НЕПОСТИЖИМЫЙ ТАИНСТВЕННЫЙ СЕН—ЖЕРМЕН. ТРИ ЕГО ВЕЛИКИХ ПРОРОЧЕТСТВА: КАЗНЬ МАРИИ—АНТУАНЕТТЫ, БРАТОУБИЙСТВЕННАЯ ВОЙНА ВО ФРАНЦИИ, СУДЬБА ФРИДРИХА II ПРУССКОГО

НЕПОСТИЖИМЫЙ ТАИНСТВЕННЫЙ СЕН—ЖЕРМЕН. ТРИ ЕГО ВЕЛИКИХ ПРОРОЧЕТСТВА: КАЗНЬ МАРИИ—АНТУАНЕТТЫ, БРАТОУБИЙСТВЕННАЯ ВОЙНА ВО ФРАНЦИИ, СУДЬБА ФРИДРИХА II ПРУССКОГО

Есть многое, друг Горацио, что непонятно нашим мудрецам.

Шекспир. Гамлет

Долгое время полагали, что Сен—Жермен — сын, причем внебрачный, испанской королевы Марии, вдовы Карла II.

Популярной была трогательная история о том, как надменная королева полюбила простого человека, не дворянина и родила от него сына. У некоторых «рассказчиков» этой истории простолюдин превращался в богатого мадридского банкира. Например, барон Стош упоминал в своих записях маркиза Монферра, который был незаконным сыном вдовы испанского короля Карла II и одного мадридского банкира. Стош утверждал, что встречал его в Байонне во времена регенства, с 1715 по 1723 год. Романтическая легенда об истории любви мнимых родителей Сен—Жермена нашла отражение в пьесе В. Гюго «Рюи Блаз».

Наиболее правдоподобной представляется версия, согласно которой Сен—Жермен был старшим сыном знаменитого князя Ференца Ракоци, возглавившего национальное венгерское восстание против австрийской ветви династии Габсбургов. Помимо внешнего сходства с князем, а также недвусмысленных намеков самого Сен—Жермена, зафиксированных в воспоминаниях его современников, имеются и подтверждения этой версии.

Двадцать шестого мая 1696 года у Ференца Ракоци родился сын, которого назвали Леопольд Георг (Липот Дердь). Через четыре года объявили, что ребенок умер, но есть веские основания полагать, что это было сделано для того, чтобы укрыть его в надежном месте.

Ференца Ракоци и самого чуть не отравили в детстве, и он таким образом как будто бы решил отравить своего первенца от возможных покушений со стороны подосланных Габсбургами убийц. Как показали дальнейшие события, эта мера предосторожности оказалась своевременной и отнюдь не лишней. Ведь уже в 1701 году князь Ракоци и его супруга были арестованы. После Леопольда Георга у Ракоци появились на свет еще трое детей — дочь и два сына. Но в своем завещании он упоминает, кроме них, еще одного сына, заботы о котором были возложены на герцогов Бурбонских и де Мейи, графов Шарлеруа и Тулузского. С этими четырьмя аристократами Франции Сен—Жермен был особенно близок.

Заслуживает внимания и то, что в числе псевдонимов, которыми пользовался граф, имеется и титул графа Цароки, что составляет анаграмму фамилии Ракоци. Что касается других его псевдонимов, то, по—видимому, он выдавал себя за тех людей, с кем сводила его жизнь, или просто заимствовал имена людей, известных широкой публике.

Например, одного из Солтыковых граф близко знал — тот был представителем масонской ложи, поэтому он иногда величал себя «графом Солтыковым».

Настоящий граф Сен—Жермен также существовал и был в это время известной личностью — сначала иезуитом, затем служил офицером во Франции, Германии,

Австрии, после был в Дании при Струэнзе военным министром, и, наконец, во Франции при Людовике XVI. Умер он в 1778 году. С авантюристом он не имел ничего общего, год его рождения ориентировочно 1685–й.

