ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ АЛЬТЕРНАТИВЫ

ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ АЛЬТЕРНАТИВЫ

И СНОВА: «КТО ЕСТЬ МИСТЕР ПУТИН?»

Этот вопрос, прозвучавший на Международном экономическом форуме в Давосе в конце января 2000 года, относился не только к экономическим воззрениям В. Путина. Он относился, прежде всего, к его политическим взглядам и идеологии. В отличие от своих главных конкурентов на президентских выборах — Геннадия Зюганова, Григория Явлинского и Владимира Жириновского, выступавших от определенных партий и идеологических направлений (коммунистов, либералов и националистов), — Владимир Путин не был кандидатом какой-либо партии или блока. И свою экономическую, политическую и идеологическую позицию он не сформулировал с достаточной четкостью.

В марте 2000 года это дало ему, однако, немало преимуществ, и он смог получить не только голоса избирателей, сочувствовавших центру, но и поддержку значительной части как правого, так и левого электората. Нельзя сказать, что Путин в ходе избирательной борьбы вообще не высказывал своих политических и идеологических предпочтений. Он говорил о патриотизме, о сильном государстве, о приверженности демократии и законности, о защите безопасности России и повышении благосостояния ее граждан. Но эти же слова, хотя и с разным ударением, произносили и многие другие политики...

Борис Ельцин также не примыкал ни к одной из многочисленных российских партий, хотя и высказывал иногда пожелание о создании какой-то новой политической партии, в которой он мог бы работать. Однако политический облик Ельцина был все-таки более очевидным, чем у его преемника. Ельцин вступил в мир публичной политики еще в 1985 году, он пришел в демократическое движение из верхов КПСС, и это требовало от него постоянной демонстрации антикоммунизма — а это тоже идеологическая платформа. Утверждали, что и В. Путин — антикоммунист, ибо он ставит во главу угла национальную традицию.

«Скорее всего, — полагал публицист А. Ципко, — Путин в советские времена был скрытым “белогвардейцем”. А став хозяином страны, поехал в Париж поклониться белоэмигрантским могилам».¹ Это слишком смелое допущение. В. Путин 16 лет работал в советской внешней разведке. На всех постах, которые он там занимал, он должен был демонстрировать высокий профессионализм, исполнительность, мужество, но не идеологические предпочтения. Он был членом КПСС, и в его лояльности к партии и партийной идеологии ни у кого не было сомнений. «Я был нормальным советским человеком», — говорил позднее сам Владимир Путин о своих взглядах в 70—80-е годы.

Даже после избрания его Президентом Российской Федерации и вступления в должность В. Путин воздерживался от четкого определения своих идеологических позиций, и это порождало немало толкований или попыток произвольно причислить его к тому или иному из политических течений. Путина определяли и как «западника, равнодушного к идее особого русского пути» (А. Ципко), и как «антизападника, который ускорит новый исторический поворот России» (А. Нагорный). «Путин — несомненный демократ», — заявлял Муртаза Рахимов. «Нет, — возражал Владимир Рыжков, — Путин, скорее, консерватор, чем демократ, он сторонник жесткой власти». «Путин — гуманистический либерал», — говорил Анатолий Лукьянов. «Нет, он прагматик, близкий голлизму, и его позицию невозможно определить идеологическими штампами», — заявлял Игорь Шабдурасулов. «Так кто же такой Путин, — с раздражением восклицал П. Акопов из “Известий”, — западник или славянофил, сторонник втискивания России в “мировую цивилизацию” или приверженец “особого русского пути”? Ответа на этот вопрос нет даже у самого Путина. Волею случая получивший верховную власть в переживающей глубочайший кризис России, полковник Путин действительно не знает, что ему делать и в какую сторону идти. Это почти не заметно только потому, что в отличие от другого полковника — Николая Романова, правившего Россией в начале века, — Путин обладает решительностью и не склонен к интеллигентской рефлексии по поводу каждого своего действия. Но Россия стоит на перепутье, и направление ее развития, как и сто лет назад, во многом зависит от полковника, совершенно не подходящего на роль лидера великого государства в эпоху перемен».²

О том же, но другими словами писала и Л. Цуканова из «Нового времени»: «Большая часть российской интеллигенции довольно нервно относится к президенту. Ей многое не нравится в том, что он делает, но одновременно многое нравится в том, что он говорит. Это для интеллигенции тяжелое испытание: вербальная реальность для нее не менее значима, чем действительная Поэтому во многих, особенно печатных, изданиях присутствует нота раздраженного ожидания: когда же наконец Путин, этот “черный ящик”, откроется до конца и объяснит, чего же он хочет и что же он будет делать».³ Сама Цуканова считала, что Путин будет строить хорошо управляемое, но бюрократическое и вполне советское государство, в котором свобода печати будет ограничена. Я. Кротов из «Обшей газеты» был еще более пессимистичен. В России, по его мнению, «будут сохранены в основном коммунистические отношения, а в качестве идеологии нам предложат православие и “культ личности Путина”. Архиерейские соборы заменят собой пленумы ЦК, а народ получит покой, любой, который он жаждет, “бюрократический, кладбищенский, кровавый”».⁴

Эти обвинения и претензии к Путину были несправедливы. В стране, где совсем недавно рухнул тоталитарный идеологический режим, для большинства граждан не было ни необходимости, ни возможности торопиться с переходом к какой-то новой, а тем более обшей для всех идеологии. Перед нами возникли идеологические альтернативы, и выбор для многих людей, в том числе и для президента, оказался очень труден.

