Классическая борьба
Классическая борьба
Спецслужбам далеко не безразлично, в каком «ключе» работает правоприменительная система страны. Если собственных детей в школе открыто грабят сверстники, а наркотики там в свободной продаже, если в суде невозможно привлечь к ответственности ученого, военнослужащего, сотрудничающего с иностранными спецслужбами — что-то сильно не так в Датском королевстве. Если от бывших сокурсников, друзей семьи участились сетования на заказные «наезды» налоговой полиции, на неправедные, неправосудные решения арбитражных судов — дело совсем худо. Когда же обстоятельства складываются таким образом, что иным сотрудникам спецслужб приходится брать табельное оружие и в темное время суток встречать с работы или из института своих жен, дочерей, чтоб их не ограбили или покалечили в подъезде, во дворе — уже беда.
Конечно, правопорядок в стране — задача не спецслужб. Но если нормальный ход вещей сломался, разрушился, восстановить социальное сокрушение без участия спецслужб вряд ли удастся.
Лучше, конечно, не доводить дело до таких состояний, как это случилось с нынешней российской правоохранительной системой.
Обширная практика жизнедеятельности любых государственных структур показала, что всякое ведомство, предоставленное само себе, может только ухудшать качество своей деятельности, деградировать с разной скоростью и интенсивностью. Но только не эволюционировать, увлекая за собой в прогрессивное развитие отрасли общества, которое это ведомство призвано регулировать. Развиваются и приемлемо эволюционируют только те структуры государства, жизнедеятельность которых постоянно корректируется какими-то разумными командами извне. Одним из центров формирования полезных корректирующих сигналов для правоприменителей являются и спецслужбы. Прежде всего, собирая и анализируя обширную надведомственную информацию об отклонениях деятельности различных правоохранительных органов от установленных норм. Сами ведомства формируют только приукрашенную, искаженную статистическую информацию о результатах своей деятельности, старательно скрывая при этом большую часть ошибок, просчетов, случаев никудышного исполнения обязанностей своими сотрудниками. Что только поощряет, усиливает внутриведомственную эрозию.
В отличие от вооруженных сил, где сотрудники спецслужб находятся штатно с четко прописанными функциями и задачами, ни в одном правоприменительном государственном органе присутствие сотрудников спецслужб не предусмотрено никакими регламентами, законами. И тем не менее, Федеральная служба безопасности РФ не такая уж и ничтожная организация для работников органов внутренних дел. Хотя оснований задерживать сотрудников правоохранительных органов у структур ФСБ маловато, почти нет, но «коллеги» хорошо осознают, что эту спецслужбу лучше не раздражать, тем более — не злить. А то ведь, имея хорошо документированную и очень длинную память, там могут вспомнить, что рвущийся на генеральскую должность милицейский полковник, будучи молодым лейтенантом, в пьяном виде голый гонялся за буфетчицей. Или вытащить из архивной папки справку о том, что отец одного из кандидатов на вакантную должность прокурора города на оккупированной территории служил у немцев полицаем и участвовал в расстрелах мирных жителей. Или могут попросить знакомых сотрудников милиции задержать сына местного судьи в момент приобретения или употребления им наркотика. А могут тихонечко положить на служебный стол мужа журналистки газеты, специализирующейся на работе правоохранительных органов, видеозапись скрытой камерой, где его борющаяся за правду на страницах прессы благоверная запечатлена в самом непотребном виде и месте. Да мало ли что можно организовать зрелищного и впечатляющего, если много разного ведаешь обо всех значимых лицах?
