ОСЕНЬ 2002 ГОДА. ДРАМА С ЗАЛОЖНИКАМИ В МОСКВЕ

ОСЕНЬ 2002 ГОДА. ДРАМА С ЗАЛОЖНИКАМИ В МОСКВЕ

ПОЛОЖЕНИЕ В ЧЕЧНЕ

Уже летом 2002 года положение чеченских боевиков и арабских наемников в горах на юге Чечни и в Северной Грузии существенно изменилось к худшему. Под давлением не только России, но и США, власти Грузии были вынуждены принять ряд важных решений, направленных на вытеснение чеченских боевиков из северных районов своей страны. Крупные отряды полиции, внутренних войск и спецподразделений Грузии выдвинулись в Панкисское ущелье и блокировали здесь все горные аулы чеченцев-кистинцев, давно живущих на территории Грузии, В 1999—2001 годах в этих аулах и рядом с ними нашли убежище около десяти тысяч беженцев из Чечни. Но здесь же были созданы и базы боевиков. Отсюда тянулись связи через Азербайджан и Грузию к Афганистану, Турции и к арабским странам.

Грузинские военные не вели боев с чеченскими боевиками; для этого у них не было ни желания, ни сил. Но и боевики не стали вести боев с грузинскими военными, хотя лишались теперь удобных баз и возможности отсидеться до следующей весны в теплых домах и в погребах горных селений. Всего, как оказалось, в Панкисси имелось около 700 хорошо подготовленных и вооруженных боевиков, большая часть которых подчинялась Руслану Гелаеву. Разделившись на несколько отрядов, они попытались пробиться в Чечню — через грузино-чеченскую границу или через Ингушетию. Жестокие бои шли в конце августа и в сентябре 2002 года. Крупные отряды были разбиты и рассеяны, но не уничтожены полностью. Не обошлось без серьезных потерь и в федеральных войсках.

Прорвавшиеся из Грузии в Чечню мелкие группы боевиков не встретили поддержки населения и ушли в подполье. И к сентябрю 2002 года положение в равнинной части Чечни, в ее предгорных и даже во многих горных районах уже нормализовалось. Работали школы и больницы, были восстановлены многие дома, системы водоснабжения, электро- и газоснабжения. В сельских районах Чечни был собран хороший урожай, достаточный для обеспечения всей республики хлебом, овощами, молочными продуктами и мясом. В республике нормально работали транспорт, рынки, часть промышленности.

Восстанавливалась добыча и переработка нефти, везде шло строительство. Значительная часть беженцев уже вернулась в свои дома и общежития. Пожилые люди регулярно получали свою пенсию, учителя и врачи — зарплату. Во главе районов и поселков Чечни стояли люди, избранные местными жителями. Большая часть рядового состава милиции и ОМОНа также состояла из чеченских военных. Именно эти люди проводили теперь большую часть проверок и «зачисток». Эффективностью таких операций особенно отличался ОМОН из Грозного под командованием подполковника Газимагомадова.

Показателем перемен в республике стала проведенная в Чечне, как и во всей России, перепись населения. Как оказалось, в Чечне в сентябре 2002 года проживало около 1,1 миллиона человек, это на 20% выше расчетных цифр. В республике была высокая рождаемость и много детей в возрасте до двух лет. В течение всего 2002 года в Чечню поступали значительные средства на восстановление жилья, хозяйства, всей инфраструктуры.

Однако и лидерам боевиков шли миллионы долларов на продолжение войны. Командные пункты боевиков располагались в пещерах и бункерах в самых труднодоступных районах у границ Дагестана и Ингушетии. Здесь были резиденции Аслана Масхадова, Шамиля Басаева и нового главаря арабских наемников Абу Валида, сменившего иорданца Хаттаба, убитого ранее в результате хитроумной спецоперации. По мнению российских экспертов, именно Абу Валид и его окружение стали теперь главным связующим звеном между чеченскими боевиками и подпольными военно-политическими центрами исламского радикализма и международного терроризма, а также их спонсорами.

В сложившейся ситуации главным методом войны чеченских боевиков против федеральных сил и против собственного народа мог стать только террор.

Еще 9 мая 2002 года в самом центре дагестанского города Каспийска во время торжественного празднования Дня Победы прогремел мощный взрыв. Управляемый по радио фугас был заложен в цветочную клумбу. Погибло 42 человека, в том числе 17 детей. Около 100 человек было ранено. Президенту В. Путину доложили об этом на Красной площади, когда он наблюдал за военным парадом. Через 100 дней, 19 августа года у главной российской военной базы в Ханкале боевики сбили ракетой «Игла» военно-транспортных вертолет Ми-26, доставлявший пополнение. Погибло 129 солдат, офицеров и членов экипажа. Еще через несколько недель под обломками военного вертолета погибло несколько старших офицеров российской армии. Удар был нанесен и по чеченскому ОМОНу. В результате двух террористических актов в Грозном погибло более 50 милиционеров-чеченцев.

Народ Чечни не хотел войны, и главари боевиков начинали мстить своему народу.

ПЕРЕМЕНЫ В ИНГУШЕТИИ

Большое влияние на ситуацию в Чечне и на всем Северном Кавказе оказали в 2002 году перемены, происшедшие в Ингушетии. Здесь, после острой избирательной борьбы, к власти пришел Мурат Зязиков, первый выходец из коренных народов Северного Кавказа, ставший генералом спецслужб. Его дядя, первый руководитель Советской Ингушетии, Идрис Зязиков возглавил образованную еще в 1924 году Ингушскую автономную область, положив начало ингушской государственности. Он много сделал для развития своего края, но был оклеветан и расстрелян в 1937 году в годы сталинского террора, да и сам М. Зязиков родился в Казахстане, в депортированной ингушской семье.

