II. Самодержавие царя или самодержавие народа?

II. Самодержавие царя или самодержавие народа?

Каков же будет тот государственный строй, участие в котором народа либеральная оппозиция считает нужным лишь «по возможности»? Земские резолюции не только не говорят о республике – одно лишь сопоставление земской оппозиции с требованием республики дико звучит для уха! – они не только не говорят об уничтожении или ограничении самодержавия, они не произносят в своем манифесте даже слова «конституция».

Правда, они говорят о «правильном участии народного представительства в осуществлении законодательной власти, в установлении государственной росписи доходов и расходов и в контроле за законностью действий администрации», – следовательно, они имеют в виду конституцию. Они только избегают ее имени. Стоит ли в таком случае над этим останавливаться?

Мы думаем, что стоит. Европейская либеральная пресса, которая одинаково ненавидит русскую революцию и симпатизирует русскому земскому либерализму, с восторгом останавливается пред этим полным такта умолчанием земской декларации: либералы сумели выразить, чего они хотят, избегнув в то же время слов, которые могли бы создать для Святополка невозможность принятия земских решений.

В этом – совершенно верное объяснение, почему земская программа молчит не только о республике, которой земцы не хотят, но и о «конституции», которой они хотят. Формулируя свои требования, земцы имели в виду исключительно правительство, с которым они должны вступить в соглашение, а не народную массу, к которой они могли бы апеллировать.

Они вырабатывали пункты торгово-политического компромисса, а не директивы политической агитации.

Они ни на минуту не сходили со своей антиреволюционной позиции, – и это ясно выступает не только из того, что они говорят, но и из того, о чем они умалчивают.

В то время как реакционная печать твердит изо дня в день о преданности народа самодержавию и – в лице «Московских Ведомостей» – неустанно повторяет, что «истинный» русский народ не только не требует конституции, но даже и не знает этого заморского слова, земские либералы не осмеливаются произнести это слово, чтоб довести его до сведения народа. За этим страхом перед словом скрывается страх перед делом: борьбой, массой, революцией.

Повторяем. Кто хочет, чтоб его поняла масса, чтоб она была с ним, тот должен прежде всего свои требования выражать ясно и точно, всему давать надлежащее имя, конституцию называть конституцией, республику – республикой, всеобщее избирательное право – всеобщим избирательным правом.

Русский либерализм вообще и земский в частности никогда не порывал и теперь не порывает с монархией.

Наоборот, он стремится доказать, что именно в нем, либерализме, единственное спасение монархии.

"Жизненные интересы Престола и народа, – пишет в «Праве» кн. С. Трубецкой,[38] – требуют, чтобы бюрократическая организация не узурпировала полновластия, чтобы она перестала быть фактически бесконтрольной и безответственной… А это, в свою очередь, возможно лишь при помощи организации, стоящей вне бюрократии, при помощи действительного приближения народа к Престолу – живому средоточию власти"[39]…^{5}.

Земский съезд не только не отрекся от монархического принципа, но положил в основу всех своих резолюций формулированную кн. Трубецким «идею» престола, как «живого средоточия власти».

Народное представительство выдвигается съездом не как единственное средство взять народу свои дела в свои собственные руки, но как средство объединить Верховную Власть с населением, в настоящее время разобщенные друг от друга бюрократическим строем (пп. 3, 4 и 10). Не самодержавие народа противопоставляется самодержавию царя, а народное представительство – царской бюрократии. «Живым средоточием власти» является не народ, а престол.