ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ДИЛЕММЫ ВЛАДИМИРА ПУТИНА

ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ДИЛЕММЫ ВЛАДИМИРА ПУТИНА

ОЛИГАРХИЧЕСКИЙ КАПИТАЛИЗМ В РОССИИ

Какая система власти и экономики образовалась в России к концу эпохи Ельцина? Двухдневный семинар ведущих социологов России, проведенный в конце января 2001 года в Институте социологии РАН под руководством академика Татьяны Заславской, не смог дать ясного и приемлемого для всех ответа на этот вопрос.

Неудача ученых неслучайна, ибо то общество, которое возникло в нашей стране в результате соединения сталинского тоталитаризма и брежневского «реального социализма», горбачевской перестройки и ельцинских реформ, невозможно определить в относительно строгих понятиях социологии, политологии и экономики. Приходится прибегать к более образным, но менее научным формулировкам.

Борис Ельцин говорил о создании в России «нормальной цивилизации». Анатолий Чубайс заявлял более конкретно о построении в стране «нормального капитализма ударными темпами». Егор Гайдар говорил более уклончиво о «молодом капитализме, который мы строим». Григорий Явлинский определял социально-экономический строй России как «номенклатурный капитализм», а Геннадий Зюганов — как «компрадорский капитализм». Александр Лебедь говорил о «диком капитализме» в России. Западный финансист и филантроп Джордж Сорос определял наш экономический строй как «грабительский капитализм», а Борис Немцов — как «бандитский капитализм»...

Но почти все соглашались с определением российской системы власти и экономики как «олигархического капитализма». Еще в 1998 году Г. Черников и Д. Черникова, пытались описать и объяснить эту систему в своей книге «Кто владеет Россией? Олигархи — коллективный портрет». На обложке книги помещены портреты Б. Березовского, А. Смоленского, М. Ходорковского, В. Потанина и Р. Вяхирева.

Утверждение в России режима олигархического капитализма все авторы относили обычно к началу 1996 года, когда на швейцарском курорте в Давосе, на Всемирном экономическом форуме дюжина самых крупных российских бизнесменов, главным образом банкиров, решила объединить свои силы, средства, информационные возможности и иные ресурсы, чтобы обеспечить переизбрание на пост президента России Бориса Ельцина.

Сделать это удалось, хотя и с большим трудом, и государственная власть попала в большую зависимость от своих спонсоров, Олигархи сумели не только провести на многие важные государственные посты своих людей, но и самолично заняли в государственном аппарате несколько высоких должностей. Однако большинству из них такая публичность была не нужна, а может быть даже опасна. Эти люди склонялись поэтому к созданию какого-либо постоянного консультативного органа, например «Союза экономического взаимодействия», своеобразного параллельного, «теневого» правительства. Однако из-за соперничества в рядах самих олигархов эта идея умерла еще на стадии проекта.¹

1997 год был временем не только наибольшего расцвета олигархии, но и наибольших раздоров в ее рядах. За обладание некоторыми привлекательными частями государственной собственности в экономике, в структурах власти и СМИ разгорелась «банковская война». Оппозиционная печать с негодованием писала тогда о «семибанкирщине», которая сеет смуту и разрушает страну. Но именно в это время Борис Березовский, претендовавший на роль «главного идеолога» олигархии, говорил об объединении крупного капитала и подчинении ему государства или о том, что государство должно стать «совместной собственностью» высших чиновников и крупного капитала.

Финансовая катастрофа 1998 года нанесла российской олигархии большой урон. Многие из самых крупных коммерческих банков не только пошатнулись, но и рухнули, а их президенты и владельцы оказались банкротами и в финансовом, и в политическом отношениях. Но многие выжили, так как сумели заблаговременно приобрести контрольные пакеты акций крупнейших промышленных предприятий и объединений, образовав огромные финансово-промышленные или промышленно-финансовые группы, «империи». Экономист Яков Паппэ называет их интегрированными бизнес-группами, ИБГ.² После сложных преобразований и слияний в России выделилось к концу 1999 года примерно пятьдесят самых крупных бизнес-групп с разными составными частями, разными формами собственности и руководства, которые контролировали, по оценкам экспертов, от 60 до 80% экономического потенциала страны.

В списках самых крупных и влиятельных лидеров российского бизнеса почти всегда можно было встретить имена Бориса Березовского, Владимира Гусинского, Романа Абрамовича, Анатолия Чубайса, Рэма Вяхирева, Александра Мамута, Вагита Алекперова, Петра Авена, Владимира Потанина, Михаила Фридмана, Олега Дерипаски, Кахи Бенукидзе, Евгения Швидлера, Михаила Ходорковского, Владимира Лисина, Владимира Евтушенкова и некоторых других. Перечислять всех, как и названия их корпораций и бизнес-групп, нет необходимости. Показательно, что имена почти всех упомянутых выше лидеров бизнеса встречались в 1999—2000 годах не только в списках пятидесяти самых крупных российских предпринимателей, но и в списках ста самых влиятельных российских политиков, которые регулярно публиковались в «Независимой газете».