Самое существенное здесь то, что все социально чем-то значимые особи или полагающие себя таковыми никогда точно не знают, о каких из их паскудств, преступлений известно доподлинно спецслужбам и поэтому вынуждены предполагать для себя худшие варианты. Что означает, как правило, полную психологическую капитуляцию перед службами госбезопасности. Что и является их главным ресурсом безраздельного доминирования над всеми сущими правоохранителями во всех их должностях. Да и самим спецслужбам многократно предпочтительней те из работников правоохранительных органов, о которых есть нелицеприятные сведения и которые знают, что спецслужбы об этом знают. Люди же вполне достойные, как правило, ничем себя не опорочившие не очень-то боятся ни собственных начальников, ни сотрудников надзирающих спецслужб. Таких сами спецслужбы ни в каких их карьерных подвижках не поддерживают, предпочитая помогать подниматься по служебным ступеням по мере сил как раз тем, кто обоснованно их побаивается и готов исполнять деликатные просьбы, оказывать разнообразное содействие в решении специфических задач. Реальной угрозы государственной безопасности сотрудники и руководители органов внутренних дел практически никакой не предоставляют, даже когда плохо работают по раскрытию уголовных преступлений, замечены в неделовых связях с лидерами организованной преступности и иных служебных правонарушениях. Социальный состав людей и поводы, по которым сотрудники милиции, полиции обычно корыстно скрыто взаимодействуют со своим контингентом, не в состоянии подорвать безопасность государства ни в малой степени. Скорее наоборот: чем больше заключенных в местах лишения свободы — тем больше будет подготовлено мебели, повалено и сплавлено леса и т.п. А норму выработки обязаны выполнять все, включая невинно осужденных, либо тех, кто получил срок не за те преступления, что реально совершил.
Интерес к сотрудникам милиции у спецслужб иной. К примеру, не документировать прегрешений сотрудников спецслужбы, совершенных «при исполнении» или в быту. Либо по иному отразить в протоколах досмотра, задержания их роль, исключив в их действиях состав преступления. Подобные нужды возникают и с ближайшими родственниками сотрудников спецслужб, их агентами. Зачастую у спецслужб появляется острая нужда поприжать, чтобы получить информацию, кого-то из тех, кто подозревается в причастности к группе каких-то оппозиционеров и здесь помощь милиции бесценна: могут задержать с поличным за какое-то прегрешение, либо инсценировать ситуацию с оформлением соответствующими протоколами. Для работы с «клиентом» спецслужбам этого уже достаточно.
Одним словом, органы внутренних дел весьма универсальный, гибкий и в высшей степени эффективный инструмент решения множества задач спецслужб. Воспользоваться же ими можно только при очень доброжелательном отношении со стороны их руководства и сотрудников. Одним наличием и пополнением компромата здесь не обойтись, лучше «работают» искренние, дружеские отношения, подкрепляемые взаимными значимыми услугами, взаимопомощью, которая всегда очень нужна и милиционерам.
Однако безоблачных отношений не бывает: всем желающим не угодишь, не услужишь. Да и услуги спецслужбам надо также оказывать с умом, профессионально, грамотно, просчитывая все возможные негативные последствия: не от всех неприятностей «коллеги» смогут потом защитить. Особенно в случаях, когда задеты интересы влиятельных лиц, столичной знати с их обширными связями. Но в целом выгод у милицейских чинов от дружбы со спецслужбами гораздо больше, чем потерь и неприятностей. Поэтому и сам процесс сотрудничества всегда весьма активен и продуктивен. К тому же дружеские отношения, возникающие у лейтенантов и капитанов милиции и спецслужб, со временем переходят в дружбу уже полковников и генералов. А здесь значимость таких отношений возрастает уже на порядки, цена взаимных услуг так же становится качественно иной. Однако одной из издержек такого сотрудничества является весьма непростая ситуация, постоянно возникающая практически во всех милицейских структурах: посредственные люди в этой среде, как и всюду, чувствуют себя значительно неуверенней и с большей охотой идут на сотрудничество со спецслужбами, надеясь в их лице получить защиту от собственного начальства, когда оно попытается освободить от должности за ошибки или систематически плохую работу. И спецслужбы уже вынужденно хлопочут за таких своих «помощников» и часто добиваются для слабых милицейских сотрудников не только послаблений по службе, но и заметного роста их карьеры.
Чего здесь в итоге оказывается больше: обретений от укрепления госбезопасности или потерь от слабой работы многих сотрудников милиции — судить очень затруднительно. Безусловно, для государства и общества все-таки приоритетней задачи государственной безопасности в сравнении с обеспечением общественного правопорядка.