Здесь важно заметить, что Ингушетия — сравнительно небольшая республика в самом центре российского Северного Кавказа, если точнее, это 3,6 тыс. кв. км в центральной части северного склона Большого Кавказа. Население республики — 480 тысяч человек, главным образом ингуши. Это родственный чеченцам горный народ, часть которого еще в XVII веке начала переселяться в предгорья и на равнину. По вере это мусульмане-сунниты, однако очень большую роль в их жизни играют древние традиции, обычаи предков и решения, принимаемые на сходе старейшин ингушских тейпов. Еще в 1769 голу ингушские старейшины приняли решение о вхождении в состав России. Это решение было закреплено в 1810 голу специальным договором. Ингушский народ занимает центральную часть Кавказа не только с географической точки зрения. На восток и юго-восток от Ингушетии идут территории с преобладающим мусульманским населением. На запад, северо-запад и на юг Ингушетии идут территории с преобладающим христианским населением. Ингуши в своей массе не принимали участие в Кавказских войнах XIX века. Они не выступали с оружием в руках против России и не подвергались колонизации. Ингушетия географически, исторически и юридически всегда была в составе России, ее важным стратегическим форпостом на южных рубежах российского государства, реальным центром пересечения геополитических интересов Европы и Азии.

В Первой Чеченской войне 1994—1996 годов по отношению к Чечне ингуши придерживались политики дружественного нейтралитета. Они не разделяли сепаратистских идей Джохара Дудаева, но сочувствовали чеченскому народу, еще не сумевшему сделать свой выбор и несущему большие жертвы. Руководство Ингушетии лавировало, искало компромиссы, стремилось не допустить втягивания республики в войну.

Во Второй Чеченской войне, которая имела уже иные причины, иной ход и иной характер, ингушское руководство почти не изменило своей прежней ориентации. В результате главные потоки беженцев из Чечни устремились не в Дагестан, Кабардино-Балкарию или Осетию, не в Ставропольский край, а в Ингушетию.

К середине 2000 года численность беженцев из Чечни превысила 250 тысяч человек, что легло тяжким грузом на экономику и без того небогатой республики. Многие беженцы могли бы вернуться назад уже осенью 2000 года. Однако даже в 2001 году, когда во всей Чечне была восстановлена чеченская администрация, и почти везде начали работать системы жизнеобеспечения, мало кто из беженцев выражал желание и готовность вернуться домой. Опасения чеченских женщин, стариков и подростков были понятны. На них влияла и пропаганда со стороны враждебных России информационных и так называемых «гуманитарных» центров.

В этих условиях многие боевики могли продолжать войну в горах, им не надо было особенно беспокоиться о судьбе своих семей. Их семьи жили в основном за счет Ингушетии и только частично за счет идущей из-за рубежа гуманитарной помощи. Фактически Ингушетия становилась тылом не только для российской армии, но и для боевиков, которые держали здесь нелегальные базы хранения оружия, имели скрытые базы отдыха, они нередко приезжали на побывку к своим семьям в лагеря беженцев.

Кроме того, президенту Ингушетии Р. Аушеву так и не удалось добиться существенных успехов в разрешении последствий осетино-ингушского конфликта и вернуть домой около 40 тысяч ингушей, изгнанных из своих домов в Пригородном районе Осетии. К тому времени у него возникли напряженные отношения и с правительством России, которое вполне обоснованно лишило Ингушетию статуса «свободной экономической зоны», ставшей в большей степени криминальной и резко увеличившей бюджетный долг республики.

Прибавились и многие новые проблемы. Экономика Ингушетии стала высоко дотационной, отсутствовали бюджетообразующие предприятия и отрасли. Еще раньше распались колхозы и совхозы. В сельских районах Ингушетии возобладало натуральное хозяйство. Остановилось высокодоходное в прошлом нефтехимическое производство; безработица достигала 70—80% от численности рабочих и служащих, а те, кто продолжал работать, получали заработную плату крайне нерегулярно. Были закрыты даже кирпичный завод и птицефабрика. Под угрозой оказалась жизнь ингушского народа.

Р. Аушев к тому времени был достаточно известным региональным лидером, к его мнению еще прислушивались в Кремле, в Белом доме и в Совете Федерации. Вместе с тем, он стал быстро терять авторитет не только в Москве, но и в родной Ингушетии.

Выборы на новый срок президента Ингушетии были назначены на конец апреля 2002 года, а избирательная борьба началась задолго, еще осенью 2001 года. Сам Р. Аушев, как досрочно ушедший в отставку, себя не выдвигал, он поддержал кандидатуру Алихана Амирханова, на которого работала почти вся прежняя президентская команда и почти весь ее «административный» ресурс.

Владимир Путин сделал ставку на мало известного за пределами Ингушетии заместителя своего полпреда в Южном федеральном округе 44-летнего генерала ФСБ Мурата Зязикова, ингуша по национальности, историка и юриста по образованию, работавшего в советские времена в комсомольских и партийных органах, связавшего затем свою судьбу с органами государственной безопасности.

В. Путин познакомился с М. Зязиковым еще в 1999 году. К 2002 году М. Зязиков уже поработал в ФСБ Ингушетии, но между ним и Р. Аушевым возникла конфликтная ситуация, в результате чего М. Зязиков вынужден был перейти в УФСБ соседней Астраханской области. Позднее он был назначен заместителем полномочного представителя Президента РФ в Южном федеральном округе.