Однако этот выбор нужно будет сделать как большинству из нас, так и Владимиру Путину.

НУЖНА ЛИ РОССИИ НОВАЯ ИДЕОЛОГИЯ?

В современной марксистской литературе под идеологией принято понимать совокупность идей и взглядов, отражающих в теоретической, более или менее систематизированной форме отношения людей к окружающей действительности и друг к другу и служащих закреплению и развитию этих отношений. Считалось, что основой идеологии являются определенные общественные отношения, и в классовом обществе она неизбежно носит классовый характер. Отражая положение того или иного класса, идеология выступает в формах политических, правовых, религиозных, этических, эстетических и философских взглядов. Изложение целей и программ социальной деятельности также относится к сфере идеологии.⁵

Советский Союз был глубоко идеологическим государством, которое провозгласило себя диктатурой пролетариата и поставило своей целью построение нового социалистического общества. Еще в первой советской Конституции, принятой в 1918 году, в статье 3 говорилось: «Основной задачей РСФСР является установление социалистической организации общества и победы социализма во всех странах». В последней советской Конституции, принятой в 1977 году, тема мировой революции отсутствовала, а социализм был объявлен успешно построенным. Главной задачей государства становилась теперь борьба за победу коммунизма, под руководством «вооруженной марксистско-ленинским учением Коммунистической партии Советского Союза», которая «является руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций».

Таким образом, приверженность марксизму-ленинизму и ленинской политике считалась в СССР конституционной обязанностью граждан. Соответственно, пропаганда других взглядов и другой идеологии, а также критика марксизма-ленинизма автоматически становились нарушением Основного Закона страны, преступлением, «идеологической диверсией». Советская идеология претендовала на универсальность, подобно религии, и она была одной из главных опор партии и государства. Она не обещала гражданам индивидуальной свободы, но предлагала им стать участниками некоего всеобщего исторического процесса по созданию на земле нового разумного общества.

Опровергая мнение многих американских наблюдателей о якобы полном равнодушии советских людей к коммунистической идеологии, журналист и советолог Дж. Саттер писал: «Хотя для американцев почти непостижима готовность советских граждан подчинить все стороны своей жизни служению идее, они должны исходить из того факта, что при внешней абсурдности коммунистической идеологии она предлагает своим приверженцам стройную концепцию истории и наполняет смыслом жизнь скромнейшего из граждан, удовлетворяя, пусть и мнимо, насущную духовную потребность. В век безверия коммунизм стал могущественной антиверой, которая опрокидывает наши представления. Его нельзя победить оружием, как невозможно побудить его приверженцев с помощью подачек от него отказаться. Одолеть его можно только одним способом: противопоставить ему более действенную идеологию».⁶

Влияние и сила коммунистической идеологии были поколеблены в нашей стране, как известно, в годы «перестройки» и «гласности», и этот процесс приобрел черты и характер настоящего обвала в 1987—1990 годах, что и привело в конечном счете к падению авторитета, а потом к крушению КПСС и к распаду Советского Союза. Такое государство, как Советский Союз, просто не могло существовать без господствовавшей ранее идеологии. Однако коммунистическая идеология была сокрушена в ССОР и в Российской Федерации не какой-то новой сильной и действенной идеологией, а совокупной атакой на марксизм-ленинизм, предпринятой с разных направлений. Коммунистическая идеология рухнула, но ее место не было занято никакой другой идеологией.

Российская Федерация как суверенное государство появилась на свет не в результате длительной национально-освободительной или демократической борьбы, в ходе которой могли бы сформироваться новые идеи и новые лидеры, новый образ страны и новая психология ее граждан. Советский Союз и КПСС разрушились с удивительной легкостью. Да, Ельцин подтолкнул, а Горбачев не удержал, и все вокруг начало падать, как деревья, подточенные старостью, или как дом, фундамент и опоры которого уже ослабли и не могли держать прежнюю тяжесть здания.

Но кто мог дать стране новую идеологию и возглавить ее обновление и возрождение? Геннадий Бурбулис? Сергей Шахрай? Андрей Козырев? Егор Гайдар? Эти люди смогли подготовить тексты Беловежских соглашений о ликвидации СССР и провозгласить затем всеобщую либерализацию в экономике и политике. Однако попытка привить в России либерализм западного толка сопровождалась столь сильным падением жизненного уровня в стране, таким ростом преступности¹ и хаоса, что она не могла увлечь за собой широкие слои российских граждан. Либеральная идеология пришла к нам в виде разрозненных положений, она не была выстрадана народом и потому осталась лишь идеологией незначительного меньшинства общества.

Да, конечно, многие из главных положений либерально-демократической идеологии вошли в Конституцию Российской Федерации, которая принята на референдуме 12 декабря 1993 года. Но Конституция — это не идеология, ее либерализм имеет, как это принято говорить, «рамочный характер». Поэтому верность Конституции может сочетаться с приверженностью разным идеологиям и разным религиям.