Нужды в дружбе с работниками прокуратуры у спецслужб несколько иного характера. Хоть во многом и формально, но именно органы прокуратуры осуществляют надзор за законностью действий сотрудников спецслужб. При сплошном формально-бюрократическом исполнении этой функции прокуратура бы банально остановила всю их работу. Потому спецслужбам приходится иногда использовать все свое влияние, чтобы на прокурорский надзор за ними не попадали недалекие, непрофессионально слабо подготовленные, с большим самомнением прокурорские работники. А так же излишне болтливые, малоразборчивые в личных связях. И, конечно, понятливые, предпочитающие рабочее сотрудничество схоластическим спорам, кто процессуально значимей и главней. Как правило, придти к взаимоприемлемому кадровому «консенсусу» с руководителями прокуратуры спецслужбам удается всегда: серьезные люди по пустякам ссорятся очень редко. Ситуацию сильно упрощает то обстоятельство, что по жизни спецслужбам дружить надо с великим множеством милиционеров, полицейских. А вот работников прокуратуры надзирающих за деятельностью спецслужб перечесть труда никакого не составляет.
Да и забот у прокурорских со спецслужбами много не бывает: следствие у госбезопасности лишь по небольшому количеству составов, санкций на применение технических средств по ведущимся уголовным делам тоже не так много. Оперативная же работа в своей основной части в санкциях надзорных инстанций нуждается редко. Органы прокуратуры, как и органы внутренних дел, строго иерархированная структура со специальными званиями и знаками отличий, практически соответствующих армейским воинским званиям. Здесь есть свои «полковники» и «генералы». И любые взаимодействия прокуратур и спецслужб обязательно реализуются всегда на «соответствующем уровне»: к полковнику — прокурору лучше обращаться к полковнику спецслужбы или генералу, но никак не к лейтенанту или капитану. Здесь уважение к существующим нормам субординации — вежливость, только улучшающая климат межличностных служебных отношений.
В сфере действия правоохранительных органов толкование применяемых законов каждым уполномоченным на то лицом к каждому юридическому событию — вещь сугубо индивидуальная, почти неповторимая. Почти всегда — спорная. Здесь есть место и ошибкам, и принятию решений с учетом некоторых личных интересов законоприменителя. Поэтому этика внутрикорпоративных отношений основана во многом на компромиссах и не приветствует публичное обсуждение постоянно возникающих разногласий. В таких условиях всегда есть место диалогу правохранителей с сотрудниками спецслужб без особых отклонений от норм права, нарушений норм служебной этики.
В связи с недавней передачей в России права давать санкции на оперативные мероприятия по прослушиванию помещений, телефонов, на задержания от органов прокуратуры к судам, значимость взаимоотношений спецлужб с судейским сообществом и ранее весьма высокая, ныне многократно возросла. Оптимизировать, сделать респектабельными эти взаимоотношения только на собранном о шероховатостях приватной жизни сведениях и невозможно, и недопустимо. Потому в этой среде, возможно еще в большой в сравнении с другими мере для продуктивного служебного взаимодействия спецслужбам важно как можно больше помогать «коллегам» в решении множества их самых разнообразных проблем как служебного, так и личностно-бытового характера. У члена семьи каждого судьи всегда существует целый набор непростых личных проблем, которые только видоизменяются с возрастом, со временем. Естественно, на условиях взаимности любому судье готовы упреждающе услужить и чиновники исполнительной власти, и милицейские чины, и работники прокуратуры. Но по просьбам руководителей спецслужб такие услуги часто бывают масштабнее и качественнее. Рекомендация же помочь члену судейского сообщества из уст генерала спецслужбы, к примеру, еще очень долго охранительной тенью парит над этим судьей во мнении информированных соратников и коллег по правоохранительному цеху.
