Миф о «представительной демократии»

Миф о «представительной демократии»

Все наши политики - демократы до кончиков ногтей и корней волос. С видом ученого попугая не устают они повторять афоризм У. Черчилля: демократия - это плохо, но ничего лучшего человечество пока не изобрело. Годами и десятилетиями расхаживая в «верных ленинцах», они так и не удосужились поинтересоваться, почему их кумир с таким презрением отзывался о «буржуазном парламентаризме», противопоставляя ему власть Советов.

Я не поклонник Ленина. Я давнишний принципиальный его противник - и как человека, и как политика, и как теоретика. Однако в интересах истины вынужден признать, что по своей политико-правовой культуре Ленин на целый Эверест выше сегодняшних своих критиков. Почему Ленин так зло высмеивал претензии «буржуазного парламентаризма» на демократию? Да по очень простой причине: будучи, не в пример нынешней «политической элите», человеком компетентным в истории государства и права, Ленин прекрасно понимал, что демократия как принцип власти - анахронизм. Ибо, по точному и строгому смыслу слова, «демократия» - это прямое народовластие. В качестве таковой она еще могла как-то реализовать себя в греческих городах-полисах, где, собственно, и возник сам термин «демократия». В нынешних государствах с их громадными территориями и миллионами населения реализовать этот принцип невозможно.

Любая власть - представительна и, следовательно, не является демократией уже по определению. Это понимал, кстати, не только Ленин. Введенный в политологию и правоведение термин «представительная демократия» -доказательство тому. Ибо «представительная демократия» - это в лучшем случае квазидемократия. Ленин потому и ухватился за Советы, что усмотрел в них форму прямого народовластия.

Сколько аттической соли было истрачено либерал-демократами по поводу «ленинской кухарки». Либерал-демократические остряки верны себе. Они, во-первых, никогда ничего не дочитывают до конца, во-вторых, фатально не способны понять даже то, что прочитывают. Мысль Ленина была истолкована ими в том смысле, что государственная деятельность не требует_ де, согласно Ленину, никакой специальной подготовки. Это, конечно, вздор, ибо у Ленина далее следует: «если ее научить». Так что дешевое остроумие хохмачей из либерал-демократического вертепа, во-первых, бьет мимо цели, во-вторых, этим господам не следовало бы забывать, что в доме висельника не говорят о веревке. Этим я вовсе не хочу сказать, что разрекламированные Лениным Советы стали органами подлинного народовластия. Напротив, они лишний раз подтвердили, что время демократии в ее изначальном, истинном смысле безнадежно прошло. И о демократии могут распространяться сегодня либо невежды, либо политические наперсточники.

Помнится, после выхода брошюры Солженицына «Как нам обустроить Россию?» М. Горбачев искренне недоумевал: да какой же, к лешему, Солженицын демократ, он же монархист. Но вот ведь незадача: Англия -монархия. И это не мешает ей оставаться в глазах нашей «политической элиты» эталоном демократии. Да ив Швеции и Бельгии дела с демократией тоже обстоят как будто бы вполне благополучно. И напротив, Российская Федерация - республика, что не помешало «всенародно избранному» расстрелять на глазах всего мира российский парламент, скрутить в бараний рог Конституционный Суд, вышвырнув помелом его председателя, загнать в подполье политическую оппозицию, положить в карман средства массовой информации и утвердить в качестве Основного закона государства свою хмельную волю.