Хотя в избирательных бюллетенях имелось более 30 фамилий, основная борьба развернулась между А. Амирхановым и М. Зязиковым. В первом туре М. Зязиков занял второе место, всего с 18% голосов. Однако второй тур, состоявшийся 28 апреля 2002 года, он уверенно выиграл.

На церемонии вступления Мурата Зязикова в должность Президента Республики Ингушетия впервые за последние более чем 10 лет прозвучал Государственный российский гимн. Над зданиями правительства и парламента в Магасе и над зданиями администрации различных уровней Ингушетии появилась российская символика.

Р. Аушев на инаугурации не присутствовал и даже не прислал приветственной телеграммы. Однако раскола в обществе и в народе не произошло. Мурат Зязиков пригласил к совместной работе значительную часть людей из команды прежнего президента республики, назначил их на весьма ответственные участки. Уже через несколько месяцев перемены во власти стали ощущать не только в Кремле и Ингушетии, но и в соседних землях — Северной Осетии, Чечне и даже в Грузии.

Перемены начались уже в конце мая и в июне 2002 года. В республике были ликвидированы неконституционные структуры. Законы Ингушетии были приведены в соответствие с общероссийским законодательством, создана Счетная палата и институт уполномоченного по правам человека.

Значительно быстрее пошло возвращение беженцев в Чечню. Летом и осенью 2002 года к родным очагам ежедневно возвращались до 500 человек.

Началось и возвращение ингушских беженцев в свои дома в Осетии. Рабочая встреча Мурата Зязикова и Президента Республики Северная Осетия-Алания Александра Сергеевича Дзасохова состоялась во Владикавказе уже 30 мая 2002 года. Вскоре между этими республиками был заключен Договор о сотрудничестве и добрососедстве, который положил коней десятилетней конфронтации между народами Ингушетии и Осетии.

Потянулись в Ингушетию и русские семьи, они получали участки земли, помощь в строительстве домов или квартиры. Началось строительство трех православных церквей.

Не обошли Ингушетию тяжелые стихийные бедствия, которые обрушились в июне 2002 года на весь Северный Кавказ. В республике не было человеческих жертв, но сотни домов 12 населенных пунктов Сунженского и Джейрахского районов были разрушены, а более тысячи повреждены. Было снесено 25 мостов и выведено из строя десятки километров линий электропередачи и газопровода. Мурат Зязиков возглавил восстановительные работы, и уже осенью вручал сотням жителей пострадавших районов ключи от новых домов. Всего при поддержке федерального центра было построено около трех тысяч домов.

В ингушском селении Ольгети, расположенном на границе с Грузией и буквально смытом с лица земли разбушевавшейся горной рекой, удалось спасти только мечеть. Никто не помнил здесь подобного бедствия. Старики селения заявили, что властям Москвы и Магаса нет до них дела, что надо искать новое место для села. Приехавшему немедленно в горное село Мурату Зязикову с трудом удалось их остановить.

Уже через несколько месяцев поодаль от берега реки были построены десятки новых кирпичных домов. Жители Ольгети поверили, что они нужны и Москве и новой ингушской власти, что нельзя покидать землю предков.

Свою первую восстановленную улицу они назвали «улицей В. В. Путина». Московская печать с иронией комментировала это событие, а Мурат Зязиков с немалым трудом убедил жителей не называть уже другой улицы «улицей М. М. Зязикова».

Сентябрь 2002 года принес новые испытания Ингушетии. Из соседнего Панкисского ушелья Грузии на территорию республики ворвались чеченские боевики и их наемники. Они надеялись получить здесь поддержку или, во всяком случае, дружеский нейтралитет. Но ингушские подразделения милиции и ФСБ помогли переброшенным сюда подразделениям 58-й армии разбить и рассеять боевиков.

Бои под ингушским селом Галашки обошлись без обстрелов села. По договоренности Президента Ингушетии и старейшин села с военными при освобождении села военные не стали делать «зачисток». Сохраненный жителям села кров позволил укрепить авторитет новой власти, эти действия не дали втянуть в войну местных жителей, на что очень рассчитывали боевики.

Боевики оказались совсем в другой Ингушетии, чем это было год или два назад. Как писала одна из ингушских газет «Сердало» 19 октября 2002 года, «В нашей республике за несколько месяцев изменилось практически все, и не изменилось ничего». Ибо самый главный поворот произошел в сознании ингушского народа.

ЗАХВАТ ТЕАТРАЛЬНОГО ЦЕНТРА В МОСКВЕ

События 23—26 октября 2002 года в Москве многие обозреватели сравнивали с событиями 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке и Вашингтоне, хотя их сценарии, масштаб и число жертв были разными.

Октябрь — очень тяжелый месяц для боевых групп сепаратистов и наемников, так как леса обнажаются, а снег и мороз делают большую часть троп и дорог в горах непроходимыми. Военные лагеря в лесных массивах приходилось свертывать, а оружие прятать до весны в тщательно замаскированных схронах. Инициатива даже в самых труднодоступных горных районах переходила к спецподразделениям федеральных сил. Конечно, многие ждали усиления минно-фугасной войны, нападений на милиционеров-чеченцев и руководителей местных администраций. Однако того, что произошло в Москве 23 октября, не ждал никто.