Однако, при возникновении серьезных систематических «взаимонепониманий» та же схема начинает работать на угнетение, подавление. И удается это всегда успешнее: чинить неприятности всегда гораздо проще, дешевле, быстрее, желающих помочь это сделать всегда неизмеримо больше. Потому члены всего правоохранительного сообщества блюдут добровольно и практически поголовно одно внутрикорпоративное правило: «Не ссорься без нужды, уступай!». Чтобы своими руками впрок не плодить и без того немалое число недоброжелателей, потенциальных врагов. Эта внутренняя, постоянная психологическая готовность к сотрудничеству очень помогает спецслужбам устанавливать вполне сносные отношения взаимопонимания с судейскими работниками по большинству возникающих проблем. Никто из судий не будет придираться по пустякам к спецслужбам по поводу неубедительности их аргументов для получения санкций на прослушку, слежку и т.п. В мировой практике по этим поводам обоснованно утвердился принцип презумпции правоты спецслужб: пусть лучше вольней будет государственным служащим, нежели подозреваемым в совершении серьезных прегрешений, преступлений. Несправедливости правоохранительной системы по отношению к потенциальным преступникам воспринимаются обществом достаточно спокойно: как часть возмездия государства, разновидность упреждающей кары. А если это касается категорий людей из числа структур организованной преступности, коррумпированных должностных лиц — это тем более справедливо!
Еще одной весьма важной локальной сферой интереса спецслужб является администрация тюрем, следственных изоляторов. Потому как в этой зоне концентрации человеческой беды могут оказаться дети значимых для государства академиков, генералов, высокопоставленных чиновников, интересные для спецслужб иностранцы и иные «перспективные» персонажи. Спецслужбы здесь чувствуют себя особенно уверенно вне зависимости от ведомственной принадлежности исправительного учреждения (министерство юстиции, МВД и др.) — работники администрации тюрем одна из самых греховных и уязвимых категорий служащих во всех землях и временах.
По просьбе сотрудников спецслужб работники следственного изолятора без особого труда могут резко ухудшить условия пребывания для конкретного лица, либо сделать их значительно комфортнее. Могут поместить в камеру с такими опытными негодяями, что небо в овчинку станет каждую минуту пребывания там.
Точно так же можно обеспечить похвальные отзывы администрации для досрочного освобождения из тюрьмы, но можно инсценировать ситуацию, за вынужденные поступки в которой срок будет увеличен.
Родители, чьи дети оказались в этих гиблых местах, готовы ради облегчения их участи выполнять многие поручения спецслужб. Так что особые возможности спецслужб в местах отбывания наказания — чрезвычайно эффективное средство для решения многих своих задач. Важно здесь, как и во всех вышеописанных сферах, чтобы отдельные сотрудники спецслужб под видом решения служебных задач не организовывали для себя подобие меняльной лавки во имя своих личных корыстных интересов. Упреждение подобных ситуаций — задача исключительно руководителей самих спецслужб, обеспечивающих внутриведомственный контроль. А это — одна из труднейших проблем не только спецслужб — любой структуры, включая организованную преступность, где, как известно, самое популярное средство профилактики отступничества — тазик с цементом на ноги. В спецслужбах, естественно, такие технологии внутриведомственных расследований не практикуются по множеству вполне очевидных оснований.
Особняком в системе правоохранительных органов стоит институт адвокатуры. Процессуально адвокаты — с другой стороны баррикад полиции, следствию, прокуратуре, администрации тюрем. Зачастую и спецслужбам, когда защищают в процессе следствия в судах их подследственных.
Народ в адвокатских коллегиях по преимуществу вольнолюбивый, малопригодный к напряженным перегрузкам в полицейских и прокурорских структурах. И несколько более нормы корыстной, менее щепетильный в мотивациях, выборе средств.
Нормальной чертой для взаимоотношений между адвокатами и другими правоохранителями и является обычно ничем не устранимая неприязнь. Парадоксальность ситуации в том, что при широких, обширных возможностях у полиции, прокуратуры изводить это племя, практически этим никто не занимается серьезно и основательно: и потому, что сколько их ни дави их — другие лучше не будут.