//__ * * * __//

Что же из всего этого следует? Следует очевидное: политический режим не зависит прямо и непосредственно от формы правления. И республика так же совместима с самой разнузданной диктатурой (в форме, например, президентской автократии или парламентской олигархии), как и монархия отнюдь не противоречит демократии. И если наша «политическая элита» этого не понимает, то только лишь потому, что она вообще мало что понимает, пребывая в состоянии хронического интеллектуального климакса. Вместе с тем достаточно небольшого умственного усилия, чтобы уразуметь: в условиях, когда власть перестала носить характер прямого народовластия, обретя представительную форму, иначе и быть не может. Ибо принципиально тут одно: осуществляет ли властные полномочия сам народ непосредственно или это делает за него кто-то от его имени и по его поручению. А уж кто это делает - монарх, президент, парламент, фюрер -вопрос даже не второстепенный, а третьестепенный. Проблема демократизма власти смещается здесь в иную плоскость, обретая качественно иной смысл: какой объем полномочий народ (граждане) делегирует власти и каковы его, народа, реальные возможности эту власть контролировать. Так что кричать ура и бросать в воздух чепчики по поводу республиканской (парламентской, президентской, советской) формы правления, право же, не стоит.

С того момента, когда общество обрело форму политической организации, а власть конституировалась в особый социальный институт, стоящий над обществом, проблема власти приняла форму соотношения прав государства, прав общества, прав человека. Соответственно этому исторически сформировались три идеологии власти, которые можно было бы назвать государственнической, демократической и либеральной. Критерием их различения является то, чему они отдают приоритет - правам государства, правам общества или правам человека. Три эти идеологии доминируют и по сегодняшний день, хотя не всегда четко осознаются. Этим, в частности, и объясняется появление таких политических кентавров, как либеральнодемократические партии.

Государственническая идеология (речь идет именно об идеологии, т. е. о теоретическом осознании феномена власти, анео самой власти как реальном явлении бытия человека) исторически предшествует демократической и либеральной. Суть ее в том, что государство самоценно, обладает своими собственными, имманентно ему присущими целью и нравственным смыслом. Государство ни в коей мере не есть средство, служащее удовлетворению какой-либо общественной или индивидуальной потребности человека. Оно, напротив, само есть высшее благо, которому должны быть подчинены интересы и отдельного человека, и общества в целом. Согласно воззрениям одного из крупнейших теоретиков этой идеологии Августина, государство -это государство-церковь, преддверие Царства Божьего на земле. Поэтому, подобно тому, как служение Богу составляет высший смысл жизни человека, подобно этому и смысл жизни гражданина, его высший долг состоит в служении государству.

В дальнейшем эта идеология была переосмыслена. Начал эту работу Макиавелли, завершил Гоббс, выдвинувший идею «общественного договора». Государство, согласно Гоббсу, имеет вполне земное происхождение и вызвано к жизни потребностью покончить с тем животным состоянием, в котором пребывал первобытный человек, и в котором царила «война всех против всех». Индивидуализм и эгоизм, заложенные, согласно Гоббсу, в самой природе человека, поставили общество перед реальной перспективой самоуничтожения. Дабы прекратить этот процесс взаимоистребления, порожденный несовершенством человеческой природы, люди вынуждены были в конце концов пойти на радикальную меру: передать присущие им от природы права особому институту (государству), который был призван регулировать общественные отношения. Условия этого договора таковы: люди уступают государству свои права, государство обеспечиваетлюдям общественную безопасность. Таким образом, человеческое стадо превратилось в гражданское общество. Государство - это зло (Левиафан), но зло необходимое, и в этой своей необходимости оно есть добро. Поскольку люди не по принуждению, а вполне добровольно передали государству свои права, постольку они лишаются оснований диктовать ему какие бы то ни было условия. Интересы государства становятся отныне выше и интересов отдельного человека, и всех людей, вместе взятых. Объединившись, люди могут, конечно, упразднить государство. Но, упразднив его, они добьются только одного: окажутся в том же животном состоянии, в котором пребывали и от которого пытались уйти. Дилемма: либо самоуничтожиться, оставаясь свободными, либо сохраниться, подчинив свою волю интересам государства, всегда остается, остается и право людей на выбор. Такова в общих чертах и по необходимости в огрубленном виде концепция Гоббса. Такова в сути своей и государственническая идеология власти вообще: если вы избираете государство, принимайте и все следствия, необходимо отсюда вытекающие.

