Олег Дозморов.Шотландия.

Олег Дозморов.Шотландия.

Об авторе

| Олег Дозморов родился в 1974 году в Свердловске. Поэт. Филолог. Автор книг: “Пробел” (1999), “Стихи” (2001), “Восьмистишия” (2004), вышедших в Екатеринбурге. Стихотворные подборки печатались в журналах “Арион”, “Звезда”, “Новая юность”, “Таллинн”, “Урал”; в “Знамени” (см. 2003 N 5 и 2005 N 10). Проза нон-фикшн “Премия “Мрамор”” публиковалась в “Знамени” 2006 N 2. С сентября 2004 года живет в Москве, работает журналистом.

Олег Дозморов

Шотландия

* * *

Когда бы больше не было меня,

а были бы - за горизонтом - горы,

и ближние холмы и зеленя

ничьи бы не притягивали взоры,

когда бы круглосуточно бурун

катил, переворачивая, воды,

и анонимно средь ветвей певун

сходил с ума от страсти и свободы,

и весь, теперь действительно ничей,

мир отрицал бы наименованье,

каких ещё тебе, поэт, очей,

какой ещё поры очарованье?

* * *

Шотландский лес, шотландская река,

впадающая в Северное море,

ещё не образумились пока,

теряя время в бесконечном споре.

Здесь замка зуб действительно торчит,

как буква некоего алфавита.

Трава от слёз действительно горчит,

Мария С. - действительно убита.

* * *

Скрипит на склоне мокрая трава,

белеет цветом местная рябина,

простые парни с раннего утра

чего-то чинят, фыркает машина.

Я жил в шотландском замке тридцать дней,

сквозняк гудел в камине что торнадо,

под окнами росла скала, под ней

река бурлила бешено, как надо.

Шотландская неслась из-за окна

простая жизнь, она не прекращалась,

я радовался, если вдруг она

в какую-нибудь песню превращалась.

* * *

В дневном экспрессе Лондон-Эдинбург

не спи, раскрой какое-нибудь чтиво,

желательно попроще, например,

путеводитель “Пти Фюте”, узнай,

что в Лондоне в ближайший выходной

ты не увидишь, разверни “Тайм-аут”,

“Обсервер” или на худой конец

техническое описание

лаптопа, но его не открывай

и не проси адаптер у стюарда,

побереги до будущего счастья.

А главное - за окна не смотри.

Разглядывай присутствующих: спящих,

жующих, пьющих и читающих

простых британских граждан и гадай:

вот англосакс надменный - он по делу

в провинцию собрался, вот студент

к мамаше едет кушать сладкий пудинг,

вот эмигрант из Никарагуа,

вы с ним примерно равные в английском,

вот явно идиоты футболисты.

О, не гляди в окно, не то напишешь,

позорище, как подражатель Рейна,

пустые путевые обозренья,

о том, как пил коньяк и сколько стоил

коньяк, без слёз, без жизни, без любви.

Хоп! Мимо шелестящего экспресса -

закладывает уши, съешь конфетку,

глотни кофейной дряни из стакана

пластмассового, сбегай в туалет, -

с остатками средневековых стен,

рутиною хозяйственных построек

летят уже шотландские поля,

кровавые шотландские поляны

с пасущимися овцами. Деревня!

Шотландия моя, моя невеста!

Я б воспевал тебя, как Роберт Бёрнс,

я б пел тебе, а временами пил

твои напитки, ну же, сдвинем чарки,

не покоримся Англии вовек!

О, вымысел прекрасный, над которым

слезами обольёшься ты один.

Упейся одиночеством, возьми

носки, здесь и в июне холодрыга.

* * *

С утра был дождь, к обеду потеплело,

и я, съев ланч, оправился гулять.

Выглядывало солнце то и дело,

чтоб путнику дорогу освещать.

Лес весь темнел, ущелье угрожало

мне, оступившемуся, крутизной

провала, ничего не выражало

посвистыванье пеночки лесной.

