ПОЧЕМУ СОВЕТСКОЕ ДИССИДЕНТСКОЕ ДВИЖЕНИЕ НЕ ИМЕЕТ ПОЗИТИВНОЙ ПРОГРАММЫ. (Статья для радиостанции «Немецкая Волна»)

ПОЧЕМУ СОВЕТСКОЕ ДИССИДЕНТСКОЕ ДВИЖЕНИЕ НЕ ИМЕЕТ ПОЗИТИВНОЙ ПРОГРАММЫ.

(Статья для радиостанции «Немецкая Волна»)

Довольно часто приходится слышать вопрос: почему советские диссиденты, в отличие от диссидентов восточно-европейских стран советского блока, не имеют позитивной программы переустройства общества? Насчет диссидентов восточно-европейских стран ответ мне кажется тривиально простым. Коммунистический строй в этих странах сложился не в силу внутренней эволюции, а навязан силой извне. Эти страны ближе к Западу не только географически, но и по образу жизни, культуре и общественной психологии. У них еще есть некоторые надежды вернуться в лоно западной цивилизации. Положительные проекты преобразований общества, выдвигаемые там, имеют целью если не целиком приобщить свои страны к Западу, то хотя бы удержаться на полдороге к нему и не скатиться целиком и полностью в то житейское болото, какое установилось в Советском Союзе. Сложнее обстоит дело с рассматриваемым вопросом в отношении советских диссидентов безотносительно к их восточно-европейским собратьям.

Диссидентское движение в Советском Союзе разнородно по социальному составу, по мотивам и целям, по формам поведения и судьбе его участников. Общим для них является следующее: 1) протест против явлений жизни, которые им кажутся несправедливыми в отношении лично их самих или других людей; 2) протест открытый в смысле отношений с властями и своим непосредственным окружением; 3) стремление к широкой гласности как внутри страны, так и вне ее; 4) установление личных связей друг с другом, первичные формы объединения и организации; 5) стремление держаться в рамках законности; тенденция к нелегальной деятельности выражена пока слабо и имеет целью главным образом вполне законные сбор информации и гласность; 6) преследования со стороны властей. Пока главное в диссидентском движении – сам факт его возникновения, его длительное существование и преемственность, несмотря на систематические преследования и погромы, завоевание симпатий в более широких кругах населения, создание образцов оппозиционного поведения для окружающих (особенно – для молодежи). В силу условий существования выработались некоторые общие лозунги диссидентского движения, которые было бы преувеличением обозначать словом «программа». Суть этих лозунгов сводится к следующему. Власти должны соблюдать букву советского закона, выполнять обязательства, взятые ими самими на себя, прекратить преследование инакомыслящих и тех, кто на деле хочет использовать декларируемые гражданские свободы. Если в данном случае и употреблять слово «программа» в некотором аморфном смысле, то здесь имеет место программа негативная. Позитивной же программы (программы в собственном, узком значении слова), т.е. программы преобразований советского общества, благодаря которым в качестве одного из следствий реализовались бы желания и лозунги диссидентов, диссидентское движение не имеет.

Должен с самого начала оговориться, что в Советском Союзе есть немало людей, которые имеют какие-то проекты общественных преобразований. Такие люди встречаются (по крайней мере – встречались несколько лет назад) в кругах, близких к партийному руководству. Встречаются они и среди диссидентов. Среди них есть такие, которые считают, что надо землю отдать во владение или даже в собственность крестьянам, ввести заводское самоуправление и вообще вернуться к «Февралю». Ходили слухи, будто были даже сторонники возвращения к монархии. Но я лично таких чудаков не встречал даже среди сторонников преобразования России путем возрождения православия. Но это все – личные проекты, а не программы, за исполнение которых сознательно берется то или иное общественное движение, группа людей – единомышленников, организация.

Такое отсутствие позитивной программы в нынешнем диссидентском движении нельзя считать случайным или преходящим явлением. Оно отражает объективное положение в стране, и прежде всего – свойства сложившейся в ней социальной системы и человеческого материала, производимого ею и сохраняющего ее, т.е. вещественного носителя этой системы. А объективные законы этой системы и свойства ее носителя таковы, что даже могучий партийно-государственный аппарат страны бессилен преодолеть их косность. Какие, например, прекрасные решения принимались насчет подъема сельского хозяйства, повышения производительности труда, улучшения качества продукции, сокращения пьянства, укрепления дисциплины труда, ликвидации взяточничества! И не следует думать, что они лицемерны. А какие грандиозные меры принимались, чтобы все это воплотить в жизнь! И что же? Результаты общеизвестны. Общество – не рота солдат. Его не поставишь по стойке смирно, ему не скомандуешь, куда и как идти. Командовать-то можно, да оно вряд ли пойдет так, как ему прикажут. Жизнь общества не есть одно ограниченное во времени действие. Это – жизнь миллионов людей в ряде поколений, совершающих миллиарды разнообразных действий. И решающая часть этих действий совершается по законам, неподконтрольным никаким партийным и государственным организациям. И тем более неподконтрольным незначительной кучке инакомыслящих, именуемых диссидентами.