Российский крупный бизнес еще не сложился как класс и, в отличие от крупного бизнеса на Западе, плохо организован. Только летом 2000 года большая часть крупнейших российских капиталистов решила войти в Российский союз предпринимателей и промышленников (РСПП), возглавляемый Аркадием Вольским, который начинал свою политическую карьеру в ЦК КПСС в должности помощника Юрия Андропова по проблемам машиностроения. У российского крупного бизнеса еще нет никаких традиций, и он не обременен чувством ответственности перед обществом. Даже Борис Березовский в своем «Открытом письме», адресованном РСПП, призывая к объединению для защиты Гусинского, писал: «Наши междуусобицы выпукло отразили амбициозность, нежелание слышать друг друга, неопытность, а главное — недальновидность нового сословия. Неумение выделить главное, безответственность перед самими собой и перед обществом людей, контролирующих огромные богатства, дорого обошлись России».³ На самом деле крупной буржуазии ни как класса, ни как сословия в России еще нет, и ждать от российских олигархов иного поведения, чем то, какое подвергает критике Б. Березовский, не следует.

По западным масштабам самые крупные из российских бизнесменов не могли считаться особенно богатыми людьми. В 2000 году никто из них еще не входил в список самых богатых людей планеты, который ежегодно составляется журналом «Форбс» в США. Но в 2002 году группа российских олигархов попала и в списки 100, и в списки 200, и в списки 500 самых богатых людей планеты. «Наши олигархи стали богаче», «В списке “Форбс” русских все больше», — писали на этот счет газета «Коммерсантъ» и журнал «Коммерсантъ-Деньги». Лидировали среди российских богачей Михаил Ходорковский, Роман Абрамович, Михаил Фридман, Владимир Потанин, Вагит Алекперов и Владимир Богданов, состояние которых определялось суммами от 1 до 7 миллиардов долларов. Однако в данном случае многие комментаторы явно путали личный капитал тех или иных бизнесменов и общий объем финансовых потоков, которые они были в состоянии контролировать. Нельзя смешивать такие понятия, как капитализация всей компании и личный капитал управляющего этой кампании. В России еще не сложился ни рынок ценных бумаг, ни институт буржуазной частной собственности. Как известно, активы крупнейших российских коммерческих банков были до последнего времени в сотни раз меньше активов самых крупных японских, британских, американских или швейцарских коммерческих банков. Поэтому личное состояние главных российских богачей определялось лишь по слухам и по косвенным данным, а некоторые из них бурно протестовали против приписывания им миллиардных личных состояний.

Из пяти миллионов человек, которые в 2000 году продекларировали свои доходы в Министерстве по налогам и сборам, только 50 тысяч граждан указали в декларациях сумму годового дохода, превышающую 30 тысяч долларов. Конечно, в России есть несколько сот не «рублевых», а «долларовых» миллионеров, но мало кто из них объявляет в МНС о своих доходах.

Именно в этом и заключается главный порок российской олигархии: у нее нет и не было легально нажитых и положительно оцениваемых обществом крупных состояний. Обширная собственность, которой владеют или которую контролируют российские олигархи, не является результатом их неустанного труда, талантов, научных открытий или изобретений. Эту собственность можно сравнить скорее с кусками «добычи», полученной при распаде громадной советской экономической системы. Среди российских олигархов нет своих Эдисонов и Карнеги, Фордов и Биллов Гейтсов, своих Рокфеллеров и Ротшильдов, своих Мердоков и Херстов. Почти все российские финансовые и промышленные магнаты начинали свою работу 10—15 лет назад «по поручению», в «уполномоченных банках», государственном нефтяном экспорте, мелких кооперативах или комсомольском бизнесе. Все это рождало в российском крупном бизнесе комплекс неполноценности. Российский крупный капитал почти не связан с малым и средним бизнесом, образовавшимся в России более естественным образом.

Но почему же мы говорим в этом случае об «олигархах» и «олигархическом капитализме»? Дело в том, что без поддержки и опеки власти, без прямого влияния и даже подкупа власти в России в 1992—1995 годах невозможно было начать и в считанные годы развернуть большой бизнес. Отсюда и стремление некоторых наиболее агрессивных бизнес-групп закрепить свой союз с властью и свое влияние на нее, не считаясь ни с интересами народа и государства, ни с законами. Однако такое положение, когда, по словам А. И. Солженицына, «над всеми стоит власть сплотки людей, бесконечно равнодушных к судьбе подвластного им народа и даже к тому, выживет ли он вообще или нет»,⁴ создавало большое социальное напряжение в обществе, где более 50% граждан определяли свое материальное положение словами «бедность» и «нищета».

Но не только претензии олигархов на политическую власть или их безответственность создавали угрозу для российского общества. В Советском Союзе свободных частных капиталов вообще не было, и направление, а также размеры капитальных вложений определились государственным планом. Однако в 1992 году вместе с системой государственного планирования была практически ликвидирована и система государственных капиталовложений. Между тем, частные капиталы были еще крайне невелики и не могли удовлетворить потребности в капиталовложениях всех отраслей российской экономики. Известно, что естественным и главным стимулом капиталистической экономики является стремление к максимальной прибыли при минимальных издержках. В 1992—1997 годах максимальную прибыль в России приносили финансовые спекуляции, и именно в этой области олигархи сосредоточили главные усилия и основные капиталы.