О первых тридцати годах жизни графа известно мало. С 1737 по 1742 год он находился в Персии при дворе Надир—шаха, прославившегося захватнической политикой. Вероятно, там он многое узнал о бриллиантах и в целом — о драгоценностях, ибо, по его же собственным словам, именно в Персии он начал постигать тайны природы. Предполагается, что тайные науки он изучал в Египте, Персии, Индии.

Несколько штрихов к его портрету. Один из современников писал: «Выглядел он лет на 50, телосложения был умеренного, выражение его лица говорило о глубоком интеллекте. Одевался он очень просто, но со вкусом, единственной уступкой являлось наличие ослепительных бриллиантов на табакерке, часах, пряжках туфель. Таинственное очарование, исходившее от него, объяснялось главным образом его поистине царственным великодушием и снисходительностью».

Другой писатель, знавший его по Ансбаху, говорил: «Обедал он всегда в одиночестве и чрезвычайно просто, его запросы были ограниченны, весь Ансбах не смог бы его уговорить пообедать даже за королевским столом». Было замечено, что на званых обедах он не пил никакого вина и не притрагивался к еде. По общему мнению, он удачно сочетал в себе изящество и прекрасные манеры. Он превосходно играл на нескольких музыкальных инструментах, иногда приводил общество в смятение своими редчайшими способностями. Они всегда представлялись окружающим чем—то сверхъестественным и таинственным.

Однажды, например, ему продиктовали 20 стихотворных строк, а он записал их двумя руками одновременно на двух листах бумаги. Никто из присутствующих не смог отличить одну запись от другой. Своей образованностью он поражал даже ученых. Алхимию знал досконально, изучал массу темных фолиантов, в которых старые кудесники Средневековья записывали свои опыты, исследования, делали выводы. Но было очевидным и то, что многое он проверял на практике сам.

Госпожа Жанлис писала о нем: «Он был неплохо осведомлен в физике, в химии, причем в химии особенно блистательно. Мой отец, признанный авторитет в этих науках, весьма высоко отзывался о его талантах. Ему ведома поистине удивительная тайна цвета, и благодаря этой, известной лишь ему тайне его картины выделяются среди прочих непостижимым блеском и сиянием красок… Сен—Жермен, тем не менее, отнюдь не горел желанием поделиться с кем—то своим секретом».

На самом деле, и это во многом очевидно, граф принадлежал к знатному роду. Догадок было множество — его принимали за португальского маркиза Ветмара, за испанского иезуита Аймара, за эльзасского еврея Симона Вольфа, за сына савойского сборщика податей Ротондо. Герцог Шуазель, первый министр при Людовике XVI, не сомневался, что Сен—Жермен — португальский еврей. Этому способствовал и сам граф, свободно говоря на всех европейских языках, разъезжая по всему белу свету под разными псевдонимами. Их известно не менее дюжины.

В Генуе и Ливорно, например, он выдавал себя за русского генерала Солтыкова. Сам Сен—Жермен не скрывал, что его имя заимствовано, но сам об этом ничего не рассказывал — он лишь намекал, что существует чуть ли не с самого сотворения света.

По его словам, он родился в стране с блаженнейшим климатом приморья, он вспоминал великолепные дворцы, террасы, по которым бегал в детстве. Иногда говорил, что был наследником мавританского короля, царствовавшего в Испании, Гренаде еще во времена арабского владычества. Он намекал и на свое знакомство с Моисеем, Авраамом, словно он несколько раз перерождался, что в целом «перекликается» с теорией инкарнации.

Он постоянно менял страны. Об этом говорят многие факты. Например, доподлинно известно, что в Англии он появился во времена Якобинской революции. Девятого декабря 1745 года Горацио Уолпол писал сэру Горацио Манну, британскому посланнику во Флоренции: «На другой день был арестован очень странный человек, который назвался графом Сен—Жерменом. Вот уже два года он находится в Англии, однако неизвестно, кто он и откуда, но, по собственному его уверению, имя, которым он пользуется, не является настоящим. Он поет и чудесно играет на скрипке, чудаковат и не слишком благоразумен».