Крупный террористический акт в самой Москве задумывался, как оказалось, давно, и подготовка к нему должна была происходить не только в горных пещерах Чечни или в каких-то террористических центрах за пределами России, но и в глубоком подполье в самой Москве. В планировании и финансировании этой акции должны были участвовать очень опытные в таких делах люди. Большую группу террористов-смертников начали формировать и тренировать еще в мае 2002 года. В конечном счете в состав «разведывательно-диверсионного батальона смертников» вошли около 30 хорошо подготовленных боевиков-мужчин и около 20 женщин, главным образом из числа вдов и сестер погибших ранее чеченских боевиков и полевых командиров. Общее руководство этим батальоном осуществлял «верховный военный эмир Ичкерии» Шамиль Басаев. Непосредственный командир отряда Мовсар Бараев прибыл в Москву одним из последних. Вполне возможно, что он был только формально командиром отряда, а на самом деле подчинялся своему главному помощнику Абу-Бакару.

Захват отрядом террористов-смертников большого столичного театрального центра на Дубровке произошел 23 октября в 21 час 10 минут, когда там началось второе действие мюзикла «Норд-Ост». Этот патриотический спектакль, поставленный по книге писателя Вениамина Каверина «Два капитана», шел здесь уже более года и пользовался немалым успехом среди москвичей и приезжих. На 1100 мест в партере и на балконе было продано более 700 билетов. В спектакле было занято более ста артистов, музыкантов и обслуживающих работников. Среди зрителей и артистов было немало детей.

В отличие от стационарных московских театров, Театральный центр на пересечении 1-й Дубровской улицы и улицы Мельникова почти не охранялся. Во время спектакля у главного входа дежурили два гражданских охранника без оружия. В Доме культуры завода «Московский подшипник», в котором был создан Театральный центр, — весьма вместительный зрительный зал, много различных помещений, много технических и служебных входов и выходов, которые вообще не охранялись. Некоторые помещения Дома культуры арендовали другие организации (даже гей-клуб). В боковых помещениях шел ремонт.

Позднее стало известно, что некоторые из боевиков устроились здесь работать и заранее спрятали часть оружия и боеприпасов. Заранее была проведена и разведка театрального зала и служебных помещений. Организаторы террористического акта осмотрели в Москве несколько театров и театральных центров, и Дом культуры на Дубровке «понравился» им больше других,

В день атаки боевики действовали быстро и очень профессионально. Только часть из них приехала на двух автомашинах, остальные проникли в Дом культуры заранее. Они блокировали изнутри входы и выходы, установив во многих местах мины-растяжки.

Ворвавшись в зал и объявив всех зрителей и артистов заложниками, бандиты приступили к минированию партера и балкона.

В разных местах зала расселись женщины в черных одеждах и в черных масках, на каждой были закреплены пояса со взрывчаткой весом от 0,5 до 2 кг и упаковки с гвоздями и шурупами — для большей эффективности поражения. В центре зала установили заряд весом около 50 кг. У бандитов были гранаты разных типов, автоматы, пистолеты, гранатомет. Большинство мужчин-террористов были одеты в камуфляж. Они вели себя очень агрессивно.

Первые сообщения о захвате Театрального центра поступили в информационные центры и в редакции некоторых газет от самих заложников по мобильным телефонам. В зале были журналисты, один сотрудник ФСБ, много иностранцев. Московская милиция и ФСБ также узнали о захвате заложников через 10—15 минут. В промежутке между 21 час. 30 мин. и 22 часами к Театральному центру стали прибывать группы из спецподразделений «Альфа» и «Вымпел» и занимать позиции вокруг здания. Были приняты меры для оцепления и блокирования самого Театрального центра, а затем и большой территории вокруг него. Примерно в 22 часа 20 минут о происшедшем был проинформирован Президент В. В. Путин, который взял общее руководство в свои руки, отложив другие дела. Непосредственно руководить операциями было поручено директору ФСБ Николаю Патрушеву. Были задействованы спецподразделения и части МВД, которыми руководил министр Борис Грызлов. К зданию Театрального центра срочно приехал и мэр Москвы Юрий Лужков.

Сразу же возникал вопрос о крупных просчетах специальных служб Российской Федерации.

Как могли незамеченными прибыть в столицу несколько десятков хорошо подготовленных террористов-смертников? Как они смогли доставить в Москву, а затем и в Театральный центр на Дубровке такое большое количество оружия и взрывчатки? Где они жили в Москве? Где проходили подготовку и тренировки? С кем поддерживали связь? Операция такого масштаба требовала длительной и основательной подготовки и планирования с участием опытных специалистов. Как могли проглядеть ее органы ФСБ и МВД? Есть ли у них необходимая агентура на Кавказе и в настроенных соответственно кругах в столице? Велось ли наблюдение и прослушивание разговоров подозрительных лиц?

Несомненными и значительными были просчеты московских спецслужб, для которых мэрия Москвы добилась еще в начале 90-х годов некоторой автономии. О подпольных рынках оружия и боеприпасов в Москве и в ближнем Подмосковье было известно давно, и боевики Басаева могли приобрести многое в самой Москве, а не везти сюда с юга России. Под видом строительных материалов и инструмента в Театральном центре на Дубровке были заранее спрятаны станковый пулемет и гранатомет, боеприпасы, более 100 гранат, автоматы, камуфляж. Кто-то должен был очень основательно помогать отряду террористов-смертников в этой сложной и длительной подготовке. Так что не удивительно, что некоторые московские газеты вышли в свет 25 и 26 октября с большими фотографиями начальника ГУВД Москвы генерала Владимира Пронина и начальника Управления ФСБ по Москве и Московской области генерала Виктора Захарова — и с требованием их отставки. Раздавались требования об отставке министра внутренних дел и директора ФСБ.