И потому еще, что время от времени ловкие, пронырливые, оборотистые адвокаты оказываются позарез нужны и некоторым бывшим милиционерам, полицейским, прокурорам, когда их коллеги ведут следствие и суд уже по ним самим.
Интерес спецслужб к практикующим адвокатам несколько шире: они очень интересны как информаторы в части событий в среде теневого бизнеса, экономики, финансов, так как постоянно общаются в следственных изоляторах с теми, кто «погорел», попал под плотную опеку правоохранительных структур. Как знатоки и толковые рассказчики курьезов в среде различных сотрудников правоохранительных органов, знатоки интима, доверительных отношений во многих социально значимых группах. Как незаменимые договорщики и посредники при достижении необходимых компромиссов практически в любых сферах. Из иных адвокатов можно подготовить весьма перспективных и вполне коммуникабельных и понятливых политиков, законодателей, как правило, легко подверженных коррупции. Но если удается править такими в благих целях, их коррупционные поборы проще числить по графе «гонорар». Что для адвоката явление вполне законное и естественное.
Кроме того, адвокат — идеальный связник для сотрудников спецслужб с воровскими уголовными авторитетами как в тюрьме, так и вне ее. Он хорош и как канал «слива» необходимой информации по любому адресу.
В отличие от работников прокуратуры, судей, адвокаты для спецслужб, как правило, не цель, а очень эффективное средство. Спецслужбы же для адвокатов — одно из самых эффективных средств самозащиты в их очень неспокойной и небезопасной деятельности.
Таким образом, для реализации задач спецслужб в их самом широком спектре сотрудничество с правоохранительными органами неизбежно. Наладить сотрудничество и поддерживать его повсеместно — очень непростой, непрерывный процесс, где каждый участник — индивидуальность, личность, персонифицирующая каждый, казалось бы, простой служебный поступок сотрудника спецслужбы. Общим знаменателем, делающим такое сотрудничество возможным, является чувство общности выполняемой задачи всеми правоохранителями и спецслужбами. Без чего не состоялось бы никакой в целом вполне сглаженной работы.
Состояние правопорядка, уровень соблюдения законности в обществе, государстве, как уже отмечалось, мало заботит спецслужбы — другие у них задачи. Более того, в среде изрядно коррумпированных сотрудников органов правопорядка спецслужбам работать значительно легче.
Но это — только кажущаяся благодать: с такой же легкостью коррумпированными «правоохранителями» манипулируют и платежеспособные мздоимцы, уголовные авторитеты, наркобароны, криминальные дельцы, финансисты. К большому сожалению, «аргументы» этих господ действуют скорее, работают основательнее традиционных технологий спецслужб. Что особенно очевидно в нынешней России. Где практика «заказных» проверок уголовных дел, разоряющих фирмы конкурентов, приобрела едва ли не основной смысл деятельности некоторых ведущих оперативных служб МВД на всем пространстве государства. Практика тотального «крышевания» торговых, ресторанных, развлекательных структур сотрудниками и руководителями органов внутренних дел по сути своей превратила их правоохранительную работу в открытый бизнес по использованию своих немалых служебных полномочий в личных корыстных целях. Что резко повысило конфликтность по поводу разграничения сфер влияния в среде сотрудников МВД — как межличностных, так и между различными подразделениями милиции. Появилась целая субкультура неформальных служебных отношений со своими неписаными этическими нормами, почти идентичным «понятиям» субкультуры организованной преступности. Сложившаяся практика использования норм права в качестве средства вымогательства, всегда правдоподобно мотивированная, постоянно разнообразится, совершенствуется, становится все боле инициативной, агрессивной. Спецслужбам противостоять этому ни возможности, ни особой необходимости нет: невозможно активно включиться своими не слишком большими численно кадрами в такой большой объем массированной непрерывной практики умышленного процессуально мотивированного манипулирования законами. Нужды вмешиваться нет потому, что нет соответствующих политических решений — высшая власть страны пока еще не рассматривает произвол множества сотрудников и руководителей органов внутренних дел как серьезную угрозу государственной безопасности России.