Второе сообщение о его пребывании в Англии можно найти в номере «Еженедельного журнала, или Британского журналиста» за 17 мая 1760 года. От корреспондента «Брюссельской правды» нами получена информация о том, что недавно прибывший из Голландии человек, представляющийся графом Сен—Жерменом, родился в Италии в 1712 году. Он также бегло говорит по—немецки и по—французски, причем и по—английски он выражается довольно сносно. Познания его во всякого рода искусствах и науках весьма поверхностны, однако он знает толк в химии, виртуоз в музыке и в высшей степени приятный собеседник. А в Англии в 1746 году (согласно Уолполу — в 1745 году) он чуть было не оказался на краю гибели. Некто приревновавший его к даме незаметно опустил в карман графа фальшивое письмо, будто бы от претендента на британскую корону, в котором выражалась благодарность за некие услуги и пожелания в продолжение сотрудничества, и не замедлил указать на него представителям властей. Невиновность его была, однако, полностью доказана на допросах. Он был освобожден из—под стражи и тут же приглашен на обед к известной особе.

Затем Сен—Жермен отправился в Вену. По одному свидетельству «он роскошно жил в Вене» с 1745 по 1746 год. Был вхож в любое общество, а премьер—министр императора Франца I принц Фердинанд Лобковиц был его лучшим другом. Либо он, либо кто—то из его окружения и познакомил графа с французским маршалом Бел—Илем, посланным королем Людовиком XV с особой миссией к Венскому двору. Бел—Иль состоятельный внук Фуке был очарован своим новым другом Сен—Жер—меном, поэтому он просил его незамедлительно посетить Париж.

В 1755 году он во второй раз посещает Индию. «Моим познаниям в искусстве, — писал Сен—Жермен графу Ламбергскому, — я во многом обязан именно своему второму путешествию в Индию, которое я предпринял в 1755 году в сопровождении генерала Клайва, бывшего под командованием вице—адмирала Уотсона. Во время моего первого путешествия я мог только подозревать о существовании столь чудесной тайны. Все экспериментальные попытки, предпринятые мной в Вене, Париже, Лондоне, не принесли положительного результата. Кропотливая работа была прервана как раз в то время, о котором я упоминаю».

Следующая дата 1757 год. Великосветскому обществу Парижа графа представляет военный министр, маршал и граф Бел—Иль. Тайна рождения графа, вероятно, была известна Людовику XV, иначе трудно объяснить, почему он распорядился воздать ему почести как принцу крови. Абсолютное расположение короля Франции Сен—Жермен приобрел после того, как уничтожил трещину в принадлежащем Людовику бриллианте. Тем самым он стократно увеличил его стоимость.

Хотя скептики полагали, что он купил точно такой же камень и преподнес королю — ведь он был богат, отчего и почему неизвестно по сей день, но его личные бриллианты поражали. Однажды на балу в Версальском дворце он появился в туфлях с такими бриллиантовыми пряжками, такой красоты и такого сияния, что от них не могла оторвать взгляд маркиза де Помпадур.

В итоге молва приписала ему умение самому изготавливать бриллианты. Сам он уверял, что может лишь «лечить» их. Удалять с них трещины, пятна, этому умению его обучили в Индии.

В 1758 году Людовик XV предоставил для его опытов обширное помещение в Шато де Шамбор, одном из красивейших замков на берегу Луары. Король нередко навещал там графа. Граф же демонстрировал ему свои опыты. Вокруг мистика сгруппировалась толпа последователей, в которую входили барон де Гляйхен, маркиза де Юфре, принцесса Ангальт—Цербская, мать российской императрицы Екатерины II и др.