После финансовой катастрофы в августе 1998 года и в связи с ростом цен на энергоресурсы на мировом рынке олигархический капитал устремился в нефтяную отрасль, в черную и цветную металлургию и в некоторые другие отрасли народного хозяйства, в которых можно было получить большие и быстрые прибыли. Но это лишало средств и перспектив множество самых важных для страны отраслей народного хозяйства. Кто будет развивать в России оборонные отрасли, строить железные и шоссейные дороги, где быстрых и больших прибылей не бывает? Огромные авиастроительные предприятия Воронежа, Ульяновска, Казани не получали заказов на создание гражданских лайнеров нового поколения, а самые крупные авиационные компании России планировали заменять исчерпавшие свой ресурс самолеты российской гражданской авиации за счет продукции европейских и американских предприятий.

Насколько были нужны для страны и для отрасли те десятки «дочерних» и посреднических компаний, которыми обросли наши гигантские естественные монополии — «Газпром», РАО ЕЭС, МПС? А кто вкладывал в последние десять лет средства в развитие, модернизацию и ремонт гигантского жилищно-коммунального хозяйства российских городов, которое начало приходить в негодность к концу «десятилетия реформ»? Чрезвычайное положение, сложившееся зимой 2000/2001 года во многих городах Приморья, а в зимние месяцы следующего года и в отдельных городах Поволжья, — это только серьезный симптом общего неблагополучия во всей системе жизнеобеспечения нашей северной страны.

Да, конечно, российские системы жизнеобеспечения очень громоздки и неэкономны, их необходимо реформировать, используя и рычаги рыночной экономики. Однако все это нужно делать постепенно и с учетом интересов и возможностей населения страны. Мы не можем перенести куда-то в более теплые места десятки российских атомных городов и научно-производственных центров военной промышленности, которые создавались по принципам безопасности и секретности, а не коммерческой эффективности. Пользуясь терминами марксистской социологии и политэкономии, можно было бы сказать, что мы наблюдаем сегодня резкое обострение противоречий между созданными за 70 лет Советской власти громадными и громоздкими производительными силами и теми новыми производственными отношениями, которые начали формироваться в России с 1991 года. Результатом этого противоречия стало масштабное разрушение производительных сил общества, которое не может продолжаться долго, не приводя к гибели само общество. Этот процесс не может быть стихийным, а противоречия в российской экономике и в российском обществе не могут быть разрешены в рамках олигархического капитализма.

В серьезных и постепенных изменениях нуждаются сегодня и производственные системы, и производственные отношения. В условиях российской действительности начала XXI века новая система производственных отношений может быть только системой государственного капитализма. Конечно, система государственного капитализма содержит в себе немало опасностей и недостатков, включая опасности бюрократизма и коррупции. В отсутствии других исторически сложившихся классов, групп и сословий в современной России главный правящий слой — это высшее чиновничество, которое становится почти бесконтрольным хозяином страны.

Однако на сегодняшний день система государственного капитализма является для России более приемлемой и прогрессивной, чем тоталитарные системы сталинского и послесталинского времени и система олигархического капитализма.

ПОРАЖЕНИЕ РОССИЙСКИХ ОЛИГАРХОВ

О борьбе с олигархами заявлял еще Борис Немцов, назначенный в марте 1997 года на пост первого вице-премьера. Эту борьбу попытался вести и премьер-министр Сергей Кириенко. Более основательно взялся за то же дело премьер Евгений Примаков, при котором началось следствие по делам компаний, входящих в «империю» Бориса Березовского, и фирм, связанных с обширным кремлевским хозяйством Павла Бородина. Однако именно эта инициатива Примакова вызвала недовольство президента Ельцина и привела к отставке премьера. Владимир Путин воздерживался до 7 мая 2000 года от действий и заявлений, которые можно было бы трактовать как усиление борьбы с олигархами. Все начало меняться в мае и июне, и под удар Генеральной прокуратуры России попали в первую очередь медиа-магнаты, которые контролировали и использовали в своих интересах телевизионные компании НТВ и ОРТ, а также многие газеты. Поводом для допросов и обысков послужили масштабные финансовые спекуляции и прямое мошенничество, нанесшие ущерб государству в сотни миллионов долларов. А Владимир Путин в своих комментариях по этим делам ссылался на закон и просил не смешивать проблемы финансовых злоупотреблений и коррупции с проблемами свободы печати. У противников Путина не нашлось на этот счет никаких других возражений, кроме ссылки на финансовые злоупотребления и других олигархов, в отношении которых все обошлось предупреждениями.

Судьба Березовского и Гусинского известна. Оба они находятся в бегах, живут за границей на своих виллах. Против них возбуждено уголовное дело, и Прокуратура РФ время от времени поднимает вопрос о принудительном возвращении этих экс-олигархов в Москву.

Поражение Березовского и Гусинского стало несомненным поражением и всей российской олигархии образца 1996—1999 годов. Изменилось положение в политическом и экономическом мире России и таких влиятельнейших лиц, как Рэм Вяхирев. Некоторые из самых богатых людей России стали активно претендовать на выборные должности в региональных системах власти, помогая при этом экономическому и социальному подъему депрессивных районов, используя как свои административные ресурсы, так и свои сверхприбыли. Наиболее ярким примером такого синтеза олигархического и государственного капитализма является деятельность Романа Абрамовича на посту губернатора Чукотского округа. Этот пример лишний раз показывает, что президент В. Путин не собирался и не собирается объявлять войну всему крупному бизнесу, даже с учетом его не слишком светлого прошлого. В нашей стране до основания резрушена вся прежняя командно-административная система управления экономикой, и восстановить прежние порядки в народном хозяйстве невозможно. В этом смысле Россия прошла уже, как об этом мечтал Егор Гайдар, «точку невозврата». Но она не добралась еще и до «земли обетованной».