Подчеркиваю, положение людей в стране зависит прежде всего от сложившейся в ней системы социальных отношений и социальных свойств ее носителя (т.е. основной многомиллионной массы населения), а не от зловредных козней властей. Власть здесь есть необходимый элемент системы, вполне адекватный ей. Сама власть при всем желании не может выскочить за рамки возможностей своей системы и ее носителя, обрекаясь на реформаторскую деятельность, которая позволяет делать лишь ничтожные сдвиги, отдаленно напоминающие социальный прогресс. Существующий в стране строй жизни есть продукт не только (и не столько) насилия, страха и обмана. Он в гораздо большей мере есть продукт естественной жизнедеятельности всей массы населения. Иное дело, такое положение устраивает большинство лиц, участвующих в системе власти и занимающих привилегированное положение в обществе. Но это положение не есть результат их злого умысла, оно само навязано им неподвластными им законами их бытия.

В общей форме можно строить любые прекрасные рассуждения насчет преобразований общества и возможностей их осуществления. Но есть реальность, с которой должен считаться всякий здравомыслящий человек, намеревающийся усовершенствовать эту реальность. Вполне реальным и разумным, например, кажется требование сократить расходы на вооружение, увеличить расходы на сельское хозяйство и легкую промышленность, усилить жилищное строительство, ослабить паспортную систему, передать землю в частное пользование крестьянам, ввести на заводах и фабриках рабочее самоуправление. Но попробуйте провести такие преобразования в жизнь, обратитесь с ними к населению! Если даже допустить, что вас не будут преследовать власти, в стране вряд ли найдется хотя бы с десяток первичных коллективов, которые примут такого рода предложения. Даже в вопросах улучшения бытовых условий трудящиеся будут на стороне властей, ибо они понимают, что жизненный уровень зависит не от постановлений и программ, а от всего строя жизни страны, и прежде всего – от организации и производительности труда. Или, например, пусть будет принято решение, облегчающее поездки за границу и эмиграцию до такой степени, что формально отпадут всякие ограничения. Но жизнь в соответствии с этим решением надо еще организовать. А это – определенный государственный аппарат. Это – блат, связи, взятки, произвол чиновников, волокита. Плюс к тому – валютные дела. И куда эмигрировать? Не всякая страна принимает советских эмигрантов с распростертыми объятиями. Положение может быть и изменится, но не столь радикально и не в ту сторону, как хотелось бы диссидентам. Улучшениями воспользуются прежде всего лица из привилегированных слоев и жулики, а они и без улучшений не так уж плохо устроены. Или возьмите проблему выборов в Верховный Совет. В Советском Союзе даже младенцам ясно, что если на одно место будут выдвигать по десять кандидатов, структура реальной власти в стране нисколько не изменится, ибо любые выборы тут фиктивны. Потому недавнее намерение некоторых советских диссидентов принять участие в выборах со своим кандидатом было даже в диссидентских кругах воспринято скорее комически.

Короче говоря, все те позитивные преобразования, которые могут предложить диссиденты, либо не будут приняты самим населением, либо будут приняты не теми лицами и не так, как хотелось бы, либо будут вполне отвечать намерениям самого партийно-государственного аппарата. Последний же инициативу реформаторской деятельности никогда и никому не уступит.

Вот еще пример, иллюстрирующий суть дела. Можно ли так реорганизовать органы правосудия и карательные органы в Советском Союзе, чтобы люди не подвергались несправедливым преследованиям за свои убеждения? Опять-таки всякому советскому человеку прекрасно известно, что характер деятельности упомянутых органов зависит не от их внутренней организации и их формального статуса, а от общей ситуации в стране и от установок высшего партийно-государственного руководства. И есть только одно средство «реорганизации» этих органов, зависящее от населения страны: способность как-то сопротивляться этой системе, в том числе – предавать широкой гласности факты репрессий, организовывать более или менее широкое возмущение, стойко вести себя в суде и в заключении. Этот пример характерен. Советское общество по самой своей природе таково, что единственно эффективным средством позитивных преобразований, исходящих снизу (а не со стороны руководства), являются средства чисто негативные, т.е. те или иные формы сопротивления режиму.