Вот как описывает одну из таких встреч с Сен—Жер—меном в это время его ревнивый соперник Казанова: «Маркиза скрыла, что пригласила на обед Сен—Жермена, — она знала, что он чернокнижник и что он ее забавлял. Он пришел, сел за стол, — как всегда, не есть, а разглагольствовать. Без зазрения совести рассказывал самые невероятные вещи, и надобно было принимать их за чистую монету, ибо он уверял всегда, что сам там был и играл главную роль. Но когда он вспоминал, что обедал с членами Тридентского совета, я не мог не хмыкнуть. Госпожа де Юфре носила на шее большой магнит, оправленный в железо. Она уверяла, что рано или поздно, но он притянет молнию, и она вознесется к солнцу. „Несомненно, — отвечал плут, — но я один в мире могу тысячекратно усилить притяжение магнита в сравнении с тем, что могут заурядные физики“. Я холодно возразил, что готов поставить 20 тысяч экю, что он даже не удвоит силу магнита, что на шее у хозяйки. Маркиза не позволила ему принять пари, а наедине сообщила мне, что я бы проиграл его, так как граф — чародей! Я спорить не стал.

Несколько дней спустя мнимый этот чародей поехал в королевский замок Шамбор, где король предоставил ему жилье и сто тысяч франков, чтобы он мог без помех работать над красителями, что должны обогатить все суконные фабрики Франции. Он покорил государя, оборудовав в Трианоне лабораторию, изрядно его забавлявшую, — король, к несчастью, скучал везде, кроме как на охоте. Алхимика представила ему маркиза де Помпадур, дабы приохотить к химии; после того как Сен—Жермен подарил ей молодильную воду, она во всем ему доверялась. Принимая согласно предписанию чудодейственную воду, нельзя было вернуть молодость — сей правдолюбец соглашался, что это невозможно, — но единственно уберечься от старости, сохранить себя на века. Маркиза же уверяла монарха, что не стареет».

Король показывал герцогу де Пону алмаз чистейшей воды весом в двенадцать каратов, который носил на пальце, — он верил, что тот изготовлен посвященным в таинство Сен—Жерменом.

Если уж граф не умел изготавливать алмазы, то секретом изготовления изумительно стойких красителей он владел. Кроме того, он изобрел люминисцентные, светящиеся в темноте краски для картин. Об этом эффекте с восторгом отзывались все выдающиеся художники…

Все усилия политики Шуазеля в это время были направлены на заключение союза Франции и Австрии. Но этому союзу противостоял хитрый маршал Бел—Иль, который ненавидел Австрию.

Людовик XV и маркиза де Помпадур тоже придумывали меры заключения такого мира.

Сен—Жермен живо предложил свои услуги, сказав, что принц Людвиг Брауншвейгский его друг, и они обо всем договорятся. Король Людовик XV и Шуазель отправили графа к принцу в Гаагу, где уже находился другой французский посланник — граф де Афри. Однако ему ничего не сообщили о миссии Сен—Жермена. Обиженный де Афри написал Шуазелю, что с ним поступают бесцеремонно, предоставляя вести переговоры о мире какому—то проходимцу.

Ответ был весьма неожиданным: Шуазель предписывал посланнику потребовать от голландского правительства выдачи графа, после чего его арестовать и препроводить в Бастилию. Казанова в своих мемуарах утверждает, что граф пытался продать в Гааге гигантский бриллиант, якобы принадлежавший Людовику XV, причем по его личному поручению. Поручения никакого не было, да и бриллиант оказался поддельным!

Вероятно, в Париже об этом узнали и попросили арестовать графа. Однако тот сумел скрыться. Это случилось в 1760 году.

После этого он объявился в Англии, где был в безопасности, так как Англия в ту пору враждовала с Францией. Затем он побывал в России, где, по—видимому, помогал воцарению на престол Екатерины II, то есть участвовал в государственном перевороте.

С братьями Орловыми, Алексеем и Григорием графа связывали дружеские отношения. В 1772 году граф гостил в Гройсдорфе у маркграфа Бранденбург—Ансбахского. Сохранились воспоминания одного из участников встречи Сен—Жермена (Цароки) и Алексея Орлова.