В России сложилась почти стихийно новая система управления отраслями экономики и ее региональными структурами. Эта система очень сложна и непрозрачна. Она неодинакова в разных отраслях и в разных регионах страны, но она действует, и наводить в ней разумный контроль и порядок нужно очень осторожно. В такой обстановке какой-то новый передел собственности или отмена результатов уже проведенной в 90-е годы приватизации могли бы иметь для всех нас губительные последствия. Финансово-промышленные группы, разного рода объединения и холдинги, во главе которых стоят те бизнесмены, которых мы до сих пор называли олигархами, могут внести свой вклад в управление экономикой страны, но на определенных условиях. Государство нуждается сегодня в поддержке крупного бизнеса, но оно не может и дальше терпеть разного рода злоупотребления олигархических групп и их попыток влиять на принятие политических решений. Об этом, в частности, шла речь и на той встрече президента Путина с группой из двадцати одного представителя крупного бизнеса, которая происходила в Кремле в конце января 2001 года. Главными лозунгами этой встречи, по ощущению самих предпринимателей, были выражения: «Мы вне политики» и «Мы готовы послужить России». Аркадий Вольский призвал Путина не верить тем, кто говорит о заговоре бизнеса против президента. «Верить не верю, но на заметку возьму», — ответил президент. Объявляя публично о своем отказе от вмешательства в политику, крупные российские бизнесмены теряют и весьма сомнительную привилегию именоваться олигархами, и многие газеты писали о январской встрече в Кремле как о беседе «экс-олигархов с президентом». Имелись сведения и о том, что чиновники из правительства и кремлевской администрации получили указание не использовать слово «олигарх» в своих публичных заявлениях.

Олигархии как системы власти в России на данный момент нет, это признали и сами олигархи. Как отмечал журнал «Коммерсантъ-Власть», «теперь крупный капитал уже не управляет страной посредством президента, а лишь робко предлагает президенту поруководить им, капиталом».⁵ Как бы между делом о конце режима олигархии заявил и Владимир Путин. Поражение российских олигархов не сопровождалось никакими потрясениями ни в обществе, ни в бизнесе. Комментируя встречу крупных бизнесменов с президентом в Кремле, председатель совета директоров МДМ-банка Александр Мамут говорил: «При Владимире Путине бизнесу существовать легче. В стране возникла более благоприятная деловая среда». «Путин стал мягче по отношению к бизнесу», — замечали и другие участники встречи.⁶

Не поднялись за олигархов западная общественность и печать, как к тому призывал Борис Березовский. Да, конечно, в 1993—1996 годах в западной печати было немало статей с похвалами в адрес таких бизнесменов, как М, Ходорковский, А. Смоленский, В. Потанин, В. Алекперов, В. Брынцалов, Однако уже тогда некоторые влиятельные американские газеты называли Анатолия Чубайса «нечистоплотным и лицемерным человеком», а Бориса Березовского даже «крестным отцом Кремля». А после финансового краха 17 августа 1998 года западный бизнес перестал видеть даже в самых крупных российских банкирах своих надежных деловых партнеров. Это и понятно, ибо сотрудничество с российскими банками принесло западным банкам и инвестиционным корпорациям не прибыли, а большие убытки. Никто не ведет на Западе кампанию в защиту Березовского и Гусинского. Напротив, здесь широко комментировали изданную в США книгу с множеством документов, разоблачающих финансовые аферы Б. Березовского, которые позволили ему за несколько лет превратиться из малоизвестного автомобильного дилера в одного из самых богатых людей России.⁷

Итальянская газета «Репубблика», которая была не слишком благожелательна к Путину в 2000 году, уже 17 января 2001 года писала: «Многие обозреватели считают самым главным достижением Владимира Путина как президента победу над самой наглой, беспардонной кучкой интриганов из всех тех, которые когда-либо добивались власти, — над так называемыми олигархами. Путин сумел приструнить этих людей, которые благодаря безмерным богатствам, нажитым без труда и риска, в результате махинаций в рамках приватизации советской и государственной собственности, сумели создать параллельные структуры власти, которые, ни за что не отвечая, были способны оказывать влияние на политику российского государства и развитие российского общества».⁸

Поражение олигархов в России летом и осенью 2000 года стало, несомненно, самым крупным поворотом в составе и в характере власти в нашей стране после 1993 года. Но это был и самый спокойный поворот, который по большому счету можно было бы считать и революцией сверху. Осуществить столь масштабный поворот в российской политике Владимир Путин смог только при поддержке очень сильных союзников.

ДВИЖУЩИЕ СИЛЫ ГОСУДАРСТВЕННОКАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

«Равноудалению» олигархов от политической власти предшествовало и сопутствовало укрепление всех основных институтов российского государства: армии, правоохранительных органов, специальных служб, администрации президента. Была повышена заработная плата чиновникам и учителям, военнослужащим, работникам суда и прокуратуры.