Зачем я здесь? Что всё же разглядела

в Шотландии замолкшая душа?

На дне оврага пело и кипело,

медитативной лирикой глуша.

* * *

Покой и воля. Воля и покой.

Как сладко повторять: покой и воля.

Шотландское тревожит ветер поле,

и вьются мошки тучей над рекой.

Все превратятся в горные ручьи

весной крутые горные дороги.

Хрустя по гальке, берегите ноги,

они, однако, ваши, не ничьи.

Я жил в шотландском замке, здесь уют

не отменял суровости природы.

Шумят в ущелье дождевые воды.

Написанное не даёт уснуть.

* * *

Осматривать замок на том берегу

и древнюю церковь на этом.

В окне ресторана узнать на бегу

угрюмого дядю с приветом.

Вертеть головою, крутить объектив,

запечатлевая в натуре

гробы тамплиеров, таки сотворив

жертвоприношенье культуре.

Обедать пора, и проснуться пора,

подохнуть, перевоплотиться,

уехать осматривать Глазго с утра,

в Ньюкасле в стекле отразиться.

* * *

Холодно. Окно в библиотеке

нараспашку. Старого камина

странного гудения в том веке

вот и обнаружилась причина.

Скучно. Липы. Сны. Дагерротипы.

Синие обои полиняли.

Все, прости за рифму, прототипы

бунинской присутствуют печали.

Нас с тобой волнует ли всё это?

Мы с тоскою столько лет знакомы.

Среди всех картинок и портретов

вряд ли здесь отыщется искомый.

Я не пью, камина нет, собаки

даже в планах, мало фотографий

дома, но не избежал, однако,

извини за рифму, эпитафий.

* * *

От долгих прогулок болит голова

не меньше, чем от сновидений.

На склоне холма вырастает трава

овечьих быстрей поколений.

От скверного кофе шумит в голове,

а тут ещё дождь да дремота.

Как пишутся книги, не видно траве,

в которой не видно кого-то.

Все кролики очень боятся лисиц,

не менее, чем человека,

которому взор оторвать от страниц,

что Вию поднять своё веко.

* * *

Когда распадётся “Дозморов и Ка”

и существовать прекратит ДНК

за номером сто миллиардов один,

закроется недорогой магазин,

подвальная лавка, дешёвый лабаз,

который открыт для клиентов сейчас,

но мало рекламы, маркетинг дурной,

и автор качает в окне головой.

* * *

Оторопев, завидовать смертельно

самоорганизации дождя.

Из этих, набухающих раздельно,

родится скоро общее дитя.

Есть абсолютность некая в природе,

есть сумма черт, конкретность, прямизна

в любом произведённом ей уроде,

в любой сосне есть дерево, сосна.

Нет относительности, а одно баранье

в предмете каждом равенство себе.

А тут банальность, лень, самокопанье,

марш похоронный, жалобы судьбе.

* * *

С конца чужой войны четвёртая весна.

Снег по-саврасовски на полдороге к морю.

Очнись, как богатырь от сказочного сна,

в котором горе.

Жги, будто жизнь прошла. Да, в общем, и прошла.

Забыть нехорошо, а плакать неприлично.

Один ты знаешь, где запрятана игла.

И чистый воздух остр. И дышится отлично.

* * *

Я одинокий друг рассеянных друзей

по всем земным мирам и облачному небу.

Храню за пазухой, печальный ротозей,

и горечь проигрыша, и общую победу.

Воспоминаний сад возделан, и цветут

три дымчатых куста сирени в знак печали.

Я телевизор с глаз долой, поскольку тут

нисходят отдохнуть друзья-однополчане.

Обедали? Чайку? Пожалуй, и чайку.

За мыслями и сном день безупречно прожит.

Расформирован полк, но мы ещё в полку.

Тревожить рану хлад воспоминаний может.

Примерный ветеран с медалью и тоской.

Без связи сотовой, в пределах отдалённых

я вижу вас, друзья. И потому живой,

покуда жду вестей нетелевизионных.