«Однажды Цароки показал маркграфу недавно доставленное курьером приглашение от графа Орлова, который возвращался из Италии. Письмо сообщало о кратковременном пребывании Алексея Орлова в Нюрнберге и просьбу к графу Цароки о встрече. Маркграф немедля отправился с графом Цароки в указанный город, где их уже ожидал граф Орлов. По прибытии этих двух особ им навстречу вышел с широко распростертыми руками сам Орлов, поприветствовал и крепко обнял графа Цароки, который впервые появился в форме русского генерала. Граф Орлов со всевозможной учтивостью принял маркграфа, но однажды особо поблагодарил его за то, что он оказывает покровительство Сен—Жермену, его достойнейшему другу. Граф Орлов и Сен—Жермен долго беседовали, причем наедине, а маркграф видел из своего окна, как из экипажа вынесли большой красный мешок и пронесли в комнату для заседаний. Здесь в этом путешествии Сен—Жермен признался маркграфу, что он потомок рода Ракоци, а также прямой потомок принца—изгнанника, некогда управлявшего Зибенбергеном времен императора Леопольда.

Из России Сен—Жермен направился в Германию, потом — в Италию. Он познакомился с ландграфом Карлом Гессенским, который слыл страстным любителем алхимии, тайных наук в целом. Граф долгое время пользовался услугами Сен—Жермена. Великий авантюрист жил при нем до самой своей смерти в 1784 году и оставил его с правом наследования всего того, что имел, в том числе и всего написанного и переписки.

Граф никогда не имел нужды в деньгах, молва приписывала это его умению делать золото, но на самом деле это была казна благоволившего к нему Людовика XV. Другим источником его доходов были его дипломатические способности, ведь его услугами в этом качестве пользовались почти все политики Европы. Ловкий, вкрадчивый, обходительный, чрезвычайно красноречивый, владевший всеми европейскими языками, посвященный в подноготную тогдашней политики, он, конечно, как никто подходил для роли международного тайного агента.

Многое становится на свои места, если предположить, что Сен—Жермен был членом так называемого «Братства золотых розенкрейцеров» и достиг высших степеней посвящения.

С деятельностью тайных обществ он был связан, равно как и его приезд в Петербург в 1762 году.

Принадлежностью к масонству легко объясняется тогда и поразительная информированность о политической обстановке в Европе, которую граф часто облекал в форму «сбывшихся пророчеств».

Он умел очаровывать публику, у него была феноменальная память и неудержимая фантазия. Нередко он развлекался тем, что сообщал людям точные детали из их жизни с датами и прочими подробностями, чем приводил их нередко в замешательство.

Однажды произошел такой случай: на одном великосветском ужине граф рассказывал историю Христа и Иуды, при этом он оправдывал Иуду и ругал за трусливое поведение всех остальных учеников Иисуса. Он рассказывал так живо, с таким неповторимым блеском и изяществом, что слушатели все без исключения прослезились.

Когда кто—то не выдержал и спросил графа, откуда ему известны все эти подробности, он без малейшей тени смущения заявил, что сам там был и видел все своими глазами.

Тут же он заявил присутствующим, что ему почти две тысячи лет. После этого он уверенно заявил, что имеет формулу вечной молодости и магический эликсир бессмертия. Заметив обоснованное сказанным недоверие, саркастические улыбки некоторых, неунывающий граф предложил дамам попробовать эликсир, однако желающих не нашлось. Формулу же бессмертного эликсира он не раскрыл.

Он соответствующим образом вышколил своих слуг. Возможно, граф хотел выставить себя старожилом земли, свидетелем и очевидцем многих исторических событий, но никогда не выдумывал никаких подробностей.

У него был острый проницательный взгляд. Он никогда и ни перед кем не робел и не смущался. Он свободно и легко заводил беседу с министром, епископом, королем, со светской львицей и говорил с ними как свой человек. Нередко он показывал всем своим видом, что снисходит до собеседника, говоря с ним с нотой превосходства. Вольтер был одним из немногих, кто не поддался его обаянию. Старый философ едко подтрунивал над шарлатаном.

