рыбу». А икебана — это танцовщица, застывшая в одной из своих самых сложных и неустойчивых поз. В аранжировке не может быть никакой симметрии, симметрия несовместима с жизнью. Не натюрморт, а живая природа, застывшая, но живая — вот что такое икебана.

Западный человек плохо понимает цветы. Но что-то он все-таки понимает. Ведь это цветы будут оплакивать и опекать его, когда он будет лежать под могильной плитой.

На прощание нам предложили подписаться на каталог студии («Мы даем скидку — специально для наших иностранных гостей…»). Фотографии в каталоге красивые, да и поддержать искусство не грех. Но мы поскупились.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.