//__ * * * __//

Однако в недрах этой идеологии начинает формироваться иное понимание природы власти. У его истоков стоит Локк. Локк согласен с Гоббсом в том, что животное («естественное») состояние, в котором пребывал первобытный человек, порождает «войну всех против всех». И в этом смысле оно есть несомненное зло. Но благо ли государство, о котором говорит Гоббс? Нет, отвечает Локк. Такое государство есть не меньшее зло, ибо, изымая у людей все их права, оно превращается в деспота, а люди, лишенные прав, становятся его рабами, т. е. теми же бессловесными животными. Вся разница, таким образом, сводится к тому, что «естественный человек» - это свободное животное, а «государственный человек» - животное, заключенное в клеть, именуемую государством.

Где же выход и есть ли он? Такой выход, говорит Локк, есть. И состоит он в том, что люди не должны отказываться безоговорочно от всех своих прав.

Создавая государство как институт, стоящий над обществом, люди должны, конечно, выполнять условия заключаемого ими договора. Но ведь и государство, отчуждаясь от общества и превращаясь тем самым в некую автономную силу, в свою очередь, должно выполнять его условия. Кто и как будет это контролировать? Следовательно, «общественный договор» вовсе не предполагает передачу государству всех прав граждан. Граждане должны сохранить за собой по крайней мере право контроля за тем, как государство выполняет условия заключенного договора. Но только ли это? Нет, говорит Локк. Общество вообще должно передать государству только те права, которые необходимы и достаточны для его нормального функционирования. В «общественном договоре» и должно быть четко оговорено, какие свои права общество передает государству, а какие оставляет за собой. В числе этих оставляемых им за собой прав должно быть обязательно право общества контролировать деятельность государства.

Следуя пути, проложенному Локком, Руссо идет еще дальше. Он вообще лишает государство какого бы то ни было права голоса. Государство, согласно Руссо, это всего лишь технический исполнитель воли народа. И не более того. Эта «воля народа» выражается через специальных уполномоченных, им, народом, избираемых. Тем самым Руссо закладывает основы и современной «представительной демократии», реализуемой в республиканской форме правления, и демократической идеологии власти.

При всей внешней привлекательности концепция Руссо страдает одним органическим пороком: напрочь игнорирует права отдельного человека. Если в государственнической концепции общество ставится в положение раба государства, то в демократической концепции отдельный человек ставится в такую же рабскую зависимость от воли большинства. «Воля народа» на поверку оборачивается волей лишь части (хотя бы и большей) общества. Ну а как быть, если оставшееся меньшинство (в принципе это могут быть 49 процентов граждан), не говоря уже об отдельном человеке, не согласятся с «волей народа»? Тогда, говорит Руссо, общество вправе это меньшинство просто уничтожить. Народовластие Руссо оборачивается, таким образом, самой жесточайшей диктатурой. Это и продемонстрировали на практике Робеспьер, Марат и другие «друзья народа», пославшие на гильотину десятки тысяч французов. Это же продемонстрировали и «ленинские гвардейцы», учинившие во имя «воли народа» кровавую вакханалию в России.

Ущербность демократической концепции власти не могла, естественно, не быть замеченной. И как реакция на нее формируется либерализм, делающий акцент на «правах человека». Общество, в представлении либералов, это не более чем совокупность людей, а государство - всего лишь творение рук человеческих. Поэтому в системе правовых отношений приоритет должен быть за правами человека, а не общества, не государства. Наиболее полное свое воплощение либерализм нашел в анархизме.

//__ * * * __//

Изложенная здесь теоретическая схема - всего лишь схема. И в качестве таковой она, естественно, не отражает всей сложности и противоречивости процесса формирования и развития идеологии власти. Но основные тенденции и - что особенно важно в контексте тех задач, которые перед нами сегодня стоят, - «болевые точки» проблемы власти она вскрывает.