Либеральная революция 1991 года привела к крушению КПСС. Был разрушен громадный аппарат этой партии в центре и на местах, а также все идеологические службы ЦК КПСС. Потерпела крушение и идеология марксизма-ленинизма, которая давно уже превратилась в набор догматических формул, оторванных от реальной действительности. Однако, в отличие от Октябрьской революции 1917 года, революция 1991 года не ставила своей задачей и не сопровождалась разрушением всего прежнего государственного аппарата, без которого нормальная жизнь населения страны, ее городов и деревень оказалась бы в конце XX века невозможной.

Предполагалось, что армия, правоохранительные органы, спецслужбы, крупные промышленные системы, а также системы науки, образования, здравоохранения и культуры будут стоять вне политики, которую будут теперь формировать, провозглашать и развивать демократы. Однако, поднимая народ на борьбу в 1990—1991 годах под лозунгами демократии, свободы, борьбы против привилегий, демократические лидеры не преуспели в своих начинаниях. Они не ждали столь быстрой и легкой победы и не были готовы к власти и управлению такой страной, как Россия.

Демократы не смогли создать ясной идеологии, они не создали массового движения. Из их разрозненных рядов не образовалось ни одной жизнеспособной партии. Их крошечные партии — от «Демократической России» до «Демократической партии России», от «Выбора России» до «Партии российского единства и согласия», от движения «Реформы — новый курс» до «Наш дом — Россия» — хотя и претендовали на роль партий власти, но оказались несостоятельными в этом качестве. Крайне слабой оказалась и оппозиционная демократическая партия «Яблоко». Слабой оказалась и КПРФ, в идеологии которой причудливо перемешались элементы марксизма-ленинизма и православия, советского патриотизма и русского национализма, сталинизма и социал-демократизма.

Хотя такие деятели, как Чубайс, Гайдар, Бурбулис, Борис Федоров, и пытались своими действиями и заявлениями походить на большевиков первого поколения, историки будут оценивать их, скорее всего, лишь как второе издание керенщины. Солженицын вполне справедливо называет этих людей «февралистами». Без Ельцина, который проводил постоянную селекцию в своем окружении и правительстве, весь этот либерально-демократический режим не продержался бы у власти и двух лет, как не смог бы продержаться в России и триумвират Руслана Хасбулатова, Александра Руцкого и Альберта Макашова — главных противников Ельцина в 1993 году.

Роль ЦК КПСС в 90-е годы пыталась играть, как известно, администрация президента, аппарат которой и разместился в зданиях ЦК на Старой площади. Именно здесь рождались разного рода временные идеологические концепции и составлялись послания президента. Но все эти концепции были слишком изменчивы и неубедительны и не могли стать основой для государственного строительства. Государственные органы были дезориентированы и работали все хуже и хуже. Было очевидно, что Борис Ельцин как президент не любил и не берег доставшееся ему в наследство от Советского Союза государство и его большой аппарат. Еще в 1990 году, когда его избрали Председателем Верховного Совета РСФСР, Борис Ельцин убедился, что у Российской Федерации практически нет своего государственного аппарата, и все главные вопросы решают непосредственно ЦК КПСС и Совет Министров СССР.

Мало что изменило в системе управления и создание слабой и неавторитетной Российской Коммунистической партии, которую возглавляли Иван Полозков, Геннадий Зюганов и Альберт Макашов. Однако всего через год и почти без всякой борьбы Советский Союз оказался разрушенным, и в подчинение к Ельцину и его слабой команде попало громадное и разветвленное Советское государство со всеми своими учреждениями и службами, а также вся экономика Советской России с ее гигантской оборонной составляющей. Распорядиться разумно этим наследством руководство новой России не смогло.

В стране сложилась необычная ситуация. Народные массы в 90-е годы были деморализованы и пассивны, а рыночная экономика мучительно и трудно появлялась главным образом в сфере торговли и услуг, в формах мелкого и среднего производства — там, где в советское время не существовало достаточно разветвленных, жизнеспособных и необходимых обществу структур. Основная часть тяжелой и оборонной промышленности, транспортных систем, космической отрасли, энергетики, металлургии и добывающей промышленности почти не изменилась с советских времен и постепенно деградировала. Деградировала и огромная государственная машина, которая хотя и с трудом, но продолжала поддерживать безопасность страны и жизнь общества, оберегая всех нас от краха и анархии. В стране сохранились двухмиллионные Вооруженные силы, где сотни тысяч офицеров, несмотря на нужду и недовольство, выполняли свой долг. Продолжали работать и сотни тысяч работников специальных служб, людей, хорошо подготовленных профессионально, но унижаемых режимом материально и морально, отодвинутых на обочину, не имеющих возможности надежно обеспечивать безопасность страны и вынужденных пассивно наблюдать за ростом организованной преступности, терроризма и коррупции.

Резко ухудшилось положение основной массы чиновничества, людей, занятых в управлении: в управлении городами и поселками, сельскими районами и областями, в администрации автономий, правительства, префектур крупных городов, даже в администрации президента, Государственной Думы и других высших органов власти. Заработная плата этих чиновников существенно снизилась, а многие прежние привилегии потеряли смысл с появлением рыночной экономики. Многие из этих людей были деморализованы, они были лишены ясных перспектив и стабильного руководства и перестали получать указания от политических структур. Была разрушена и почти вся система контроля за деятельностью государственных учреждений.

