Глава шестая. Обычный город Грозный

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава шестая. Обычный город Грозный

На дворе стоял ноябрь 2006 года. Весь мир был потрясен убийством Анны Политковской. Чечня и Россия уже больше месяца не сходили с полос западных газет. Французские телеканалы не отставали от своих коллег. Московское бюро показало несколько сюжетов, посвященных гибели Политковской. Все обсуждали, станет ли Рамзан Кадыров президентом Чечни. Я поняла, что нужно использовать момент всеобщего интереса к этой теме и предложить Парижу интервью с Кадыровым.

«Мы должны срочно поехать в Чечню, пока конкурирующий канал TV 1 нас не опередил», – убеждала я Жерара. Правда, его особенно и не пришлось уговаривать. Будучи профессионалом, он прекрасно чувствовал конъюнктуру и сам собирался поехать в Чечню. И начались мои ежедневные телефонные переговоры с пресс-секретарем Кадырова. Очередь из журналистов российских и западных СМИ, желающих взять интервью у его шефа, росла с каждым днем. Пресс-секретарь нам не отказывал, но ничего толком и не обещал. Наконец после десятого звонка и моей жалкой угрозы, что если интервью не состоится, то о Кадырове будут плохо писать французские журналисты, он сжалился над нами и назначил день интервью. Я, Жерар и оператор Сергей полетели в Ингушетию.

В аэропорту Магас нас встретил Руслан, фотограф и водитель, который должен был сопровождать съемочную группу в поездке. Жерар хорошо знал Руслана еще по второй чеченской войне. Они несколько раз вместе ездили в Ингушетию, в лагеря беженцев, когда Жерар приезжал из Парижа в командировки. С тех пор Руслан сильно изменился. Во время одной из зачисток федералы увезли его близкого друга. И, как это часто бывает в Чечне, друг исчез навсегда. Даже сейчас, когда российские войска почти ушли оттуда и число похищений значительно сократилось, Руслан находился в состоянии постоянного стресса. Он никогда не спал раздетым, чтобы всегда быть наготове и не оказаться униженным, если вдруг за ним придут. О новой власти Кадырова-сына он старался говорить как можно меньше. Предпочитал не давать никаких оценок.

Сама не зная почему, несмотря на его мрачный и депрессивный вид, с Русланом я чувствовала себя в безопасности. Мы довольно быстро добрались до Грозного: хотя, на всякий случай, поехали более длинной дорогой, чтобы не останавливаться на блокпосту, где, по рассказам, долго проверяли документы и брали деньги за проезд в Чечню. На той дороге, по которой поехали мы, тоже был блокпост, но когда Руслан показал удостоверение чеченского информационного центра, машину пропустили безо всяких вопросов, даже не спросив у журналистов документы.

Я оказалась в Грозном впервые. Я, конечно, видела всем известные кадры разрушенной чеченской столицы, дома с пустыми глазницами окон, трупы на улицах, горящие танки…

Но сейчас, в октябре 2006 года перед нами возник совсем другой город. Первое, что бросалось в глаза – это огромные плакаты: «Рамзан, с тобой цветет наша Чечня!», «Рамзану Кадырову доверяем на 100 %!». Отец и сын Кадыровы, Владимир Путин смотрели с больших портретов, развешенных по городу. Встречали вас при въезде и выезде из Грозного. Меня поразило, что на центральной улице – проспекте Ленина – совсем не видно разрушений. Руслан объяснил, что восстановлены старые здания, от которых после бомбежек почти ничего не осталось. Он показал несколько новых домов, построенных на деньги правительства Москвы. Но больше всего меня удивило, что в этом городе, который издалека казался этаким Сталинградом, разрушенным навеки и не поддающимся восстановлению, идет нормальная жизнь. Открыты кафе, парикмахерские, магазины. По улицам ходят молодые красивые девушки и юноши. Они оживленно беседуют друг с другом, заходят в кафе, ведут себя так, как будто не было ни долгих лет войны, ни страшных зачисток, ни похищений, ни иных ужасов чеченской жизни, о которых мы знали от той же Анны Политковской и других журналистов. Я смотрела на эту обыкновенную жизнь со страхом и удивлением. Мне даже стало как-то неуютно: я вспомнила о Фатиме Мухадиевой. «Почему эта девушка должна сидеть в Мордовии, когда могла бы свободно гулять по этим улицам, так же, как ее сверстники! Она ничем не хуже их!» – подумала я, с нетерпением ожидая встречи с Кадыровым. Теперь я понимаю, как тогда ошибалась. Надеяться, что Кадыров захочет и сможет помочь Фатиме, было не просто наивно, а очень глупо. Но в подобных ситуациях всегда хватаешься за соломинку, стараешься использовать все возможности, какими бы нереальными они не казались потом.