В некоторых странах закон запрещает спецслужбам вести переговоры с террористами, захватившими заложников. В этих странах спецслужбы начинают штурм захваченного террористами объекта сразу же, как только к нему будут подтянуты антитеррористические группы. В других странах власть и специальные службы предпочитают вести переговоры, которые могут продолжаться и несколько дней и много недель. В Российской Федерации не было никаких законов и строгих предписаний для подобных случаев, хотя Россия не в первый раз столкнулась с массовым захватом заложников; достаточно вспомнить о событиях в Буденновске в июне 1995 года и в Кизляре в январе 1996 года. По масштабу захват театрального центра в Москве был сравним с захватами больниц в Буденновске и Кизляре. Но теперь это был не грубый набег с элементами импровизации, а хорошо подготовленная акция в столице России. Заметим, что у России был теперь другой президент, другое правительство, а также более крепкие и лучше подготовленные специальные службы.

Многие эксперты публично высказывали 24 октября свои прогнозы и предположения насчет возможного развития событий. Эти прогнозы были не слишком утешительны. Террористов было слишком много, они были хорошо вооружены и подготовлены для действий именно в этом здании. Зрительный зал был тщательно заминирован, и для общего взрыва, который должен уничтожить и всех заложников и всех террористов, достаточно было нескольких секунд. Не было сомнений и в решимости террористов умереть вместе с заложниками, если на то будет «воля Аллаха».

При таких «исходных данных» штурм казался для большинства экспертов чем-то немыслимым. Пожалуй, только Герой Советского Союза генерал-майор запаса Виктор Карпухин, который участвовал еще в штурме дворца Амина в Кабуле, а позднее командовал группой «Альфа», твердо высказывался за штурм.

«Добром эти отморозки не уйдут, — говорил Карпухин. — У них нет выхода. Нет, эти сволочи будут идти до конца. Поэтому их надо уничтожить безжалостно. Я уверен, что будет найден оптимальный вариант действий. Есть спецсредства, которые позволяют видеть и слышать все, что происходит в захваченном здании. Чеченцы в любом случае подготовлены хуже бойцов “Альфы”. Если подготовить и двинуть решительно и смело, успех будет на нашей стороне, мы их перебьем».¹

ПЕРЕГОВОРЫ И ПОДГОТОВКА К ШТУРМУ

Бойцы спецподразделений «Альфа» и «Вымпел» уже к 23 часам заняли самые ближние позиции вокруг Театрального центра, в первую очередь у боковых стен и у задней стены здания. Парадный вход освещался прожекторами ночью и днем: таково было требование террористов. Здесь стояли десятки автомашин; их оставили зрители, артисты и работники центра.

Бойцам спецназа удалось проникнуть в некоторые из подсобных помещений Дома культуры, которые не контролировались террористами. С помощью московских диггеров, знатоков городских подземелий, были обследованы подземные коммуникации здания. Благодаря спецсредствам было налажено прослушивание почти всех помещений Театрального центра, в которых находились террористы и заложники. Прослушивались и телефонные разговоры, которые вели террористы. Их абоненты были в Чечне, за пределами России, в Москве и даже где-то в толпе людей, окружавших здание, или в оцеплении.

Совсем недалеко от Театрального центра на противоположной стороне улицы Мельникова в военном госпитале для ветеранов был создан оперативный штаб, который состоял из нескольких подразделений, работавших самостоятельно над решением разных задач. Одна из групп поддерживала связь с прессой, с телевидением, с политиками. Другая руководила работой милиции и внутренних войск, которые установили вокруг Театрального центра двойное, а потом и тройное оцепление. К работникам третьей группы обращались родственники заложников. К зданию центра подтягивались отряды спасателей из МЧС, группы врачей скорой помощи.

Главной была, конечно, та часть штаба, которая сразу же начала подготовку штурма здания вместе с командирами спецподразделений ФСБ и МВД. Немедленный штурм, как это предлагал всем известный В. В. Жириновский, был бы неразумным решением. Характер и масштаб действий террористов, обилие оружия и взрывчатки, незнакомство с планом и архитектурой здания и многие другие факторы исключали мгновенные силовые действия. Действовать надо было быстро, но осторожно и рассчетливо, на основе точной разведки и максимально ясного понимания всей ситуации.

Общее руководство оперативным штабом было поручено генерал-лейтенанту Владимиру Паничеву заместителю директора ФСБ. От МВД в оперативном штабе главным был генерал-лейтенант Владимир Васильев, заместитель министра внутренних дел. Отдельную группу поддержки создал мэр Москвы Юрий Лужков, который все три дня кризиса находился близ Театрального центра. Питание и обслуживание войск, стоявших в оцеплении, подготовка московских больниц к приему раненых, эвакуация больных из госпиталя ветеранов, а также жильцов одного из жилых домов на улице Мельникова, создание пресс-центра, подготовка питания для заложников — эти и множество других неотложных дел взяли на себя мэрия и правительство Москвы. Рядом с Лужковым были генералы В. Захаров и В. Пронин, а также многие министры московского правительства. Было, однако, немало задач, выполнение которых требовало согласования с Министерством обороны, с разведкой, с Министерством иностранных дел, с Министерством здравоохранения, с другими федеральными службами. Выполнение этих задач взял на себя Президент Владимир Путин.