В чем ущербность государственнической концепции? Она была отмечена уже Локком. Будучи проведена последовательно, государственническая концепция закономерно ведет к бюрократизации государства, ставит общество в полную зависимость от произвола чиновников. В современной политологии такое государство получило название тоталитарного. Чьи интересы выражало государство «диктатуры пролетариата», а потом и «общенародное государство»? Рабочего класса? Крестьянства? Интеллигенции? Рядовых членов КПСС, наконец? Нет, оно выражало прежде всего интересы сросшегося, подобно сиамским близнецам, партийносоветского чиновничества. Да и нынешняя постсоветская власть, несмотря на свою молодость, успела уже проявить и отменный аппетит, и кастовую солидарность. Достаточно посмотреть хотя бы на принципы оплаты труда в бюджетной сфере или на наше пенсионное законодательство. И никакие идеологемы, вроде «диктатуры закона», «равенства граждан перед законом», «взаимной ответственности граждан перед государством и государства перед гражданами», «принципа разделения властей», положение дел не спасают. Они лишь камуфлируют диктатуру бюрократии.

Возьмите хотя бы тот же принцип разделения властей. Выше уже было сказано, что все ныне существующие идеологии власти покоятся на принципе разграничения прав государства, прав общества и прав человека. Суть «правового государства», собственно, и состоит в четком разграничении и законодательном закреплении этих прав. Почему же этот правовой принцип подменен другим: принципом разделения прав (полномочий) различных «ветвей власти»? Разве не ясно, что разделить права между государством, обществом и человеком это совсем не то же самое, что разделить права между различными государственными институтами? Если брать по большому счету, то эта подмена может означать только одно: лишение общества права контроля за деятельностью государства. Этот контроль возлагается на... самое государство, где каждая из его «ветвей» контролирует две другие. К чему на практике ведет этот самоконтроль власти - тому мы с вами свидетели. Собрались три чиновника в лесочке и порешили: тебе, Боря, - РСФСР, тебе, Леня, - УССР, тебе, Стас, - БССР. Законодательная власть в лице республиканских парламентов тут же узаконила эту разбойничью сделку, судебная - умыла, как Понтий Пилат, руки. Нужно ли сегодня еще кого-то убеждать в том, что развал СССР был осуществлен в интересах именно партийно-советской бюрократии, что позволило ей разделить не только «народную власть», но и «народную собственность». О «мировой закулисе» я здесь говорить не буду.

Принцип разделения властей не только извращает идею правового государства, фактически выводя государство из-под контроля общества. Он, кроме того, крайне неэффективен. Ибо на практике приводит лишь к перманентным склокам между «ветвями власти» за передел властных полномочий. В итоге страдает государство, страдают граждане. Мне могут возразить, что на Западе эта властная чехарда мало сказывается на функционировании общества. Но, во-первых, это не так. Во-вторых, на Западе, в особенности в США, наряду с официальной властью существует еще своего рода «теневой кабинет», который и осуществляет реальную власть, позволяя политическим петрушкам разыгрывать на сцене перед почтеннейшей публикой спектакль на тему «представительной демократии».