Мы остановились в небольшой двухэтажной частной гостинице, которая, по словам ее владельцев, не закрывалась даже во время второй войны. Я сразу же стала звонить пресс-секретарю Кадырова, чтобы договориться о встрече. На следующий день нас пригласили на ипподром, где в честь дня рождения сына Кадырова (ему исполнился год) устраивались грандиозные скачки. Жерар был доволен: получится красивая картинка.

Картинка и вправду получилась красивая. Ипподромом чеченцы называли то место, где в будущем собираются этот ипподром построить. Пока же скачки проходили в карьере. Зрителей было не так уж много – человек двести. Довольно узкий круг. Для того чтобы попасть в этот узкий круг, пришлось пройти через четыре «фильтра». «Фильтровали» по-настоящему, особенно досталось мне. Ко мне почему-то были чересчур внимательны: две женщины обыскивали по очереди. Хорошо, что под юбку не залезли.

Публика произвела на француза сильное впечатление. Поздравить младшего сына Кадырова приехали члены чеченского правительства, заместитель начальника Северо-Кавказского военного округа, бойцы полка специального назначения имени Ахмата Кадырова. Они были одеты в пятнистую военную форму с нашивками. Другая группа вооруженных мужчин поражала своим «обмундированием». Среди них выделялось несколько десятков молодых людей в черных штанах и куртках с надписями «Dolce & Gabbana». «Что это за полк? Кому он подчиняется?» – допытывался Жерар. Мне ужасно не хотелось вступать в разговор с этими бородачами, которые, казалось, только вчера вышли из леса, скинули камуфляжную форму и облачились в модную одежду. Заметив девушку с блокнотом и подумав, что она, наверное, местная журналистка, я бросилась выяснять у нее подробности. Журналистка объяснила мне, что ребята в черном – тоже бойцы полка имени Кадырова, но они представляют «элиту» этого полка.

Наконец появился и сам Кадыров. Он приехал на черном джипе и в окружении своей свиты поднялся на небольшую сцену. Среди военных в камуфляжной форме и парней в черном от «Dolce & Gabbana», окруживших его плотным кольцом, чеченский премьер в джинсах и коричневой шапочке с надписью «Lacoste» выглядел как инородное тело.

Скачки как скачки: молодые наездники, подбадриваемые криками зрителей, мчались по полю, поднимая клубы пыли. Победителем этого второсортного действа, как и следовало ожидать, оказался скакун из конюшни Рамзана Кадырова. Молодому наезднику, так же, как и десятку других участников, достались новенькие «Волги» и «Жигули». Звучали поздравительные речи. За неимением на сцене именинника все обращались к счастливому отцу. Тот с улыбкой слушал выступавших, приветственно махая рукой публике.

Жерар попросил меня подойти вместе с ним к сцене и перевести его вопросы Кадырову. Я спросила, кем он сегодня себя считает: воином или строителем? Вопрос был банальным, его уже тысячу раз задавали российские и иностранные журналисты. Ответ получился таким же банальным и незамысловатым. Премьер-министр Кадыров сказал, что настало мирное время, время строительства, и он будет строить новую Чечню. Развить мысль Кадыров не успел – на сцене появились молодые девушки и юноши в национальных одеждах.

Начался концерт. Под ноги танцорам полетели крупные денежные купюры – так публика отмечала день рожденья самого юного из клана Кадыровых. Счастливый отец в сопровождении свиты отправился на праздничный обед в небольшой павильон, расположенный в ста метрах от «ипподрома».

Нас туда не пригласили, ко мне подошел сотрудник пресс-службы, который сказал, что Рамзан Ахматович примет нас завтра в своей резиденции.

Жерар обязательно хотел снять сюжет о новой Чечне. В одной из депеш агентства «Франс Пресс» он прочел, что в Грозном открылись парикмахерские, но поскольку в городе нет водопровода, парикмахершам приходится таскать воду ведрами из колодца. Мы долго искали ту самую парикмахерскую, о которой написало французское агентство, но нам попадались только такие, где с водой все было в порядке. Отчаявшись, решили все-таки снять сюжет о самой дорогой парикмахерской на улице Ленина.

«Наш салон пользуется большим спросом, – рассказывала нам девушка-администратор за стойкой. – Записываются на стрижку и маникюр. Хозяйка живет в Москве. Посылает наших мастеров на учебу. Скоро у нас откроется спа-салон».

Жерар заметил немолодую женщину в черном платке, которая делала маникюр. Я спросила, можно ли с ней поговорить. Ее звали Айна, и она рассказала свою историю. В 2001 году у нее погиб сын. Его увезли российские солдаты во время одной из зачисток. Она нашла тело сына на окраине села, где федералами был устроен фильтр. Сюда привозили всех мужчин, задержанных во время зачисток. Их записывали, пытали, а потом расстреливали.