Подготовка к штурму была определена как главная задача оперативного штаба, она велась тщательно и интенсивно. Дома культуры крупных предприятий строились обычно не по индивидуальному, а по типовому проекту. Оказалось, что в Москве имеется несколько домов культуры такого же типа. А Дом культуры «Меридиан» близ метро «Калужская» в другой стороне Москвы был точной копией Театрального центра на Дубровке и уже с утра 24 октября здесь начались интенсивные тренировки «Альфы» и «Вымпела», которые шли двое суток с короткими перерывами на отдых и прием пиши. Это была большая удача для спец-подразделений и важная составляющая их успеха. Всю эту подготовку удалось сохранить в полной тайне, хотя разведчики и пособники террористов были и за пределами Театрального центра. Не стало тайной размещение снайперов на крышах соседних зданий. Какой-то телеоператор снял и передал в прямой эфир изображение снайпера, занимающего позицию. Это видели и террористы, которые вели наблюдение за всеми телеканалами.

Ни президент Путин, ни генералы, возглавлявшие оперативный штаб, не были в принципе против переговоров. К тому же террористы, захватившие Театральный центр, сами назвали уже вечером 23 октября тех людей, которых они хотели бы видеть посредниками в переговорах с Кремлем. Они отвергли посредничество Юрия Лужкова, как и посредничество некоторых известных представителей чеченской диаспоры в Москве. Из политиков они согласны были видеть у себя Бориса Немцова, Григория Явлинского, Ирину Хакамаду и Руслана Аушева. Позднее согласились и на разговор с Евгением Примаковым. Из журналистов они назвали Анну Политковскую из «Новой газеты». Из российских общественных деятелей согласились на посредничество известного артиста и певца Иосифа Кобзона и детского врача-хирурга Леонида Рошаля. Через день, 25 октября, Мовсар Бараев согласился дать интервью операторам из НТВ.

Все названные террористами лица прибыли в оперативный штаб, хотя Явлинскому пришлось для этого вернуться из поездки в Сибирь, а Анне Политковской прервать поездку в США. Был вызван в Москву и полпред президента России в Южном федеральном округе Виктор Казанцев, который еше около года назад получил полномочия для переговоров с представителями президента Ичкерии Аслана Масхадова. В одном из аэропортов Москвы был подготовлен и заправлен большой авиалайнер ИЛ-62, готовый в любое время подняться и лететь с террористами в любую точку земного шара.

Однако никто из переговорщиков ни 24, ни 25 октября не мог сообщить в оперативный штаб или президенту России ничего вразумительного. Террористы не выдвигали никаких конкретных требований, кроме общего требования о немедленном выводе российских войск из Чечни. Они согласились освободить детей до 12 лет и нескольких женщин, а также разрешили принести для заложников немного питьевой воды и некоторые лекарства, но не пишу. «Мы ничего не едим, и пусть они все сидят голодными».

Становилось очевидным, что главные решения принимает не Мовсар Бараев, а кто-то другой, находящийся за пределами Театрального центра. «Мы свою задачу уже выполнили, — заявили Бараев и Абу-Бакар. — Мы захватили заложников и теперь готовы умереть. Мы хотим умереть больше, чем вы хотите жить». Поведение боевиков становилось все более непредсказуемым. Они заявляли, что уважают Масхадова и считаются с ним, но выполняют приказы только одного человека — Шамиля Басаева. Известный российский ученый Сергей Капица призывал руководство России начать переговоры с Басаевым. «И со злодеями надо разговаривать. Надо принять какие-то их условия. Надо начать ответственные переговоры с чеченской стороной. Ведь кризис в Буденновске разрядил именно разговор Черномырдина с Басаевым».²

Но «разговор» в Буденновске был настоящей капитуляцией власти перед террористами, повторять ее было недопустимо. Да и не с кем было вести переговоры — и это подтвердил ночной визит Евгения Примакова к бандитам. «Там разговаривать не с кем», — доложил Примаков президенту Путину. «Время упущено, — заявил депутат Рамазан Абдулатипов. — Поэтому самый плохой исход становится и самым вероятным». Торопя события, террористы объявили, что начнут убивать заложников утром 26 октября. «Мы начнем с самых сочных», — сказал М. Бараев одному из своих собеседников по телефону. Подходили к концу силы и выдержка у многих заложников. Один из них выбежал со своего места в зал и был застрелен.

Наступило время решения, которое мог и должен был принять только один человек — Владимир Путин.

САМОЕ ТРУДНОЕ РЕШЕНИЕ ПУТИНА

До октября 2002 года самыми трудными днями для Президента России В. Путина были дни гибели атомной подводной лодки «Курск». Тогда он ничего не мог сделать, чтоб помочь гибнущим подводникам. Но теперь в Москве только он один мог и должен был принять главное решение в почти безвыходной ситуации, когда любое решение — даже кажущееся самым лучшим — могло оказаться самым худшим.

Еще 20—22 октября Путин был занят, среди других дел, подготовкой важной зарубежной поездки. Президенту России предстояло принять участие в очередной встрече руководителей стран Азиатско-Тихоокеанского экономического сообщества в Мексике 26 и 27 октября. По дороге в Западное полушарие Путину предстояли переговоры в Берлине и Лиссабоне.

Когда президент Путин узнал о захвате заложников в Театральном центре, все его зарубежные визиты были отменены. Делегацию России на саммит АТЭС было поручено возглавить премьеру Михаилу Касьянову. Замечу, что в сходных ситуациях и Горбачев, и Ельцин склонны были перекладывать всю ответственность на других. Но ни Горбачев, ни Ельцин никогда не служили в армии даже простыми солдатами, тогда как Путин пришел к власти в образе «президента-спасателя», «президента-защитника», и он уже показал свою способность и решимость принимать на себя главную ответственность в кризисных ситуациях.

Вряд ли вечером и ночью 23 октября для Путина существовала проблема выбора. Вероятнее всего, в первые же минуты после того, как он получил подробное сообщение о захвате заложников, он пришел к мысли о необходимости освободить людей, но уничтожить террористов. Все другие решения могли рассматриваться лишь в качестве запасных вариантов.