Нужна ли вообще России какая-то новая национальная или государственная идеология? Некоторые публицисты утверждали, что в России уже утрачен интерес и доверие к любой идеологии и что это, может быть, даже хорошо. «Существует ли в российском обществе запрос на идеологию, потребность в ней? — спрашивал В. Соловей и сам же отвечал: — Это очень сомнительно. В отечественном социуме преобладает отвращение к любой идеологии, кто бы ее ни исповедовал. Такое состояние умов является следствием не столько пресловутого советского тоталитаризма, сколько последних десяти лет нашей истории».⁷ Об отказе от идеологии и от всяких «измов» несколько раз говорил и премьер-министр В. Черномырдин. Однако общая деидеологизация общества означала бы погружение его в хаос, в абсурдное состояние, при котором место борьбы идей заняла бы силовая борьба с непредсказуемыми последствиями.

Как утверждал Н. Павлов, Россия не может существовать без своей идеологии: «Россия должна найти свой стержень, свой путь, который есть у каждой цивилизации, нации, государства, нечто объединяющее людей в единое целое в духовном, политическом и иных отношениях. Россия — страна идеологическая, в том смысле, что социальная или миссионерская идея традиционно играла здесь роль объединяющую и придающую смысл любой деятельности. Именно идея, не обязательно официальная, особого пути и предназначения России поддерживала ее единство».⁸

Поисками новой, общей для всей страны идеологии был занят в последние годы недавно умерший фабрикант-философ Александр Паникин. Он уверял своих читателей и слушателей, что только новое мировоззрение может освободить творческие способности человека и породить энергию такой силы, что она повернет движение нашей страны в новое русло. Однако найти такую новую общую идеологическую формулу Паникин так и не смог.

Александр Проханов из газеты «Завтра* и бывший губернатор Санкт-Петербурга Владимир Яковлев были также убеждены в том, что России необходима новая идеологическая формула, и что Россия даже «беременна» новой идеологией. И тот, кто сможет найти слова и формулы для нее, «тот станет одним из величайших людей нашей эпохи, ибо это сделать очень непросто».⁹ Но профессор Елена Шестопал из Международной ассоциации политических наук уверяла, что сформулировать новую российскую идеологию не так уж трудно, — был бы запрос. «Что может стать содержанием новой национальной идеи, а точнее, идеологии, и откуда она может появиться? — спрашивала Е. Шестопал и тут же поясняла: — Это дело политиков-практиков и политологов, гуманитариев-теоретиков. Они бродят неприкаянно от одной партии к другой, но наверху пока не осознали необходимости теоретической работы. Сейчас задача эта созрела со всех точек зрения. Речь идет о выборе направления движения и о выборе определенных ценностных ориентиров. И главным инициатором должна стать исполнительная власть, а точнее, сам президент и его команда. Ведь люди постоянно ищут некий указующий перст, который подскажет, что им делать, когда и как».¹⁰

От президента ждал ответа на самые «проклятые вопросы» российской истории и доктор философских наук Александр Ципко. Именно Путин должен, по мнению Ципко, не только провозгласить, но и объяснить тотальную преемственность трех этапов российской истории XX века и показать, какие ценности мы ставим во главу угла, строя будущее. Путин должен решить проблему «белых и красных», и именно он должен «поставить вопрос об ответственности граждан и за тех лидеров, которым они поклоняются, и за те идеи, которые они выбирают».¹¹

Все это очень странные рассуждения и требования.

На самом деле в России нет ни возможности, ни необходимости в создании какой-то новой общегосударственной или национальной идеологии, а также в определении общих для всех граждан страны идеологических ценностей. И дело не только в Конституции Российской Федерации, в которой ясно говорится, что у нас в стране «признается идеологическое многообразие» и что «никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной» (статья 13). Сторонники единой национальной и государственной идеи могут ведь потребовать в соответствии с найденной ими формулой изменить и российскую Конституцию...

В России с ее сложной социальной структурой, с ее богатой, но противоречивой историей, с ее многонациональностью, громадной территорией, на которой веками уживались люди с разной культурой и религией, в такой России спор между западниками и славянофилами, между националистами и интернационалистами, коммунистами и либералами, радикалами и консерваторами, социал-демократами и либерал-демократами может продолжаться вечно, и в этом нет ничего плохого. Если исключить такие традиционные ценности, как семья, дети, здоровье, душевное спокойствие и благосостояние, то все остальные, даже базовые, ценности у российских граждан существенно различаются.

На вопрос о том «Какая идеология является по вашему мнению наиболее приемлемой для России?» в марте 2003 года 28% российских граждан назвали патриотизм, 23% демократию, 11% национальную самобытность, 10% державность, 10% социализм, 8% коммунизм, 3% капитализм, 3% религиозность. 9% граждан затруднились дать ответ. Речь шла в данном случае о самой главной идее, а не об их сочетании, например, о сочетании социализма и демократии. В России и сегодня при разных опросах от 50 до 60% граждан называют себя верующими, и около 80% из этих людей относят себя к православным. Но только около 10% российских граждан регулярно посещают церковь, и еще меньшее число людей продолжает молиться — своими или церковными молитвами.¹² При оценке западных и традиционных российских ценностей только 15% граждан заявили, что Россия должна полностью или частично ориентироваться на западные ценности. Более 50% граждан страны были убеждены, в необходимости ориентироваться на традиционные русские ценности.¹³ Активными коммунистами назвали себя 8% граждан, но еще около 15% заявили, что они не отвергают коммунистическую идеологию, а считают ее одной из важных ценностей общества. Более 40% граждан страны считали и продолжают считать важными все главные достижения Советского Союза и советские ценности и сожалеют о том, что многие их них оказались утраченными.¹⁴

