Завистливая даль веков

Завистливая даль веков

Другой нобелевский лауреат по физике академик Виталий Лазаревич Гинзбург тоже обедал в «кормушке». Но за одним столом мы не сидели. Поэтому наше общение ограничивалось его знаменитым семинаром, который проходил в Физическом институте по средам. Иногда я удостаивался доклада на этом семинаре.

Несколько лет назад я смотрел по телевизору посвященный Гинзбургу документальный фильм. В фильме был эпизод: на пленку засняли один из семинаров. У доски стояли двое. Гинзбурга нетрудно было узнать: густые черные брови, крупный красиво очерченный нос и живые глаза, в которых вспыхивали насмешливые искры. Второй, молодой человек с пышной шевелюрой, видимо докладчик, стоял спиной к камере и писал на доске формулы. Его не было видно, но что-то отдаленно знакомое угадывалось в повороте его головы. Наконец я узнал свои формулы…

А три года назад состоялось последнее 1700-е заседание семинара. Гинзбург заранее объявил его повестку: свой доклад «Недодуманное, недоделанное…» и свободное выступление «трудящихся» (так Гинзбург называл участников семинара). Объявляя повестку, сделал мне неслыханный комплимент:

— Как обычно, пригласим писателя Войновича?… Что думают трудящиеся? Пожалуй, на этот раз обойдемся Фридкиным.

На этом последнем семинаре я читал свой рассказ. Вот его текст:

«На днях Виталий Лазаревич Гинзбург подарил мне свою книгу с трогательной надписью. В один из вечеров начал я ее читать и той же ночью приснился мне сон…

Снилось мне, что в осенний день 2101 года в книжный антиквариат, что в Москве, в Камергерском переулке, входит седой старичок с портфелем. И мне почему-то известно, что старичок этот мой правнук (а он еще и не родился). Подходит мой потомок к прилавку. А за прилавком стоит хозяин магазина, тоже старичок с лупой в руке, и перебирает какие-то старые книги и рукописи.

— Здравствуйте, — говорит правнук, вынимает из портфеля книгу и кладет ее на прилавок. — Вот, посмотрите, может быть Вас заинтересует. Книга с автографом Гинзбурга. Я, видите ли, архитектор, в физике ничего не понимаю, а деньги нужны.

— Автограф Гинзбурга? — переспрашивает хозяин. — Интересно. А откуда он у вас?

— Мой прадед был физик и получил книгу в подарок от самого автора.

— Ну что же… Могу сразу предложить за нее пятьсот долларов. Больше не просите. И на комиссии больше не дадут.

Правнук отдает книгу и вынимает из портфеля рукопись.

— А вот еще. Отзыв на докторскую диссертацию писал прадеду один академик, говорят, тоже знаменитый. Видите, тут его подлинная подпись.

Антиквар смотрит на подпись через лупу и спрашивает:

— Так чья, вы говорите, это подпись?

— Вул. Был такой академик.

— Вул? Три буквы, посередине «у»? Не знаю, не слыхал. Нет, это не подойдет. А вот не было ли у вашего прадеда рукописей Эйнштейна, Ландау?

— С Эйнштейном прадед, видимо, не успел наладить переписку. А с Ландау познакомился, когда делал у Капицы доклад. Тогда же он попросил Ландау прочесть рукопись его статьи. И вот что Ландау написал на ее полях, — достает статью и читает: «Выше уровня патологии. Если хотите — печатайте. У нас печатают и не такое».

Антиквар берет рукопись и быстро прячет ее под прилавок. Потом спрашивает:

— Ну что еще?

— А еще у меня остались книги, написанные прадедом, по физике и по литературе. Прадед был еще и пушкинистом, писал рассказы… Не подойдут ли вам?

— Простите, а как звали вашего прадеда?

— Владимир Михайлович Фридкин.

— Фридкин? Фридкин… Не помню такого. Нет, оставьте это себе.

Антиквар улыбается и говорит:

— Значит, пушкинист был ваш прадед? А помните слова Пушкина о «завистливой дали веков»? Время завидует славе человека. Поэтому не всем творческим людям дано преодолеть эту даль, пережить свое время.

Мой правнук кланяется и идет к выходу. Но у двери вдруг останавливается и произносит:

— А творческий человек работает не для славы, а для удовольствия. Поэтому ему так мало платят…

И вот тут я проснулся. Проснулся и подумал о своем правнуке с уважением. Хоть он еще и не родился».

А что касается «недодуманного и недоделанного» (я вспомнил доклад В. Л. Гинзбурга), то, полагаю, что в конце концов додумают и доделают, как бы «даль веков» не завидовала славе человека. А может быть, и переделают. И все это сделают наши российские теоретики. Если, конечно, не разгонят Академию наук и не отменят фундаментальную науку.