Айна рассказала, что теперь раз в две недели приходит в парикмахерскую делать маникюр и парафиновую маску для рук. Ей это нужно, чтобы отвлечься. После маски ее натруженные руки становятся мягкими как шелк. Ей нравится, что она может позволить себе такое удовольствие. Айна живет с младшей дочерью и внучкой, но она всегда помнит о 18-летнем Магомете. Она повсюду носит с собой маленький целлофановый пакетик, в котором лежат фотография сына и клочок материи от рубашки, в которой он был расстрелян. «Я рада, что восстанавливают город, строят дома. Но почему никто не ответит за смерть моего сына и таких же, как он?» – спросила она, обращаясь к Жерару. Я перевела. Жерар сочувственно пожал плечами. Айна опустила пальцы в мисочку с раствором ароматных масел и отвернулась. Наступила очередь педикюрши Мадины. Ее история не столь драматична, как история Айны, но достаточно типична для современной Чечни.

Муж Мадины Али сидит дома с двумя дочками. Ему приходится вести хозяйство, что совсем непривычно для чеченского мужчины. «Али пока не может найти себе работу. Чтобы получить хлебное место, например в милиции или на автобазе, надо заплатить хорошую взятку, – объясняет Мадина. – Таких денег у нас нет. А работать на стройке муж не хочет. Это тяжелая работа, платят мало. Да к тому же часто зарплату задерживают. Пока работаю я. Грозный сейчас восстанавливают. Но это не тот город, который я любила. Когда я прохожу мимо того места, где была моя школа, мимо того места, где был мой дом, я всегда плачу. Это был совсем другой город, город-праздник. Его больше нет».

Жерар доволен. Женщины говорят непосредственно и искренне. Сюжет почти готов. Руслан везет нас к своей подруге Саците, которая занимается недвижимостью. Она обещала показать журналистам квартиры в полуразрушенных домах, которыми она торгует. Вместе с двумя покупателями – местным и чеченцем из Москвы – мы осматриваем трехкомнатную квартиру в сильно пострадавшем от бомбежки доме, где еще нет воды и газа и с подвала до чердака тянутся водопроводные шланги.

«Сегодня люди охотно вкладывают деньги в недвижимость. Некоторые покупают квартиры впрок. Кто-то покупает для офиса, кто-то собирается вернуться через несколько лет, когда жизнь в Чечне наладится, и выбирает себе жилье с этим расчетом, – говорит Сацита. – Во время войны люди убегали куда глаза глядят, у многих пропали документы на жилье. А сейчас они пытаются доказать свои права на квартиры, в которых уже давно живут другие люди. На рынке очень мало “чистых” квартир. Приходится восстанавливать документы. Цена трехкомнатной квартиры в центре города колеблется от 40 до 50 тысяч долларов в зависимости от состояния дома».

Жерар в восторге от того, что удалось найти неизбитые сюжеты. Теперь он сможет рассказать о возрождающейся Чечне не просто посредством картинок со строек и фасадов восстановленных домов, – он покажет людей с их проблемами и настроениями. «Знаешь, Лиза, для полного счастья нам не хватает только Кадырова, – говорит Жерар. «Будет Кадыров, не сомневайтесь», – обещаю я. Мне этот самый Кадыров нужен больше, чем Жерару. Каждый раз, когда мы трясемся в старом «жигуленке» Руслана по раздолбанным чеченским дорогам, рискуя столкнуться с водителями-лихачами, я молюсь от страха и кляну себя, что придумала эту поездку. «Если не удастся передать Кадырову дневник Мухадиевой, это катастрофа. Зачем я сюда приехала? Здесь такая концентрация горя и безысходности, что чем дольше в ней находишься, тем больше погружаешься в депрессию».

Мы ужинали в маленьком ресторане в центре города. В большом зале кроме нас еще сидела компания подвыпивших мужчин. А со второго этажа то и дело спускались и выходили на улицу бородачи в камуфляже с оружием. Они играли в бильярд.

Посетители кафе мне не нравились. Они пугали: была в них какая-то лихость и агрессивность. Казалось, они могут в любой момент достать автомат, выстрелить в воздух. Или в упор. Я почувствовала себя неуютно. Мне стоило огромного труда скрывать от Жерара ощущение дискомфорта и опасности, которое не давало мне покоя, хотя я старалась поддерживать общую беседу: Жерар и Сергей обсуждали кавказскую кухню, красоту русских женщин. Мне же хотелось поскорей вернуться в Москву. К мужу и детям. «Черт с ним, с этим Кадыровым, и с дневником Фатимы Мухадиевой, не передам его, так и не передам, значит, не судьба». Мои пораженческие размышления прервал телефонный звонок. Звонил пресс-секретарь Кадырова. Он подтвердил, что в три часа дня мы должны быть в резиденции чеченского премьер-министра в Гудермесе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.