Или возьмем принцип взаимной ответственности граждан перед государством и государства перед гражданами. Звучит обнадеживающе. Но что это означает в реальности? Кто и на каком основании будет определять меру ответственности государства перед гражданами и граждан перед государством? В государственнической концепции этим правом, как очевидно, наделено государство. Но государство - не безликий механизм, это люди, этим механизмом распоряжающиеся, т. е. чиновники. Можно ли сомневаться в том, как они распорядятся этим правом? И не очевидно ли, что красивая формула взаимной ответственности государства перед гражданами и граждан перед государством на поверку оборачивается полнейшим бесправием граждан перед сворой чиновников? Всего лишь один пример. Я никогда не находился в оппозиции к нынешней власти. Напротив, и как ученый, и как публицист я все эти годы открыто ее поддерживал, ибо считал и продолжаю считать, что проводимая ею внутренняя и внешняя политика при сложившихся условиях является единственно правильной. Но я вынужден самым категорическим образом протестовать против введенной контрактной системы найма, так как она переворачивает с ног на голову те реальные отношения между гражданином и чиновником, которые должны быть в нормальном, цивилизованном государстве. Здесь не чиновник является наемным работником граждан, а, наоборот, граждане являются наемными работниками чиновника. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: на практике это обернется полнейшим чиновничьим произволом. Ссылки на профсоюз, который якобы защитит работника - всего лишь хорошая мина при очень плохой игре. Хотелось бы знать: какая крапивная душа подсунула президенту эту идею? И почему Конституционный Суд не указал президенту и правительству на антиконституционность этой инициативы.

//__ * * * __//

В свете сказанного становится понятен пафос демократической концепции власти, у истоков которой стоит Руссо. У государства, говорит Руссо, нет и не должно быть иных целей и задач, кроме одной - выполнять волю народа. С этим, конечно, спорить нельзя. Вопрос лишь в том, в чем состоит эта воля и можно ли волю большинства считать волей народа. И логика, и факты говорят: нельзя. Ибо при таком положении дел народовластие очень легко может переродиться в охлократию, во власть толпы. Общество - это ведь не просто некая совокупность человеческих особей. Общество - это система, обладающая собственным качеством и функционирующая по своим особым законам. Отождествлять общество просто с совокупностью проживающих на территории государства людей - недомыслие. К тому же, как свидетельствует опыт, нет ничего проще, чем манипулирование мнением большинства. Лишить государство своего собственного голоса в делах общества - значит фактически лишить его возможности выполнять те функции, которые на него возложены и вытекают из его природы: быть гарантом общественной стабильности, арбитром во взаимоотношениях общества и отдельного человека, различных социальных групп.

Осознают ли эту опасность теоретики, исповедующие демократическую концепцию власти? Не только осознают, но и пытаются ее нейтрализовать. В частности, путем формирования так называемого гражданского общества, под которым понимается прежде всего многопартийность. Идея, заложенная в практику формирования политических партий, понятна - представить в органах государственной власти по возможности все социальные группы общества. Идея прекрасная, что и говорить. Вопрос в том, насколько она осуществима. Опыт показывает, что эта такая же иллюзия, как «диктатура закона» и прочий идеологический хлам, именуемый «демократическими стандартами». Во-первых, даже при пропорциональной системе выборов, самой, казалось бы, в данном случае оптимальной, для партий существует барьер в виде требования набрать определенный процент голосов, чтобы быть представленными в парламенте. Во-вторых, социальные группы, интересы которых призваны выражать политические партии, весьма различны по численному составу, а возможности для партий вести предвыборную агитацию даже при строжайшем соблюдении закона, мягко говоря, далеко не одинаковы. Все это делает перспективу попасть в парламент для многих из них весьма и весьма проблематичной. Не случайно поэтому на Западе с его устоявшейся многопартийностью предвыборную борьбу ведут между собой две-три партии. Остальные существуют в качестве украшений для фасада «представительной демократии». К тому же, как свидетельствует тот же опыт, внутренняя логика любой политической партии приводит в конечном итоге к тому, что ее аппарат перерождается в замкнутую касту, живущую собственной жизнью и свято блюдущую свой собственный шкурный интерес. Во имя этого кастового интереса партийная номенклатура пойдет на любые сделки. С кем угодно. За примерами ходить недалеко. Достаточно посмотреть на нашу так называемую оппозицию. Разве не слились в трогательном лобзании «тов. Калякин» и «спадар Вечорка»? Корпоративный интерес партийных функционеров оказался значимее и весомее идеологических и программных разногласий.

