Реакция

Реакция

К 2013 г. стало ясно, что в России началась эпоха политической реакции. Протестное движение ослабло. А власти в свою очередь перешли в наступление. Еще в 2012 г. Еосударственная Дума приняла целый ряд одиозных законов, существенно ухудшивших условия существования гражданского общества.

Почти сразу после событий 6 мая 2012 г. парламент принял поправки к закону о митингах и шествиях, в соответствии с которыми возможность проведения любых уличных акций еще сильнее ограничивалась. А их организаторы становились ответственными за любую провокацию, совершенную в ходе проведения акции. Штрафы и репрессивные санкции за любое, даже мельчайшее нарушение были многократно увеличены.

В июле 2012 г. Еосдума приняла новый закон «О некоммерческих организациях», ставший известным под именем «закона об иностранных агентах». В соответствии с ним российские некоммерческие организации, которые получали иностранное финансирование (например, компенсацию затрат за поездку на конференцию) и при этом «занимались политической деятельностью» должны были регистрироваться в Минюсте в качестве «иностранных агентов». Туманность формулировок оставляла право решать, что такое «политическая деятельность» российским чиновникам и судьям. В течение следующих нескольких месяцев прокуратура направила требования о признании себя иностранными агентами таким «политизированным» НКО, как общество «Помощи больным муковисцидозом» (под давлением общественности предписание через неделю было отозвано), историческому обществу «Мемориал», «Муравьевскому парку устойчивого природопользования», занимающемуся охраной даурских и японских журавлей, а также дальневосточных аистов в заказнике «Журавлиная родина» и т. д.[202] Разумеется, коснулся закон и тех НКО, которые были связаны с протестным движением. Например, в апреле 2013 г. Минюст уличил в агентурной деятельности ассоциацию «Голос». Гй вменили в вину тот факт, что ее сотрудники составили проект нового избирательного кодекса (а следовательно, покушались на изменение российских законов, т. е. «занимались политикой»), и еще получили престижную норвежскую «Сахаровскую премию», которую сочли иностранным финансированием[203].

Довольно комичная история произошла с законом «О клевете». Многие годы он критиковался журналистами и правозащитниками как инструмент, который используется властями для преследования независимых журналистов. В декабре 2011 г. удаление этого одиозного закона из Уголовного кодекса вошло в пакет реформ, предложенных Дмитрием Медведевым. Это тогда расценивалось как уступка гражданскому обществу. Но уже в июле 2012 г. этот закон (в несколько отредактированном виде) вновь был возвращен в российский УК. Правоприменительная практика, направленная против независимых от властей журналистов, не заставила себя ждать[204]

Определенный резонанс получил принятый в апреле 2013 г. закон «О защите прав верующих». Общественники и журналисты критиковали его как проявление клерикализации общества и фактический запрет на публичную критику церкви. Более или менее всем также была ясна связь этого закона со скандальным процессом по делу группы Pussy Riot[205].

В декабре 2012 г. Конгресс США принял так называемый «закон Магнитского». В соответствии с ним против ряда российских чиновников и сотрудников правоохранительных органов вводились персональные санкции (запрет на въезд в США, арест счетов и недвижимости и т. п.) в связи с их ответственностью за нарушение прав человека на Родине. С точки зрения российских властей этим американские законодатели стремились шантажировать российскую элиту, привыкшую хранить свои накопления и покупать недвижимость на Западе. Теперь, когда возникла угроза попасть в список лиц, против которых введены персональные санкции, многие представители бизнеса и бюрократии могли отказаться от прежней лояльности Кремлю.

Администрация президента разработала ответный шаг: в декабре того же года был принят скандальный «закон Димы Яковлева». Названный по имени российского ребенка, доведенного до смерти своими приемными американскими родителями, этот закон стал поводом для большого международного скандала. Но он сыграл большую, хотя и не вполне прозрачную, роль и во внутренней политике. Кремлевская администрация оказала большой нажим на депутатский корпус, вынудив большинство парламентариев проголосовать за введение санкций против американских политиков, ответственных за смерть российских приемных детей в США.

Трудно сказать, сильно ли расстроились американские сенаторы и чиновники, что им запретили въезд в РФ, но лояльность депутатов Госдумы была скреплена своего рода круговой порукой[206].