В еще худшем положении оказались работники милиции, прокуратуры, судебной и пенитенциарной систем, даже пожарные службы. Миллионы ученых и инженеров высшей квалификации, занятых в военно-промышленном комплексе, испытывали острую нужду и чувства униженности и невостребованности. Но те же самые чувства испытывали миллионы учителей, врачей, преподавателей вузов, деятелей культуры, чиновников среднего и низшего звена. Дело доходило до забастовок, голодовок, самоубийств ученых, учителей, офицеров, работников «Скорой помощи» и персонала исправительно-трудовых колоний. Именно эта огромная масса образованных, выполняющих свою работу и свой долг, но недовольных своим положением людей и составила политическую армию новой, не слишком обычной, государственно-капиталистической по своему социально-экономическому характеру революции.

Эта революция не была движением низов общества, и поэтому она не сопровождалась теми волнениями и беспорядками, которыми сопровождаются обычно революции классического типа. Однако и у нас в основе перемен был социальный, политический и экономический протест. Российское общество к концу 1999 года представляло собой не просто насыщенный, но перенасыщенный недовольством раствор, в котором в любое время мог начаться процесс опасной кристаллизации. Пользуясь марксистской терминологией, можно было бы сказать, что в России в 1997—1999 годах сложилась классическая революционная ситуация, когда низы не хотели жить по-старому, а верхи не могли уже по-старому управлять. Не хватало только субъективных факторов — новой идеологии, партии, ясной цели, лидеров.

Для перехода всей ситуации в стране с одной ступени на другую оказалось достаточным появления на посту президента такого нового и неожиданного для многих лидера, как Владимир Путин. Уже Евгений Примаков сделал важный шаг к разрешению кризиса, и избирательное объединение, которое он возглавлял осенью 1999 года, продолжало двигаться в том же направлении. Путин шел параллельно, но в его руках оказались все главные рычаги власти, и он сумел их использовать наиболее эффективно. О деталях можно будет спорить позже. Ситуация разрешилась не в результате беспорядков, а в результате смены людей в Кремле и свободных выборов. Конечно, все то, что мы наблюдали в стране в 2000—2002 годах, это только начало крупного поворота. Для завершения происходящей в стране государственно-капиталистической революции понадобится и новая идеология, и новая партия. Без авторитетной группы новых политических лидеров Владимир Путин не сможет завершить начатое дело. Он это хорошо понимает, как об этом можно судить по политическим событиям 2003 года.

Исход истории с олигархами был во многих отношениях предопределен. Не могло долго сохраняться положение, при котором несколько миллионов профессионально подготовленных, находящихся на службе государства и выполняющих важнейшие для общества функции людей живут в небрежении и бедности, а несколько тысяч случайных людей — ловких и беспринципных дельцов, авантюристов, заправил криминального мира, теневиков — не только благоденствуют, но и продолжают разрушать сами основы жизни общества и государства. В подобной ситуации появление на политической арене и на посту президента такого человека, как Владимир Путин, представляется не случайным, а закономерным явлением. Феноменальный успех Путина, которому «все удается», объясняется в первую очередь тем, что его деятельность отвечает условиям и требованиям времени, логике жизни страны и общества.

Говоря о необходимости «ломать через колено» прежнюю социалистическую экономику, Борис Ельцин попытался идти против разумной логики развития общества. Но ведь и Ленин попытался еще зимой и весной 1918 года сразу же вводить в отсталой России социализм и коммунизм, а получил гражданскую войну и красный террор. Спасение пришло только с НЭПом, но ненадолго.

Таких примеров в истории немало.

КАКОЕ ГОСУДАРСТВО СТРОИТ ПУТИН?

Еще в конце января 2000 года на Всемирном экономическом форуме в Давосе журналистка из «Филадельфиа инкуайрер» задала российской делегации свой знаменитый вопрос: «Кто есть мистер Путин?» Ответом ей стало неловкое молчание всех представителей России и смех зала. Уже через год, в конце января 2001 года, та же самая журналистка сформулировала свой вопрос иначе. «Какое государство строит мистер Путин?» — спросила она, и вице-премьер Алексей Кудрин пустился в объяснения насчет того, что Путин юрист и демократ, и он не будет нарушать права и свободы граждан России. Этот ответ мало кого мог удовлетворить, ибо одно лишь обещание соблюдать законы не может помочь в определении природы государства.

«В каком государстве жить нашему обществу. Вперед в прошлое или назад в будущее?» — так озаглавили свою большую статью в «Независимой газете» Владимир Рыжков, Александр Иванченко и Алексей Салмин. В их статье много упреков и предостережений Владимиру Путину, который, по мнению авторов, слишком увлекся созданием непонятной «машинной власти, но упускает время для проведения нужных реформ».⁹ Однако авторы уклонились от изложения собственной конструктивной позиции. Обсуждая итоги 2000 года на семинаре в Высшей школе экономики, некоторые политологи называли его «потерянным годом» или «годом упущенных возможностей», тогда как другие называли его «годом великого перелома», не поясняя, однако, от чего и к чему ведет этот перелом.

