Марина Алексинская -- «Фром май харт...»

Марина Алексинская -- «Фром май харт...»

Они это делают нарочно или по недоразумению? Они — гроссмейстеры, как Гарри Каспаров, или провокаторы, как Дмитрий Богров? Как бы то ни было, команда из Алексея Ратманского (хореограф), Леонида Десятникова (композитор) и Александра Ведерникова (дирижер-постановщик) делают хорошую мину при плохой игре. Кто бы мог подумать? Четыре года назад команда замыслила советский миф, балет "Утраченные иллюзии", развеять, а советник Президента РФ Сергей Караганов взял и объявил de Сталинизацию.

В среде российской элиты нынче так модно: глодать кости советского прошлого и скупать в антикварках советский фарфор. 24 апреля Большой театр дал премьеру — балет "Утраченные иллюзии". Это недурное пополнение для коллекции советского стиля 30-х. В провенансе балета — фамилия самой Улановой. А значит, фальшак от Ратманского взметнётся в цене.

Интерес господина Ратманского к советским балетам — костёр амбиций. Под улюлюканье либералов приравнять сюжетность в балете к патриотизму, Алексей Ратманский — вуаля! — вернул на сцену эталон сюжетности — балеты "Светлый ручей" и "Пламя Парижа". Что ж, господин Ратманский — известный enfant terrible. Ему всё можно. Одной рукой, он — резидент American Ballet Theater, формирует лицо Америки, а другой играет, как с игрушкой, на сцене Большого театра с советским драмбалетом.

Драмбалет — паспорт балета 30-х. В поисках новой формы советские хореографы обратились тогда к произведениям классической литературы. В монументальных декорациях они развернули на сцене театральные полотна, потребовав от артистов балета подняться на уровень шекспировских страстей. Балет Ростислава Захарова "Утраченные иллюзии" — один из них. Автор либретто и сценограф — Владимир Дмитриев, режиссер — Сергей Радлов, композитор — Борис Асафьев. Премьера балета состоялась в Кировском театре в 1936 году. Новость о том, что в Кировском репетируют балет на тему романа Бальзака вызывала толки задолго до премьеры. "Танцевать Бальзака", "руками и ногами" раскрывать социальный и философский смысл "Человеческой комедии" казалось нелепым и невозможным. Но невозможное возможно. "Спектакль, — по слову театрального критика Бориса Львова-Анохина, — убедил сомневающихся. И прежде всего убедила Уланова. Она заставила поверить в то, что можно "танцевать Бальзака". Она заставила поверить в то, что балету доступны самые сложные темы и образы. Она доказала, что поэзия танца может естественно соединиться с правдой жизни и глубиной мысли". Однако долгой сценической жизни "Утраченные иллюзии" не имел. Винили либретто, отсутствие драматургического единства, нарастания и развития действия.

Действие балета происходит в балетном мире Парижа эпохи романтизма. Начинающий композитор Люсьен, коллизия между балеринами Корали и Флориной. Балеты в балете: "Сильфида" с Корали и "В горах Богемии" с Флориной как бы воспроизводят легенду о поединке между танцовщицами века Марией Тальони и Фанни Эльслер. С Корали Люсьен узнает "слезы восторга", успех своего балета "Сильфида". Он увлекается Корали. Но светлое чувство разбивается с "улыбкой радости" об интрижку Флорины. Праздность жизни, Париж у ног — светские ощущения вскружили Люсьену голову и рассеялись с парами абсента. Люсьен в отчаянии. Он хочет свести счеты с жизнью, но не хватает сил. Он возвращается к Корали. В доме запустение. Корали мучительно пережила крах мечты и вернулась к богатому покровителю. Люсьен понимает: вот только утраченные иллюзии не вернешь. "Мы взяли старое либретто Дмитриева, — цитирую господина Ратманского, — /…/ там всё на месте, всё понятно". С ним команда и приготовилась взять реванш.

Е2-Е4 "Утраченных иллюзий" от Ратманского ждали от Жерома Каплан. Задолго до премьеры я слышала о приглашенном французском художнике, о великолепных его реалистических декорациях. Вспоминались солнечные ощущения Улановой, которые вызывали у нее "уют веселой, нарядной комнаты Корали с горящим камином, глубоким креслом и совсем другое в последней картине; та же комната вызывала зябкое чувство одиночества, безысходности: беспорядок, голые стены, пятна от снятых и проданных картин, разбросанные платья". Увиденное сегодня превзошло ожидания. Был дан даже просцениум: виды Парижа с Моста искусств с его чугунными фонарями, театральными тумбами. Собственно говоря, это всё, что поманило надеждой на иллюзорный образ Парижа 1830-х. Оформление последующих картин: апартаменты Корали, дворец Герцога — обернулось в банальность. Лестница а ля из "Икеи", подразумеваемый второй этаж обеспечивают роскошь обстановки содержанки. Альков, круглый стол для игры в карты — риски и азарт праздной жизни. Менее всего декорации Жерома Каплан будоражили воображение Парижем "роккобарокко". Они задали эстетику сериалов, где декорации — столб, обозначение действия.

Новое поколение артистов Большого театра знает эстетику сериала тоже не понаслышке. Что воспитало их художественный вкус, если не "Санта Барбара"? На каких зияющих пустотах драматического театра росли они? Сегодняшним артистам не до страстей Шекспира. Комиксы научили их страсти обозначать. Хореография выстроена на обозначении драматических монологов, затянутых пантомимных сцен. Заламывание рук, многозначительность поз, роденовская задумчивость — эти приемы провинциальных подмостков — Алексей Ратманский оживил столичным трюком. Флорина крутит классические 32 фуэте на столе. Тогда впервые можно схватиться за валидол: как бы балерина не свинтила на пол. И дальше — снова сериал. Унылый, как схема уведённого из-под носа сокровища. Даже стилизация "Сильфиды" оказалась всем чем угодно, только не напоминанием о старинных гравюрах с изображением великой балерины прошлого. Да и за спинами тальониевских тюник вместо прозрачных, ломких, как слюда, крылышек болтались нехилых таких размеров изумрудные крылья.