Вопрос о свержении существующего социального строя перед диссидентами вообще не встает. Тот, кто достаточно хорошо знаком с реальной жизнью советского общества, понимает, что свергнуть существующий в нем социальный строй внутренними силами невозможно. Таких сил просто нет, а возможности у защитников этого строя громить попытки его ослабления практически ничем не ограничены. Да и что это значит – свергнуть данный (коммунистический, социалистический) социальный строй? Восстановить частную инициативу и частную собственность на землю, фабрики, заводы? На это население страны не пойдет ни в коем случае, ибо с этой точки зрения данный строй жизни его вполне устраивает. А тот факт, что все серьезные дефекты нынешней жизни страны и недавнего прошлого обусловлены самим этим строем, представляет актуальный интерес лишь для мыслителей, а не для практически живущих людей. Все промежуточные между коммунистической и западной системой формы организации общества возможны лишь на время, в частностях, локально или для видимости, но не в стране в целом, не на достаточно долгий срок и не всерьез.

Всякая серьезная программа общественного движения должна считаться с реальными потребностями тех или иных групп населения и возможностями объединения людей по этой линии. В Советском Союзе есть огромное число недовольных в самых различных слоях общества. Труднее найти довольного, чем недовольного. Из этого кое-кто делает вывод, будто этот строй непрочен и скоро развалится. Но на самом деле общество не разваливается, а существующий в нем социальный строй ничуть не ослабевает. В чем дело? А вот попробуйте по одну сторону собрать довольных, по другую – недовольных! Ничего не выйдет, ибо общество естественно расчленяется совсем иначе. И недовольство суммируется в таких формах, которые исключают объединение недовольных. Общество расчленяется на множество деловых и социальных ячеек (коллективов). Большинство таких ячеек надежны с точки зрения целостности и устойчивости общества, а также с точки зрения управляемости свыше. Недовольные же, дорастающие до уровня диссидентов, в таких ячейках суть редкое исключение и не играют в них активной роли. Как только они становятся диссидентами, их сами сослуживцы выбрасывают из своих коллективов. Они становятся отщепенцами, не имеющими законных источников существования и возможности образовать свои самостоятельные жизнеспособные ячейки. Если они объединяются, их объединения рассматриваются как незаконные и преследуются. Пользуясь симпатией определенных кругов населения, диссиденты не выражают обобщенных интересов никакой социально определенной части населения – рабочих, крестьян, учителей, научных работников, военных и т.п. Они выражают протест против общей ситуации в обществе, которая лично затрагивает представителей самых его различных подразделений. И личная судьба этих людей просто как людей, а не как представителей той или иной социальной категории, становится главным объектом внимания диссидентской деятельности. Если диссиденты, например, привлекают внимание к судьбе какого-то рабочего, это еще не значит, что они суть выразители интересов рабочего класса.

Всякое общество изобретает соответствующие ему формы проявления и суммирования недовольства. Советское общество тоже открыло для себя по крайней мере одну такую специфическую форму – диссидентское движение. Оно возникло благодаря историческому стечению обстоятельств. Но возникнув раз, оно стало устойчивым и значительным фактом советской жизни. Диссиденты чисто опытным путем нашли себе наиболее адекватное идеологическое оформление – быть больной совестью советского общества, а не выдвигать утопические программы. Диссиденты не есть единственно возможная форма сопротивления режиму в Советском Союзе. Не исключено, например, что здесь разовьется индивидуальный террор и возникнут тайные террористические организации. Но это не будет частью диссидентского движения, хотя власти и будут пытаться скомпрометировать диссидентское движение путем приписывания ему террористических намерений и действий. Диссидентское движение в целом и в главном есть движение в рамках советской формальной законности и легальности, хотя власти и стремятся представить его как выходящее за эти рамки и расправляются с ним, нарушая свои собственные законы. И уже самой этой установкой оно отрезает себе не только выработку позитивной программы переустройства общества, но и самую возможность понять для себя, почему оно такую программу не способно выработать в принципе. Я имею в виду, подчеркиваю это, не литературное прожектерство, а настоящую программу, способную увлечь за собой более широкие слои населения. Но, как говорится, нет худа без добра, ибо советский народ давно сыт по горло всякого рода программами.

Мюнхен, 24 февраля 1979 г.