Чрезвычайно важными, но также очень различными являются оценки российскими гражданами наиболее значительных событий и исторических фигур российского и советского прошлого. Такие оценки являются важнейшей частью национальной и исторической идентификации как отдельных граждан, так и всего общества и тех наций, которые в это общество входят; в России это в первую очередь русская нация. Как известно, нация — это исторически сложившаяся общность территории, языка, культуры, религии, определенных психических и физических черт, традиций и обычаев, но также и исторической судьбы. Однако разные граждане России по-разному определяют сегодня эту судьбу. Так, при разных опросах более 50% российских граждан положительно оценивали фигуру и реформы Петра Великого. Но около 30% граждан страны оценивали в 2000 году деятельность Сталина также положительно, а в 2003 году деятельность Сталина одобрили уже 40% опрошенных.¹⁵ Несколько меньшее число граждан России положительно оценили и деятельность Ленина. В списке десяти самых выдающихся общественных деятелей, «людей столетия» для России на первое место в 2000 году вышел Ленин, а на второе Сталин. Но 6-е и 9-е места в этом списке заняли соответственно А. Д. Сахаров и А. И. Солженицын.

Эти примеры различия в ценностных ориентациях российских граждан можно продолжить. У многих идеологов и политиков они вызывают огорчение и даже удивление. Лишь отчасти эти различия свидетельствуют о растерянности и дезориентации граждан страны. Слишком грубо и быстро производилось и в 1917—1918 годах, и в 1991 — 1992 годах разрушение базовых духовных и идеологических ценностей российского общества. Но кроме смещения и смешения понятий в нынешней идеологической многоголосице можно видеть естественное и неизбежное для такого сложного общества, каким является сегодня общество российское, наличие политических и идеологических разногласий. Советское единомыслие кончилось, и вновь возвращать страну к какому-то единомыслию на новой основе не могут и не должны пытаться ни Зюганов, ни Путин, ни Явлинский.

Что же в этом случае объединяет Россию как государство и как страну, не давая ей распадаться? Одна лишь Конституция?

Очевидно, что Конституции и законов для этого недостаточно, как недостаточно и религии. Россию объединяет общая воля ее народов к совместной жизни, ее история и традиции, ее язык и культура, а также единство ее экономики. Россияне — это лишь отчасти этническая, но в еще большей степени культурно-историческая общность людей, суперэтнос, живущий на определенной исторически сложившейся территории. Но это именно те скрепы, которые образуют и держат любую большую страну.

НЕОБХОДИМОСТЬ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА

Российские граждане не нуждаются в выработке единой для всех новой идеологии, но они нуждаются в создании такой единой для всех общественной среды, которая получила название гражданского общества. Такое гражданское общество и, соответственно, независимое общественное мнение только начали возникать в нашей стране, и именно этот процесс мы все должны ускорять и поддерживать. Да, мы должны укреплять и усиливать российские государственные институты, но также и независимое от государства гражданское общество, которое базируется на суверенных правах, самостоятельности и свободном выборе граждан страны.

Гражданское общество — это общество, способное к самоорганизации и инициативе, оно не может игнорировать сигналы, которые идут сверху, но оно также создает движение снизу вверх. Гражданское общество предполагает образование независимых от «верхов» общественных и политических структур, которые способны сами решать свои дела и осуществлять необходимый контроль за деятельностью властей. В Советском Союзе не было гражданского общества, а было сложное сочетание «винтиков» и других деталей с единым управлением из Кремля. Гражданское общество — это гораздо более сложное образование, где имеется несколько центров гражданской инициативы и есть реальное разделение властей. Общественные и политические организации в гражданском обществе — это не «приводные ремни», они не должны руководствоваться какой-то одной идеологией и вести своих членов разными путями, но к одной «великой» цели. У них могут быть разные идеологии и разные цели.

Да, конечно, гражданское общество в новой России делает еще первые шаги. Можно в основном согласиться с мнением В. Фадеева из журнала «Эксперт», что «структура российского общества пока примитивна и не заряжена на развитие. Пролетариат иногда возникает в общественной жизни в виде шахтерских забастовок. Крестьян как будто не существует вовсе, даже фермеров, с которыми так носились в конце 80-х. Профсоюзы — ручные, никто и фамилий их руководителей не помнит. Об интеллигенции и говорить нечего, она ничего не поняла и ничему не научилась за последние десять лет. Кое-как заметен крупный бизнес, но консолидированной позиции у него нет, и интересы не заявлены четко. Серьезно сплочены чиновники, в том числе и через партии власти. Но у чиновников по большей части локальные и тактические интересы, направленные на удержание нынешних позиций, а не на развитие. Средний класс уже сегодня — это реальная движущая сила общества в экономическом отношении. Но у этого класса нет политического представительства".¹⁶