Хотя эпизодически спецслужбы вынуждены вмешиваться в ситуацию просто потому, что обязаны защищать законные интересы и права своих сотрудников, членов их семей, своей наиболее важной агентуры, просто знакомых, уважаемых в обществе людей, когда они с такими просьбами к ним обращаются. Естественно, все эти улаживания даются ныне очень даже не просто. Но в целом это удается: по-прежнему задевать самолюбие руководителей подразделений спецслужб для любого милицейского чина опасно. Может на многое другое не хватить времени, а раскатать по бревнышку карьеру зарвавшегося милицейского генерала у ФСБ сил и времени и ныне достанет с избытком. Тем более, что как среди правохранителей, так и среди политиков, бизнесменов стойко удерживается глубокая неприязнь к милицейским чинам, легко трансформирующаяся в добровольную всевозможную помощь в деле их сокрушения.
Единственное законное средство профилактики нынешнего российского правового милицейского произвола и поныне — прокурорский надзор. Однако, сокрушительная эпидемия эрозии правоприменительной практики, к прискорбию, в определенной мере поразила и этот важнейший правоохранительный институт.
Конечно, степень поражения, размах не те, что у органов внутренних дел: и людей здесь на порядки меньше, и собственного оперативного состава, способного целенаправленно формировать формальные предпосылки для заказного правоохранительного вмешательства, у прокуратуры нет. Но, отменяя в ходе проверок подозрительные процессуальные действия оперативных подразделений милиции, надзирающие прокуроры получают необходимый объем формальных обоснований и всю потребную первичную информацию в бизнесструктурах, для последующей своей самостоятельной правовой бизнес-акции.
Надзирающие прокуроры активно вмешиваются во внутри милицейские распри по поводу их спорных «наездов», «неправильных крышеваний» и т.п. И такой «арбитраж» зачастую оказывается весьма доходен. Хорошо оплачивается и прокурорское блокирование милицейских, полицейских как заказных, так и нормальных проверок. Несмотря на ощутимые потери в связи в недавней передачей права дачи санкций от прокуратуры судам, «доходные» полномочия у недобросовестных сотрудников прокуратуры имеются еще в изрядном количестве. Спецслужбам даже при очень сильной необходимости вмешиваться в сферу юрисдикции прокуратуры чрезвычайно трудно — процессуальная защищенность, процессуальное старшинство этого института наивысшее.
Единственно, что здесь можно и ныне достичь мирным путем — соблюсти принцип: «Наших не трогать!».
Радикально изменить ситуацию в органах прокуратуры в силах только высшая политическая власть путем либо изрядной кадровой чистки, либо внесением существенных изменений в закон о прокуратуре с последующей обязательной кадровой чисткой, в которой спецслужбы, естественно, примут самое активное, непосредственное участие.
Случаи произвола в деятельности многих арбитражных судов России, не поддаются исчислению. Похоже, единственным аргументом, который здесь еще принимают в расчет кроме денег — угрозы со стороны структур организованной преступности. В судах общей юрисдикции в процессах просто не участвует такое количество жестоко соперничающих денег и собственности, а потому принимаются в расчет и иные аргументы, в том числе и мнения спецслужб.