Стихи и трактаты Сен—Жермена по «геометрическим наукам» носят мистический характер. Увлечением всей его жизни была музыка, он создал ряд музыкальных произведений — сонат, арий, произведений для скрипки. Выступал перед зрителями под маской завоевавшего широкую известность итальянского скрипача—виртуоза и композитора Джованнини. Именно он написал песню «Подаришь ли мне свое сердце?», которая долгие годы приписывалась Баху.

Со знаменитым графом встречался в Париже в 1778 году Д. Фонвизин. Он писал после: «Что касается до другого чудотворца, Сен—Жермена, я расстался с ним дружески и на предложение его, коим сулил он мне золотые горы, ответствовал благодарностью, сказав ему, что если он имеет столь подходящие для России проекты, то может снестись с ними к находящемуся в Дрездене поверенному в делах. Лекарство его жена принимала, но без всякого успеха».

И все же Сен—Жермен понимал толк в медицине, его отвар из целебных трав назывался «чай Сен—Жермен», и этот чай стимулировал здоровье. Он и сам принимал свой чай и свой бальзам, рецептов он не оставил. Однако, видимо, его поддерживали эти снадобья, если он сумел дожить до весьма преклонного возраста.

Говорят, что ему удалось сварить эликсир бессмертия, так как после его смерти, через год на собрании франкмасонов он явился пред всеми. Еще через три года с ним якобы лицом к лицу столкнулся посланник в Венеции граф Шалоне, а еще позже, в 1814 году престарелая аристократка мадам Жанлис встретила его в кулуарах конгресса. Десятилетие спустя с ним беседовал отставной сановник. В 1912 году его кто—то опознал в Санкт—Перербурге, в 1934 году он посетил Париж, там его видели и в 1939 году. Как всегда, он был богат и элегантен.

То, что он делал изумительные по сходимости пророчества, не оставляет ни малейших сомнений. Вот лишь три его пророчества, приводимые в контексте данной работы.

1. Он предсказал казнь Марии—Антуанетты.

2. Предсказал братоубийственную войну во Франции.

3. Он предрек, что Фридрих II Прусский избежит окончательного поражения.

С 1800 года в разных странах появляется множество могил с телом Сен—Жермена.

Говорят, что граф в 1804 году неожиданно объявляется у графа де Агнье, предсказывая тому скорую смерть. Вскоре герцог умирает, граф исчезает, появляясь вновь только в 1820 году в канун убийства герцога де Берри. Новое ужасное пророчество, новая жертва. И новые слухи о бессмертном графе.

Если же говорить, опираясь на факты, то в церковной книге города Экенфиорда (Эккернферда) имеется официальная запись, согласно которой граф Сен—Жермен был похоронен 27 февраля 1784 года. Со смертью графа кажется все более или менее ясно, хотя в дневнике графини де Адемар имеются свидетельства о том, что Сен—Жермена встречали в разных местах и после его официальной смерти. Эта история его таинственности не закончилась и ныне.

В январе 1972 года в Париже некто Ришар Шанфей демонстрировал превращение свинца в золото. «Как же вы овладели этим искусством? Как вы узнали основы алхимии?» — такой вопрос задали ему репортеры. Он улыбнулся и ответил: «Я граф Сен—Жермен!»

Многие великие умы интересовались им, его загадочной личностью и не менее таинственной жизнью. Наполеон III, например, приказал министру полиции собрать все материалы, касающиеся графа. Секретные агенты подготовили обширное досье, обшарив весь белый свет. Но это досье совершенно непостижимым образом исчезло из запертого на секретные замки сейфа. Граф и после смерти тщательно оберегал свои тайны.

Многие называли его «шпионом», даже кавалер Казанова и это вполне возможно, ведь Сен—Жермену были известны многие государственные секреты.

Так или иначе, этот человек неординарен: он превосходно разбирался в науках, владел химией, алхимией, обладал даром пророка. Он был словно бы «человеком вне родины». Неким космическим посланцем, что в свете последних событий отнюдь не химера!

Никто не знает, кем же был этот человек—загадка, великолепный и непостижимый Сен—Жермен.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.