Картина не слишком радостная, но в основном верная. Сегодня в российском обществе гораздо меньше элементов самостоятельности и самодеятельности, чем было в России первого десятилетия XX века. Последовавшие 70 лет однопартийной диктатуры сделали общество инертным и пассивным. Исправить это положение необходимо, но очень трудно. Конечно, государство укреплять надо, а пренебрежение государственными институтами опасно. Но не менее опасно пренебрегать здоровьем гражданского общества. Об этом должны заботиться все, кому дорога Россия. «Дела в стране изменятся, — заявлял Ф. Евгеньев, — если президент захочет что-либо изменить в пользу общества».¹⁷ «Но почему только президент, — задавал резонный вопрос

С. Маргал из правления социал-демократической партии России. — Разве мы, граждане России, ничего не способны сделать сами в своих интересах? Почему мы не можем повлиять на нашу общую судьбу, навязывая власть предержащим политику в интересах большинства? Истинным гарантом своей судьбы является народ России. Только сам народ — источник благополучия и процветания или причина собственных несчастий. Именно это должны понять россияне, и прежде всего, образованная часть общества — интеллигенция».18

На самом деле правы оба автора. Ситуация на сегодня такова, что народ должен поддержать президента, а президент должен помочь развитию гражданского общества, если он заинтересован в более быстром социально-экономическом прогрессе России, а не в одном лишь укреплении своей личной власти. Да, конечно, гражданское общество нельзя построить «сверху», оно должно вырасти само, и этот рост и созревание требуют времени. Но разумная власть может и должна создавать предпосылки для развития гражданского общества, а затем и опираться на него.

Развитие гражданского общества предполагает деятельность множества организаций: культурных, профессиональных, благотворительных, ветеранских, молодежных, женских, спортивных и других. Однако ядром и главной частью гражданского общества являются зрелые политические партии, которых в России пока еще практически нет. Именно партии предъявляют спрос на идеологию, но не на одну какую-то единую и неповторимую «российскую идею», а на российские варианты достаточно хорошо известных мировых идеологий.

Возникновение политических партий может происходить по разным схемам. Они могут создаваться профессиональными союзами — для более надежного политического представительства. Они могут быть организованы по инициативе крупного и популярного лидера. Партии создаются парламентскими фракциями, религиозными движениями, группами революционеров, обществами защиты природы. В большинстве случаев различные партии опираются на различные социальные группы общества, хотя из этого правила бывают и исключения.

Парламентская деятельность и борьба на выборах разного уровня — это лучшая почва для возникновения и формирования политических партий.

Но они могут возникать без парламента или даже работать в подполье. Политические партии могут обходиться без фиксированного индивидуального членства и без многих других атрибутов, знакомых нам по примеру КПСС с ее особыми ритуалами и трепетным отношением к партийному билету. Но партии не могут обходиться без своей идеологии и основанной на этой идеологии политической и экономической программы.

В России в 90-е годы образовано много самых различных партий, и это было одним из признаков недостаточной политической зрелости нашего общества. Еще в 1991 — 1993 годах в специальных справочниках можно было найти информацию о более чем 100 политических партиях России. В «Словаре новых политических партий и организаций России», который вышел в свет в декабре 1992 года, перечислено более 400 названий! Автор этого словаря В. Прибыловский включал в свой список также региональные партии.¹⁹ Партии возникали тогда как грибы после дождя, но так же быстро распадались и исчезали. Однако и в парламентских выборах 1999 года приняли участие более 100 политических партий, которые образовали около 30 избирательных союзов. Большинство их не сумело пережить свое поражение на выборах. Однако на их место пришли новые партии.

На начальном этапе становления политической демократии в России все это, видимо, было неизбежно. Но в дальнейшем такая дробность в политической жизни страны должна быть преодолена. Каким образом можно защищать и представлять интересы той или иной социальной группы российского общества, если от имени этой социальной группы к народу и власти обращается сразу 10 или даже 20 политических партий!

Еще в конце февраля 2000 года в приветственном обращении к делегатам учредительного съезда движения «Единство» Владимир Путин сказал, что «нормальной» для России могла бы быть трех- или четырехпартийная система. Иными словами, на место 150 зарегистрированных к началу 2000 года политических партий и объединений должны были прийти три-четыре системообразующие партии. Стимулировать их образование должна избирательная система страны, а также финансовая поддержка крупных партий государством. Некоторые политологи считали оптимальной для России систему из двух-трех крупных партий. (Лично я полагал, что в России имеется социальная, экономическая и политическая почва и потребность в пяти-шести политических партиях.)

В июне 2001 года Государственная Дума утвердила новый закон о партиях. В соответствии с этим законом Министерство юстиции могло зарегистрировать как партию только такое политическое объединение, в котором состоит не менее 10 тысяч членов. При этом у партий должны быть отделения не менее чем в 20 регионах страны с численностью не менее 100 человек на каждое региональное отделение. При этом предусматривалось государственное финансирование партии пропорционально количеству голосов, полученному на выборах. Все остальные нынешние партии могут сохраниться лишь как общественные организации, политические клубы или клубы по интересам. Они не будут участвовать в федеральных выборах, то есть не будут субъектами политического процесса. Им будет сохранено лишь право на участие в выборах в органы местного самоуправления.