Но даже не это главное. Главное в том, что партийная система клонирует депутатов по профессии, отсекая тем самым народ от управления государственными делами. Не случайно наши демократы такой мертвой хваткой вцепились в «профессиональный парламент». Почему они третируют «ленинскую кухарку»? Неужели только потому, что кухарка - это всего лишь кухарка? Но, во-первых, чело наших демократов тоже не отмечено печатью мудрости, как говаривал Ходжа Насреддин, и профессиональный багаж плеч не режет. Во-вторых, как было уже сказано, Ленин вовсе не утверждал, что государственная деятельность не требует ни ума, ни профессиональных навыков. Мысль Ленина в другом. Отстаивая идею прямого народовластия, Ленин по самой логике вещей обязан был возражать (насколько искренне -другой вопрос) против того, чтобы между народом и государством стояла каста политических перекупщиков или, если угодно, профессиональных политиков, т. е. политиков по роду деятельности. Но именно это и не устраивает наших демократов. Пафос велеречивого их словоблудия о необходимости «профессионального парламента» не в том, что парламент должен быть представлен людьми разносторонне образованными, профессионально подготовленными, умеющими мыслить по_ государственному масштабно. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть, кто сидит в этом профессиональном парламенте. Лишите этих «профессионалов» помощников, советников, консультантов - и перед вами во всем своем величии предстанет ленинская кухарка. С той лишь разницей, что кухарка хотя бы щи варить умеет. Пафос в другом: чтобы парламент работал на «постоянной основе». Проще говоря, в «профессиональном парламенте» они видят для себя синекуру, или, говоря по-русски, «корыто». «Корыто» - вот Альфа и Омега всего их демократизма. Неудивительно поэтому, что нет более ревностных сторонников выборов по партийным спискам, чем наши демократы.

Но предположим, что партийные депутаты действительно представляют интересы тех или иных социальных групп. Предположим, что все они отличаются кристальной честностью. Что отсюда следует? Партийная система выборов, как известно, не исключает того, что какая-нибудь партия получит в парламенте конституционное большинство. Чьи интересы будет выражать такой парламент? Ясно, что интересы той социальной группы, партия которой являет это парламентское большинство. Тем самым государство, призванное стоять на страже интересов общества, превращается в орудие в руках одной социальной группы для навязывания своей воли всему обществу. А вы говорите, что «диктатуру пролетариата» Маркс придумал. Маркс лишь развил идею «представительной демократии» Руссо. Но Маркс был, по крайней мере, честным и не болтал о демократии, как это делают трубадуры и менестрели «демократических стандартов», пытающиеся учить нас правилам цивилизованного поведения.

//__ * * * __//

Практика парламентаризма со всей очевидностью показала, что партийный принцип формирования власти не оправдал возлагавшихся на него надежд. Партийность в том виде, в каком она реализовала себя, есть всего лишь средство, с помощью которого происходит отлов избирателей. Не потому ли партийные предвыборные программы забываются чуть ли не на следующий день после выборов. Косвенным признанием краха парламентской демократии явилось и введение института президентства. Введение института президентства часто связывают с необходимостью в полной мере реализовать принцип разделения властей. Это не так. И тот факт, что президент зачастую не является главой исполнительной власти, доказательство тому. Президент выступает прежде всего носителем национальной, государственной идеи. В этом своем качестве институт президентства призван нейтрализовать охлократические тенденции, имплицитно содержащиеся в парламентской форме правления. При этом не суть важно, в какой ипостаси явит себя охлократия - пресловутой «воли народа», классово-группового или кастово-чиновничьего эгоизма. Он -гарант цельности и стабильности государства, его безопасности. В свете сказанного и следует оценить всю артезианскую глубину политического мышления тех услужливых бюрократов, которые предлагают А.Г.Лукашенко сформировать «президентскую партию».