«Путин подмораживает Россию», «Путин заложник государственного аппарата», «Правление Путина -- это окончание революции», «Программа Путина неясна для элит», «Момент истины еще не наступил», «Эксперты не понимают, что происходит», «Понимание того, что происходит в мире, отсутствует почти полностью», — такие заголовки, лишенные всякого оптимизма, дала «Независимая газета» выступлениям Валерия Федорова, Вячеслава Игрунова, Леонида Ионина, Глеба Павловского, Симона Кор-донского, Константина Труевцева и др.¹⁰ И уж совсем был недоволен политикой и работой В. Путина в 2000 году Г. Явлинский, который, не приводя никаких фактов и доказательств, уверял своих читателей и слушателей, что Путин осуществляет одновременно и «консервацию криминально-олигархического режима», и «создание корпоративно-полицейского государства».¹¹

Государственный капитализм — это сравнительно хорошо изученный экономический и социально-политический феномен; здесь потрудились и марксистские экономисты, и экономисты, которых у нас было принято называть «буржуазными». Одной из форм государственного капитализма была, несомненно, деятельность президента США Ф. Д. Рузвельта с 1933 года до конца Второй мировой войны. Государственное регулирование доминирует и сегодня в экономике Франции и Японии. Государственный сектор в экономике очень силен и велик во всех почти странах Западной Европы. В более слабых капиталистических странах государство обеспечивает через системы государственного капитализма поддержку национальному капиталу, помогая ему выстоять и развиться в окружении более сильных и богатых конкурентов. А в Южной Корее при поддержке государства составлялись даже пятилетние планы национального экономического развития. В Китайской Народной Республике в последние 20 лет происходило умелое и острожное совмещение последовательно социалистических и государственно-капиталистических принципов и систем развития экономики. «Неважно, какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей», — говорил на этот счет Дэн Сяопин.

Сам по себе термин «государственный капитализм» — это термин марксистской политэкономии начала XX века. Едва ли не первым стал употреблять его В. И. Ленин, который в годы Первой мировой войны много писал о «начале огосударствления капиталистического производства, соединении гигантской силы капитализма с гигантской силой государства в один механизм, ставящий десятки миллионов людей в одну организацию государственного капитализма».¹²

В западной политэкономии в отношении государственного сектора в экономике применяют обычно другие термины. Нередко в странах Западной Европы предприятия, находящиеся в государственной собственности, относят к социалистическому сектору, считая его главным образом продуктом деятельности социал-демократических правительств и левых режимов первых послевоенных лет.

Все это дискуссионные проблемы, их обсуждение велось в СССР еще во времена НЭПа. К какому виду собственности следует отнести громадные заводы по производству атомного оружия, сооруженные в СССР во времена Сталина при использовании главным образом рабского труда заключенных из ГУЛАГа? Здесь более всего подходит наименование «казенных» предприятий, которое использовалось еще в XVIII веке. А каким будет нынешний российский государственный капитализм — об этом мы узнаем в ближайшие годы.

Надо полагать, что в России крупный частный капитал сохранится, но он будет работать под определенным государственным контролем. Сохранится и государственная экономика, особенно в сфере оборонного производства и в виде контрольных пакетов акций в некоторых других крупнейших корпорациях национального значения. Но не будет создаваться препятствий для развития среднего и мелкого бизнеса в самых различных отраслях. Получат поддержку и разные формы самоуправления, за развитие которых особенно активно ратовал известный врач и политик Святослав Федоров. Будут сохранены и все основные формы социальной поддержки населения.

Складывающиеся сегодня российские формы государственного капитализма существенно отличаются от французских, японских, южно-корейских или китайских форм и моделей. Появился большой комплекс проблем, которые нуждаются в очень серьезном изучении со стороны таких наук, как экономика, социология, политология, социальная психология, право. Вся эта работа только начинается.

Одной из форм государственного капитализма, уже получившей развитие в России, являются те модели «муниципального капитализма», которые создавались в Санкт-Петербурге, в Самарской области, в Татарии и в Башкирии. Особенно успешной в этом отношении является «московская модель», которая начала создаваться в столице более десяти лет назад под руководством Юрия Лужкова. В этих моделях муниципального капитализма хорошо видны как многие преимущества, так и многие недостатки и опасности этой формы экономики.

Во всяком случае, мы должны констатировать тот очевидный факт, что Россия обрела в самом начале XXI века не только нового лидера, но и новый вектор своего развития и, может быть, на несколько десятилетий вперед.

ЭКОНОМИКА ЗДРАВОГО СМЫСЛА

Владимир Путин пришел во власть, не имея еще ни готовой команды, ни готовой экономической и политической программы. Он воздержался поэтому от пространных и громких деклараций, и его экономическая программа складывалась постепенно, по мере решения множества конкретных дел. Немало таких конкретных проблем и дел Путину пришлось обсуждать и решать еще осенью 1999 года, когда он занимал пост премьера. Разумеется, количество вопросов, в решении которых последнее слово оставалось за Путиным, существенно увеличилось, когда в дополнение к обязанностям премьера ему пришлось исполнять и обязанности президента.