Инициаторы этого закона предполагали, что перед выборами в Государственную Думу в конце 2003 года в России останется не более десяти относительно полноценных политических партий. Эти ожидания не оправдались, и к концу мая 2003 года в России было зарегистрировано более 30 партий. Даже спикеры Государственной Думы и Совета Федерации решили создать по партии. Геннадий Селезнев, образовал и зарегистрировал Партию возрождения России, а Сергей Миронов партию с весьма экзотическим названием Партия жизни. Образовалось несколько новых народно-патриотических и державных партий и несколько новых либеральных партий.

Некоторые детали этого процесса следует рассмотреть более подробно.

ПРОБЛЕМЫ ПАРТИЙНОГО СТРОИТЕЛЬСТВА В РОССИИ.

ПРАВЫЙ ФЛАНГ

Наиболее активную политическую деятельность на правом фланге ведет «Союз правых сил» (СПС), партия, которая провела свой Учредительный съезд в мае 2001 года. Эта партия образовалась путем постепенного объединения более чем десяти более мелких движений, партий и групп право-либерального типа; возникавших на нашей политической арене в период с 1990 по 1999 годы. СПС не выступает сегодня как оппозиционная партия, но она не является и партией власти. Большинство лидеров СПС, включая А. Чубайса, И. Хакамаду, С. Кириенко и Е. Гайдара, на протяжении 2000—2003 гг. выступали с поддержкой инициатив и политики В. Путина и М. Касьянова. С критикой президента и правительства чаше других выступал Борис Немцов лидер фракции СПС в Думе. Некоторые менее известные политики выступали с «условной» поддержкой власти. С другой стороны немало людей, входящих в СПС, продолжали работать в структурах правительства.

Политический багаж СПС невелик, хотя здесь много работавших в администрации президента, а также лидеров, занимавших в 90-е годы посты вице-премьеров, министров, даже премьеров. Однако похвалиться этим людям нечем, список их неудач очень велик и намного превышает список достижений. На парламентских выборах в декабре 1999 года СПС получила 1% голосов. Однако в прошедшие после этого три года эта партия ничем особым не отличилась, и к концу 2002 года за СПС готовы были голосовать лишь 4—5% избирателей. Партии приходится бороться за политическое выживание, она может и не набрать в декабре 2003 года «проходной балл» в 5%.

К праволиберальному лагерю относится и возглавляемая Григорием Явлинским партия «Яблоко». Эта партия с момента ее создания претендовала на власть без коалиций и компромиссов и в то же время активно выступала как оппозиционная партия и по отношению к президенту, и по отношению к правительству. Из ее рядов и со страниц близких «Яблоку» газет и журналов с осени 1999 года и до весны 2003 года звучала весьма жесткая критика и в адрес Ельцина, и в адрес Путина, а также по адресу всех правительств 1993—2003 годов.

Многие наблюдатели называли и продолжают называть «Яблоко» партией либеральных диссидентов и «вечных оппозиционеров», полагая, что самой уязвимой стороной этой партии является ее неучастие во власти, Отказываясь от избирательных блоков, члены этой партии не смогли одержать верх даже на каких-либо губернаторских выборах. Только в мэриях небольших городов и в отдельных муниципальных образованиях успех сопутствовал членам партии «Яблоко» или тем, кого эта партия поддерживала. По своей идеологии «Яблоко» и СПС — родственные партии. «Хотим мы того или нет, — заявлял Г. Явлинский в одном из программных выступлений, — смотрим друг другу в глаза или в разные стороны, — у нас одна группа крови. И отстаивая свою идеологию, я тем самым буду отстаивать и их идеологию, потому что она у нас объективно общая. Осмелюсь предположить, что базовые элементы моей картины мира и моей политической философии являются базовыми элементами мировоззрения всех либеральных и демократических политиков России и, что гораздо важнее, их избирателей, массового демократического электората. Ссорясь с другими демократами, мы остаемся людьми, говорящими на одном языке, понимающими друг друга с полуслова. А с правящей номенклатурой мы все равно принадлежим к разным породам».²⁰

Опросы, проводимые в 2002 и весной 2003 года, показывали, что за «Яблоко» готовы голосовать 6 или 7% избирателей. Этот показатель сохраняется уже в течение 10 лет й повторяется на четвертых выборах, что свидетельствует как о прочности, так и об узких границах «яблочного» электората.

В целом за правые партии готовы сегодня голосовать до 15% избирателей. Электоральная база правых — это предприниматели, в основном средние, крупный, но в основном про западно ориентированный бизнес, элитные организации и группы научно-технической интеллигенции, правозащитные группы. Однако переговоры по объединению правых партий были безрезультатны, хотя и велись много лет. Напротив, именно в этой части политического спектра в последние годы было создано несколько новых партий: новая Демократическая партия России во главе с губернатором Новгородской области Михаилом Прусаком, две либеральные партии, одна из которых считает своим лидером Бориса Березовского и работает на его деньги. Странным образом, но именно в этой части политического поля происходили все наиболее громкие убийства депутатов Государственной Думы: Галины Старовойтовой, В. Головлева, Сергея Юшенкова. К правому лагерю относила себя и созданная в декабре 2001 года Конституционная партия Российской Федерации; в которой нашли приют несколько небольших и малоизвестных демократических партий и групп.

ПАРТИЙНОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО НА ЛЕВОМ ФЛАНГЕ

На левом фланге политического спектра доминирует сегодня Коммунистическая партия Российской Федерации, наиболее массовая и хорошо организованная политическая партия России. У КПРФ есть организации во всех регионах, во всех городах. В Государственной Думе эта партия и ее союзники аграрии контролируют около 30% мандатов. Члены КПРФ избраны губернаторами более чем в 15 областях России. На любых выборах на федеральном уровне КПРФ может рассчитывать на четверть или даже на треть всех голосов. Это сильная партия, с мнением которой должен считаться любой президент России.

Однако у КПРФ есть и много недостатков или даже врожденных пороков, так как она не может отказаться ни от наследия КПСС, ни от ее кадров, в том числе и тех, кто входил в руководство КПСС в 80-е годы. Поэтому КПРФ трудно расширить свое влияние. Об этой партии можно сказать то же самое, что Владимир Путин говорил о Чубайсе — самом ненавидимом в КПРФ российском политике, — что у партии «плохая кредитная история», т. е. низкий кредит доверия среди многих избирателей. Почти 50% избирателей заявляют и сегодня, что они не будут голосовать за КПРФ и ее лидера Геннадия Зюганова «ни при каких условиях».

КПРФ привлекает и объединяет под своими лозунгами довольно большой «протестный» электорат. Эта партия пользуется поддержкой избирателей старшего возраста, которые вышли на пенсию до 1991 года, но также и тех, кто вышел на пенсию в 90-е годы, а также тех, кто в последние 12 лет потерял работу или не сумел работать по специальности. КПРФ поддерживает значительная часть сельских жителей, рядовых служащих, учителей, часть профессиональных военных. Но у КПРФ низкий уровень поддержки среди интеллигенции и молодежи, среди чиновников и бизнесменов. Не поддерживает КПРФ и большая часть рабочих и крестьян. Многократно обманутые в XX веке рабочие и крестьяне отличаются сегодня наибольшей аполитичностью.

В избирательных списках КПРФ мало популярных или просто известных стране политиков. Кроме Геннадия Зюганова граждане России вряд ли смогли бы назвать еще 3—4 фамилии из числа лидеров КПРФ. Любой режим нуждается в оппозиции. В этом отношении КПРФ выполняет очень важную функцию критики и контроля. Компартия не выступает за какую-то новую революцию и не зовет людей к топору или на баррикады. Даже организация забастовок не входит в число тех форм протеста, которые считаются приемлемыми для КПРФ. Речь идет лишь о манифестациях, митингах, парламентской деятельности. Партия и после отставки Б. Ельцина продолжала говорить о своей непримиримой оппозиции к правящему режиму, но эта оппозиция выражалась не в действиях, а в словах и политических жестах. И тем не менее критика КПРФ в адрес режима редко бывала конструктивной, а позитивная программа КПРФ не была убедительной. По традиции в рядах КПРФ всегда уделялось большое внимание идеологическому обоснованию своей политики и своих предложений. Мы все видим, что нынешнее руководство КПРФ отказалось от большинства формул ортодоксального марксизма-ленинизма. Но им на смену пришли другие и по большей части также догматические формулы.

По Уставу КПРФ внутри этой партии не должно быть никаких течений и фракций. Тем не менее в реальной действительности в такой крупной партии неизбежно происходило образование разных течений и групп. Одну из таких групп представлял генерал Альберт Макашев, воинствующие антисемитские высказывания и публичные заявления которого принесли КПРФ немалый вред. Есть ранее немыслимые в коммунистической партии группы и течения, тяготеющие к традиционной православной церкви. Есть очень активные поклонники Сталина и сталинизма. Постоянное и назойливое восхваление Сталина велось и продолжает вестись со страниц газеты «Советская Россия» и журнала КПРФ «Диалог». Любая критика в адрес Сталина в коммунистических СМИ отвергается, преобладает здесь не просто апологетика, но и прямая фальсификация. Часть членов КПРФ пытается восстановить в партийной пропаганде формулы 20—30-х годов. Но есть и такие коммунисты, которые предлагают объединить ценности сталинизма с догматикой российского православия. Например, один из теоретиков КПРФ Г. Александров предлагал соединить в идеологии и практике КПРФ «национально-государственную методику Сталина с православным вероучением», ибо только «православный сталинизм», по его мнению, «способен создать державную основу для форсированного возрождения русской государственности такой мощи и силы, равную которой мировая история не знала со времен Рима эпохи расцвета».²¹ Трудно рассчитывать на успех среди граждан России с такой убогой и зловещей программой.