Что касается либеральной концепции, то она вообще не совместима с идеей государственной власти. Вполне логично поэтому, что в анархизме как политическом течении, воплотившем идею либерализма в наиболее полном виде, положение о необходимости уничтожения государства является основополагающим. Не стану далее развивать эту тему. Отмечу лишь, что человек - не абстракция, каковым он предстает в писаниях либералов. Он существо социально-историческое, а потому и его права не являются неким внеисторическим абсолютом. Они всегда носят конкретно-исторический характер, определяются реально сложившимися экономическими и социально-политическими условиями. Вынужден говорить об этом, чтобы предостеречь от хлестаковщины, которая с некоторых пор пышным цветом расцвела и в нашей исторической науке, и в законодательной практике. Просто диву даешься, с какой необыкновенной легкостью в мыслях выстраивают иные седовласые ученые мужи свои «исторические концепции», с какой беззаботностью оперируют абсолютами, ставя нашим предкам пятерки и двойки за похвальное или дурное поведение. И все это без малейшего поползновения встать на конкретно-историческую почву. И с какой же легкостью наши солоны и ликурги наделяют подчас граждан правами и свободами, совершенно не задумываясь над тем, в какой мере эти права и свободы могут быть реально обеспечены.

Права человека - дело серьезное, а потому и относиться к ним следует со всей серьезностью, не превращать в объект идеологических и политических спекуляций. Нужно раз и навсегда усвоить, что если государство не вправе посягать на права человека, то и человек не вправе посягать на делегированные государству полномочия. И дело тут не в приоритетах. Дело в том, что в противном случае государство не в состоянии будет гарантировать условия для реализации тех самых прав, о которых распинаются всякого рода благодетели, превратившие права человека в свой бизнес.

После всего сказанного, думаю, есть все основания констатировать, что все эти идеологии власти страдают каждая своими органическими пороками, а потому не могут быть взяты за эталон. Вытекают ли, однако, эти пороки из природы самой власти или они суть результат искаженного представления о сути политической организации общества? Мне представляется, что верно именно второе. Дело в том, что все эти идеологии власти неправомерно отождествляют государство как одну из форм организации самого общества, наряду с такими его формами, как род и племя, с органами управления государства. И, как следствие, пытаются решить проблему демократии не на пути организации самого общества и механизмов контроля институтов государства, а на пути организации власти и разграничении прав. Методологически такой путь порочен. Хотя бы потому, что разграничить эти права невозможно никакими процедурами - ни физическими, ни химическими, ни какими бы то ни было иными.

Как уже было сказано выше, общество - это не арифметическая сумма индивидов, его образующих. Общество - это система. Но именно потому интересы простого большинства и не могут выступать в качестве общественного интереса. Общественный интерес - это гармонизированный интерес общества как системы. Такая гармонизация и осуществляется в обществе-государстве. Государство, таким образом, - это не средство навязывания воли одной части общества другой его части или даже отдельному гражданину (хотя этот момент и наличествует), не некое «орудие угнетения». Государство - это высшая форма самоорганизации общества.

Та его форма, в которой современное общество только и может существовать. Разрушение государства, которое прогнозировали классики марксизма и которое в иной форме пытаются реализовать глобалисты, - это путь деградации общества, путь его самоликвидации. Это - путь, ведущий к гибели человеческой цивилизации.

//__ * * * __//

Из сказанного должно быть ясно, сколь трудна и ответственна деятельность политика. И какими поистине неординарными качествами -интеллектуальными и моральными - должен обладать политик. Это действительно элита общества. Точнее: эту функцию в состоянии выполнять только элита общества, а не любой краснобай и делец, способный увлечь толпу своей демагогией или скупить ее своей мошной. Но эта тема особого разговора, которой я здесь касаться не буду. Скажу лишь, что причастность к клану чиновников не дает еще решительно никаких прав на статус политической элиты. И напротив, политическая деятельность - это совсем не обязательно чиновничья служба.