В июне 2013 г. Государственная Дума приняла закон, устанавливающий ответственность за «пропаганду нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних». Закон оставлял большую свободу для интерпретации того, что считать «пропагандой». Этот акт был воспринят значительной частью гражданского общества, а также — ив гораздо большей степени — на Западе как одиозный, идущий вразрез с принципами прав человека. Но в этом отношении важен не правозащитный, а политический аспект «гомофобного закона». Российское общество и до того было сравнительно консервативным по отношению к гомосексуалистам, но эта тема никогда не входила в шорт-лист актуальных общественных проблем. Тот факт, что законодатели неожиданно взяли ее на вооружение, свидетельствовал не столько об обострении противоречий между сексуальным большинством и меньшинствами, сколько о том, что элита стремится поменять повестку дня. Апелляция к традиционной гомофобной морали была призвана мобилизовать поддержку населением господствующих политических сил.

Аналогичную роль во многом выполняет ксенофобия. В 2013 г. подконтрольные властям СМИ стали гораздо больше внимания уделять межнациональным проблемам, в особенности трудовой иммиграции. При этом повысилась также и жесткость риторики в отношении приезжих. Медиа стали доброжелательно комментировать борьбу с мигрантами. Например, летом 2013 г. даже большие государственные каналы уделяли большое внимание деятельности националистической инициативы «Щит Москвы», активисты которой устраивали рейды по общежитиям рабочих из стран Средней Азии, кончавшиеся порой драками и насилием[207]. Параллельно выходили сюжеты про аналогичные предприятия полиции. И без того довольно острая проблема ассимиляции иммигрантов непропорционально сильно муссировалась СМИ.

В ходе кампании по выборам мэра Москвы, ставшей одним из самых ярких событий 2013 г., сложилась ситуация, при которой и действующий мэр Сергей Собянин, и его главный оппонент, один из оппозиционных лидеров Алексей Навальный, практически в равной степени апеллировали к ксенофобским настроениям и использовали националистическую риторику.

Национал-патриотическая, консервативная, клерикальная риторика все больше оформлялась в виде концепции российского «традиционализма». «Традиционные ценности» были взяты на вооружение правящей администрацией в качестве полуофициальной идеологии. В ходе ежегодного общения с журналистами 19 декабря 2013 г. Владимир Путин, рассуждая о роли идеологии в обществе и о «западных ценностях», заявил: «Без традиционных ценностей общество деградирует, и мы должны к ним вернуться и на базе этих ценностей двигаться вперед»[208]. Он также признал, что речь идет о консервативной социально-политической доктрине.

Апофеозом нагнетания националистических настроений стали события в московском районе Бирюлево в октябре 2013 г. 10 октября там произошла трагедия: был убит местный житель Егор Щербаков. Это вызвало большой резонанс в районе, в котором находилась крупнейшая овощная база в столице. Она служила одновременно центром трудоустройства для огромного числа приезжих и источником криминала (как в силу теневого характера торговли, так и из-за коррумпированности местной полиции). Вскоре стало известно, что власти подозревают в убийстве азербайджанца Орхана Зейналова. Федеральные ТВ-каналы обсуждали случившееся в контексте национального вопроса.

Полиция спокойно отнеслась к попыткам националистических организаций проводить в Бирюлево агитацию за митинг протеста. Когда же он состоялся, группа радикально настроенных националистов спровоцировала настоящие беспорядки. Они разгромили овощную базу и избили несколько человек неславянской внешности. Полиция долгое время оставалась практически безучастной. Апофеозом истории в Бирюлево стал арест Охрана Зейналова, показанный всеми государственными телеканалами и превращенный в настоящее красочное шоу.

Телевизионные кадры демонстрировали, как десантники в масках валят на землю растерянного человека, вяжут его и, как мешок с картошкой, швыряют в вертолет, который улетает и приземляется прямо на Петровке, 38. Там обвиняемого с заломанными руками вводят в кабинет к министру внутренних дел Владимиру Колокольцеву, который отдает распоряжения относительно его судьбы и благодарит сотрудников спецподразделения, арестовавших Зейналова. Общее послание телевизионного сюжета было понятно: только мощные силовые структуры могут защитить граждан от криминала, иммиграции и других угроз. Но для этого им нужны соответствующие полномочия. Подспудно пропаганда оправдывала возросший уровень насилия и репрессивности в обществе.

Интересно, что, хотя в ответ на усиление националистических мотивов в государственной пропаганде общество откликнулось ростом ксенофобских настроений [209], численность ежегодного «Русского марша» 2013 г., организуемого радикальными националистами, оказалась сравнительно небольшой (меньше, чем в 2012 г. и существенно меньше тех показателей, которые прогнозировались). Механика национальной розни укрепляла режим и его репрессивные органы, а не активистские праворадикальные организации.