Чрезвычайно важным качеством В. Путина, воспитанным еще в годы работы в разведке, но оказавшимся очень нужным и на посту Президента, является его способность жить и работать с ощущением опасности. Он готов к неожиданностям, в том числе непонятным.

Всю ночь с 23 на 24 октября Владимир Путин провел в Кремле. Он заслушивал доклады «силовиков», руководителей спецслужб. разведки, экспертов и других людей, имеющих отношение к делу. Утром 24 октября всем телевизионным каналам было показано совещание Президента с «силовыми» министрами. Путин отметил несомненную связь террористов, захвативших заложников в Москве, с зарубежными центрами, которые раньше других стали распространять в мире информацию о событиях в российской столице. «Мы видим, — подчеркнул Путин, — что теракт планировался за рубежом. Ни у кого нет сомнений в том, что это те самые преступники, которые в течение многих лет терроризировали Чечню, а сейчас призывают к прекращению военных действий. Но Россия не будет поддаваться на провокации, и она ответит должным образом на вызов террористов».

Утром 24 октября Владимиру Путину позвонил президент США Джордж Буш и не только выразил полную политическую поддержку российскому президенту, но и предложил практическую помощь со стороны американских спецслужб. Такие же беседы состоялись у Путина в течение дня с Тони Блэром, с Герхардом Шредером, с Ариэлем Шароном, с Сильвио Берлускони и лидерами других стран. По телевидению мы несколько раз в течение этого дня видели Путина, работающего в своем кремлевском кабинете. В ночь на 25 октября он снова остался в Кремле. Не покидали своих кабинетов и многие люди из администрации президента и правительства России. Об этом писали и газеты: «Бессонница в кремлевских кабинетах», «Консультации силовиков с президентом идут днем и ночью», «В окнах Кремля и Белого дома не гаснет свет...»

Тем не менее, некоторые политики и органы печати решили использовать кризисную ситуацию для новой политической атаки на президента, как это было и в дни трагедии с «Курском» в 2000 году. «Президент России должен публично взять на себя ответственность за освобождение заложников, — заявляла Л. Шевцова из Центра Карнеги. — Пока Путин этого не сделал, он теряет рейтинг и рискует разделить судьбу когда-то ушедшего в отставку Джимми Картера. Да, нам показали, как Путин ведет совещания в Кремле. Но обращения к нации не было. Ему нечего сказать? Страна должна чувствовать, что у нее есть лидер. Но Путин уходит от ответственности и занимает выжидательную позицию. С каждым часом он теряет свой рейтинг. Скорее всего, это будет продолжение Буденновска»³ Ю. Калинина из «МК» заранее осуждала любое решение Путина, который уже «упустил время и обречен на неудачу». Не удержался от критических высказываний и беглый олигарх Борис Березовский. Он предлагал помочь в переговорах с Масхадовым; в противнем случае Москва «получит 700 гробов». С дежурными обвинениями против Путина выступили газеты КПРФ и «Новая газета».

В трудном положении оказались оппозиционные президенту политические еженедельники, которые выходят в свет в понедельник и вторник, но подписываются в печать не позже вечера в пятницу. Редакции этих изданий сообщали своим читателям о террористическом акте и помещали на первых страницах множество фотографий с места событий. Но каков будет исход, они не знали и ориентировались на худшее. Журнал «Профиль» заявлял, что Путин попал в безвыходное положение и просто не знает, что делать. Выставляя, по своей традиции, оценки политикам по итогам недели, «Профиль» на первое место среди «удачников» политической недели поставил Бориса Немцова, Ирину Хакамаду и Иосифа Кобзона. В «неудачники» журнала попали Владимир Путин, Николай Патрушев и Борис Грызлов.⁴

В статье «Защита Путина» главный редактор еженедельной газеты «Версия» Рустам Арифджанов писал: «На кого еще России надеяться, если не на Путина, питерского полковника, вознесшегося на высший пьедестал власти в России. Он офицер, для которого честь дороже всего. Но сложнее задачи; чем эта, пожалуй, у него было. Путин об этом знает. Он умеет считать ходы. Но он привык ходить первым. Привык, что белые начинают и выигрывают. А тут — ход черных. Шах. Страна замерла в тревожном ожидании. Что предпочтет президент? Путин думает. Путин долго и мучительно думает. Где-то в туманном далеке потирает руки Борис Березовский. Где-то совсем рядом обвиняет антинародный режим Зюганов. Но стране нет до них дела. Страна, как и все эти три года, повторяет все те же риторические вопросы. На кого еще России надеяться, если не на Путина? Думайте, Путин. До следующих президентских выборов осталось полтора года».⁵

В этих словах можно было видеть плохо скрытую враждебность, даже угрозу. Все материалы следующего номера «Версия» готовила в расчете на полный провал Путина и «силовиков». Рисковал ли Путин, принимая в ночь на 26 октября окончательное решение о штурме и санкционируя применение усыпляющего газа? Конечно, рисковал. Даже позднее, уже имея на руках почти все факты и зная все обстоятельства, многие эксперты оценивали шансы на успех как 50 на 50. Но еще большее число экспертов оценивали шансы на успех в соотношении 20 на 80 или даже 10 на 90. К сожалению, риск — это часть современной политики, особенно тогда, когда речь идет о военной, боевой операции.