Возможно, Алексей Ратманский и Леонид Десятников в работе над "Утраченными иллюзиями" думали о Морисе Равеле. Возможно, призрак Мориса Равеля преследовал их, как Гамлета — Призрак отца. Балет, как шарманка, вдоволь воспроизводит одни и те же па, одни и те же комбинации под одни и те же музыкальные фрагменты. Но без эффекта "Болеро". Причем сильные доли музыки совпадают с фиксацией артистами балета прыжка. Создавалось такое впечатление, что композитор зарисовывал музыку на коленях, во время экзерсиса, прямо в репетиционном зале. В 1830-х годах экзерсисы исполнялись под скрипку. Господин Десятников — верист. В партитуре — торжество струнных. Рояль вступает лишь в третьем акте, как бы напоминая торжество изречения: один удар по клавишам — уже звук, а два удара — уже музыка. Любит господин Десятников подпустить в свои опусы вокала. Эдакого русского плача. На этот раз он положил на музыку стихотворение Тютчева, на французском и русском языке, из-за чего, по слову композитора, "невозможно определить, где свое и где чужое".

Пока суть да дело, пока разберутся, где "своё", а где "чужое", специалисты балета разбились, обогнав политиков, на два фронта. Одни утверждают: провал "Утраченных иллюзий" потому, что господин Десятников "не сумел сочинить ни одной запоминающейся лирической темы". Другие — провал "Утраченных иллюзий" потому, что господин Ратманский "создал свой самый недансантный балет". Прощай, оружие, в одном: "лучший композитор написал музыку для лучшего хореографа".

Любопытно, конечно, что думают сами "лучшие"? Тени сомнений героев не смущают. Алексей Ратманский: "Наверное, так работали в старину — композитор приносит тебе готовый номер к репетиции. Это очень страшно и весело. Вообще я отношусь к музыке Десятникова, как к чуду, случившемуся в моей балетмейстерской жизни". Леонид Десятников: "Когда я рассказывал оркестру сюжет, скрипач Кирилл Филатов сказал: "Ага, еще одно дитя Розенталя". Он был прав: "Утраченные иллюзии" отчасти продолжение этой темы.… он, если угодно, весь стилизация, и в то же время — "от души", спокен фром май харт, как сейчас выражаются".

Хотелось бы тоже продолжить "эту тему". Хотелось бы спросить Алексея Ратманского и Ко. За двадцать пять лет свободы от тоталитаризма, чем потрясли вы мир, кроме почивших в бозе "Детей Розенталя" и очередного удара по мухе с замахом на слона? Опять свободы не хватает! "Дайте нам свободы делать те ошибки, — отвечают за них, — которые нам нравятся". Еще за них говорят так. "Сам Ратманский, — ликует автор "Известий", — похоже, давно утратил иллюзии относительно популярных в России понятий "русский балет" и "русский хореограф". Господин Десятников, тот и вовсе — от "русского" как от чумы. Перешел на английский. На "фром май харт" выражается. Советский фашизм, — "фром май харт" негодует, — запрещал "новое искусство"! И только он, — добавляет на закавыченном русском, — партизан Леня Десятников, будучи студентом Ленинградской консерватории, изучал в спецхране под прицелом гебиста партитуру Альбана Берга. Господин Десятников ещё и говорить не научился, как "новое искусство" звучало в концертных залах Москвы: Мария Юдина играла Бартока, Берга, Кшенека, Жоливо. Господину Десятникову всё нипочём! "Утраченные иллюзии" запретили, — учит на "фром май харт", — по политической статье. Ну, сами подумайте, какие в "совке"?— смеется "лучший композитор", — могли быть "банкиры", "большие деньги", "содержанки"? Жду новости: команда либретто "Травиаты" переписывает.

Впрочем, конфетти и фантики либеральных смыслов гроша ломаного не стоят даже на блошиных рынках Парижа. И не фальшак от Ратманского меня занимает. Просто, думая о беспомощности вольных художников создать хотя бы иллюзию, чтобы было что утрачивать, меня одолевают иные вопросы:

кто мы? — спрашиваю я себя, — если гордимся Пушкиным и бросаем камни в царскую Россию?

кто мы? — спрашиваю я себя, — если клянем "кровавого" Николая и зырим, как "царь Борис" палит из танков по Парламенту?

кто мы? — спрашиваю я себя, — если предаем самый пышный Двор Европы и, прилипнув к экранам, слюну пускаем по монархическим сказкам Виндзоров?

кто мы? — спрашиваю я себя, — если без ума от технологий "Аватара", а "метафора Эйзенштейна" — да черт бы с нею?

"Один сезон наш бог — Ван-Гог, другой сезон — Сезанн!"

Ведь никто не заставляет нас то разоблачать русских, то свергать с пьедесталов советских богов и рыдать над "Богатые тоже плачут". Но мы разоблачаем. Но мы свергаем. Ни Двора уж, ни кола. Ветхозаветные "фром май харт" — в утешение.

P.S. На "фром май харт", кстати, сейчас так и выражаются. "Би Инглэнд уот ши уил, уив ол хё фолтс, ши из май кантри стил". Что в переводе господина Десятникова значит: "Какой бы ни была Англия, со всеми её пороками, это — моя страна".