В КПРФ никто всерьез не оспаривает лидерства Г. Зюганова, ибо только он сумел предложить своим приверженцам пусть и эклектичную и внутренне противоречивую, но всеобщую идеологию, которую партия заменить сегодня ничем не может. И это личная заслуга Зюганова перед партией. Его оппоненты из рядов КПСС, а потом и КПРФ Олег Шенин, Егор Лигачев, Виктор Анпилов, Виктор Тюлькин, Ричард Косолапое и другие, настаивая на более ортодоксальной марксистской идеологии, не смогли бы собрать вокруг себя авторитетную группу сторонников. Примеры Эдуарда Лимонова или Нины Андреевой из большевиков и «национал-большевиков» достаточно показательны. Конечно, идеологию «русского социализма» Геннадия Зюганова трудно отнести к числу коммунистических идеологий. Она составлена из фрагментов марксизма и ленинизма, из некоторых положений социал-демократической идеологии, но также из крупных блоков русского национализма и отретушированного сталинизма. В идеологии Зюганова находят место такие формулы давних веков, как «Святая Русь» и «Москва — третий Рим», а также «Самодержавие. Православие. Народность» — из XIX века. Г. Зюганов наделяет русский народ не только особыми моральными качествами, но и особой духовностью, которых якобы нет у других народов. Российская цивилизация уникальна и противостоит западной «атлантистской цивилизации». Немалую роль в идеологии Г. Зюганова играет не история, которой он пренебрегает, а геополитика. Геополитика Зюганова настаивает на изначальной враждебности Запада к России. В своей критике режима Г. Зюганов еще в 2000 году старательно отделял «предательскую политику правительства Грефа—Касьянова» от фигуры президента В. Путина. Однако в дальнейшем и Зюганов, и КПРФ неоднократно заявляли о переходе в решительную оппозицию к президенту В. Путину и в его внутренней, и особенно во внешней политике.

Одно из течений в КПРФ было связано с фигурой спикера нижней палаты Федерального Собрания Геннадия Селезнева. Профессиональный журналист и бывший редактор «Комсомольской правды» и «Правды» Г. Селезнев вошел после 1993 года в руководство КПРФ и был избран в Государственную Думу по списку КПРФ. Он имел репутацию умеренного и склонного к компромиссам политика, и именно эти качества позволили ему стать спикером Думы и удержаться на этом посту более семи лет. Однако уже в 2000 году Г. Селезнев начал выступать и в качестве самостоятельного политика, создав вначале общественно-политическое движение «Россия», а после конфликта с ЦК КПРФ и с Зюгановым и новую партию «Союз возрождения России».

Эта партия претендует в 2003 году на место в левой части политического спектра, т. е. на роль российской социал-демократичесской партии. Однако известность политика не следует путать с его популярностью. Известно, что все спикеры советского и российского парламентов, которые попытались в последние 14 лет вести самостоятельную политическую деятельность: Анатолий Лукьянов, Руслан Хасбулатов, Иван Рыбкин, потерпели поражение. Не преуспели в своих политических амбициях и спикеры Совета Федерации Владимир Шумейко и Егор Строев. Маловероятно, что Геннадий Селезнев и новый спикер Совета Федерации Сергей Миронов, который также создал непонятную для публики, но собственную «Партию жизни», станут исключением. В нашей политической системе спикер — это умелый политический посредник, а не председатель совета директоров.

Главные проблемы для КПРФ на выборах в декабре 2003 года может создать не образование Г. Селезневым еще одной умеренно левой партии, а активная социальная и патриотическая политика президента В. Путина. Не секрет, что значительная часть граждан России поддерживала на прошлых выборах избирательный блок КПРФ не столько из согласия с его программой или из симпатий к Г. Зюганову, сколько из протеста против политики Б. Ельцина и правительства Черномырдина—Немцова—Чубайса. Теперь многие из этих людей говорят: «Зачем нам в Кремле Зюганов, если там есть Путин...»

РАЗБРОД СРЕДИ НАЦИОНАЛИСТОВ

Около десяти партий, которые претендуют на внимание избирателей в 2003 году, относят себя к числу националистических партий и движений. В странах Западной Европы националистические партии располагаются обычно на правом или даже на крайне правом фланге политического поля этих стран. Это политические группы Ле Пена во Франции, Хайдера в Австрии, Фини в Италии. В России к этим политическим группам в 90-е годы был близок Владимир Жириновский со своей ЛДПР. Однако сегодня политическая позиция ЛДПР оказалась размытой и неопределенной, авторитет партии среди протестного электората упал до минимума. Многие наблюдатели сомневаются, сможет ли вообще ЛДПР преодолеть на выборах 5%-ный барьер и пройти в Думу. Все другие националистические группы и движения относятся к Жириновскому с крайней неприязнью, называя его не политиком, а «известным шоуменом». Почти все другие общественные деятели, которые публично относят себя к числу националистов, примыкают не к правому, а к левому политическому лагерю. По мнению экспертов, «вменяемая» националистическая идеология могла бы объединить от 10 до 15% избирателей. Однако такой идеологии в России нет, и разные группы националистов ведут между собой жесткую полемику. Никакой ясной националистической идеологии не было в России и в прошлом, как в XIX, так и в XX веках, и русский национализм всегда был скорее религиозно-философской, а не политической доктриной. Сходный характер имеет сегодня и религиозно-националистическая проповедь

А. И. Солженицына. Но у него нет последователей. В политическом, а не в философском пространстве национальную или «русскую идею* эксплуатировали в 90-е годы многие политические течения и партии: «Национальный фронт», «Конгресс русских общин", «Российский общенациональный союз», РНЕ, объединения казачества, партия «Евразия», «Национально-державная партия», группа «Русь», «Российская партия мира» и др. Однако никакого сотрудничества здесь не наблюдалось.

Нельзя не отметить, однако, что именно из этого пестрого националистического лагеря раздавались в 2000 и в 2001 годах самые восторженные отзывы о личности, заявлениях и призвании Владимира Путина.