Возникновение государства коренилось, конечно же, не в природном эгоизме и индивидуализме человека, как полагал Гоббс. Даже в мире животных, как установлено современной наукой, солидарность играет не меньшую роль, нежели пресловутый эгоизм. Совершенно невероятно, чтобы человек по природе своей был хуже животных. Причина не в природе человека, а в изменившихся условиях социальной жизни человека, вызванной структуризацией общества, появлением различных социальных групп со своими особыми групповыми интересами. Отношения между людьми становятся настолько многообразными и противоречивыми, что их невозможно уже регулировать традиционными методами родоплеменной организации. Возникает новый тип самоорганизации общества, в котором отношения между людьми обретают форму политических отношений, т. е. отношений принуждения. Не в том смысле, что они кем-то навязаны обществу, а в том, что они покоятся на добровольно принятых на себя людьми обязательствах. Особенность государства как политической самоорганизации общества и состоит в том, что оно основано на добровольно взятых на себя гражданами обязательствах и вытекающих из этих обязательств правах, закрепленных в Законе. Гарантом соблюдения этих принятых на себя обязательств и вытекающих из этих обязательств прав и являются формируемые гражданами органы управления государства. Гоббс, таким образом, нисколько не ошибался, говоря о том, что в основе государства лежит общественный договор. Но он ошибался, полагая, что этот договор заключается между гражданами и государством, которое он при сей оказии отождествил с органами управления государства. На самом деле органы управления государства (институты государства) не являются стороной этого договора. Они являются гарантом соблюдения договора, который люди заключают между собой. И обязательства граждане несут, строго говоря, не перед органами власти, а друг перед другом. Из сказанного должно быть понятно, что соблюдение прав граждан - гарантия стабильности государства. Ибо, нарушая их, власть нарушает не пресловутые права человека. Она освобождает гражданина от принятых им на себя обязательств и, следовательно, рубит сук, на котором сама же и сидит.

Руссо нисколько не ошибался, говоря о том, что государство (лучше бы сказать, органы управления государства, государственные институты) никакими правами не обладает. Но он грубо ошибался, лишая государство одновременно и собственного голоса в делах общества. Ибо если государство не обладает правами, то обладает делегированными ему полномочиями, т. е. правом распоряжаться правами граждан в случаях исполнения им своих функций. Поясню конкретным примером. Жизнь, как известно, отнесена законодателем к неотъемлемым правам человека. Однако не менее хорошо известно, что одной из важнейших функций государства является защита от внешней агрессии. Каким же образом государство может выполнить эту свою функцию? Видимо, только рекрутируя солдат из числа своих граждан, т. е. нарушая их право на жизнь. Для граждан, таким образом, их право на жизнь оборачивается своей противоположностью - обязанностью, обязанностью защищать это свое право на жизнь.

Наложив мораторий на смертную казнь, безграмотная российская «политическая элита» не гуманность проявила. Она отказалась выполнять одну из важнейших своих функций - гарантировать гражданам право на жизнь. Последствия этой безграмотности налицо: кровь течет рекой, и не только в Чечне. Следует ожидать, что россияне в конце концов вынуждены будут прибегнуть к самосуду, как это сделали, если не ошибаюсь, французы. И будут правы, ибо право на жизнь является их неотъемлемым правом. В советские времена смертная казнь по всей справедливости называлась не смертной казнью, а высшей мерой социальной защиты. Однако жито сказать, при советской власти не было «профессионального парламента». И вопросами государственного строительства не занимались интеллектуалы типа российского уполномоченного по правам человека г-на Лукина.

В любой буржуазной конституции право частной собственности объявлено священным и неприкосновенным. Однако во время Великой Отечественной войны (Великой и Отечественной, разумеется, для нас) правительства и Англии и США, нимало не считаясь с этим правом, реквизировали для нужд обороны любую собственность. Нарушали ли они конституцию? Нет, они действовали в строгом соответствии со своими полномочиями, закрепленными в тех же конституциях. Однако эта диалектика выше уровня понимания нашей политической элиты.

2010 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.