Втянувшись в президентскую избирательную кампанию, В. Путин воздержался от разработки и публикации развернутой экономической программы, Путин не отказывался отвечать на многие вопросы, он не молчал. Но он явно избегал слишком поспешных обобщений, и его постепенно формировавшуюся экономическую программу можно было бы определить как экономику здравого смысла.

Некоторые общие предложения программного характера В. Путин обнародовал в статье «Россия на рубеже тысячелетий», которая появилась в Интернете в декабре 1999 года и была перепечатана в газете «Коммерсантъ» и «Независимой газете». В феврале и марте 2000 года в той или иной форме были обнародованы многие материалы, которые помогали понять цели и задачи Путина как кандидата на должность президента. Было и выступление Путина на собрании его доверенных лиц, и обращение к российским избирателям. Эти документы не вызывали возражений у большинства здравомыслящих людей. О наиболее важных предложениях в области государственного строительства в России В. Путин подробно высказался в книге-интервью «От первого лица», обширные выдержки и целые разделы из которой публиковались во многих российских газетах.

Конечно, была и критика в адрес программных материалов Путина. Например, «Общая газета» и другие издания, давно и активно поддерживавшие Г. Явлинского, называли программу Путина «программой для простаков». Я не буду вдаваться в эту дискуссию. Все-таки экономическая программа для России — это программа для всех, а не только для тех изощренных интеллектуалов с их непомерным самомнением и ощущением своей элитарности, которые окружают Явлинского.

К опубликованным документам и высказываниям Путина вполне подходили определения «умеренный либерализм», «либеральный консерватизм», «государственничество», «просвещенный патриотизм». В. Путин говорил о социальном партнерстве, о защите прав детей и пенсионеров, больных и малоимущих. Он высказывался за рыночную экономику, но не просто ради принципа, а в силу ее более высокой эффективности. Идеология Путина была не столь строга, чтобы быть определенной однозначно. Было очевидно, что он не доктринер и не говорун, подобно Явлинскому, не радикал, подобно Гайдару и Чубайсу не ретроград, подобно Зюганову, и уж, конечно, не фанатик и не мракобес, которых в России оставалось еще немало. Именно это и помогло Владимиру Путину победить на выборах 26 марта 2000 года.

После официального вступления Владимира Путина в должность президента число предложений и рекомендаций, которые он получал от разных партий, течений или отдельных групп экспертов, существенно возросло. Несколько таких программ было разработано экономистами из правого лагеря. Одну из обширных программ экономического развития России еще в начале декабря 1999 года принес в кабинет Путина в Белом доме лидер Союза правых сил Сергей Кириенко. Мы видели на экранах телевизоров этот толстый том. Оживились и многие другие экономисты из ультралиберального лагеря, предлагая «начать все сначала».

Один из вариантов праворадикальной либеральной программы разработал фонд «Либеральная миссия», среди руководителей которого можно было видеть таких идеологов первых двух «либеральных революций», как Егор Гайдар и Евгений Ясин. Именно к этой программе, в разработке которой принимали участие Высшая школа экономики, Институт проблем экономики переходного периода и другие, с наибольшей симпатией отнесся Международный валютный фонд, один из руководителей которого Стенли Фишер приезжал в Москву в апреле 2000 года, чтобы познакомиться с обстановкой в России и с ее новым президентом.

Радикал-либералы понимали, что население России не поддержит никаких новых попыток «шоковой терапии». Поэтому некоторые из них предлагали Владимиру Путину воспользоваться не просто авторитарными, но тоталитарными методами для осуществления нового цикла радикальных экономических реформ. Особенно настойчиво советовал Путину использовать чилийский опыт генерала Пиночета (сочетание «рейганомики» и «тэтчеризма» с диктатурой) президент Альфа-банка Петр Авен. По словам банкира, он имел возможность несколько раз беседовать на эту тему с Владимиром Путиным.

Есть свидетельства того, что Путин внимательно ознакомился с предложениями либеральных экономистов. Показательно, что он назначил своим экономическим советником экономиста Андрея Илларионова, который в прошлом ясно обозначил свою принадлежность к праволиберальному лагерю. Однако Путин также ясно заявлял, что он отвергает любую идею о диктатуре, о насилии, о шоковой терапии и о новой революции, что он будет проводить такие реформы, которые предусматривают создание «управляемой рыночной экономики» и предполагают сохранение социальной стабильности.

Особую и обширную праволиберальную программу подготовила группа экспертов из движения «Яблоко», возглавляемого Г. Явлинским. Большую экономическую программу на ближайшие десять-пятнадцать лет предложили экономические институты Российской Академии наук, возглавляемые академиками Дмитрием Львовым и Леонидом Абалкиным. Обширную программу «Стратегия развития России» разработала возглавляемая Алексеем Подберезкиным неправительственная научно-исследовательская организация «РАУ-корпорация».

В виде солидной книги была опубликована программа, созданная влиятельной независимой организацией «Совет по внешней и оборонной политике». Над этой книгой под названием «Стратегия для России: повестка дня для президента 2000» трудились четырнадцать месяцев более сорока экспертов, возглавляемых Сергеем Карагановым. Разумеется, обширная экономическая программа имелась и у КПРФ. Эта программа была разработана группой квалифицированных экономистов, возглавляемых Сергеем Глазьевым, в работе принял участие и бывший руководитель Госплана СССР Юрий Маслюков.