Утром 26 октября телевидение и радио сообщили нам об успешном штурме, уничтожении террористов и освобождении заложников. Примерно с 10 часов утра телевидение раз за разом показывало всем нам внутренние помещения и зрительный зал Театрального центра. Это были уже не оперативные съемки ФСБ, хотя потом нам показали и часть оперативных съемок.

В большом зале с креслами красного цвета уже не было заложников, но в разных местах и в разных позах лежали и сидели убитые террористки-смертницы в черных одеждах и с пакетами взрывчатки на поясах. В центре зала из рюкзака торчал большой заряд с проводами. В других помещениях лежали убитые террористы-мужчины, рядом валялось их оружие. Были убиты все террористы — 32 мужчины и 19 женщин. Несколько бойцов спецназа были ранены. Заложников уже вынесли из зала и развозили машинами скорой помощи и на микроавтобусах по московским больницам. В 12 часов дня нам сказали о гибели 67 заложников, но это были не окончательные цифры. Тем не менее все увиденное казалось чудом.

Как это удалось сделать? В течение дня мы узнали немало подробностей ночных событий.

Мы узнали о применении усыпляющего газа. Это было сделано впервые в подобной ситуации и в таких масштабах. Мы узнали, что число погибших заложников увеличилось до 100 человек. Днем 26 октября группу пострадавших заложников в больнице им. Склифосовского посетил Владимир Путин и пожелал им скорейшего выздоровления. Только вечером в 21 час Владимир Путин выступил с обращением к нации. Он сказал: «Дорогие соотечественники! В эти дни мы вместе пережили страшное испытание. Все наши мысли были о людях, оказавшихся в руках вооруженных подонков. Мы надеялись на освобождение попавших в беду, но каждый из нас понимал, что надо быть готовыми к самому худшему. Сегодня утром проведена операция по освобождению заложников. Удалось сделать почти невозможное — спасти жизни сотен, сотен людей. Мы доказали, что Россию нельзя поставить на колени. Но сейчас я прежде всего хочу обратиться к родным и близким тех, кто погиб. Мы не смогли спасти всех.

Простите нас.

Память о погибших должна нас объединить.

Благодарю всех граждан России за выдержку и единство. Особая благодарность всем, кто участвовал в освобождении людей. Прежде всего сотрудникам спецподразделений, которые без колебаний, рискуя собственной жизнью, боролись за спасение людей. Мы признательны и нашим друзьям во всем мире за моральную и практическую поддержку в борьбе с общим врагом. Этот враг силен и опасен, бесчеловечен и жесток. Это международный терроризм. Пока он не побежден, нигде в мире люди не могут чувствовать себя в безопасности. Но он должен быть побежден. И будет побежден. Сегодня в больнице я разговаривал с одним из пострадавших. Он сказал: “Страшно не было, была уверенность, что будущего у террористов все равно нет”. — И это правда. У них нет будущего. А у нас есть».

Нет необходимости излагать здесь подробности проведения самой спецоперации по освобождению заложников и уничтожению террористов. В этой операции приняли участие около 200 бойцов «Альфы», «Вымпела» и некоторых других специальных подразделений. Еще вечером 25 октября бойцы спецназа скрытно подошли к задней и боковым стенам большого квадратного здания; им удалось не только закрепиться на многих позициях внутри здания, но и подтащить сюда баллоны с усыпляющим газом и определить системы вентиляции и другие подходящие отверстия и шахты для использования газа. Людей из «Альфы» и «Вымпела» страховали сотни бойцов милицейского СОБРа и не менее тысячи автоматчиков — солдат внутренних войск.

Приказ о штурме поступил в 6 часов 20 минут, и немедленно в зрительный зал и в другие помещения центра был пушен газ. Это был фентанил, газ без цвета и запаха, который используется в медицине в качестве обезболивающего и усыпляющего средства. Конечно, это было небезопасно для ослабленного организма многих заложников. Но другого способа нейтрализации террористок-камикадзе просто не было.

Штурм вели с трех сторон, у каждой из групп спецназа была своя задача. Террористы явно не ожидали штурма, но в разных помещениях Дома культуры оказали отчаянное сопротивление, пытаясь использовать гранаты, пулемет, автоматы. Бойцы спецназа в бронежилетах применяли бесшумное оружие. Боевая операция длилась 15—20 минут, но уже в первые минуты спецназовцы ворвались в зал, чтобы нейтрализовать террористок с их страшным оружием — поясами со взрывчаткой. Те спали — и от усталости, и от действия газа. Никто из них не успел бросить гранату или взорвать свой заряд. Заложников стали выносить из зала вначале сами спецназовцы, затем в зал вошли спасатели, за ними — десятки врачей. Не все в действиях спасателей и врачей было безупречно, но и задач подобной сложности они никогда ранее не решали.

По мнению почти всех экспертов, а также офицеров из спец-подразделений других стран, российский спецназ провел эту операцию блестяще. Очень высоко оценил деятельность спец-подразделений и Владимир Путин. Уже на следующий день, в воскресенье 27 октября, он провел в Кремле большой прием в честь участников субботнего штурма. Не только российская печать, но и печать многих стран мира всю следующую неделю обсуждала подробности проведенной операции. Почти все обозреватели были высокого мнения о профессиионализме российского спецназа. Не обошлось, однако, и без грубых фальсификаций. «Московская правда» называла все случившееся «смертельно опасной показухой» и «фантастической случайностью».⁶ А некий «политтехнолог» Н. Латыпов пытался доказать, что в театральном центре происходил «хорошо отрежиссированный спектакль, а взрывчатки как таковой в зале не было»⁷

РОССИЙСКИЕ ПОЛИТИКИ И ДРАМА НА ДУБРОВКЕ