По крайней мере, до сих пор органы госбезопасности еще могут в случаях чрезмерной коррумпированности некоторых судей и председателей народных судов на основе имеющейся информации убедить их руководителей запустить предусмотренные законом процедуры привлечения отступников к административной, дисциплинарной ответственности, либо лишения их статуса судьи. Наличие такой возможности у спецслужб позволяет им профилактировать отдельные ситуации, либо своевременно добиваться необходимых корректировок уже состоявшихся решений. Что, однако, не дает возможности существенно повлиять на изменение общей негативной ситуации. Следственные изоляторы и тюрьмы нынешней России — места сосредоточения практически всех негативных социальных процессов российского общества: разгула насилия над личностью со стороны уголовников и администрации, грубейших нарушений всех установленных законами процедур, норм, гарантий. Недавно в местах отбывания наказания и следственных изоляторах Северо-Западного региона прошли массовые голодовки, главной причиной которых стали невыносимые поборы, которые администрация тюрем приноровилась выколачивать руками «своих» уголовников из заключенных. Суммы нешуточные, многим семьям, чтобы их родных не покалечили в изоляторах или не убили, приходилось для выплачивания этих оброков продавать все, что только было возможно. Такого не было не только во все прежние российско-советские времена, но подобного не знала мировая практика, в том числе и в концентрационных лагерях нацистской Германии. В российском обществе паразитизм одних социальных групп на других принял во многих своих проявлениях тотальный характер, и то, что происходит теперь в тюрьмах, всего лишь вариант этого всеобщего хищнического образа жизни применительно к специфическим тюремным условиям. Прокурорский надзор в ситуации тотального сращивания администрации тюрем с уголовной средой — бесполезен. Здесь нужны совершенно иные технологии всеобщей санации. Спецслужбам тоже приходится в таких условиях кардинально менять традиционные приемы решения своих специфических задач. В частности, для быстрого и приемлемо качественного решения какого-то вопроса и спецслужбам гораздо проще найти деньги и заплатить по существующей неофициальной таксе тюремщикам. Иначе безнадежно вязнешь в конфликте с этой системой, а нужные люди в это время могут просто пропасть.
В итоге всего, что произошло в нынешней России, многие ее правоохранители таковыми остались только по форме и цвету мундира, а не по содержанию и результатам своей работы. Похоже, что любой политической силе, буде она вознамерится привести в чувство и в норму своих собственных правоохранителей, придется серьезно привлекать к этому прежде всего спецслужбы. Не будет никакого порядка и благополучия в обществе, где сотрудники правоохранительных органов деформируют по своему произволу любые законы в угоду тем, кто им платит — без разбору роду-племени последних. Такие «правоохранители» опаснее государству и обществу любых бандитов и не заслуживают к себе уже никакого снисхождения.
Спецслужбы оказались многократно последовательнее, устойчивее всех правоохранительных структур в следовании задачам защиты национальных интересов по главной своей качественной составляющей: кадры традиционно подбирались из числа лучшей элементной базы общества, по самым важным качественным параметрам: интеллекту, культуре, мировоззрению, психофизиологическим показаниям. И обязательно — преимущественно в социальной среде с устойчивыми во многих поколениях традициями служения Отечеству. Именно в силу этого обстоятельства корректирующие вмешательства спецслужб в деятельность правоохранительной системы всегда снижали издержки бездушного формального исполнения законов и увеличивали в результатах ее деятельности большее соответствие национальным интересам.
Сотрудники правоохранительных органов по своему психотипу по преимуществу люди сугубо практичные, так сказать радикальные реалисты. Бога они своими глазами не видели, указаний и нагоняев от этой инстанции не получали, а потому совершенно спокойно могут пренебрегать религиозными нравственными императивами.
Что же касаемо спецслужб, то почти все сотрудники правоприменительных ведомств имеют многоэпизодную историю соприкосновения с ними по самым разным поводам. Часто — весьма запоминаются по отдельным эпизодам. И вполне обоснованное предположение, что за каждым существует ненавязчивый пригляд специального государственного ведомства, весьма благоприятно сказывается на служебном поведении разнообразных правоохранителей: умеряет аппетиты, побуждает проявлять предельную осторожность, тщательно мотивировать свои неправомерные решения, а иногда — и отказываться от многих недостойных действий.
Незримое постоянное присутствие в мировосприятии государственного служащего образа взирающего ока в изрядной мере компенсирует и дефицит совести у него — естественного мерила должного поведения. И как бы при этом не складывалась реальная обстановка, сколь бы эффективно или неэффективно работали спецслужбы, исполняя свою наблюдательно-накопительную функцию по отношению к сотрудникам правоохранительных органов — информационный фантом, который каждый из них носит в себе, работает постоянно с наилучшей для данного конкретного сотрудника эффективностью.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.